Детские забавы — взрослые дела

Детские забавы — взрослые дела

Как и у людей, детство и юность животных не вечны, и за порогом ювенильного периода начинается жизнь «всерьез». Взрослые животные, как правило, не играют, если не считать игр родителей с детенышами или игр домашних животных. Иногда, правда, наблюдаются и игры диких взрослых животных (без детенышей). Но это случается почти всегда в необычных условиях, особенно в неволе, и тогда это не подлинные игры, а компенсаторные действия типа смещения активности или даже симптомы патологии поведения, порождаемые неестественными условиями жизни. Что же касается домашних животных, то их поведение формировал на протяжении тысячелетий человек в соответствии со своими потребностями и продолжает это делать и поныне. Непрестанно общаясь с людьми, которые взяли на себя заботы об обеспечении их жизненных нужд, домашние животные, естественно, охотно играют с ними и будучи уже взрослыми.

Если исключить все эти случаи, то у взрослых диких высших позвоночных игры встречаются редко. Мы обозначили такие игры как «персистентные игры». Они непосредственно связаны с играми молодых животных и содержат те же компоненты, что и последние. Но все же персистентные игры характерны не для старых животных, а для молодых половозрелых особей.

По нашим данным, резкий спад манипуляционной активности наблюдается у взрослых особей как раз тех видов животных, у которых эта активность наиболее выражена, а именно у обезьян. Даже в условиях клеточного содержания, когда обезьяны буквально томятся от скуки! У изученных нами макаков и павианов старше 3,5–5 лет не только прекращаются интенсивные манипуляционные игры, но и вообще угасает интерес к несъедобным объектам. Сохраняются лишь наиболее простые формы обращения с предметами, а наиболее сложные формы исчезают из повседневного поведения этих животных. Одновременно резко, в 10–15 раз и больше, сокращается длительность манипулирования и число контактов с биологически бесполезными объектами. Например, молодые павианы могли непрерывно манипулировать небольшими железными проволочками в среднем 14 мин, а иногда до 20–25 мин и больше. Они проделывали за это время с предметами сотни движений, подчас даже более 1,5–2 тысяч (!). Взрослые же павианы манипулировали такими предметами, как правило, не дольше одной минуты, а чаще всего — нескольких секунд. Возьмет такая обезьяна проволочку, повертит ее в руках, посмотрит, понюхает, полижет, иногда потрет раз-другой об пол клетки и бросит ее. (Исключение составляют лишь необычные новые объекты, которые и взрослые особи подвергают интенсивному обследованию.) В еще большей степени этот спад обнаруживается у взрослых обезьян, живущих в близких к естественным условиям вольерного содержания.

Аналогично обстоит дело и у других млекопитающих. Это и понятно, ибо игровая активность не самостоятельная категория поведения, а, как было показано, развивающееся на ювенильном этапе онтогенеза поведение взрослого животного. Игры животных превращаются в формы взрослого поведения, игровые движения — в компоненты двигательного репертуара взрослой особи, а тем самым они теряют свой игровой характер. Взрослым животным, у которых этот процесс ювенильного формирования, упражнения и совершенствования первичных элементов поведения достиг своего завершения, уже не нужно тратить времени на игровую «возню».

Но вернемся еще раз к светлой поре детства и к тому, с чего начался наш рассказ — к сопоставлению игр животных и детей.

Мы постарались показать, что эти игры в корне, качественно отличаются друг от друга и что эти различия относятся прежде всего к содержанию их поведения. Однако, как отмечалось, существует и много сходного в играх животных и детей, особенно в форме их выполнения. Ведь и у молодых животных игры выполняются с замещающими предметами — аналогами детских игрушек, и у детенышей, и у детей существуют «ролевые» и «престижные» игры, проигрываются те или иные функции и эпизоды будущей взрослой жизни. Происходит ранжирование, выделяются инициаторы и последователи, ведущие и ведомые, т. е. устанавливаются определенные отношения между игровыми партнерами и т. д. И всегда в обоих случаях накапливается некий необходимый для предстоящей взрослой жизни опыт, приобретаются навыки и умения.

