Байрес

Байрес

«Утренний курьерский поезд Росарио-Буэнос-Айрес принадлежал английской компании «Центральная Аргентинская железная дорога». Здесь широкая колея, большие, но узкие вагоны, мягкие кресла, вагон-ресторан и большая скорость: расстояние более 500 км поезд проходит за 4,5 часа.

Железные дороги Аргентины до 1947 г. находились в руках частных, главным образом английских и, меньше, французских акционерных компаний; и тем и другим принадлежало 70 % всей железнодорожной сети страны. Только немногие дороги поддерживались в приличном состоянии, ибо со времени мирового экономического кризиса 30-х годов они почти не приносили дохода, и, естественно, владельцы их не заботились о своевременном ремонте пути, подвижного состава, паровозов и т. п. Разная ширина колеи, как и в Бразилии, успешно обеспечивала конкуренцию между фирмами, но тормозила совершенствование транспорта. Изношенная и, преимущественно, узкая колея препятствовала введению новых современных типов паровозов, и до сих пор маломощные и устарелые типы их ходят на дровах; только около одной пятой переведено на нефть, к которой, кстати сказать, добавляется изрядное количество льняного масла.

Англия за время второй мировой войны в счет поставок Аргентины задолжала ей крупные суммы. В погашение этого долга Аргентина получила возможность выкупить акции английских дорог. И хотя, по выражению президента Перона, дороги эти представляют «старое железо», акции пришлось выкупить по цене, более высокой, чем их биржевая стоимость. Одновременно были также вы-куплены и дороги, принадлежавшие французским компаниям.

Таким образом, железнодорожная сеть Аргентины, в противовес бразильской, полностью находится в собственности государства. Любопытно, что, несмотря на это, отдельные дороги продолжают «конкурировать» между собой, рекламируя преимущества пассажирских сообщений или грузовых перевозок при пользовании именно ими.

Рядом с «Центральной Аргентиной» идут узкоколейные пути «конкурирующей» дороги «Центральная Кордова», тоже принадлежавшей раньше англичанам. Здесь скорость меньше-на дорогу уходит 8 часов, но пассажир может покоиться, при желании, в спальном вагоне (поезд этот идет ночью).

А что увидишь ночью? И мы избрали утренний поезд, его здесь называют рапидо* — и быстрее, и «виднее». Мне же особенно хотелось посмотреть, что такое аргентинская Пампа? Но тщетно смотрел я в окна и с одной и с другой стороны: нет ни клочка естественной расти-тельности-все кругом распахано и засеяно. И только возле железнодорожного полотна, огороженного колючей проволокой, можно увидеть отдельные растения из былой степной растительности, среди множества поселившихся здесь сорняков.

Первые мореплаватели, достигшие устья Параны, увидели на встретившихся индейцах множество серебряных украшений. Именно поэтому мутные воды огромного устья получили название Рио-де-ла-Плата (Серебряная река-по-испански), и впоследствии страну, уходящую вдаль по обе стороны Ла-Платы, стали называть Аргентиной (от латинского аргентум-серебро). Алчные до на-живы конкистадоры, захватившие индейские земли под «испанскую корону», ошиблись в своих расчетах на горы серебра и злата. И теперь на медных монетах Аргентины изображены бычья голова и колос пшеницы, которые полностью символизируют истинное богатство страны: Аргентина занимает первое место на материке Южной Америки по вывозу пшеницы и мяса.

А в мировом масштабе по сбору пшеницы Аргентина недавно стояла на восьмом месте (после СССР, Китая, США, Франции, Канады, Индии, Италии). Но за последние годы сельское хозяйство Аргентины пошло резко вниз в связи с тем, что по американскому плану Маршалла для Аргентины был закрыт сбыт пшеницы в Европу. США сами везли пшеницу для подкармливания населения своих полуколониальных стран Западной Европы.

В 1949–1950 годах посевные площади Аргентины сократились на 1/3 сравнительно с 1940–1941 годами; общий сбор урожая зерновых культур упал с 21,6 миллиона тонн до 7,9, то есть сократился почти в три раза.

Большое значение в экономике Аргентины занимает культура льна на семя. По экспорту льняного семени Аргентина занимает второе место в мире. Общий сбор его в 1947/1948 гг. составил 1 050 тысяч тонн. Интересно отметить, что культура льна попала в Аргентину с переселенцами из России в 1880-х годах.

До этого льна там совершенно не знали, а культура его показала блестящие результаты и распространилась с колоссальной быстротой; так, в 1886 г. сбор льняного семени составил 37,7 тысячи тонн, а через год — уже 81,2 тысячи тонн и т. д.

Однако за последние 13 лет — с 1938/39 г. происходит неуклонное сокращение посевов льна и падение сбора льняного семени.

Мимо окошек бешено мчащегося экспресса проносились бесконечные поля, разделенные колючей проволокой то на широкие, то на длинные, узкие участки. Их владельцы — эстансьеро — живут в городах. Лишь изредка, и всегда вдали от железной дороги, попадается большая усадьба — эстансья, чуть видная из-за густой рощи деревьев.

Зато часто мелькают маленькие фермы земледельцев: небрежно сложенный кирпичный дом, прикрытый листами разносортного железа вперемежку с асбестом; иногда крышу заменяет стогом наваленное сено альфальфы*; наскоро сколоченный сарай; открытый загон для скота; несложные сельскохозяйственные орудия лежат под от-крытым небом; колодец с «журавлем», иногда его дополняет ветрячок, качающий воду в бак. Таков облик жилья земледельца Пампы. Нет ни одного деревца или кустика возле его дома. Зачем? Он — арендатор-временный, кочевой земледелец.

