1.1. Жестокость и ее следствия
1.1. Жестокость и ее следствия
История человечества — вечные войны и жестокости, рост преступности в «цивилизованных» странах — внушает мысль, что агрессивность, эгоизм и хищность — природные неискоренимые свойства человечества в целом. Об этом неустанно твердит додарвиновский и последарвиновский социал-дарвинизм. Уйдя в глубь веков, можно было бы вспомнить страшную братоубийственную войну за власть Меровингов, султанов-османов, сыновей монгольских завоевателей, историю возвышения Ауренгзеба, историю завоевания Индии, Африки и обеих Америк. Но, перебирая эти бесчисленные примеры, нужно иметь в виду саморазрушительность подобных систем в результате обратных связей, их неизбежный, хотя часто очень медленный, распад. Ярким примером является история Греции, Египта, Римской империи. Что происходило в античное время с прямыми и обратными связями?
Мириады рабов и нищих, не скрепленных узами общинного режима, потеряли всякую охоту стоять за прочность целого, которое не обеспечивало им даже того минимума благосостояния и справедливости, какой давала закрепощенная персидская община. Но античные цивилизации пали. «Пали, благодаря своей организации собственности, равно пагубной как в социальном, так и в нравственном отношении, пали вследствие торжества эгоизма над альтруизмом» (Летурно Ш., 1889). Но... «всеобщее обеднение, регресс торговли, ремесел, искусств, уменьшение народонаселения, упадок городов, возвращение земледелия к низшей ступени развития — таковы были конечные результаты мирового владычества римлян» (Энгельс Ф., 1976).
Зверства ассирийцев, вавилонян, монголов, татар, турок — это не «случайные» эпизоды в истории человечества. Уничтожение Карфагена, Иерусалима, массовое обращение в рабство большей части населения бассейна Средиземного моря, зверские подавления восстаний рабов, войны конца Римской республики, обезземеливание крестьянства Италии, войны Рима с восставшими италиками, галльские и гражданские войны Цезаря, войны триумвирата, безумства Нерона, Каракаллы, Гелиогабала, войны Византии, ослепление 30 000 пленных болгар императором Василием Болгаробойцем — цепь нескончаемых жестокостей; великое переселение народов — океан зверств. Дикие жестокости средневековья, борьбы с ересью, реформации и контрреформации. И все это несло в себе зерна саморазрушения, все это создавало лишь системы, фатально обреченные на гибель.
В 1492 г. королевская чета — Фердинанд Кастильский и Изабелла Арагонская — изгнали евреев из Испании, конфисковав их имущество, за что, собственно, и получили приставку «Католик», «Католическая». Затем были изгнаны мориски. Впоследствии Изабелла писала Папе Римскому: «Я причинила много несчастий стране, я обезлюдила города, провинции, но все это я делала и делаю единственно из чистейшей любви к Христу и Его Св. Матери». При Карле V, их внуке и преемнике, началось повальное истребление язычников в Америке (Мексика, Перу). Сокровища потекли в страну. Его сын, Филипп II, вел бесконечные войны по всей Европе, борясь с ересью. Численность населения Испании снизилась с 10 млн. до 8 млн., и она быстро вышла из ряда великих держав. То же произошло и с Португалией.
«По расчету Камерона, работорговля обходится Африке в 500 000 жертв ежегодно. Для прошлых столетий, когда европейцы предавались этому промыслу без малейшего стеснения, цифру эту, вероятно, можно удвоить.
Считается, что европейцы вывезли из Африки 50 миллионов рабов. Если принять на каждого вывезенного раба троих убитых (а это очень скромно, если принять в расчет, какая масса народа гибнет при добывании рабов, на месте действия и на пути к центрам работерговли), то на долю европейцев придется полтораста миллионов душ — солидная гекатомба» (Энгельгардт М. А., 1899, с. 164).
