ПСИХОЛОГИЯ КАК НАУКА [ 41 ]

ПСИХОЛОГИЯ КАК НАУКА[ 41 ]

Самое важное и даже неспоримое давнее приобретение психологии как науки есть установление факта связи субъективных явлений — ассоциация слов, как самое как самое очевидное явление, а за нею и связь мыслей, чувств и импульсов к действию. Поэтому не может не представляться странным обстоятельство, что в новейшее время эта научная заслуга психологии обесценивается или значительно умаляется новыми модными течениями в психологии — гештальтическою психологиею. Факт ассоциации, как он установлен психологиею, тем более приобретает в его важности, что совершенно совпадает с физиологическим фактом связи, проторением пути между различными пунктами коры полушарий, и таким образом представляет фундаментальный случай, момент соприкосновения, вернее сказать, слития, отожествления психического с соматическим, субъективного с объективным. А это огромное событие в истории человеческой мысли, в горизонте единого точного человеческого знания.

Позиция гештальтической психологии есть явное недоразумение. То, что в ней верно, — давняя старая истина. Едва ли между психологами-ассоцианистами были такие, которые представляли себе мир субъективных явлений, бесконечно связывающихся меж собой явлений его, как мешок с яблоками, огурцами и картофелинами, лежащими в нем, без взаимодействия их друг на друга (да и в этом случае не исключается объединение их, например, хоть через запах). Знали же психологи-ассоцианисты (а их называют иногда психологами-химиками), что только три элемента: кислород, водород и углерод, — связываясь между собой разнообразнейшим образом, дают существование бесчисленным отдельным системам в виде отдельных веществ, каждое со своеобразными свойствами. А ведь выделение элементов и их разнообразное синтезирование и дают химику возможность все более и более разобраться в строении нашей планеты как огромного целого, а животный организм до нас включительно тоже ведь целое, тесно связанное, и не идет ли изучение его прежде всего и главнейшим образом благодаря разложению на большие или меньшие единицы с последовательным перемежающимся сложением этих единиц?! Почему же продукт высшего животного организма — явления нашего субъективного мира должны изучаться другим приемом, не допуская разложения, исключая анализ? А потому новое в гештальтической психологии, ее резкая оппозиция ассоцианизму, есть очевидный научный грех. Незаконный успех этой психологии среди современных психологов можно понять только так, что среди них дает все еще себя знать дуализм в виде анимизма, т. е. понятия о своеобразной субстанции, противополагающейся остальной природе и обязывающей исследующую мысль держаться в отношении ее иначе, чем в отношении материальных явлений. И в психологии нет другого пути к истинно научному обладанию ее материалом, как через анализ. Доказательство этого представляет ход физиологического изучения того объективного явления, которое отвечает ассоциации психологов.

Как, при каких условиях происходит связывание работы одной клетки коры полушарий с работой других? Условие одно — совпадение во времени работы обеих клеток. Оно, это связывание, обнаруживается при различных случаях, в различных формах поведения высших животных. Если два раздражения, например, какое-нибудь зрительное И- какое-нибудь звуковое, совпадают во времени несколько раз в действии на животное, между воспринимающими клетками их протаривается более легкий, специальный путь, клетки связываются друг с другом, т. е. образуют до некоторой степени отдельную систему, некоторую единицу, так что раздражительный процесс легко и постоянно переходит из одной клетки в другую туда и обратно. Это очевидно в следующем опыте над собакой (исследование д-ров Н. А. Подкопаева и И. О. Нарбутовича). У животного зрительный раздражитель перед ним, звуковой позади. Когда раздражители применяются врозь, на каждый из них происходит соответствующая ориентировочная (исследовательская) реакция: в зрительный раздражитель животное вглядывается, фиксирует его, на звуковое оборачивается назад. Когда раздражители повторялись таким образом несколько раз, то животное, получившее зрительное раздражение, не только взглядывает на него вперед, но затем оборачивается и назад, и наоборот. Следовательно, деятельность клеток объединилась. Еще более убедительные доказательства этого вывода в связи с некоторыми важными деталями опыта будут приведены сейчас же ниже.

Перед нами только факт связывания работы двух клеток как бы без дальнейшего жизненного значения. Но идем дальше.

Условные рефлексы есть другой очевидный случай связывания деятельности разных клеток. Здесь жизненное значение связи бросается в глаза. Существенный характер этих связей есть временность. Благодаря им животное по внешним, случайным, меняющимся признакам находит в окружающей среде чаще и более скоро то, что ему нужно для сохранения себя и вида, и избегает заблаговременно и более точно того, что угрожает ему и виду.