***

По данным 1937 г., 63 % земледельцев Аргентины не являлись собственниками земли, а возделывали арендованные участки. По установившемуся в Аргентине порядку, арендный договор заключается с землевладельцем на срок 1–2 года и гораздо реже — на больший срок, но никогда не свыше 5 лет. При этом более 30 % арендаторов не имеют никакого договора и являются совершенно бесправными: землевладелец может согнать арендатора с участка в любое время.

Как правило, арендатор обязуется по истечении срока аренды сдать землю, засеянную альфальфой, которую землевладелец использует ряд лет под пастбище, а аренда-тор вынужден искать себе новое пристанище.

При таких условиях колонист-арендатор превращается в кочевника. Обычно он не имеет своих сельскохозяйственных орудий, тягловой силы и, получая их от помещика, обязуется обрабатывать землю на основе испольщины, то есть отдавать половину (а иногда и более!) урожая землевладельцу.

Получив свою часть урожая, такой арендатор попа-дает в лапы фирм-скупщиков зерна, диктующих свои цены.

Зачастую, особенно после первого года аренды, арендатор «не сводит концы с концами» и попадает в долговую зависимость от скупщиков или от помещика, полу-чая от них ссуды под урожай будущего года.

Подавляющая часть земель сосредоточена в крупных эстансьях*, иногда достигающих сотен тысяч гектаров. Даже в провинции Буэнос-Айрес, где цена на землю особенно высока, в 1942 г. насчитывалось 300 латифундий свыше 10 тыс. гектаров; им принадлежит здесь 1/5 часть всей земельной площади.

Насыщенность сельского хозяйства машинами мала для ведения его на достаточном уровне, хотя и превышает количество машин и орудий в Бразилии (в 1946 г. в Аргентине имелось 387 612 плугов и борон и 353 420 сеялок).

Крупные эстансьеро ведут, наряду со сдачей земель в аренду, скотоводческое хозяйство. 43 % всего аргентинского поголовья в 1937 г. находилось во владении 5 тыс. крупнейших собственников, а 200 тыс. мелких хозяйств, занимающихся скотоводством, имели всего 5,5 % поголовья.

Мелкие арендаторы-и земледельцы, и скотоводы — ведут свое хозяйство крайне примитивно, положение их бедственное, условия жизни очень тяжелые. Подавляющая часть их-колонисты-иммигранты из Европы, которые после нескольких лет пребывания «между двух огней», испытав гнет эстансьеро и скупщиков зерна и — скота, покидают страну, чем и объясняется значительный отток из Аргентины недавно прибывших иммигрантов.

По официальным статистическим данным, оказывается, что за 90 лет (с 1857 по 1948 г.) в Аргентину въехало 10,3 млн. человек и выехало 6,7 млн.; таким образом, за этот период осталось в стране 36 % иммигрантов. За последнее же время убыль усилилась и за последнее десятилетие этого периода (1939–1948 гг.) осело в Аргентине только 9 %, а 91 % иммигрантов покинули эту страну.

Как результат вышеотмеченного резкого падения экспорта продуктов земледелия и животноводства сельское хозяйство Аргентины переживает жестокий кризис, происходит сильное сокращение посевных площадей под пшеницей, рожью, ячменем и др. В год нашего посещения Аргентины (1946/47 сельскохозяйственный год) посевная площадь провинции Буэнос-Айрес составляла 6 216 900 гектаров, а в 1948/49 году-всего 4 190 400 гектаров. Произошло сокращение на 32,5 %, то есть ровно на 1/3!

И это в провинции, отличающейся самой разветвленной в стране железнодорожной сетью и наличием многих крупных городов, которые в свое время были наводнены фирмами, контрактовавшими хлеб еще на корню.

Как свидетельство кукурузного изобилия возле каждой фермы мы видели громадные ажурные цилиндры из ивовых прутьев, часто вдвое выше дома, доверху на-сыпанные оранжевыми и красными початками кукурузы.

Помимо своего основного товарного-на вывоз — назначения, кукуруза идет здесь в корм скоту, а также заменяет… дрова и уголь. Аргентинские торговцы могут пожать руку бразильским кофейным магнатам (кстати, на государственном гербе Аргентины изображены в рукопожатье две руки): одни делают пластмассу — кофелит, другие жгут «брикет» в виде кукурузного початка. В одном только 1943 г. было сожжено (взамен топлива)

3 650 тыс. т кукурузы, 730 тыс. т пшеницы и 860 тыс. т льняного семени. За этими цифрами скрываются другие: они означают разорение десятков тысяч арендаторов и мелких фермеров, которые не находят сбыта своей продукции.

***

Банки Англии и США, в руках которых сосредоточены основные нити внешней торговли Аргентины, определяют количество ввозимых в страну машин и металла (в частности, для оборудования шахт и нефтедобычи), угля и нефти, создавая в. стране недостаток топлива.

Аргентина протянулась почти от тропика Козерога, от 22 до 55° южной широты, на расстояние более 3 600 км. На этом огромном протяжении-от тропической области до Антарктики, — естественно, очень различны условия жизни. На севере страны в лесах растут многочисленные пальмы и десятки вечнозеленых видов деревьев; в лесных дебрях водятся ягуары, обезьяны, попугаи, удавы и в речных водах кишат кайманы; в культуре здесь идут пальмы, цитрусовые, сахарный тростник.

На крайнем юге, в Патагонии, — жалкие подушковидные кустарники, пустошные злаки, болотные сфагновые мхи; в прибрежных водах океана водятся тюлени и моржи, а на голых скалах Огненной Земли-несметные стаи антарктических пингвинов.

Взглянем все же немного пристальнее на карту растительности Аргентины, отражающую основные ее природные особенности (см. схематическую карту).

Схематическая карта растительности Аргентины.

1. Листопадные леса (лиственные леса умеренной зоны, сбрасывающие листву на зиму).

2. Пампа (и близкая степям растительность умеренной и других зон с господством злаков).