«...В Австралии, Меланезии, Полинезии система истребления дикарей применялась так же усердно, как и в других частях света. В Тасмании истреблено все население, в Австралии 90 % (в Виктории считалось в начале столетия 9 000 дикарей, теперь осталось 800 душ); на Марианских островах из 300 000 населения осталось тысячи три (1 %), на Таити из 240 000 (в 1774 г.) — 7 000 в 1857 г. (3 %), на Сандвичевых из 440 000 (в 1769 г.) — 44 000 (в 1877), в Новой Зеландии из 400 000 (в 1761 г. ) — 30 000 (в 1877 г.)...» (там же, с. 166).
«...Из 10 000 000 индейцев в XVII стол, (приблизительная цифра) осталось всего 244 000 (в 1890 г.)» (там же, с. 160). «Недорого ценился человек и в Европе. Зверства инквизиции в Испании и Нидерландах общеизвестны. Но что происходило в мирной Англии? При Генрихе VIII, например, повешено 38 000 нищих» (там же, с. 55).
«П. Левассер (Levasseur P. E., 1894) насчитывает в XII столетии 20 голодовок, охватывавших более или менее значительную часть Европы и тянувшихся часто по нескольку лет, и приводит выдержки из тогдашних хроникеров, изображавших последствия этих голодовок: люди питались травой и кореньями, ели нечистых животных, гадов и ящериц, убивали и пожирали путников, заманивали и съедали людей» (там же, с. 47). Можно вспомнить междоусобные войны европейских феодалов, Тридцатилетнюю войну в Германии, в ходе которой ее население с 16 млн. сократилось до 4, истребление краснокожих в Северной, Центральной и Южной Америке — с единственным островком — государством иезуитов в Парагвае, где только и могли спокойно существовать порабощенные индейцы, и после этого довериться этологу К. Лоренцу (Lorenz К., 1969, с. 239): «...имеются данные, что первые изобретатели каменных орудий — австралийские австралопитеки — использовали это новое оружие не только для охоты за дичью, но и для убийства себе подобных». «Пекинский человек, Прометей, научившийся поддерживать огонь, поджаривал на нем своих собратьев: рядом с первыми следами постоянного использования огня лежат изуродованные и обожженные кости самого пекинского человека» (хотя неизвестно, не было ли сожжение просто способом удаления трупов соплеменников).
Еще лучше высказался Р. Ардри (Ardrey R., 1970, с. 202-203): «Перепачканные кровью и убийствами архивы человеческой истории, от древнейших египетских и шумерских отчетов до самых новых жестокостей второй мировой войны, соответствуют раннему универсальному каннибализму с практикой заклания в жертву животных и людей или их заменителей. При религиозных обрядах и с вселенским скальпированием, охотой за черепами, калечением, увечением и некрофилией это устанавливает существование общего кровожадного знаменателя, хищнических обычаев, эту каинову печать, которая по пище отделяет человека от его человекообразных родичей и гораздо теснее роднит его с самыми убийственными из плотоядных животных».
Хотя антропологи во главе с А. Монтегю (Montegue A., 1968) камня на камне не оставили от аргументации Лоренца, Дарта и Ардри, вопрос об этической природе человека, по-видимому, не для всех решается однозначно, и надо внимательно проследить за эволюцией человека. Казалось бы, представление о зверино-эгоистической природе человека опирается не только на историю, но и на дарвиновскую теорию естественного отбора: все неспособные к самосохранению должны вымирать, уступая место тем, кто любой ценой, любыми средствами побеждает и уничтожает врагов и соперников.
