Карликовая ласка Онгстрём и хорек Исабелла

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Карликовая ласка Онгстрём и хорек Исабелла

Я всегда был неравнодушен к семейству куньих. Меня восхищает их бойкость, любопытство, ловкость и необузданный нрав. Правда, барсук не такой, совсем не такой — хотя его и относят к куньим, он явно представляет боковую ветвь, он словно товарный вагон среди быстрых локомотивов.

Я уже говорил про гостивших у меня двух горностаев, один был совсем дикий и злой, другой — удивительно ручной. Первый забрел в крысоловку, это его голос Стар мгновенно научился имитировать. Белоснежная шубка, черные бусинки глаз, черный кончик хвоста — чудо как хорош! Хотя он так и не стал ручным, но чувствовал себя превосходно — довольно редкий случай, большинство мелких куньих погибает вскоре после поимки, и дальше я попробую объяснить — почему.

Чтобы мой зверек быстрее освоился, я слепил из глины подобие подземных ходов. Ходы примыкали к стеклянной стенке террариума, а стекло было завешено материей, это позволяло мне поднять «занавес» и проверить, как себя чувствует мой жилец. Горностай быстро привык, и его ничуть не трогало, что я заглядываю в его столовую. Еще в террариуме была каменная горка и свежий мох. Не ахти какой простор, и содержать террариум в чистоте было бы трудно, если бы не присущий всем куньим инстинкт — испражняться в одном месте, притом подальше от спальни. Испражнения всегда лежали в одном и том же углу; я поставил туда стеклянную банку и мог производить уборку, не тревожа горностая.

До чего же интересно было наблюдать, как белоснежный зверек на моих глазах в несколько дней сменил зимнюю шубку на летнее платье! Сначала мордочка пошла пятнами. На второй день появилась темная полоска вдоль позвоночника, после этого белизна с каждым днем будто стекала вниз, и под конец только горло, грудь и живот остались светлыми.

Дичок, понятно, был вполне самостоятельным, и как только его выпустили на волю, он исчез и больше не показывался. А вот ручной горностай Герман Мелин долго после освобождения сохранял доверие ко мне. Глядишь — бежит по камням и кустикам! Взберется мне на плечо и замрет.

Через несколько лет после того, как оба горностая возвратились в естественную среду, я навестил в Норрланде препаратора, при посредничестве которого однажды получил выводок мохноногих сычей. Он рассказал мне, что попал в затруднительное положение: один мальчуган принес ласку и попросил сделать красивое чучело для каминной доски, а ласка-то была живая! Как видите, эта странная форма любви к природе еще процветает в нашей стране… Препаратор не сомневался, что деньги доставят мальчику не меньше удовольствия, чем препарированный зверек.

Мне отвратителен безнадежно устаревший метод, когда в преподавании используют чучела животных. Видеть чучело барсука или рыси для меня почти так же тягостно, как если бы выставили чучело человека. Так что сделка быстро состоялась, и я получил деревянный ящик с травой и мхом, где мелькало что-то буровато-коричневое, сердито шипя и посылая моему обонянию остро пахнущие сигналы — обычная реакция куньих, когда они возбуждены.

Дома я рассмотрел свое приобретение и ахнул. Это была не простая ласка, а карликовая! Чрезвычайно редкое животное, если верить книгам, и поистине карлик: длина тела самца не превышает 170–195 миллиметров, самочки — 130–170 миллиметров!.[11]

Такой крохе, самому маленькому в мире представителю отряда хищных, следовало придумать соответствующее имя. Я прозвал зверушку Онгстрём (мера длины, одна стомиллионная миллиметра). И поселил ее в террариуме, обставленном камнями и мхом примерно в том же духе, что и обитель моего дикого горностая.

Мне кажется, многие пойманные ласки быстро погибают потому, что «сгорают» от перепроизводства адреналина. Сделайте для них убежище, где можно укрыться от посторонних глаз, как я делал для своих питомцев, — они будут чувствовать себя спокойнее, расход адреналина сократится, и пленник выживет. Неосновательная догадка? Возможно, хотя есть данные в ее пользу. И одно из таких данных — гибель моей нежной ласочки.

Она прожила у меня три года, хотя поначалу я не собирался долго держать ее в неволе. И показала себя великолепным охотником, при таких размерах ей ничего не стоило проникать в ходы полевок. Хотя она несла смерть, я не мог без смеха смотреть на ее маневры. Только юркнула в нору — уже выскакивает из другого хода, можно подумать, что не одна ласка орудует, а две или три. И такое же впечатление создается у вас, когда негодующая ласка с опаской и любопытством поглядывает на странного двуногого великана, которому вздумалось остановиться около ее обители. Так и кажется, что камни кишат ласками.