3. Монте (полупустыни тропической и субтропической зоны.) 4. Леса Энтрериос (влажные субтропические леса). 5. Леса Чако (тропические и субтропические леса, безлистные в сухое время года). 6. Сельвасы (вечнозеленые «дожде-вые» леса субтропической зоны). 7. Смешанная растительность «Средиземия» (жестко-листные леса и кустарники субтропической зоны) 8. Араукариевые леса (хвойные леса субтропической зоны). 9. Пуна и Тола (горные и высокогорные пустыни и полупустыни).

На самом севере (для нас, жителей северного полушария, эти слова говорят о чем-то, находящемся за полярным кругом, для аргентинцев же это значит, что речь идет о районах тропического пояса) двумя небольшими островками расположены влажные тропические леса, изобилующие лианами и эпифитами, хотя и менее богатые, чем бразильская гилея. В лесах этих идет добыча ценных древесных пород, дающих цветные древесины и строи-тельный материал.

Значительные площади на месте сведенных лесов в западном отрезке, особенно в провинции Тукуман, заняты под культуру сахарного тростника и хлопчатника. Кстати сказать, использование волокна хлопчатника для изготовления тканей было известно индейцам задолго до прихода европейцев и индейское название Тукуман означает — страна хлопчатника.

В восточном отрезке, где в лесах особенную ценность представляют как строительный материал виды араукарий, в диком виде встречается йерба мате* — парагвайский чай.

Йерба мате (правильнее, просто йерба) — низкорослый вечнозеленый кустарник, листья которого содержат тонизирующие, возбуждающие вещества, близкие по своему действию кофе и чаю. Дикие индейские племена — гуарани, с которыми столкнулись первые европейские пришельцы, употребляли настой листьев йербы в качестве напитка. Европейцы тоже пристрастились к этому напитку, и в настоящее время йерба в Аргентине (а также в Парагвае, Уругвае и южной Бразилии) является столь же распространенным и обязательным, как кофе в Бразилии.

Пьют йербу по-особенному. Для этого изготовляется специальная посуда из маленькой тыквочки, которая часто любовно разрисована-это матё*. В нее насыпается порошкообразная йерба, вставляется особая металлическая (чаще всего серебряная) трубочка — «бомбижа»*, после чего в мате наливается крутой кипяток. Через две-три минуты напиток готов. Его сосут, не торопясь, через бомбижу. Настоящие аргентинцы, особенно памперо — жители Пампы-считают, что йербу нельзя пить из ста-кана: подлинный вкус ее обнаруживается только при заваривании в мате.

Когда собирается компания, одна-две матё с йербой ходят по кругу: каждый отсосет немного и передает соседу.

Традиция пить йербу из матё настолько утвердилась, что оба эти слова часто соединяют вместе, именем «йерба матё» называют самый напиток из йербы, хотя, по существу — то говоря, выражение «йерба матё» равнозначно нашему «стакан чая».

Исследования действия парагвайского чая на организм показывают, что он значительно более полезен, чем обыкновенный чай. Употребление йербы улучшает работу сердца и желудка, расширяет кровеносные сосуды, укрепляет память и всю симпатическую нервную систему.

Русский дипломат Ионин, путешествовавший в Южной Америке в прошлом столетии, писал о йербе, что она походит вкусом «на крепкий чай без сахара, но немножко более горько, терпко, вяжуще, немного отзывается также запахом пареных листьев; но, путешествуя по степи, я скоро не только к нему привык, но даже пристрастился. Усталый после долгой езды на не-удобных лавках дребезжащего дилижанса, после бессонной холод-ной ночи, я в первый раз с наслаждением потянул из трубочки эту горячую жидкость и с нетерпением ждал, когда трубочка по-дойдет ко мне второй раз. Я сразу почувствовал себя бодрее…»

Наряду с кафе в городах Южной Америки имеются специальные «чайные», где подают йербу-мате. Исконные потребители пьют йербу без сахара, но в городах эта традиция уже испорчена и в йербу прибавляют не только сахар, но и ром и лимон.

Йерба.

Неоднократно в Рио и Байресе я пил йербу-мате и даже привез немного с собой. Упакованная в деревянную коробочку, мелкораскрошенная йерба немного похожа на махорку и даже есть что-то сходное в запахе (в сухом виде только!). Не раз, работая над этой книгой, я заваривал йербу прямо в стакане и с удовольствием пил ее. Пить ее следует только, пока она горячая; холодная настойка невкусная. Мне кажется, что йерба более всего походит по своему аромату, вкусу и цвету заварки на кок-чай (зеленый чай), к которому я привык и люблю в своих поездках по пустыням Средней Азии.

Прежние дикорастущие заросли парагвайского чая почти полностью истреблены, и теперь он культивируется на плантациях, занимающих более 65 тыс. гектаров. Сбор листа с этих плантаций составляет более 83 тыс. т, но их не хватает для удовлетворения внутреннего спроса

Аргентины, в которой среднее душевое потребление йербы достигает очень большой величины-более 8 кг в год. Недостающее количество Аргентина ввозит из соседних Бразилии и Парагвая, где также имеются плантации и заросли парагвайского чая.

Тоже на севере, но в условиях климата, менее бога-того осадками, а, главное, с выраженным засушливым периодом, лежит обширная область Чако, растительность которой весьма своеобразна и пестра. В основном она может быть отнесена к типу, весьма близкому бразильской каатинге, но в то же время на территории Чако встречаются обширные площади хотя светлых и редкостойных, но очень высокоствольных лесов. Наряду с участками, поросшими гигантскими кактусами, опунциями и другими безлистными и колючими низкорослыми растениями, встречаются открытые пространства с густой злаковой растительностью, которая свойственна саваннам, а в долинах тянутся густые галлерейные леса со многими вечно-зелеными породами.