Самец сиамской бойцовой рыбки насмерть дерется с соперниками, и один из них обязательно гибнет. Стаи птиц и стада обезьян сражаются за свои территории с соплеменниками, в стае обезьян быстро устанавливается иерархия господства, у многих животных наблюдается так называемый территориальный императив; среди кур также быстро устанавливается иерархия клевания. К. Уотс и А. Стоке (Watts С. R., Stocks A. W., 1971) изучали сообщества диких индюшек в одном техасском заповеднике и обнаружили в нем такую строгую стратификацию самцов по иерархической лестнице, что большинство из них вообще не имело сексуальных контактов. Молодые самцы, клюя и ударяя друг друга крыльями, дерутся друг с другом целыми часами, до полного изнеможения, и сексуальный ранг самца определяется в первый же год пожизненно. Из 170 самцов, находившихся под наблюдением, лишь 6 «заслужили» право спариваться с самками, и на долю каждого из них приходилось в среднем 59 копуляций. Если корм не добывается с бою, не приносится, самец не является кормильцем, развивается полигамия, и владельцем гарема становится единичный самец; отбор нацеливается на бойцовые качества самца, сумевшего победить остальных, они вступают в яростные бои за гарем, у этих видов птиц самцы пестро окрашены, именно на них отвлекается нападение хищников.
Что касается человека, то даже в странах и у народов с вполне легализованным многоженством оно на практике осуществлялось относительно небольшой группой населения; за всю его историю, кажется, нет ни одной нации, которая, возведя многоженство в общенародное правило, смогла бы длительно удержаться на достигнутой высоте.
Скорее можно припомнить другой факт: зулусские короли долгие годы держали своих воинов в изоляции от женщин и в безбрачии, чтобы надежно использовать их в качестве солдат-насильников и создавать таким образом свои грабительские империи. Однако эти системы оказались очень нестабильными. В самом деле, гаремные порядки уже очень рано привели к тому, что туркам-османам пришлось опираться на христианских детей, уведенных в плен, обращенных в мусульманство и превращенных в воинов-профессионалов. Разумеется, очень скоро, как прежде преторианцы для римских императоров, янычары стали более опасными для султана, чем для внешнего врага. Чересчур профессионализированный солдат (не говоря уже о генералах), лишенный этических установок, легко превращается в перманентного агрессора, и некоторого рода паранойяльность в такой же мере становится профессиональной болезнью этих людей, как мания величия,и мания преследования у тиранов.
Инстинкты господства и зверства возбуждались у людей почти всех времен и народов.
А. Кейт (Keith A., 1950) в этюдах об эволюции человека пишет: «Нужно признать, что условия, вызывающие войну, — разделение животных на социальные группы, "право" каждой группы на ее собственную территорию и развитие комплекса враждебности, направленного на защиту этой территории, появились на земле задолго до появления человека».
Согласно многим социал-дарвинистическим теориям, человек неискоренимо несет в себе все это закрепленное в генах психическое наследство — страсть к господству, собственности, оружию, убийствам и войнам.
Если представить себе существование диких животных только как борьбу всех против вся, то естественный отбор среди них действительно должен вести к усилению хищнических инстинктов. Если такой же характер имел естественный отбор в ходе формирования человечества, то неизбежен вывод, по которому все этические начала в человеке порождены лишь воспитанием, религией, верой, убеждением извне, т. е. являются особенностями, целиком приобретенными в ходе его индивидуального развития и поэтому ненаследственными. Поэтому вспышки массовой жестокости — это явление неизбежное, это возврат к животным инстинктам, к первобытным, звериным, из века в век подавляемым, но естественным наследственным свойствам. Действительно, с точки зрения здравого смысла и обычного представления о естественном отборе господствующим инстинктом является инстинкт самосохранения, стремления к личной выгоде, к личному благополучию любыми средствами. Это стремление к личной выгоде в обществе поэтому стеснено лишь разумом, диктующим такую осторожность и такие нормы лицемерного поведения, которые позволили бы обойти карающий закон или избежать опасной вражды. Отсюда все поступки, направленные на личную выгоду, к личному обогащению, к порабощению окружающих, но совершаемые в нераскрываемой тайне, естественны, а человека удерживает от их совершения только страх и навязанные воспитанием навыки. Эта логическая теория, выводящая все поведение человека из его созданного отбором абсолютного эгоизма, подкупает своей простотой и логичностью. Действительно, по Гексли «так называемая доброта или добродетель заключается в поведении, абсолютно противоположном тому, которое приводит к успеху в космической борьбе за существование».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.