Хотя мы здесь имеем дело лишь с чисто внешним сходством, сходство это, однако, не случайное. Оно — проявление общности нашего происхождения и становится вполне понятным, если исходить из того, что игры животных представляют собой развивающуюся психическую деятельность. В этом качестве игра одинаково необходима и высшим животным, и человеку. Черты сходства — свидетельства того, что игра — ценнейший дар наших самых далеких животных предков. Принципиально новая сущность, качественно новое содержание детской игры — результат общественно-исторического развития, пройденного человечеством.

О значении детской игры распространяться не приходится. Никто не сможет стать нормальным взрослым, не поиграв в детстве с предметами — игрушками, замещающими предметный мир взрослых, равно как друзья по играм должны были выполнять взрослые роли. Не могло быть Маугли, каким его изобразил Киплинг и каким он показан в превосходном советском мультфильме, этот мальчик мог достигнуть определенного физического и психического развития в рамках игр волчат. Но, чтобы стать полноценным юношей, всесторонне развитой личностью, он должен был все эти годы играть в обществе людей с детьми и с предметами человеческого обихода, овладевать (вспомним опять А.Н. Леонтьева) «широким миром человеческих предметов», человеческим отношением к предметам и человеческими действиями с ними! Факты о подлинных «диких детях» — существах всегда жалких, убогих, глубоко ущербных — полностью подтверждают это.

Детские игры всегда светлые, радостно-возбужденные, а то и празднично-веселые. В них много выдумки, юмора и доброты, много созидательного и, конечно, как по-своему и у животных, поучительного. Но такие ребячьи «забавы», в которых проступает тупость, стремление к злобному разрушению, жестокость, агрессивность, — это не игры, а их извращение, это патология игры, следствие ошибок воспитания и дурных воздействий.

Среди идеологов империализма, защитников империалистической агрессии стало модным приписывать человеку некую изначальную, присущую его природе, врожденную, а следовательно, роковую агрессивность, якобы унаследованную от животных и проявляющуюся уже в детском возрасте, в частности в агрессивных «играх». Это клевета, попытка возвести напраслину и на детей, и на животных. Вспомним, как обстоит дело с игровой борьбой у последних. Ведь агрессивности, т. е. враждебности, ненависти, там нет и в помине! Еще в конце 50-х годов видный американский исследователь поведения животных Дж.П. Скотт убедительно показал, что агрессивность вообще не является каким-то роковым инстинктом, а представляет собой проявление неблагоприятных внешних воздействий, дезорганизующих сообщество животных.

Другое дело — здоровый дух соперничества в соревнованиях, товарищеских состязаниях, спортивной борьбе. Нечто подобное (хотя и не тождественное) мы действительно видели и в играх животных… Или взять деструктивные исследовательские игры детей с их огромным познавательным значением («что там внутри?», «как это устроено?») — как тут не вспомнить манипуляционные игры высшего типа у детенышей обезьян?

Случаи истязаний животных детьми, к сожалению, не так уж редки, с ними надо решительно бороться. Главное и самое действенное средство — совместные игры детей и животных, к которым относится все то, что говорилось выше о совместных играх животных, но с поправкой на участие детей. Вообще же трудно переоценить образовательно-воспитательное значение таких игр: дети развивают и физические и умственные свои способности, многое узнают они о своем игровом партнере, да и не только о нем. И конечно, это источник огромной радости… Формируется правильное отношение к живой природе — разумное и положительно-эмоционально направленное. В совместных с животными играх развиваются формы общения, взаимопонимания, ребенок приобретает настоящего друга и одновременно сам научается быть отзывчивым. Закладываются основы подлинно гуманного отношения не только к животным, но и к людям! Не случайно современного человека называют не только homo sapiens — человек разумный, но также homo ludens — человек играющий!

Игра — это жизнерадостность и жизнеутверждение, а совместные игры тем более. Это одно из самых чудесных проявлений жизни. Так дадим же всласть поиграть им — и детям, и животным!