Земледельческое освоение области Чако пока невелико; здесь имеется лишь незначительное скотоводство. В глубину Чако оттеснены остатки индейских племен.

Но область Чако имеет особое значение в жизни Аргентины: в ее оригинальных, светлых, засухоустойчивых лесах основными породами являются два вида кебрачо*, замечательные высоким содержанием в древесине дубильного вещества — таннина (до 25 %), являющегося важнейшим продуктом для кожевенной промышленности. Помимо этого свойства, древесина деревьев кебрачо отличается своей тяжестью (тонет в воде) и исключительной твердостью. Народное название ее — кебрачо — означает «сломай топор».

Высокое качество дубильного экстракта, получаемого из кебрачо, завоевало ему огромный спрос на мировом рынке.

Это было использовано предприимчивыми английскими концессионерами для организации добычи его в крупных масштабах. Было получено у аргентинского правительства не только право эксплоатации лесов с кебрачо, но и приобретены в собственность частных компаний огромные лесные площади. Прямо на месте в этих лесах были устроены десятки заводов, хозяева которых (на собственной-то земле!) завели «свои» порядки, образовав своеобразное «государство в государстве», со своими дорогами, флотилией на реках и торговой сетью, помимо которой рабочие не имеют права покупать.

Добыча дубильного экстракта растет из года в год. При этом английские хищники уничтожают леса гектар за гектаром, не заботясь об их возобновлении.

Аргентина дает на мировой рынок более 60 % всего добываемого дубильного экстракта, но при существующих методах хозяйства кебрачевые леса находятся на пути к катастрофическому уничтожению.

С востока к области Чако примыкает район влажных субтропических лесов, имеющих много общего с тропическими лесами юга Бразилии и Парагвая. Эти леса занимают так называемое Междуречье (Энтре-Риос аргентинцев), пространство между реками Парана и Уругвай. Наибольшие лесные массивы находятся на севере, и многие ценные древесные породы являются там предметом промысла, а земледелие и скотоводство незначительно. Юг же этого междуречья, провинция Энтре-Риос, — наиболее освоенный из всех ранее рассмотренных районов. Пшеница, рис, хлопчатник, табак и даже сахарный тростник — основные культуры, наравне с заметным животноводством. Проживает здесь почти 1/10 населения Аргентины.

В среднезападной части Аргентины, примыкая к Пампе, протянулась область очень бедной и своеобразной растительности, именуемой здесь «монте». По существу, — это полупустыня, характерная отсутствием значительных рек, крайней скудостью осадков и бедной растительностью из жестких злаков, колючих трав и низкорослых кустарников. Только козы могут здесь находить себе достаточный корм на природных пастбищах. Около 2/3 козьего поголовья страны сосредоточено именно здесь.

И, как это типично для пустынь и полупустынь, земледелие здесь носит оазисный характер. Наиболее значительные оазисы возникли в западной предгорной части, где на искусственном орошении создалось значительное плодоводство и виноградарство. Таковы оазисы: Мендоса, Сан-Хуан и Сан-Рафаель.

Еще в начале текущего столетия в Аргентину ввози-лось 450–500 тыс. гектолитров вина. В 1942 г. выработка вина составила почти 7 млн. гектолитров и намного превысила возможность внутреннего потребления. Низкое же качество аргентинских вин не создает условий для широкого вывоза. В результате создавшегося перепроизводства правительство пошло по «проторенному пути» уничтожения вин, винограда и виноградников. В одном лишь 1936 г. было уничтожено 3 млн. гектолитров вина. Только «планомерное» уничтожение нереализуемой продукции могло ослабить кризис виноделия. Уничтожение виноградников поощряется без всяких ограничений, но ни одной новой лозы нельзя посадить без особого на то разрешения специального контролирующего органа.

Южнее области монте лежит огромная, почти на 15° протянувшаяся с севера на юг, область Патагонских степей. Однако со степями у них мало общего: климат здесь суровый-холодный и сухой. Растительность весьма разрежена; жесткие злаки образуют плотные дернины, часто имеющие вид кочек; немногие колючие кустарники образуют крупные подушки, иногда настолько плотные, что их не может пробить даже пуля.

Земледелие здесь возможно только на орошении и почти не развито. Крайне разреженное население занимается овцеводством. Только в последнее время по реке Рио-Чубут образовался небольшой скудный оазис в связи с большими нефтяными разработками по ней.

На крайнем юге, на Огненной Земле близ поселка Ушуаи, находится каторга для противников нынешнего реакционного режима.

Особняком стоят высокогорные районы Анд. Наиболее значительные по площади находятся на крайнем северо-западе страны. Это-крайне суровые высокогорные пустыни с продолжительным засушливым периодом и осадками, выпадающими преимущественно в виде снега. Растительность отличается совсем особенными видами, часто представленная кустарниками из семейства сложно-цветных. Здесь типична подушковидная форма роста для очень многих растений из разных семейств. «Пуна» и «тола» — местные названия для этой растительности.

Область крайне мало населена, количество скота ничтожно, главным образом ламы.

По крайней западной границе Аргентины протянулась узкая полоса субантарктических лесов из видов южного бука*, существующих здесь в суровых условиях умеренного и холодного климата, отличающегося значительной влажностью. Южный бук представлен на крайнем юге листопадными формами, в более северных и умеренных условиях-вечнозелеными,

Наконец, обратимся к наиболее важному району.

Центр страны занимает обширная область Пампы, о которой уже была у нас речь впереди. Слово пампа — индейское, и на языке племени кечуа значит: «поросшие травой, совершенно лишенные древесной растительности ровные пространства». Это вполне характеризует былую растительность этой плодороднейшей части Аргентины.

