И мудрость опытом приобретая…

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

И мудрость опытом приобретая…

Не всегда, однако, совместные манипуляционные игры животных носят агрессивный или вообще «боевой» характер. Наблюдали, например, такое. Три молодых хорька много раз подряд сбрасывали предметы на твердую поверхность ради шумового эффекта. Сперва они играли с пустой консервной банкой, и один из них случайно уронил ее в таз умывальника, что, разумеется, произвело шум. Тогда зверьки принялись специально бросать банку в таз. Когда же им вместо банки давали резиновый мячик, хорьки с ним так не играли, но впоследствии нашли другой твердый предмет — фаянсовую затычку, с помощью которой возобновили ту же «шумовую» игру. Игровые партнеры в данном случае общались параллельно с манипуляционными воздействиями на игровой объект, но не посредством этих воздействий.

Непосредственная же польза от такой игры чисто познавательного (и развлекательного) порядка, так что здесь можно говорить о совместной познавательной манипуляционной игре.

«Познание мира» животными — процесс очень сложный, и его обсуждение никоим образом не укладывается в эти немногие страницы. Отметим лишь, что познавательные возможности разных животных весьма различны в зависимости от уровня их психического развития. Но в той или иной степени познавание, исследование окружающего животное пространства, предметов, живых существ и особенно совершающихся в среде изменений происходит при любой игре. Об этом уже попутно говорилось, но важно подчеркнуть, что «познание мира» неотрывно связано с двигательной активностью животного, и, чем сложнее и многообразнее эти движения, тем более полноценной будет получаемая информация. Первостепенное значение имеет в этом отношении манипулирование, ибо оно обеспечивает наиболее активное и разностороннее контактирование с предметными компонентами среды и позволяет животному обстоятельно ознакомиться с их свойствами.

Важно также отметить, что в большой степени сами животные своей активностью постоянно вносят в окружающую их среду элементы новизны. По этой причине особенно изменчивы ситуации совместных игр, когда новизна постоянно возникает не только в результате действий одного животного, а нескольких, одновременно действующих и взаимодействующих особей. Эти новые ситуации, элементы новизны в привычной обстановке подвергаются участниками совместных игр тут же интенсивному обследованию, и чем чаще детеныши встречаются с ситуациями новизны, чем разнообразнее игровые ситуации, в которые они включаются, тем более богатым будет их индивидуальный опыт и тем более эффективным будет их поведение во всех жизненных сферах во взрослом состоянии.

Правомерность этого вывода подтверждается развитием поведения у наших экспериментальных животных, которые, как уже упоминалось, вырастали в условиях, позволявших им выполнять только одиночные, но не совместные игры. Они, хотя и видели, как играют их соседи, не могли участвовать в их игровых действиях. Оказалось, что для полноценного развития поведения экспериментальных животных этого было мало и поведение таких животных сохранило много примитивных черт и обнаруживало ряд заметных признаков ущербности.

Детальный анализ всех полученных данных привел к выводу, что очень большое значение для развития поведения животных имеет не только непосредственное их взаимное реагирование друг на друга и установление прямых взаимоотношений между ними, но и соотношение наблюдаемых действий членов группы с собственными. Как установила Н.Н. Мешкова, молодое животное сравнивает действия других животных с собственными в связи с возникшими в результате изменениями в окружающей среде и видоизменяет собственные действия в соответствии с изменившейся ситуацией. Словом, оно активно реагирует на проявления новизны в среде, возникшие в результате совместных игр.

Таким образом, во время совместных игр особенно часто и быстро меняются и обновляются ситуации, в которых выполняются действия животных и тем самым эти игры противодействуют стереотипизации поведения животных. В этом опять проявляется сущность игры как развивающейся психической деятельности животных.