Когда моя ласочка ныряла в нору, стремительный поиск быстро увенчивался успехом, и она выскакивала с полевкой в зубах. Если есть еще что ловить, подзаправится глотком крови или куском мяса, тут же снова исчезнет и быстрее, чем я написал это предложение, возвращается с новой жертвой. Как сыч-воробей запасает в дуплах полевок и мелких пичуг, как белка собирает орехи и желуди на черный день, так ласки — и не только ласки, все куньи — обычно пользуются изобилием, чтобы хорошенько отъесться. Неверно приписывать ласке кровожадность и страсть убивать. Естественный охотничий инстинкт Онгстрёма помогал мне легко заполучить его обратно после очередной вылазки в лес. Поставишь крысоловку с приманкой в виде мыши — «ангел смерти» в несколько секунд обнаруживает ее, и дверца захлопывается. Умерщвление добычи происходило мгновенно. Острые зубы грызуна опасны для такого крохотного охотника, поэтому техника лова отличается беспощадной точностью. Укус — всегда один, второго уже не надо — поражает шейные позвонки и спинной мозг. Да так стремительно, что рядом с лаской любое животное — увалень. После такой сверхэффективной машины из плоти и крови, как Онгстрём, даже колибри кажется мне медлительным. И как ни парадоксально, интенсивность жизненных процессов ласки, точнее ее способность ускорять их ритм, погубила зверька.

Когда нам приходится работать с непривычной быстротой, когда ситуация требует от нас чрезвычайной скорости и остроты реакции, надпочечники в большом количестве производят адреналин — гормон, стимулирующий жизнедеятельность организма. Этот механизм призван в минуту серьезной опасности мобилизовать все ресурсы, прибавить нам силы и скорости, он как бы открывает «дроссельную заслонку». Понятно, такой уровень горения не может поддерживаться долго без вреда для организма. Случаи стресса, когда сжимаются сердце и сосуды, когда внезапно отказывают легкие и другие важные звенья в системе кислородного обмена, вызываются ненормальной выработкой адреналина. Длительное нервное напряжение, частые потрясения, недостаток отдыха и покоя подстегивают производство адреналина, соответствующие клетки и железы непомерно увеличиваются. Сходный пример — чрезмерно расширенное сердце перетренированного бегуна.

У ласки адреналиновый механизм работает в высшей степени активно — от этого зависит быстрота ее нервно-мышечных реакций во время охоты. Ласка должна вдвое превосходить свою жертву в скорости. И если выработка адреналина при длительном стрессе опасна для человека, то и способность ласки производить адреналин сопряжена с физической опасностью. Моя ласка, несомненно погибла в результате шока, когда от адреналина организм перегорел и угас.[12]

Подробно сняв, как она охотится, я выбрал место поблизости от Дала-Флуда, где водятся полевки, и выпустил Онгстрёма в обетованном для ласок краю. Выпустил, как мне казалось, навсегда. А вернувшись домой, поймал себя на том, что тоскую по крохотному зверьку. Хотя ласка отнюдь не стала у меня ручной, она чувствовала себя в террариуме совсем неплохо… Чем больше я об этом думал, тем сильнее ругал себя. Надежда, что она найдет себе пару и даст потомство, практически равна нулю, зато, охотясь за полевками, она вполне может нарваться на горностая. А тогда Онгстрёму крышка. Лучше уж попробую вернуть его домой, быть может, со временем удастся добыть и госпожу Онгстрём… Я нашел ловушку и вечером поставил ее с приманкой в том самом месте, где неделей раньше Онгстрём молнией скрылся в кустах. На следующее утро он уже сидел в ловушке и уписывал добычу.

Итак, Онгстрём остался со мной. Террариум стоял на моем столе в кабинете зоологического факультета, и я мог каждый день проверять, как дела у моей зверушки, а она отвечала мне таким же пытливым взглядом.

Перед тем как продолжать повесть о печальной кончине Онгстрёма, скажу еще об одной важной особенности куньих — о пахучих (вернее было бы сказать — вонючих) сигналах. Когда застигнешь врасплох куницу в ее убежище, спугнешь хорька или другого представителя куньих, ощущаешь вдруг очень резкий запах. Это расположенные у анального отверстия железы посылают сигнал. Я нарочно пишу «сигнал», так как уверен, что речь идет об известии, адресованном сородичам.[13] И надо сказать, химический сигнал себя оправдывает. Представим себе, что несколько ласок охотятся на полевок под землей. От звукового сигнала, даже если он дойдет до адресата, мало проку — поди определи, с какого места он подан. А химический сигнал, запах, достаточно стоек, и чем ближе к месту, где было выделено пахучее вещество, — скажем, возле гадюки, которая напугала ласку, — тем он отчетливее.

Не случайно нам запах кажется одинаковым независимо от того, кому принадлежит сигнал — хорьку, кунице, росомахе, горностаю или ласке. Речь идет о функции достаточно важной, чтобы она оставалась неизменной при развитии разных родов из общего корня. Можно назвать немало химических составов, которые не изменились за миллионы лет, например процент соли в крови млекопитающих, включая человека. Это дает мне повод предполагать, что химический сигнал одного представителя куньих должен влиять на других. Об этом говорит и поведение моей ласки в последние минуты ее жизни.

Пахучее вещество воздействует на чувствительные клетки обонятельного эпителия, сигнал идет по нервным каналам в надпочечники, а они тотчас выделяют в кровеносные пути адреналин, подстегивающий весь организм. Длинная, но быстро работающая химическая и электрохимическая цепь.