До тысячи видов различных злаков составляют флору Пампы, представляя в естественном виде богатые пастбища. Индейские племена, густо населявшие Пампу, занимались охотой на диких жвачных, изобиловавших тогда на равнинных ее просторах. И именно скотоводство было первой отраслью хозяйства, которое начали здесь насаждать первые чужеземные пришельцы.

Черноземные почвы Пампы не привлекали внимания колонистов, и до начала XIX в. в Аргентину ввозился хлеб из США, — настолько ничтожны здесь были посевы. Между тем скот-коровы, овцы, лошади — размножался столь быстро, что не только покрывался спрос на мясо внутри страны, но и на внешнем рынке оно не могло найти сбыта.

Вывозилось лишь некоторое количество живого скота и сушеного и соленого мяса, которое приготовляли примитивные предприятия «саладерос», возникшие вблизи портовых городов. Но саладерос покупали мясо у владельцев ближайших эстансий, так как при отсутствии в то время железных дорог перегон скота из далеких районов Пампы был совершенно невыгоден: цены на мясо были очень низкие. Единственную ценность там представляла кожа. Животных убивали, сдирали шкуру, вырезали лучшие куски мяса, а вся остальная туша оставлялась в поле.

Такое изобилие скота и мяса породило в Пампе совершенно своеобразное блюдо — это «аззайо соп сиего», то есть мясо, жаренное в коже. А. С. Ионин очень красочно описал способ приготовления этого жаркого, который он наблюдал в 1896 году: «целого быка с его костями, толь-ко без потрохов, зарывают в яму, слегка, впрочем, при-крыв его землею, и разводят над ним костер; бык скорее преет, чем жарится в своей коже, почти варится в той воде и в том сале, которое содержит его мясо, и выходит поистине неподражаемое, вкусное, мягкое кушанье из этого мяса Пампы. Другой способ тоже почти не уступает первому по своим результатам и имеет то преимущество, что требует гораздо меньше времени: быка разрезают вместе с кожею на куски и кладут эти очень большие куски прямо на уголья, так чтобы шкура образовала нечто вроде чашки или сковороды, в которой мясо не то жарится, не то варится».

Ионин отмечает, что такой способ приготовления своего рода роскошь, не потому, что требуется целый бык, а по-тому что жертвуется шкура быка, которая составляет почти всю его цену. Он заключает: «Мясо само по себе ничего не стоит, и теперь мы закололи быка, чтобы накормить сравнительно небольшое общество — мы съели едва ли толь-ко десятую его часть, а остальную оттащили в степь и предоставили на корм урубу…»

Баранье же мясо вообще никто не ел. Овец и баранов убивали лишь для снятия шерсти и кожи, а тысячи трупов гнили в степи.

Подобный варварский метод хозяйства продолжался до открытия способа сохранения мяса в мороженом виде. В 1882 г. на Ла-Плате близ Буэнос-Айреса возник первый «фригорификос» — холодильная фабрика-бойня. Аргентинское мясо получило широкую возможность вывоза в Европу, в частности в Англию. Владельцы фригори-фикос, число которых быстро возрастало, так же как и их размеры, получали огромные барыши. Кстати, почти все они вначале находились в руках английских компаний, но за последние десятилетия многие фригорификос были скуплены капиталистами США. Таким путем аргентинское животноводство, получив стимул для нового развития, оказалось под контролем англичан и северо-американцев.

Из 18 фригорификос 13 находятся на территории Пампы: это показывает экономическое значение этой природной области, также как и степень ее зависимости от иностранного капитала.

Влияние США на экономику Аргентины слабее, чем на экономику Бразилии. США закупают пока еще только 8 % экспорта у первой и 34 % у второй.

Вообще же по всей Латинской Америке США неуклонно усиливают свои позиции за счет Англии, особенно за годы второй мировой войны.

Так, ввоз в Латинскую Америку разных товаров из США и Англии составлял (в % от общей стоимости ввоза):

За последние годы доля США возросла до 65 %.

Сходная картина в экспорте продукции латиноамериканских стран в эти государства (тоже в % от общей стоимости экспорта):

До второй мировой войны в Аргентине преобладали английские импортные товары. После войны резко усилилась торговая экспансия США. В 1946 г. США ввезли в Аргентину вдвое больше товаров, чем Великобритания: соответственно 28 и 13 % всего ввоза Аргентины.

Капиталовложения США в латиноамериканских странах составляли в 1948 г. 36 % из общей суммы иностранных инвестиций США во всем мире. Сумма английских капиталовложений составила 2,6 млрд. долларов. К концу 1950 г. сумма капиталовложений США в странах Латинской Америки достигла 6 млрд. долларов и вдвое превышала английские.

За период с 1945 по 1947 г. вновь сделанные США капиталовложения во всем мире составили 906,2 млн. дол-ларов. На страны Латинской Америки пришлось 603,8 млн. долларов, то есть более двух третей.

По официальным данным, вероятно заниженным, при-были монополий США от капиталовложений в Латинской Америке исчислялись в 1940 г. в 153 млн. долларов, в 1946 г. они достигли 261 млн. долларов, составив более половины доходов от всех зарубежных капиталовложений США.

Все это достаточно показательно. Не без основания даже «свой» комментатор из газеты «Нью Рипаблик» озаглавил одну статью: «Америка-плохой сосед в экономическом отношении».

***

За время второй мировой войны Аргентина накопила изрядный запас золота и иностранный девиз*. В результате сокращения экспорта и, наоборот, усиленного ввоза товаров из США аргентинский золотой запас очень быстро почти полностью перешел в карман к этому самому «соседу» — США.

Аргентина огромные средства расходует на вооруженные силы и полицию. Если в 1944 г. весь бюджет страны не превышал 2 469 млн. песо, то в 1950 г. толь-ко на открытые военные расходы было ассигновано 2 413 млн. песо.

