Сомнительная бухгалтерия

Сомнительная бухгалтерия

Искажающий эффект взаимного альтруизма действует вне обычной веры в нашу собственную честность. Его можно заметить в наших искажённых системах "социальной бухгалтерии". Центральным феноменом взаимного альтруизма является контроль обменов — кому должны вы, кто должен вам и сколько должен. С генетической точки зрения, контролировать обе стороны этого гроссбуха с равным усердием было бы глупо. Если в итоге вы получаете слегка больше, чем даёте, то это даже лучше. Но если вы даёте больше, чем получаете, даже совсем немного, то раз за разом вы наращиваете свои потери.

То, что люди лучше помнят то, что должны им, чем то, что должны они, — вряд ли яркая новость в стане поведенческих наук. Это известно так давно и настолько очевидно, что 150 лет назад послужило невысказанным базисом для небольшой шутки Дарвина, сказанной его сестре Каролин. В письме с «Бигля» он написал про человека, который "в одном из писем Лорду Байрону сказал, что он так изменился после болезни, что его старейшие кредиторы не узнали бы его". У самого Дарвина были некоторые долги в колледже, и один биограф писал, что он "чувствовал себя весьма скверно при мысли об этих долгах и упоминание его расточительности в будущем, кажется, сокращало их вполовину".

Дарвин помнил долги интеллектуального вида тоже выборочно. В молодости он читал сочинения своего деда Эразма об эволюции. Они содержат высказывания, которые поразительно предвосхищали понятие полового отбора, варианта естественного отбора, сделавшего мужчин настолько боевыми: "Глубинная причина этого соперничества самцов в том, что только самый сильный и наиболее активный из них должен распространять вид, и это должно его улучшить". Тем не менее, когда Дарвин включил в третье издание «Происхождения» вступительный набросок интеллектуальных предшественников, он упомянул своего деда в сноске как предвестника Ламарка. В своей автобиографии Дарвин говорил о Зоономии Эразма довольно пренебрежительно, хотя эта книга, судя по вышеупомянутой цитате, возможно посеяла в голове Дарвина хорошие семена не только эволюционизма, но и теории естественного отбора. Это было безопасной ставкой. Обычно бдительная совесть Дарвина не позволила бы ему сознательно учинить такую короткую расправу своему собственному деду.

Дарвин не был небрежен в предоставлении интеллектуальных кредитов вообще. Он был небрежен выборочно. Как написал один биограф, "хотя благородным Дарвин всегда был к тем, чьи эмпирические наблюдения он находил полезными, он был признателен только тем, чьи идеи повлияли на него". Полезная схема поведения. Дарвин расточал кредиты на счета исследователей незначительных деталей, принижая немногих предшественников, могущих быть даже отдалёнными соперниками за его корону; он таким образом поддержал многих молодых, растущих учёных, рискуя обидеть главным образом старых и умерших. В целом, довольно уместная формула высокого статуса. (Разумеется, сама формула — "не кредитуй людей, предвещавших твою теорию" — не прописана в генах. Однако туда вполне может быть встроена тенденция воздерживаться от дарения бонусов, повышающих статус людей, чей статус угрожает собственному).

Эгоцентричный перекос баланса наблюдается везде, от мельчайших случаев до эпических событий. Войны рутинно отличаются глубоким и уверенным чувством обиды с обеих сторон и веской верой в вину врага. Ближайшие соседи, даже хорошие друзья, могут питать сопоставимую уверенность в своих отличающихся исторических записях. Этот факт может потеряться в некоторых слоях современного общества, где блеск сердечности охватывает повседневную жизнь. Но есть все резоны полагать, что на протяжении истории и предыстории взаимный альтруизм возбуждал повседневную напряжённость, неявную или явную торговлю. Бронислав Малиновский сделал наблюдение, насколько жители островов Trobriand выглядели поглощёнными дарением подарков и были "склонны хвастаться своими подарками, которыми они полностью удовлетворены, когда обсуждали их ценность и даже спорили, что они превосходят те, что они сами получают".

Существовала ли когда-либо культура, в которой люди не были бы регулярно не согласны насчёт товара на рынке, насчёт жалования на работе, насчёт территориальных различий, насчёт того, чей ребёнок чьего обидел? Итоги этих споров могут иметь реальные последствия. Сами по себе они редко затрагивают вопросы жизни и смерти, (но, как правило, материальное благосостояние), однако в ходе человеческой эволюции маленький ломтик материального благосостояния мог временами быть границей между жизнью и смертью, между благосклонностью и неблагосклонностью кандидата в супруги, между тремя выжившими детьми и двумя. Так что есть причины подозревать наличие врождённых оснований для перекоса социальной бухгалтерии. Этот перекос выглядит универсальным и похожим на интуитивно естественный результат теории взаимного альтруизма.

