Круг cедьмой. Сапожников, Шишкин, Крылов

Круг cедьмой. Сапожников, Шишкин, Крылов

Вот уже более ста лет российские ботаники развиваются практически в изоляции. Очень редкие из них могут работать, скажем, в Иране, изучая иранские полыни, а потом переехать в Южную Америку, чтобы посмотреть на заносные виды полыни в Южном полушарии. Хорошо, если удастся поработать несколько недель в крупнейших гербариях, но для полного представления необходимы полевые впечатления.

Мы привыкли гордиться своими необъятными просторами — одна шестая часть суши. Во «Флоре CССР» на этой территории описано более 19 тыс. видов растений, большая часть видов произрастает в Средней Азии и на Кавказе. Но если подумать, что высших растений на Земле 250 тысяч, то становится понятно, что наше флористическое богатство — только 8 % мирового флористического разнообразия. Можно ли стать глобальным ботаником на этом скромном зеленом поле? Мы привыкли к своим бореальным видам, и трудно поверить, что на юге Африки наши нежные травянистые молочаи становятся кустарниками и суккулентами, как кактусы, австралийская крапива — кустарник с почти смертельным ядом в жгучих волосках. Понимать систему родов, семейств можно только представляя все их разнообразие. Понимание таксонов во всем их морфологическом разнообразии — залог широты мышления и способности к обобщениям. В этом плане В. В. Сапожников был более подготовлен, чем остальные сибирские ботаники. Он имел возможность быть в Германии и сравнивать высокогорную растительность Альп и Алтая. Он путешествовал в составе экспедиции Переселенческого управления по Семиречью, подымаясь на вершины Джунгарского Алатау.

Как?то утвердилось что В. В. Сапожников учеников не оставил, частью это справедливо, поскольку весь фактический гербарный материал передавался в Ботанический музей, который курировал П. Н. Крылов. И там происходило окончательное образование молодых ботаников. И как-то забылось, что инвестором, финансирующим их путешествия, почти всегда был В. В. Сапожников. И среди «золотой» ботанической молодежи был и его ученик, а в последствии преемник Борис Константинович Шишкин.

Б. К. Шишкин родился в 1886 году в многодетной семье священника. Как и положено сыну священника, он поступил в духовную семинарию, но карьера духовного пастыря его не устраивала, и в 1906 году он поступает в Томский университет на медицинский факультет. И, конечно же, он тут же попал под обаяние В. В. Сапожникова. Профессор увлекал студентов своей страстной яркой речью, которая не оставляла равнодушных. Буквально недавно, в конце 2006 года, в университетской газете «Alma-mater» были опубликованы письма двадцатилетнего студента Николая Люберова своему приятелю, написанные осенью 1896 года, которые раскрывают живое впечатление об этих лекциях. «С  сентября лекции. Ты просишь сообщить об этом предмете подробнее. Постараюсь <…> Первые лекции были по ботанике. Читает профессор Сапожников. Хорошо, шельма, читает!.. В первые две лекции заливался как соловей, чего только не наговорил!.. И о будущей нашей деятельности — медиков-врачей; и об общем значении науки, и об основных законах в естествознании — вечности материи и вечности энергии. Слушали, понятно, с напряжением. Боялись пропустить хотя бы одно слово. Блестящая отделка речи,  увлекательность тона, умение заинтересовать — вот особенности лекций Ботаника. Впоследствии я всегда слушал со вниманием Сапожникова, хотя предмет его чтений — морфология растений — по временам был и не особенно интересен». В этом безыскусном отзыве рядового студента перечислены все достоинства В. В. Сапожникова. Профессор не только читал лекции, он проводил практические занятия, которые также проходили с блеском. Николай Либеров так о них писал своему приятелю: «Один раз были по ботанике практические занятия. Поместились мы в количестве 20 человек в ботанический кабинет; вокруг длинного стола с профессором посредине, причем профессор познакомился сначала с каждым из нас, а затем принялся объяснять устройство трех цветков: шалфея, табака и львиного зева. Объяснивши устройство этих трех цветков, он предложил проверить его объяснение, — сиречь, взрезать цветки, которые у нас были, — чем мы с величайшим усердием и занялись».