Одновременно с утратой золотого запаса происходил непомерно быстрый рост выпуска бумажных денег.

В год нашего пребывания в Аргентине в стране обращалось бумажных денег на 4 836 600 тысяч песо, а к концу 1949 г. эта астрономическая цифра была перекрыта более чем в два раза и возросла до 9 799 900 тысяч песо. Естественно, что и так невысокая покупательная способность песо упала еще более.

Не помог правительству и недавний американский заем в 125 млн. долларов, ибо на эти деньги Аргентина обязывалась ввозить товары из США, тем самым подрывая свою национальную промышленность.

В настоящее время Аргентина занимает четвертое место в мире по количеству скота после Индии, СССР и США. Скотоводство ее приняло товарные формы. И, точно так же, как и зерновое хозяйство, оно в полной мере находится в зависимости от лихорадочных скачков в развитии капиталистического мира.

Во время второй мировой войны Аргентина резко увеличила производство и вывоз мяса, но в предвоенные кризисные годы скотовладельцы, точно так же как столетие назад, использовали только кожи из-за невозможности сбыть мясо. Правда, наметился некоторый «прогресс» в этом деле: жирные туши баранов не бросали зря, а использовали в качестве топлива, весьма, кстати, дефицитного в Пампе.

Область Пампы занимает исключительно важное место во всем хозяйстве Аргентины. Здесь в настоящее время сосредоточено три четверти населения страны, производится четыре пятых всех видов зерна, выращивается две трети всего поголовья скота; на территории Пампы наиболее густая сеть железных дорог, охватывающих три четверти всей железнодорожной сети Аргентины, и в пределах этой области производится девять десятых всей промышленной продукции страны.

***

В 1535 г. на низменном берегу Ла-Платы, за 275 км от океана, испанский авантюрист и завоеватель Педро де Мендоса основал город с длинным названием: Сьюдад-де-Нуэстра-Сеньёра-де-Буэнос-Айрес, смысл которого аргентинцы выражают как «Город святой девы — покровительницы моряков».

Впоследствии это пышное название превратилось просто в Буэнос-Айрес, теперь же большинство аргентинцев называют свою столицу коротко «Байрес», а на почтовых отправлениях пишут еще короче: «ВзАз».

Долгие годы по своем возникновении Буэнос-Айрес был единственным портом страны, через который совершалось все общение с внешним миром. Коренные обитатели Байреса получили тогда кличку «портеньо» — жители порта, которая зачастую и теперь применяется к жителям этого города.

Возникший на восточной окраине тогда еще совсем неведомой и неосвоенной Пампы, город обнаружил поразительные темпы роста с момента перехода Аргентины на путь высокотоварного капиталистического производства. В 1853 г. здесь было 91 тыс. жителей, в 1869 г. — 178 тыс., в 1887 г. — 433 тыс., в 1905 г. — более миллиона, в 1925 г. — 2 310 тыс. и в 1947 г. число жителей Байреса перевалило за 3 млн. Сейчас Буэнос-Айрес-крупнейший город не только Аргентины, но и всей Латинской Америки и даже всего Южного полушария. Так называемый «Большой Буэнос-Айрес», то есть с включением в город-скую черту ближайших к собственно Байресу населенных пунктов, в год нашего посещения насчитывал

4 миллиона 465 тысяч жителей, что составляло 28,5 % всего населения страны и 47 % ее городского населения.

Сохранив свое значение крупнейшего порта Аргентины (80 % всего ввоза и 40 % вывоза), Байрес стал центром промышленности страны, основное направление которой-переработка продуктов сельского хозяйства: мясохладобойни, мясоконсервные фабрики, кожевенные, обувные, текстильные, мукомольные и маслодельные заводы и т. д.

В Буэнос-Айресе развились и сталелитейные, лесопильные, машиностроительные и другие предприятия, связанные с городским строительством, строительством железных и шоссейных дорог. Всего в Байресе и его ближайших окрестностях около 10 тыс. крупных и мелких предприятий, в которых сосредоточена почти половина промышленных рабочих страны.

***

Как в области товарного сельского хозяйства, так и особенно в промышленности Аргентина находится в сильнейшей зависимости от иностранного капитала, в первую очередь от Англии и США. Особенно «стараются» в последнее время США, которые, находясь накануне кризиса производства, бросаются повсюду в погоне за рынками сбыта.

Будучи в последней четверти прошлого столетия городом торговой буржуазии, понастроившей просторные особняки и крупные жилые дома в частях города, примыкающих к порту и торговым кварталам, Байрес с быстрым ростом промышленных предприятий вскоре был окружен трущобами рабочего предместья. Пол-миллиона пролетариата населяет Байрес в условиях крайней скученности, типичной для американских го-родов.

***

Поезд Росарио-Байрес, приближаясь к столице, все чаще и чаще проносится мимо садов, чаще всего с цитрусовыми деревьями, сменяющими надоевшие уже нам поля с кукурузой.

Наконец, почти не сбавляя хода, экспресс врывается на окраину города и мчится в узком «канале» между жилых домов рабочего предместья. Здесь — типичная «одноэтажная Америка»; маленькие стандартные домики тесно прижаты один к другому; высунешь голову из окна и окажешься во дворе соседа.

Местами двадцать домиков подряд не отличимы один от другого. Местами рябит в глазах от пестроты внешне разных, но по существу тоже одинаковых домишек. На узкую улицу выходит «парадная» часть дома. Тыльная часть смыкается с таким же рядом домов параллель-ной улицы. Домики крохотные, один повыше, другой совсем низенький, а рядом вдруг дом с мезонином; пестрые крыши — то черепица, то цинк, то железо, окрашенное в зеленый цвет. Смотришь на эту картину (а улица за улицей следует вдаль), и кажется, будто огромное старое кладбище взяли и сдавили потеснее, оставив узкие дорожки среди стиснутых до отказа монументов, склепов, часовен, надгробий. И только одно отличие от кладбища здесь: на улице — ни деревца, ни кустика. Изредка лишь среди более обширного «владения» торчит жалкое деревцо, задыхающееся в кирпичном окружении.