Указывая на огромное познавательное значение игры во всех ее видах, необходимо, однако, подчеркнуть, что познать животные могут вообще только то, что делают, с чем имеют непосредственно дело в своей животной жизни. Что такое «владения», «экономика», «труд» и т. д., и т. п., конечно, никогда не понять даже самому «гениальному» шимпанзе. Речь идет, следовательно, о биологически обусловленных рамках познавательной активности животных, о познании объективной реальности в пределах их жизнедеятельности. Других познавательных способностей у них нет.

Когда животное встречается с новым предметом, оно начинает осторожно, с должного расстояния знакомиться с ним. Так, выросшая в домашних условиях молодая выдра при появлении в комнате новой вещи первым делом пряталась за диван, откуда, стоя на задних лапах и вытянувшись «свечкой», с любопытством рассматривала незнакомый ей предмет. Затем она осторожно выходила из своего укрытия, медленно, то и дело отступая, приближалась к нему и принималась его обхаживать, пока, наконец, не решалась прикоснуться к нему. Только после этого она долго и внимательно обследовала этот предмет, манипулируя им на разный лад и изобретая все новые игровые ситуации (наблюдения М.В. Яковенко). Здесь хорошо видно, как всестороннее ознакомление с неизвестным предметом совершается путем его постепенного вовлечения в игру и создания животным различных ситуаций новизны. Этой целенаправленной на объект активностью, инициативностью при ознакомлении с компонентами среды познавательная деятельность высших животных качественно отличается от присущих другим животным форм ориентировочно-исследовательского поведения.

Сказанное относится, конечно, в наибольшей степени к обезьянам, хотя и они, особенно маленькие обезьянки, реагируют на новые, незнакомые вещи в общем так же, как упомянутый выдренок. При первом знакомстве с незнакомыми объектами маленькие детеныши обезьян (до 1-2-летнего возраста) проявляют крайнюю осторожность, предпочитают рассматривать их с должного расстояния, оставаясь возле матери. Только с возрастом молодые обезьяны смелеют, любопытство начинает брать верх над боязливостью, и они быстрее вступают с такими объектами в непосредственный контакт. Вместе с тем тяга к экспериментированию выражена у обезьян настолько, что составляет одну из наиболее отличительных особенностей их поведения вообще. Не случайно любопытство и «предприимчивость» обезьян испокон веков привлекали баснописцев и сказочников. Вспомним крыловскую мартышку, которая

«Вертит очками так и сяк:

То к темю их прижмет, то их на хвост нанижет,

То их понюхает, то их полижет»,

а в конце концов

«О камень так хватила их,

Что только брызги засверкали».

Манипуляционная (деструктивная) игра высшего типа: молодой макак лапундер пытается скрутить гайку с болта.

Басня басней, но отдельные моменты манипуляционных игр обезьян описаны здесь Крыловым вполне точно: обезьяны действительно большие любители повертеть в руках различные несъедобные предметы, прикладывать их к телу, обнюхивать, облизывать, ломать их. И конечно, им не понять, для чего нужны людям очки. Но в одном баснописец в корне ошибся: имея в руках прозрачный предмет, обезьяна непременно реагировала бы на это его свойство, причем вполне адекватно.

Наблюдая в вольерах Сухумского обезьяньего питомника его четвероруких обитателей, мне часто приходилось видеть, как некоторые из них возились с где-то найденными ими осколками оконного или бутылочного стекла. Они долго не расставались с этими стеклышками, носили их с собой в зубах или в руке. И вот такими осколками они пользовались и впрямь как «очками», хотя никто им этого не показывал и никто их этому не обучал.