Под влиянием лекций Б. Шишкин хотел знать все растения, которые его окружали. Этому способствовала великолепная память, развитая в духовной семинарии. Ботаника как никакая наука требует запоминания большого объема образов, которые должны соотноситься с печатным диагнозом. Кроме того, она требует большого внимания при написании латинских названий, знания обширной ботанической литературы. Все свободное от учебы время он посвящал изучению гербария и был практически первым членом негласного ботанического кружка молодых ботаников, бескорыстно работающих в Гербарии.

После первого курса он принял участие в экспедиции П. П. Орлова — профессора Томского университета, занимающегося поиском радиоактивных элементов в Сибири. Исследования проводились в Хакасии, обследовалась радиоактивность озер и окрестностей рудников. Б. Шишкин проводил качественный и количественный состав воды озер Иткуль и Шира, а также изучал окрестную растительность и собирал гербарий. Его первая научная работа «Материалы к вопросу о химическом составе воды озер Шира, Иткуль и некоторых других озер» была удостоена золотой медали медицинского факультета. Полевые исследования, особенно ботанические, очень понравились молодому врачу, и на следующий год он вновь отправляется в путешествие. По рекомендации В. В. Сапожникова он сопровождает купца Г. П. Сафьянова по Урянхайскому краю (часть территории современной Тувы), а также югу Минусинского уезда. В зимний период с помощью П. Н. Крылова он определил собранные растения — оказалось 306 видов. Но он понимал, что собранный материал не отражает настоящего флористического богатства этой практически неизученной территории. На следующий год Б. Шишкин, опять же заручившись поддержкой Сапожникова, получает деньги от совета Томского университета и на три месяца отправляется в Урянхайский край для продолжения своих исследований. За два года список растений увеличился до 900 видов. Эта поездка навсегда определила дальнейшее ботаническое направление деятельности молодого врача. По результатам экспедиции Б. Шишкин подготовил к печати большую работу «Очерки Урянхайского края», которая была признана лучшей работой молодых ученых университета и удостоена премии профессора Селищева.

После окончания университета в 1911 году он был оставлен Сапожниковым на кафедре, где работал лаборантом. В том же году он с П. Н. Крыловым едет в экспедицию на Алтай. В следующие три года он участвует в качестве ботаника при экспедиции В. В. Сапожникова от Переселенческого управления, изучавшей природные условия Семиреченской области (в настоящих границах это огромная территория, включающая часть Восточного, Южного Казахстана и Киргизии). Два отчета были опубликованы в предварительных отчетах о ботанических исследованиях в Сибири и Туркестане, третий отчет, посвященный растительному покрову Зайсанской котловины, увидел свет в 1918 году в Томске. В этом отчете Б. К. Шишкин приводит 1265 видов. Осенью 1913 года случилось неслыханное — П. Н. Крылов решил уехать из Томска и по приглашению Петербургской академии наук переехал в Санкт-Петербург, где устроился в качестве младшего ботаника Ботанического музея.

По рекомендации В. В. Сапожникова хранителем ботанического музея Томского университета становится Б. Шишкин. В этой должности он был недолго, в августе 1914 года началась Первая мировая война, и молодого врача в 1915 году мобилизовали в армию. Ему посчастливилось, он попал на Кавказский фронт, где боевые действия велись на чужой территории и не слишком активно. Так невольно Б. К. Шишкин имел возможность познакомиться с богатейшей флорой Кавказа. И конечно же, он не мог не собирать растения. Более того, в 1916 году он приглашает своего учителя В. В. Сапожникова для проведения совместных ботанических исследований. Отчет об этой поездке напечатан в трудах Переселенческого управления.

Горная река

Революция 1917 года застает Шишкина в Тифлисе, он демобилизуется и поступает на работу в лабораторию С. Г. Навашина, крупнейшего русского ботаника, открывшего и изучившего двойное оплодотворение у цветковых растений. Занятия цитологией не доставляли удовольствия, и как только освободилась вакансия в Кавказском музее, Шишкин переходит туда на должность ботаника. Надо сказать, что в это время здесь работал его хороший знакомый по томским «ботаническим чаям» Л. А. Уткин. Шесть лет продолжался кавказский период жизни сибирского ботаника. За это время он значительно расширил свой кругозор, определил свои интересы. Они у него лежали в области систематики растений, особенно интересовали семейства гвоздичных и зонтичных. Надо сказать, что систематика этих семейств одна из наиболее сложных среди цветковых растений. На Кавказе он увидел совершенно другую флору, непохожую на сибирскую, с другим набором видов, поскольку в Закавказье даже наша обыкновенная береза уже не растет, а разводится только в ботанических садах.