Экспресс мчится дальше, мелькают склады и тыльные кирпичные стены громоздких домов центральной части столицы.

***

В Буэнос-Айресе издается несколько десятков газет, выходящих утром… днем… вечером…, одна перед другой стремящихся сообщить самые свежие новости. С оперативностью прессы мы знакомимся, едва вступаем на перрон под дебаркадером вокзала. К нам подходят два репортера, один немедленно щелкает аппаратом, другой «берет» интервью. Сергей Васильевич по-испански находу кратко сообщает о наших скромных ботанических интересах.

Поезд пришел по расписанию, это было в 12 часов 30 ми-нут местного времени. В 3 часа дня мы купили газету, в которой прочитали большую статью о нас. Значительная часть содержания повторяла то, что было напечатано в газетах Росарио, но был и «свежий материал» вокзального интервью и помещен фотоснимок. К чести газеты скажу, что в статье не было особенно выпирающей клюквы, но снимок… можно было бы заменить любым другим негативом, ибо на этом отпечатке даже родная мать никого бы из нас не опознала.

Следующее знакомство-с «тайной» полицией: после интервьюеров к нам подходит штатский молодой человек и сообщает, что он агент тайной полиции, подтвердив это показом некоей жестянки на нижней стороне лацкана пиджака.

Он спросил, чем может быть нам полезен. Мы сказали, что нам нужно поскорее такси.

Агент бросился сквозь толпу выходящих из подъезда пассажиров и через полторы-две минуты подкатил на такси. Усадив двоих из нас, он побежал вторично, по пути что-то сказав носильщику, и так же быстро вернулся.

Носильщик, подвозивший наши вещи на тележке, намекнул нам, что такси в это время очень трудно достать.

Повидимому, его намек мы поняли правильно и «оценили» аргентинскими песо усердие этого явного агента тайной полиции: он приятно улыбался, захлопнув за нами дверцу и напутствуя нас прощальными взмахами руки.

***

В окошко автомобиля врывался горячий асфальтово-бензиновый воздух шумных авенид столицы. Движение в Байресе не менее оживленное, чем в Рио, но нет той лихорадочной гонки, что в бразильской столице, и нет подстегивающих надписей «не менее 60 км в час».

Город хорошо распланирован-проспекты пересекаются под прямым углом улицами (авенида и руа). В каждом квартале-номера домов в пределах сотни: один квартал имеет номер от 1 до 99, второй-100-199, третий-200-299 и т. д., хотя бы домовладений было больше или меньше. При такой системе любой адрес можно найти очень быстро.

Через полчаса мы уже осматривали город с высоты одиннадцатого этажа из окон нашего номера в гостинице.

Город не красив сверху. Плоский, с малым количеством зелени, с торчащими повсюду башенными полу-небоскребами над преобладающими трех —, пятиэтажными зданиями. И хоть сейчас и зима, но над городом вис-нет сизая дымка зноя, которым пышут кирпичные и бетонные здания в узких, плохо проветриваемых улицах.

Только в сторону к Ла-Плате как-то просторнее, там меньше небоскребов и видны большие пятна зелени парка Палермо, Ботанического и Зоологического садов, и за ними открываются безбрежная Ла-Плата и порт.

***

В тот же день мы отправились в Ботанический сад, находящийся в ведении муниципалитета.

Ботанический сад основан в 1898 г. Занимает он небольшую площадь, стиснутую в треугольнике многолюдных улиц. Местоположение сада, наличие возле него многих линий трамваев и автобусов и станций метрополитена обеспечивает ему большую посещаемость в отличие от сада Рио-де-Жанейро. Это наложило соответствующую печать на об-лик сада: здесь больше уделе-но внимания обслуживанию гуляющей публики, использую-щей его как парк, нежели просветительным задачам. Так, экскурсии по саду не проводятся, путеводитель не переиздавался с 1928 г., отсутствуют даже открытки со снимками замечательных растений или уголков сада.

Умбу

Сад построен в трех планах: имеется часть систематическая, где растения расположены по семействам; часть географическая, где представлены наиболее типичные растения флоры Аргентины, собранные по административным ее областям, и, наконец, часть сада отведена под показ различных архитектурных стилей парков, а также имеется несколько аллей, преследующих лишь эстетические цели.

Значительно более умеренный климат (климат «влажной приморской пампы»), чем в Рио, здешнему саду не позволяет иметь в открытом грунте очень много тропических деревьев, которыми так богат сад Рио-де-Жанейро. Зато тут более обильно представлена флора субтропиков, среди которой много форм, сбрасывающих листву на засушливый период года.

Вот замечательное дерево аргентинской каатинги из южных частей области Чакоумбу*. Это крупное дерево с необычайно толстым стволом, основание которого часто расползается в виде огромной глыбы, и от нее отходят один или несколько стволов, поддерживающих раскидистую крону. Дерево это не имеет настоящей прочной древесины, легкая пористая ткань ствола и ветвей может быть без труда проткнута ножом. Губчатое строение ствола позволяет растению скоплять большое количество влаги, которое, вероятно, является запасным на сухой период года. Плоды умбу похожи на плоды нашей шелковицы, только увеличенные раз в десять, но не представляют лакомства ни для кого, кроме птиц.