Взберется, бывало, такая обезьяна (макак резус) на дерево и принимается рассматривать окружающий мир сквозь стеклышко: и на листочки, и на траву внизу посмотрит, и на голубое небо над головой. Стеклышко она то поближе к глазам поднесет, то перед собой как лупу держит, а время от времени с усердием его вытирает, как бы очищая от грязи. Иная обезьяна, как франт с моноклем, сядет посреди своих сородичей и «надменно» обведет их взглядом. Другая же надолго замрет на месте, чтобы уставившись на какой-нибудь камешек у ног своих, внимательно-внимательно всмотреться в него сквозь стекло — сперва с одной стороны, а затем, немного изменив позу, с другой. Или же наоборот: ерзая и беспрерывно поворачиваясь, то согнувшись колесом, то откинувшись всем телом назад, обезьяна оживленно глядит через стеклышко то вверх, то вниз, то в сторону.

А однажды мне пришлось наблюдать такую картину. Одна из самок направилась к небольшому дощатому домику, куда обезьяны прятались от непогоды, держа осколок стекла в зубах. Усевшись там, она также стала смотреть сквозь стекло по сторонам, но вдруг резко повернулась лицом к стене домика и по-прежнему держа рукой осколок перед глазом, приставила его к щели между двумя досками и вплотную прижалась к нему. Заглянув так внутрь домика, она, не отрываясь, начала медленно передвигать осколок вдоль щели — сперва в одну сторону, а затем в обратную, поворачиваясь всем телом то влево, то вправо. Так она очень долго и пристально смотрела сквозь стеклышко и щель внутрь домика, время от времени передвигаясь вдоль стены, а затем вновь застывая на другом месте.

Мы здесь опять встречаемся с опосредованным игровым действием обезьян, только познавательным. Очевидно, усложнение ситуации для восприятия разных объектов, которое здесь создает сама играющая особь, вносимый ею в окружающую среду элемент новизны способствует варьированию условий зрительного восприятия, служит своеобразным упражнением, сенсорной тренировкой и тем самым обогащает сферу психического отражения окружающего.

Это относится и к не менее интенсивным играм молодых обезьян с другими предметами, также отличающимися своими оптическими свойствами, например с зеркалами, продырявленными металлическими пластинками или просвечивающими тканями. Мне не раз приходилось видеть, как, например, макаки клали себе тряпку на голову и прикрывали ею глаза или смотрели сквозь дырки в куске жести, который подносили рукой к глазам.

Но существуют у обезьян еще более сложные игры, которые были нами описаны как особый, высший тип игровой активности. Они характеризуются многообразными, сложными, высокодифференцированными и тонкими движениями, которые не свойственны и не доступны другим, кроме обезьян, животным.

По форме выполнения это — одиночные манипуляционные игры, которые состоят в том, что манипулирующая особь (2-5-летняя обезьяна) подолгу и сосредоточенно, лишь изредка передвигаясь с места на место, производит с пригодными для этого предметами действия, внешне напоминающие орудийные и в которых содержатся элементы синтеза, соединения двух объектов. Играющее животное создает при этом весьма сложные ситуации новизны, в которых его внимание устремляется на изменения, возникающие в результате воздействия одним объектом (который держит в руке) на другой.

В наших экспериментах такие игры выполнялись обезьянами чаще всего с предлагавшимися им сухими твердыми палочками (свежие стебли веток они предпочитали съедать), кусками железной или алюминиевой проволоки, металлическими стержнями и пластинками, кусками фанеры и т. п. Эти предметы по мере возможности втыкались ими в разного рода отверстия и щели, после чего, иногда с трудом, вновь извлекались оттуда или же, если это было сквозное отверстие, просовывались и протягивались сквозь него. Если предметы были достаточно длинными и узкими, обезьяны даже вплетали их в прутья или сетку стенки клетки.