И вот однажды, когда Онгстрём лежал в камнях в своем террариуме, его настигла мощная волна активатора.

Я только что получил двух детенышей росомахи, самца и самочку, о которых еще расскажу дальше. Они ничуть меня не боялись, и я мог спокойно носить их с собой. В тот день я сперва выпустил их на временно свободном от сов чердаке зоологического факультета, они там побегали, поиграли, повеселились, потом я отнес их в кабинет, где находилась ласка. Никакой реакции не последовало, ласка крепко спала — всякое активное существо нуждается в отдыхе, о чем не худо помнить и нам, живущим в обществе, где нас на каждом шагу подстерегают стрессы.

Я опять поднялся с росомахами на чердак, но примерно через час вернулся в кабинет; ласка по-прежнему мирно спала. Самочка росомахи не пожелала уходить с чердака, и на этот раз я принес только самца. А он без сестры почему-то вдруг оробел, о чем мне тотчас сообщили мои ноздри. Надо сказать, что росомаха — самый крупный представитель семейства куньих и при испуге выделяет изрядное количество пахучих веществ.

Пройдя мимо стола с террариумом, я сел на стул за шкафом, в котором хранились мои магнитоленты, так что ласка — это очень важно! — не могла меня видеть. Я погладил росомаху, она успокоилась, но тут до меня донеслись пронзительные тревожные крики карликовой ласки. Я встал посмотреть, в чем дело — зверек метался по террариуму, сердито подскакивая вверх, к проволочной сетке, через которую сочился тревожный запах. Я еще никогда не видел, чтобы моя ласка так себя вела. С полминуты она кружила на месте, потом вдруг замертво упала на мох. Умерла — такой же мгновенной смертью, как и ее жертвы, только бескровной. И я ни минуты не сомневаюсь, что сильнейший химический сигнал росомахи подстегнул гормональную систему ласки, и погибла она от чрезмерной дозы адреналина.

Замечу, что адреналин стимулирует организм не только в агрессивных ситуациях. Говорят ведь «сердце горит любовью» — в этом романтическом выражении немало истины. Когда начинаются процессы, цель которых — продолжение рода, в них участвует много разных гормонов, и, конечна, в их число входит адреналин. При этом у куньих активируются и совсем другие железы, в чем я и мои многострадальные родные смогли убедиться после того, как я принес домой ручного хорька по кличке Исабелла.

Как и большинство куньих, Исабелла могла, что называется, с места включить невероятную скорость. Любила носиться по квартире в погоне за воображаемой добычей, пользуясь лазейками, о которых мы и не подозревали. В разгар гонки на ее пути мог оказаться рукав пиджака или шерстяного свитера, и, подчиняясь охотничьему инстинкту, она тотчас ныряла в «ход», напоминающий норку грызуна. Случалось, свитер был на мне, однако это не смущало Исабеллу. Секунда — и она; вынырнув где-то около воротника, уже легонько хватает меня зубами за ухо, еще секунда — проскользнула через второй рукав и цапнула за палец. Когда я сидел за письменным столом, игра нередко заканчивалась в моем правом рукаве; движения пишущей руки явно убаюкивали зверька, и он быстро засыпал.

Исабелла была уже совсем ручной, когда попала ко мне, и ни разу не услаждала мое обоняние химическими сигналами, которыми меня развлекали другие куньи. Напротив, от нее пахло очень приятно. Так же, как лис, барсуков и прочих мастеров на запахи, я мыл ее шампунем, и она ничуть не противилась.

Как раз в это время мой знакомый препаратор Макс Вильборг приобрел хорька мужского пола, и нам пришла в голову отличная (?) мысль помочь молодым познать восторги любви; глядишь, появятся на свет еще Исабеллы и Исидоры. Самочка, только что после ванны, была чудо как хороша в своей блестящей шубке; недаром в ее рацион входили сырые яйца. Как и следовало ожидать, Ромео был совершенно очарован. Мы выпустили их в моей комнате; дверь, слава богу, плотно закрывалась. Ромео сразу воспылал любовью, сердце его (адреналин!), несомненно, билось часто-часто. Его призыв, надо думать, без труда был понят дамой: пусть это был не язык цветов, но во всяком случае язык ароматов, запахов, вони — выбирайте любое выражение, какое соответствует вашему вкусу и остроте обоняния. На Исабеллу обрушился град отборнейших хорьковых сигналов. В квартире распространилась несносная вонь, а тут еще Исабелла решила ответить кавалеру тем же. Какой там шампунь! Я уже говорил, что Макс работал препаратором, причем его специальностью было очищать вываркой черепа от гниющего мяса. Словом, в его закалке не приходилось сомневаться, и когда не только мое, но и его лицо приняло зеленоватый оттенок, я понял, что для любви хорей более всего подходят открытые просторы, да еще с хорошим ветром.

Короче говоря, хотя песня любви была нами прервана через полчаса, в комнату еще неделю нельзя было войти.