А самое главное, он познакомился с ботаниками других ботанических школ. Он познакомился с молодым ботаником А. А. Гросгеймом, и они вместе опубликовали список новых видов для Тифлиса и еще несколько статей, в том числе первую часть «Флоры Тифлиса». В этот период проявляются качества Шишкина как редактора, которые в дальнейшем определили его роль в советской ботанике. Возможно, Б. К. Шишкин остался бы на Кавказе еще некоторое время, но в 1924 году после смерти своего учителя он был приглашен возглавить кафедру морфологии и систематики растений Томского университета, одновременно он заведовал ботаническим кабинетом. П.Н. Крылов без выдачи дополнительного вознаграждения после смерти В. В Сапожникова заведовал ботаническим музеем.

В Томск вернулся уже вполне сложившийся ученый, с широким кругозором, познакомившийся с новыми идеями в систематике. В отличие от своего учителя, он не блистал красноречием, был суховат, по высоким научным материям не распространялся, да и времена были уже другими. Ко всем «старорежимным» специалистам относились с подозрением. Одни завидовали должности, другие успехам, не понимая, что они основаны на тяжелом, ежедневном, изнурительном труде.

П. Н. Крылов к этому времени уже жил в Томске. В Санкт-Петербурге он прожил три года. Революция, сложная суетная жизнь столицы, ухудшение материального положения, а самое главное, отсутствие родного Гербария заставили его вернуться, к радости своих учеников и последователей.

17 сентября 1918 года совет Томского университета избрал его сверхштатным ординарным профессором по кафедре ботаники без содержания. Источником существования были лекции на Высших женских курсах и заведование ботаническим кабинетом и оранжереей. Жизнь в этот период была для Крылова очень трудной. В 1921 году он потерял жену, в 1922 году сгорел его дом, который находился рядом с оранжереей.

Это была большая утрата, поскольку сгорел его личный архив, письма, документы, научные наброски. Сохранились только полевые дневники, которые хранились в Ботаническом кабинете. Он переехал в другой дом на территории университета, который сохранился и поныне.

В октябре 1920 года П. Н. Крылов обратился в совет физико-математического факультета с просьбой об освобождении его от чтения курса ботаники, чтобы дать ему возможность работать над «Флорой Западной Сибири». Обсудив это заявление, совет факультета на своем заседании постановил: «… принимая во внимание, что 1) профессор П. Н. Крылов служит Томскому университету с самого его основания и много содействовал устройству Ботанических учреждений и 2) достигнув 70?летнего возраста продолжает успешно работать над «Флорой Западной Сибири» и особенно над составлением определителя растений Западной Сибири, в чем чувствуется постоянная нужда, ходатайствовать в установленном порядке об оставлении проф. П. Н. Крылова в звании профессора с установленным основным окладом по этой должности, не возлагая на него обязанности читать какой-либо курс».

Казалось бы, жизнь пожилого ученого, прославившего Томский университет сорокалетней плодотворной деятельностью, должна быть окружена почетом и уважением, но и у него были тайные недоброжелатели. Историограф К. В. Зленко приводит «политическую» характеристику на профессора Крылова в 1925 году: «Проф. Крылов крупный ученый, старик черносотеннонастроенный, не имеющий права решающего голоса, так как не читает лекций и не заведует ни одной из кафедр, но он ему дан за его знаменитость Правлением. До сего времени сидел в своей квартире, как хорек, и не подавал голоса, сейчас призван к работе и развел активную работу на физмате, объединив вокруг себя не советски настроенных научных работников».

В это время Крылов вынужденно остается в городе, не имея возможности и средств организовать новые экспедиции. Этот период он всецело посвятил составлению «Флоры Западной Сибири».