Однако если посмотреть на ситуацию не только своей интуицией, она становится менее понятной. В компьютере Аксельрода, ключ к успеху стратегии "ТО ЗА ТО" заключался в том, что она и не пыталась взять верх над соседями; она всегда соглашалась лишь на строго равный обмен. Существа, которым было трудно этим удовлетвориться — существа, которые пробовали «обманывать» и получать больше, чем они отдавали — постепенно вымирали. Если эволюция так наказывает жадин, почему люди выглядят подсознательно склонными давать немного меньше, чем получают?

Для начала нужно уяснить, что получать больше, чем вы даёте — это ещё не вполне «обман». Жизнь в компьютере Акселрода была бинарной, реализующей набор из двух сущностей жизни: или вы сотрудничаете, или нет; либо вы честны, либо вы — мошенник. Реальная жизнь градуируется не столь грубо. Поскольку выгоды ненулевой суммы обильны, постольку слегка неравные обмены могут иметь смысл для обоих людей. Если вы оказываете сорок девять единиц пользы вашему другу и получаете взамен пятьдесят одну, то дружба, вероятно, всё ещё имеет ценность для вашего друга. На деле вы не «обманывали» его. Да, вы получили больше его, но не настолько больше, чтобы он предпочёл не иметь с вами дел.

Так что в теории возможно быть немного более скаредным, чем ТО ЗА ТО, без реального обмана и таким образом без риска получить болезненное возмездие. Этот вид скаредности, закреплённый естественным отбором, мог бы нормально принимать форму теневой бухгалтерии — глубокое чувство справедливости, слегка предвзятое в свою пользу.

Почему так важно, чтобы эта предвзятость была неосознанной? Ключ, возможно, находится в книге под названием "Стратегия конфликта", написанной экономистом и специалистом в теории игр Томасом Шеллингом. Глава под названием "Очерк о торге" не касается эволюции, но вполне может быть приложима к ней. В ней Шеллинг отметил иронию: в игре с ненулевой суммой "способность ограничить противника может зависеть от способности сдержать себя". Классический пример — игра с ненулевой суммой в «цыплёнка». Два автомобиля движутся навстречу друг другу. Водитель, который первым отвернёт, теряет игру, ну, и вместе с этим — некоторый статус среди товарищей. С другой стороны, если никто не отворачивает, теряют оба и гораздо больше. Что делать? Шеллинг предлагает выставить ваше рулевое колесо в окно так, чтобы его полностью видел другой водитель. После этого другому водителю не остаётся другого выхода, кроме как отвернуть, поскольку очевидно, что вы, безусловно, останетесь на этом курсе.

Та же самая логика содержится в более обыденных ситуациях, например, покупке автомобиля. Существует диапазон цен, в пределах которого сделка имеет смысл и для покупателя и продавца. Однако в пределах этого диапазона интересы расходятся: покупатель предпочитает низший предел, продавец — высший. Путь к успеху, говорит Шеллинг, по существу тот же, что и в игре в цыплёнка: будьте первым, убедившим другую сторону в вашей твёрдости. Если дилер верит, что Вы уходите совсем, он сдастся. Но если дилер наносит превентивный удар и говорит: "Я абсолютно не могу согласиться на меньшее чем X", — и чувствуется, что его гордость не позволит ему позже проглотить эти слова, тогда он побеждает. Ключ, сказал Шеллинг, в том, чтобы делать "добровольную, но необратимую жертву свободе выбора" и быть первым, сделавшим это.[85]

В нашем случае нужно исключить слово «добровольную». Базовая логика может быть отключена от сознания, чтобы заставить жертву казаться истинно «необратимой». Ну, может быть, не тогда, когда мы покупаем подержанный автомобиль. Автопродавцы, подобно спецам по теории игр, фактически думают о динамике торговли, сообразительные автопокупатели — тоже. Однако, повседневный торг — по помятым буферам автомобиля, по жалованью, по спорным территориям — часто начинается с состязания в крепкости фактической веры каждой из сторон. И такая вера, быстро достигаемая и чётко оформленная в горячее чувство нашей заслуженности, — кратчайший путь к нанесению превентивных ударов, рекомендованных Шеллингом. Интуитивная жёсткость наиболее убедительна.

