Лингвистическая нить

Лингвистическая нить

Большая часть моей работы в качестве генетика направлена на расшифровку взаимосвязей между народами, проживающими на территории Центральной Азии. Бывшие советские республики Узбекистан, Казахстан, Киргизия и их соседи в советскую эпоху были закрыты для большинства западных ученых, и когда в начале 1990-х годов они стали доступными, я ухватился за возможность поехать туда. До этого времени сбор образцов для изучения мирового генетического разнообразия ограничивался только Европой, Восточной Азией (главным образом Китаем и Японией), Южной Африкой и Северной Америкой. Центральная Азия была почти не изучена — «черный ящик» в генетической модели мира.

Впервые я побывал там летом 1996 года, а потом еще несколько раз в связи с моей работой. Я ездил туда на лендровере из Лондона, летал на тряских самолетах еще советской эпохи и ходил пешком через отдаленные пограничные районы, неся на себе коробки с генетическим оборудованием для сбора образцов. Однако больше всего мне запомнилась поездка в Таджикистан в августе 2000 года. Я работал там вместе с местными учеными и врачами, и нашей целью было взять образцы крови у нескольких этнических групп, проживающих в горных районах страны. Одним из них был Ягноб.

Ягноб напрямую связан с Великим шелковым путем. Ягнобский язык — прямой потомок согдийского языка, который был когда-то «лингва франка» Великого шелкового пути — во многом так же, как английский служит языком коммерции сегодня. В середине первого тысячелетия нашей эры на согдийском языке говорили в центрах торговли по всей Центральной Азии, от Персии до Китая. После завоевания этой территории мусульманами в XVII–XIX веках его использовали реже, а к XX веку все его диалекты исчезли, кроме одного. Ягнобцы, живущие в нескольких изолированных селениях в отдаленной Зерафшанской долине на севере Таджикистана, по-прежнему говорят на этом древнем языке, представляющем собой лингвистический артефакт возрастом 1500 лет. Мы собирались посетить их и рассказать о нашем проекте в надежде, что они захотят поучаствовать в нем, чтобы узнать свою историю с помощью знаков, записанных в их ДНК.

Путешествие из столицы Таджикистана Душанбе в селения Ягноба включало в себя переход через ущелье, которое только недавно было отвоевано правительственными войсками Таджикистана в ходе долгой и кровопролитной гражданской войны. Пройдя через несколько контрольных пунктов, охраняемых солдатами с автоматами Калашникова, и спустившись в расположенные друг за другом долины, мы нашли грунтовую дорогу, ведущую на восток вдоль реки Зерафшан. Несколькими часами позднее, после того как нам неоднократно приходилось вытаскивать наш старый советский фургон из дорожных ухабов, мы добрались до маленького кишлака. Мы выпрыгнули из машины и спросили, можем ли поговорить с местным старейшиной. Мы рассказали о нашем проекте, и, попивая чай, стали ждать, пока старейшина кишлака обдумывал сказанное нами. В конце концов он сообщил, что мы напрасно проделали это путешествие.

Он объяснил нам, что ягнобцы жили здесь в течение многих поколений, возможно даже со времен Великого шелкового пути. Но в 1960-х годах из-за засухи советское правительство переселило их в деревни, расположенные в долинах. В конце 1980-х годов там произошло землетрясение, и многие из тех, кто выжил, уехали в Душанбе. Теперь очень трудно встретить ягнобцев на этой древней земле. В столице можно найти шоферов или уборщиков, пришедших из этих мест, но — за исключением отдаленного селения, расположенного в горах в нескольких днях пути — почти все ягнобцы покинули свою древнюю родину. Расстроенные, мы поблагодарили старика и ушли. После двух дней поисков нам удалось отыскать эту деревню ягнобцев, и местные жители были очень рады помочь нам в нашей работе, но в итоге больше образцов этой древней популяции мы собрали в столице. Наша попытка найти какой-либо след на Шелковом пути почти провалилась.

То, о чем поведал нам старый таджик, действительно происходит каждый день по всему миру. Случай ягнобцев не является чем-то необычным, скорее наоборот. Это реалии современной жизни, когда растущие города жадно поглощают деревни, а их жители вовлекаются в мешанину языков и национальностей, которая становится все более и более сложной по мере роста городов. Но в то время как некоторые общества терпимы к этому разнообразию, многие рассматривают его как препятствие на пути к согласию. Его обычно избегают правительства, помешанные на культурной гармонии — особенно в только что образованных государствах, борющихся за чувство самосознания. Чтобы понять, почему, нам нужно пристальнее взглянуть на модель государственности, развившуюся в Европе в XIX веке.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.