Активность П. Н. Крылова была связана с поиском средств для издания первых выпусков «Флоры Западной Сибири». Задача была не из легких: во?первых, ему было уже70 лет, и, несмотря на хорошее здоровье, возраст давал о себе знать. Во-вторых, найти деньги для печати в разрушенной стране было нелегко. Даже Российская академия наук и Главный ботанический сад в Петрограде практически прекратили всю издательскую деятельность и централизованно начать издание этого масштабного труда не могли.

Благодаря усилиям томских историков во главе с С . Ф. Фоминых, мы имеем возможность узнать, через какие трудности пришлось пройти Крылову, прежде чем его основной труд увидел свет. П. Н. Крылов предвидел эти трудности и уже в октябре 1920 года уведомлял ректора Томского университета А. П. Поспелова, что работа потребует для своего завершения несколько лет, но уже в 1921 году он будет готов предоставить материал по однодольным растениям. В обращении к ректору Крылов просит его взять расходы на издание этого труда, хотя бы обеспечить этот проект бумагой. «Других расходов, — писал П. Н . Крылов, — не предвидится, за авторский труд платить не придется, так как выполнение этой работы входит в обязанность автора как профессора университета и оплачивается выдаваемым ему жалованьем». Осенью того же года Крылов разослал от своего имени и университета заинтересованным организациям письма с просьбой поддержать это издание. Откликнулись многие учреждения, в том числе Алтайский губернский советский музей, который решил выделить на издание 125 тыс. рублей; музей Приенисейского края, Лекарственная секция Усть-Каменогорского экономического отдела, Бийский краеведческий музей, Пермский университет, Управление мелиоративных исследований и работ по Западной Сибири. Заявки на готовящееся издание поступали из разных городов, в том числе из Москвы и Петрограда. Поступившие деньги в сумме 102 тыс. рублей П. Н. Крылов передал казначею факультета на хранение. Однако дело об издательстве первого тома шло очень медленно. Тем не менее при поддержке факультета к 1924 году было собрано почти 6 млн рублей.

Дом, в котором жил П. Н. Крылов до 1921 года

Начался период составления многочисленных проектов, писем, предложений, повседневная работа с Томским издательским трестом, которая растянулась еще на год. Крылов сам ищет наиболее дешевую типографию, обосновывает необходимость большого тиража в 10 тыс. экземпляров для снижения себестоимости, в конечном варианте тираж уменьшили до 2 тыс. экземпляров, но и он по тем временам казался очень большим.

Мы должны быть благодарны прозорливости П. Н. Крылова, что он не сдался на милость обстоятельств и добился большого тиража. Вот уже 90 лет выпуски «Флоры Западной Сибири» на газетной бумаге, в бумажном переплете остаются настольной книгой каждого сибирского ботаника. Растрепанные, заново переплетенные, с затертыми страницами, они до сих пор верно служат, оставаясь иногда единственной ариадниной нитью в мире растений.

Выпуск «Флоры…» не начался ни в 1924, ни в 1925, ни в 1926 году. Через пять лет с начала кампании по изданию своего труда в октябре 1926 года Крылов издает листовку. В ней он пишет горестные слова, надеясь только на поддержку подписчиков: «Многократные попытки, предпринимавшиеся мной для изыскания средств для напечатания этого труда, не увенчались успехом. Решаюсь теперь попытаться собрать нужную сумму с помощью подписки на это издание… Открывая подписку в настоящее время только на один первый выпуск, прошу имеющих в нем потребность лиц и учреждений обращаться по следующему адресу: Томск, Университет, Томскому отделению Русского ботанического общества, которому я передал право на издание «Флоры Западной Сибири», с условием — всю вырученную от продажи ее сумму, за исключением израсходованной на печатание, обратить в фонд на расширение Гербария Томского Университета, целью которого является служить учреждениям для научных работ по изучению растительности Сибири…».

Остается удивляться, как хватало энергии 75?летнему ученому ходить по инстанциям, писать все возможные бумаги, работать с гербарием, рукописями, завершая свой титанический труд.

И здесь большую помощь оказывает Б. К. Шишкин, его Крылов поставил на одно из ключевых мест — синонимика и редактирование. Как отмечали потом специалисты, строгость редактирования и наличие подробной синонимики резко повысили научный уровень «Флоры Западной Сибири». Дело в том, что у каждого вида должно быть одно имя, а в действительности их бывает несколько, поскольку много случаев повторного описания вида, неправильного понимания вида, перекомбинаций, связанных с изменением родового названия. Все это регламентируется «Ботаническим кодексом», который необходимо неукоснительно соблюдать. Выявить синонимы, правильно их процитировать —это очень большая и ответственная работа, требующая огромного напряжения, ботанической грамотности, внимательности, а самое главное — обширнейших знаний ботанической номенклатуры.