Однако загадки остаются. Чрезвычайная жёсткость может быть пагубна. По мере распространения генов "теневой бухгалтерии" в популяции, теневые бухгалтера всё чаще и чаще сталкивались бы друг с другом. Сделка, в которую с обеих сторон вступают абсолютно неуступчивые участники, просто не может состояться. Кроме того, в реальной жизни не всегда можно знать границы жёсткости, потому что часто трудно предвидеть, какие условия другая сторона примет. Автопокупатель не знает, сколько автомобиль стоит для дилера или сколько других покупателей у него есть. А в менее структурированных ситуациях обмена выгодой с кем-то эти вычисления даже туманнее, потому что многие вещи менее измеримы. Следовательно, как это было в ходе эволюции, трудно понять точно диапазон допусков сделки, которые отвечают интересам другой стороны. Если вы начинаете торг, неотвратимо настаивая на условиях вне этого диапазона, вам придётся уйти ни с чем.

Идеальная стратегия, возможно, состоит в псевдожёсткости, в гибкой твёрдости. Вы начинаете диалог с решительного заявления о том, что вы заслуживаете. Однако вы всё же должны отступать, по крайней мере, до точки очевидной твёрдости другого человека. И какой вид доказательств может быть? Хм, очевидность… Если люди могут объяснить причины, лежащие в основе их убеждения, и причины выглядят реальными (и звучат искренне), то некоторое отступление будет уместным. Если они говорят о том, как много они сделали для вас в прошлом, и это правда, то вам нужно уступить этот пункт. Конечно, в той степени, в какой вы можете соотнести доказательства и убеждённость. И так далее.

То, что мы только что описали, есть динамика человеческого спора. Люди спорят точно так же. (Фактически, это словесные средства доказательства). Они часто не обращают внимания на то, что они делают, и почему. Они просто находятся постоянно в контакте со всеми факторами, поддерживающими их положение и часто напоминающими обо всех свидетельствах против этого. Дарвин написал в своей автобиографии про привычку, названную им "золотым правилом": нужно немедленно записывать любое наблюдение, которое выглядит противоречащим его теориями, "ибо я заметил из опыта, что такие факты и мысли гораздо более склонны улетучиться из памяти, чем благоприятствующие им". Причина, по которой видотипичный стиль спора человека настолько лёгок, в том, что к тому времени, когда спорящие приступают, спор уже по сути закончен. Роберт Триверс написал о периодических спорах, которые можно назвать "пересмотром контракта", которые часто являются частью близких отношений, как то дружба или брак. Он отметил, что спор "может выглядеть разразившимся далее спонтанно, с минимальным или вообще никаким предварительным анализом, тем не менее, мчит вперёд, как будто целых два тома информации уже лежали подготовленными, ожидая лишь вспышки гнева, чтобы показать себя".

Дело здесь в том, что человеческий мозг — в значительной степени механизм для побеждающих споров, механизм для убеждения других в том, что её владелец прав, и, таким образом, механизм для убеждения своего владельца — в том же самом. Мозг подобен хорошему адвокату — берётся защитить любой набор интересов и начинает убеждать мир в их моральной и логической ценности, независимо от того, имеет ли она фактически место. Как и адвокат, человеческий мозг хочет победы, а не правды, и, как у адвоката, эта победа чаще более отражает навык, чем для реальные достоинства.[86]

Задолго до того, как Триверс написал об эгоистичном использовании самообмана, социологи собрали подтверждающие данные. В одном эксперименте людям с твёрдыми убеждениями по социальным проблемам были предъявлены четыре аргумента — два «за» и два «против». На для каждой стороны эти аргументы были двух видов: а) весьма правдоподобный и б) неправдоподобный до нелепости. Люди оказались склонны помнить правдоподобные аргументы «за» и неправдоподобные аргументы «против» — всё, что подтверждает правильность их убеждений и глупость альтернативы.

Можно подумать, что, будучи рациональными существами, мы, в конечном счёте, станем с недоверием относиться к нашей странно долгой честности, если наша безошибочная ловкость сделает нас правыми в любой дискуссии по любому вопросу — о кредите, или деньгах, или манерах, или чём угодно ещё. Нет. Снова и снова — обсуждаем ли мы свою компетенцию, продвижение по службе, которое мы никак не получим, или какой автомобиль какого ударил — мы поражены слепоте людей, осмеливающихся предполагать, что нашему проступку нет оправдания.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.