Большая аллея обсажена деревцами оригинального растения-чорисы* из засушливой области монте. Ствол его имеет колбасовидную форму, а плоды могут итти в сравнение с сардельками. В молодом возрасте ствол чорисы покрыт острыми шипами, постепенно врастающими в кору. Для созревания плодов требуется 11–13 месяцев, и деревцо цветет уже тогда, когда едва только поспевают плоды от цветов предыдущего сезона. Цветет чориса в сухой период года, и мы могли любоваться ее крупными бледно-розовыми цветами на ветвях, сбросивших листву на это время.

Поразил нас гигант тропических лесов Аргентины — типа*, достигающий высоты более 40 м и свыше 1 м в поперечнике.

***

Увидели мы здесь растение, которое пропустили в Ботаническом саду Рио — это жижижапа*. Невысокое травянистое растение, оно формой своих листьев напоминает более всего пальму (по этому сходству иногда его даже называют панамской пальмой). Жижижапа стяжала себе большую славу тем, что из нее изготовляются настоящие панамские шляпы, производство которых сосредоточено в Эквадоре и является там чуть ли не государственной монополией. Заключающиеся в листьях волокна отличаются исключительной прочностью. Для получения волокна срезаются молодые листья, едва только они начинают развертываться. Далее листья разрываются на ленты шириной 3–4 сантиметра; затем с помощью простого инструмента (кусок дерева с укрепленными в нем частыми иголками) ленты эти разделяются на узкие «соломки» (toquilla по-испански).

«Соломку» эту погружают на 10–15 минут в кипяток, затем сушат в течение 3 часов (быстрая сушка не допускается!) и в заключение отбеливают. Это уже исходный материал для плетения шляп. На одну шляпу уходит от 8 до 12 листьев, а для выделки шляпы высокого качества требуется до 18 дней ручного труда. «Простую», невысокого качества шляпу, изготовляют за 1 день. Она ценится, конечно, несравненно дешевле. Неудивительно, что «панамы» очень дороги даже на месте своего изготовления: их стоимость втрое-впятеро превышает стоимость фетровой шляпы. Зато долговечность и «носкость» (если можно так выразиться) панамских шляп превосходят все известное на мировом рынке: ее можно мять как угодно, стирать и она сохраняет вполне хороший, «приличный» вид.

Жижижапа.

Среди богато представленной флоры аргентинских полупустынь

в саду имелись замечательные экземпляры кактусов — опунция* и кардон*, первые более 3 м высоты, а второй-5,5 м.

Увидели мы здесь кустарниковых и древесных представителей из высокогорной пуны, относящихся к семейству сложноцветных. Нам они были интересны особенно потому, что в нашем восточном полушарии семейство сложноцветных представлено почти исключительно травянистыми формами; здесь же, в Андах Южной Америки, сложноцветные растут в форме кустарников и небольших деревьев.

***

В западной части сада есть маленький участок технических растений.

Мы не нашли здесь ничего примечательного, кроме одного небольшого деревца, обратившего наше внимание уже издали. Крупные его листья были необыкновенно окрашены: верхняя сторона темно-зеленая, нижняя — бледная, светло-зеленая. Возле деревца на колышке была прибита дощечка с надписью «tosigo» (яд).

Оказалось, что это ядовитое растение — тунг*, хорошо известное всем, кто посещал наше Черноморское побережье. Родом из Китая, оно хорошо распространилось в субтропиках и тропиках Старого и Нового Света. Так, в одной лишь Флориде, где тунг начали возделывать в 1905 г., теперь насчитывается 12,5 миллионов деревьев.

Тунг

Чем же замечательно это тунговое дерево?

Семена тунга содержат от 54 до 60 % масла, отличающегося рядом важных технических свойств. Масло тунга быстро сохнет. Лаки, эмали и краски на тунговом масле выделяются исключительной прочностью, водонепроницаемостью, свето— и погодоустойчивостью, отлично противостоят кислотам и щелочам. Наиболее важные части самолетов, подводные части гидротурбин, корпуса автомобилей и т. п. окрашиваются лаками и красками на тунговом масле.

То же самое и подводные части кораблей. Тунговое масло предохраняет их не только от ржавения, но и от обрастания моллюсками.

Китайские деревянные «джонки» с древнейших времен окрашивались тунговыми красками и отличались своей исключительной долговечностью. Общеизвестна прочность китайских лаков. Они тоже сделаны на тунговом масле.

Тунговое масло — лучшее средство борьбы с коррозией металлов и используется сейчас в очень многих отраслях промышленности.

В конце апреля — начале мая в наших влажных субтропиках можно видеть обильное цветение тунгового дерева. На нем еще нет листьев и ветви сплошь одеты цветами. Вскоре развиваются и листья, крупные, кожистые с длинными черешками. Под осень среди листвы на длинных плодоножках раскачиваются многочисленные оригинальной формы плоды-шаровидные, они слегка сплющены у полюсов. В Байресе мы застали тунг в стадии конца плодоношения, одиночные плоды висели на ветках, несколько штук валялись на земле.

Для остережения публики от собирания этих плодов и была повешена дощечка. Действительно, семена тунга очень ядовиты, яд их смертелен.

У нас в СССР выявлены морозостойкие формы тунгового дерева, выдерживающие понижение температуры до — 15°. Впервые тунг привезен к нам создателем Батумского ботанического сада профессором А. Н. Красновым в 1895 г.

В настоящее время тунг культивируется в Грузии, Азербайджане, Абхазии и на побережье Краснодарского края.

***

В одном из уголков сада мы увидали группу цезаль* пиний-кустарников из семейства бобовых. Их нежные двоякоперистые листья хотя и густо покрывали ветки невысоких кустов, но только слегка притеняли почву* Цветы их собраны на концах ветвей в короткую, но густую кисть. Самые цветы какие-то необыкновенные, сказочные: из ярко-желтого венчика свисает множество длинных пурпурно-красных тычинок. Мы невольно залюбовались ими, казалось, они вызывают чувство бодрости, жизнерадостности.