Особый интерес представляют игровые действия, названные нами «рычаговыми манипуляциями», поскольку обезьяна обращается в этих случаях с игровым объектом как с рычагом. Внешне эти манипуляции напоминают употребление лома, шила, сверла или другого подобного инструмента и состоят в том, что животное вставляет один конец предмета в отверстие и затем усиленно раскачивает, наклоняет, поворачивает, сгибает и т. д. выступающий свободный конец. Если, например, дать молодой обезьяне небольшую твердую железную проволочку (в наших опытах 10 см длиной), то можно наблюдать, как она засовывает ее описанным образом в дырки, щели или петли сетки, а затем надавливает сверху на свободный конец одной или обеими руками (иногда только указательными пальцами) или же повисает на нем, притягивает его к себе или, наоборот, отталкивает его и т. п. Так, например, одна из моих подопытных обезьян, 4-летний яванский макак Лодик часто садился у передней стенки клетки возле отверстия для кормушки, просовывал сквозь нее руку с проволочкой и вставлял один ее конец снаружи в щель рамы сетки, через которую внимательно следил за своими действиями. Крепко держа верхний конец проволочки в вытянутой руке, Лодик принимался в столь неудобной позе дергать и притягивать ее до тех пор, пока она не выскакивала из щели, но тут же вновь всовывал ее туда и возобновлял свои манипуляции.

Другая подопытная обезьяна, молодой павиан сфинкс Тарзик, однажды вплетая в сетку мягкую, легко сгибающуюся алюминиевую проволочку, всячески поворачивал и сгибал ее в петлях. В результате этих манипуляций она случайно приобрела вид крючка. Тарзик продолжал манипулировать, пытаясь по-прежнему вплести проволочку в петли то одним (прямым) концом, то другим (крючкообазным), но, когда она застревала в сетке, каждый раз притягивал ее к себе. Усвоив со временем «правильное» употребление крючка, т. е. держа ее за прямой конец одной или обеими руками, Тарзик стал все чаще зацеплять им сетку и с силой рвать ее к себе, упираясь даже одновременно в нее одной ногой. В результате этих резких рывков сетка сильно прогибалась вовнутрь. Более того, Тарзик даже выломал таким способом из нее несколько проржавевших петель! Это получилось у него, конечно, случайно, как и вообще этот активный молодой павиан был не в состоянии понять, какое ценное «орудие» оказалось у него в руках. Свидетельством тому служит его обращение с крючком: вместо того чтобы относиться к нему бережно, Тарзик то и дело принимался рассматривать и затем энергично обкусывать его, вследствие чего крючок, наконец, перестал быть крючком.

Если молодой обезьяне дать незнакомый предмет, который можно легко сломать, то будут преобладать деструктивные (разрушительные) действия, которые также следует причислить к играм высшего типа. Ведь когда обезьяна манипулирует каким-нибудь объектом, она непременно постарается его сломать и если это ей удается, она обязательно разберет его, разделит на составные части, выделит и извлечет какие-то приметные детали, постарается заглянуть внутрь объекта, поковыряет в нем пальцем и затем рассмотрит и понюхает его, полижет и покусает объект или куски его то с одной, то с другой стороны. Все это она проделывает, не сводя глаз с объекта и пристально следя за делом рук своих. Одним словом, одновременно с деструкцией объекта происходит основательное, всестороннее комплексное исследование его. Поэтому деструктивные манипуляционные игры обезьян по своей структуре не менее сложны, чем рычаговые манипуляции. Ведь в ходе таких игр обезьяна осуществляет недоступный другим животным всесторонний манипуляционный (или «практический») анализ объекта при его расчленении, т. е. обстоятельно, углубленно знакомится не только с внешним, но и внутренним строением предмета. В этом и состоит особая познавательная ценность деструктивного манипулирования. Манипуляционный анализ составляет основу интеллекта обезьян.

Итак, исследовательский компонент присущ всем играм, но в играх высшего типа он приобретает ведущее значение, определяет основное содержание этих игр. Можно поэтому сказать, что игры высшего типа — это специальные познавательные действия. Такое углубленное и обстоятельное игровое обращение с весьма различными по своим свойствам объектами, в том числе и с биологически «бесполезными», является источником накопления большого запаса разнообразных потенциально полезных знаний (которые могут пригодиться в жизни), расширения «кругозора» животного, существенного обогащения его жизненного опыта.