Условные рефлексы были использованы и в работе Подкопаева и Нарбутовича для большей доказательности выводов из их опытов. Когда связь зрительного раздражителя с звуковым осуществилась, один раздражитель был связан с оборонительным безусловным рефлексом. Тогда другой раздражитель сразу, без специальной практики, произвел ту же оборонительную деятельность. Очевидно, это раздражение перешло в клетку другого связанного с ним раздражителя и отсюда в клетку безусловного раздражителя.

Огромный, фундаментальной важности случай, впервые систематически исследованный Торндайком, состоит в открывании животным ящиков, в которых животные были заключены и из которых они стремились выйти или ради свободы, или для получения пищи, лежавшей вне ящика. Дело сводилось к массе разнообразных движений животного, которые, наконец, вели к открытию двери, причем специальное движение, достигавшее цель, производилось животным все скорее и точнее при повторении опыта. Это значило, очевидно, что приобреталось знание связи материальных предметов окружающей среды, а с ним и власть над ними.

В опытах с условными раздражителями животное определяет отношение отдельных предметов окружающей среды к себе. В опытах Торндайка животное знакомится с отношением внешних вещей между собой, с их связями. Следовательно, это есть знание окружающего мира. Это — эмбрион, зародыш науки. И добывание этого знания совершается тем же методом, каким накопляется постоянно и материал современного естествознания, т. е. методом проб и ошибок. Этим же методом всего человечества (а не специалистов) собран и собирается и весь грандиозный так называемый человеческий эмпиризм. Разница между ним и наукой и в том, что в науке район проб, опытов и ошибок все более и более суживается, так как новое ищется, опираясь на старое. Итак, каждая новая ассоциация, касающаяся отношений внешних вещей, есть прибавление знания, а пользование этим знанием есть то, что называется пониманием. Невозможно представить себе иначе понимание чего-нибудь. Как можно понимать что-нибудь не зная, не имея разных ассоциаций, т. е. связей внешних предметов!

Теперь дальнейший важный вопрос: что значит, какое имеет значение подкрепление в условных рефлексах и те или иные импульсы, применяемые в опытах Торндайка? Очевидно, в этих двух рядах опытов положение вещей в значительной степени стоит различно. При условных рефлексах, с одной стороны, дело идет о соединении в коре пунктов применяемых внешних раздражителей с пунктами коркового представительства соответствующего безусловного рефлекса эмоции, т. е. об образовании определенной ассоциации, с другой же стороны — о возбуждении, поддерживающем деятельное состояние коры полушарий данною эмоциею, о высоком или достаточном тонусе коры.

В опытах Торндайка соединяются определенные кинестетические тактильные и зрительные раздражения от известных внешних предметов и их положения с другими, тоже определенными зрительными, а может быть, и вместе с кинестетическими раздражениями от тех же или других внешних предметов. Инстинкты же, эмоции, играют отдельную роль, являясь возбудителями двигательной деятельности животного, то, часто, хаотической (это только в самом начале ориентировки животного в окружающей среде непосредственно после рождения), то, почти постоянно, направляемой до известной степени прежде образовавшимися ассоциациями, прежними знаниями. Таким образом, здесь образование ассоциации, с одной стороны, и поддерживание необходимой двигательной деятельности животного, а также и необходимого тонуса коры, с другой, отделены друг от друга, а в процедуре условных рефлексов они слиты. Что этот анализ правилен, доказывается деталями вышеприведенного опыта Подкопаева и Нарбутовича. Опыты с ассоциацией двух индифферентных раздражителей при их совпадении во времени ставились на животных несколько раз, но безуспешно.

При этом можно было заметить, что при повторении их быстро наступает индифферентное отношение к ним животного (угасание ориентировочного рефлекса). Поэтому в новых опытах с той же задачей была поставлена цель поддерживать в животных ориентировочные рефлексы на применяемые раздражители возможно большее время, чтобы успела образоваться связь раздражителей при еще деятельном состоянии коры.

Ради этого один [раздражитель] был тон, но постоянно слегка меняющийся, т. е. вызывающий на новизну ориентировочный рефлекс, а другой — бесшумно двигающийся предмет, так как движение вообще представляет собой физиологически более длительно действующий раздражитель и тогда только образовывается ассоциация. [1933 г.]

Данный текст является ознакомительным фрагментом.