П. Н. Крылов очень хорошо понимал виды, видел различия между ними, но когда дело касалось номенклатуры, то он очень широкопо нимал объем видов, стоял на политипической концепции, выделяя подвиды, вариации формы, многие из которых вполне самостоятельные виды. Б. К. Шишкин приводил все виды в стройный порядок. Читая номенклатурную цитату, мы четко видим позицию автора по тому или иному виду. После смерти Порфирия Никитича и до выпуска последнего 11?го тома Б. К. Шишкин оставался редактором номенклатуры и синонимики «Флоры Западной Сибири».

К празднованию столетия П. Н. Крылова Б. К. Шишкин преподнес подарок своему второму учителю — опубликовал два новых вида с Урала, один он назвал ясколка Крылова, а другой — ясколка Порфирия.

Второй и последний томский период жизни у Б. К. Шишкина закончился в 1930 году, когда он получил приглашение В. Л. Комарова переехать в Ленинград на должность старшего ботаника Ботанического института АН СССР. Большой организационный опыт, широчайшая эрудиция и глубокие ботанические знания позволили ему в 1938 году стать директором Ботанического института — главного ботанического учреждения страны.

Он был директором БИНа 11 лет. И это были самые тяжелые годы российской ботаники. До сих пор в институте хранится коллекция стволов пальм, погибших в разрушенных и не отопляемых оранжереях блокадного Ленинграда. Во время войны институт понес большие потери: гибель ботаников, садовников, квалифицированных рабочих, разрушение всего оранжерейного хозяйства. Восстановление института легло на плечи Б. К. Шишкина.

Приходилось бороться не только с военной разрухой, но и с развалом биологии в СР . Эти годы ознаменованы разгулом лысенковщины в биологических науках. Лысенко утверждал, что изменение условий жизни вынуждает изменяться сам тип развития растительных организмов, а видоизмененный тип развития является, таким образом, первопричиной изменения наследственности. Как результат — посыпались «открытия» превращения кедра в сосну, галки в ворону и т. д. Мракобесие лысенковщины, подпитываемое политическими авантюристами, практически уничтожило российскую генетику, которая в 40?х годах занимала одно из ведущих мест в мире. Внедрение псевдонаучных идей разрушило сельское хозяйство — и растениеводство, и животноводство.  В условиях тяжелейших политических репрессий к честным биологам оплотом научности и сохранения научных традиций оставался Ботанический институт РАН, возглавляемый Б. К. Шишкиным. Редакция журнала, издаваемого институтом «Советская ботаника», трижды разгонялась за нежелание печатать антинаучные опусы. С 1945 года стал выходить Ботанический журнал, в котором ботаники осмеливались печатать статьи, направленные против видообразования по Лысенко. На страницах Ботанического журнала обсуждению были подвергнуты, по существу, все аспекты лысенкоизма. Только прямое вмешательство Н. Хрущева в 1958 году позволило осуществить «разгром» непослушных ботаников.

Б. К. Шишкин в дискуссии практически не участвовал — некогда. В 1945 году после смерти академика В. Л. Комарова, руководившего в институте отделом систематики, заведование отделом полностью перешло к Шишкину, Он становится редактором и автором тридцатитомной «Флоры СССР».

Е. Г. Бобров в юбилейной статье, посвященной 70?летию Б. К. Шишкина писал: «Заканчивая на этом краткую характеристику научной деятельности Б. К. Шишкина, можно заметить, что некоторым внешним выражением отдельных ее этапов являются факты последовательного замещения им следующих выдающихся отечественных ботаников: В. В. Сапожникова, П. Н. Крылова, Д. И. Литвинова, Б. А. Федтченкои, В. Л. Комарова».

Б. К. Шишкин соединил все эти ботанические судьбы и вплел свою яркую и крепкую нить в арабеску ботаники.

Шишкиния белощетинистая – Schischkinia albispina (Bunge) Iljin