ОБЩИЕ ТЕМЫ И ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ГАЛЛЮЦИНОГЕННЫХ РАСТЕНИЙ В РАЗЛИЧНЫХ КУЛЬТУРАХ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ОБЩИЕ ТЕМЫ И ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ГАЛЛЮЦИНОГЕННЫХ РАСТЕНИЙ В РАЗЛИЧНЫХ КУЛЬТУРАХ

Если мы обратимся к изложенным в этой книге сведениям, то сразу увидим главные темы, в которых можно обнаружить определенное сходство культур, связанных с использованием галлюциногенов. Это сходство может быть случайным или быть следствием прямого влияния одного общества на другое. Не исключено и третье объяснение: почву для появления подобного сходства могут создать биохимические свойства указанных веществ, которые, надо сказать, еще недостаточно изучены. Например, такой чисто физиологический фактор, как учащенное сердцебиение (тахикардия), может найти свое отражение в мифологии в виде полетов по воздуху и перемещений в пространстве. Конечно же, грубая попытка все свести к биохимическим процессам — далеко не лучшее решение. Еще много лет назад Даркхейм сказал, что социальные явления должны иметь социальное объяснение. Когда мы говорим о галлюциногенах, у нас не возникает сомнений относительно их биохимического воздействия на центральную нервную систему человека. Однако, изюминка в том, что каждая культура будет создавать символику, обусловленную употреблением галлюциногенов, в соответствии с ее собственными представлениями и ценностями. И, в то же время, она будет обращаться к вечным и общим для всего человечества символам. В общественных науках нечасто можно встретить последний тип символики, хотя некоторые антропологи доказали, что эти естественные символы, связанные с человеческим телом, являются важнейшей темой для изучения.

Употребление галлюциногенов и религия

Едва ли не первой бросающейся в глаза чертой традиционных обществ, связанных с использованием галлюциногенов, является разделение религиозной и светской жизни. Отдельные исследователи пришли к выводу, что мирская сторона жизни в таких обществах может вообще не прослеживаться. Страх и душевный трепет перед окутанным тайной неизвестным — чувства, которые человек испытывает в традиционном обществе, отличны от того светского, с чем сталкиваются люди в обществе индустриальном. Священными в традиционных культурах часто становятся силы, приписываемые камням, деревьям, рекам и небу. Их почитают за то, что они позволяют человеку прикоснуться к божественному. Однако не только естественные силы, но и растения, открывающие дверь в мир сверхъестественного, легко попадают в религиозную сферу.

Элиад (1957) заметила, что главной характеристикой священного является то, как человек ощущает время. Восприятия времени у людей в традиционном и индустриальном обществах сильно отличаются друг от друга. Если на Западе время отсчитывается так, чтобы удовлетворять запросам общества, то священное время циклично и обратимо. Эта философская формула отражает миф о вечной жизни, вновь и вновь возникающий в религиозных обрядах людей. Свойство времени останавливаться (застывшее время — таким оно иногда воспринимается в галлюцинаторных ощущениях) может служить свидетельством священного предназначения скоротечной человеческой жизни на Земле.

Животные и галлюциногены

В некоторых из рассмотренных мною обществ, животные сыграли не последнюю роль в обучении людей и раскрытии перед ними галлюциногенных свойств растений (Сайджел 1973). Такие действия животных трудно объяснить с точки зрения эволюционного развития. Допустим, они проглатывали забродившие фрукты, стремясь утолить жажду, или непреднамеренно жевали какие-то травы, растущие под ногами, даже не догадываясь о их свойствах (например, о способности дурмана вызывать дезориентацию). Тем не менее, в целом, нельзя ожидать, что животные специально искали такие растения. К тому же, они не могли к ним адаптироваться, поскольку это было небезопасным для их жизни и способности к воспроизводству. Нетрудно представить себе состояние животного, которое съело галлюциногенный гриб или какое-либо другое психотропное растение и обнаружило свою неготовность и неспособность распознавать сигналы, предупреждающие о приближении врагов. С другой стороны, съеденное растение, напротив, могло обострить зрение и обоняние животного и помочь ему «собраться», чтобы быстро убежать в случае опасности. И действительно, если посмотреть на сибирских шаманов, можно обнаружить некоторые признаки, ясно указывающие, что неравнодушное отношение оленей к мухомору могло со временем заставить людей попробовать этот гриб. По крайней мере, люди могли понять, что этот, красивый на вид, гриб не во всех случаях является ядовитым. Возможно также, что идея употреблять мухоморы вместе с мочой возникла у людей, когда они увидели стремление наевшихся грибов животных напиться мужской урины. Полученный сибирскими пастухами урок не прошел даром: они стали использовать мочу как средство, позволявшее собирать в стадо и не отпускать от себя животных, от которых во многом зависело их собственное существование. Употребление мочи, на самом деле, отчасти компенсирует негативное соматическое воздействие мухомора, в то же время, усиливая его алкалоидные свойства.

Другой пример связи людей и животных, относящийся к употреблению галлюциногенов, можно обнаружить у североамериканских индейцев. Известно, что индейские племена находили в желудках убитых во время охоты оленей бобы мескаля, и это могло послужить начальным толчком к использованию ими этого растения. Можно только догадываться, что должно было произойти с несчастным животным, проглотившим красные бобы, о силе воздействия которых ходят легенды. Вероятно, потеря бдительности привела его в западню вездесущего охотника.

Несмотря на отсутствие полной ясности в этом вопросе, все же можно сделать предположение относительно роли животных в той части человеческой истории, которая связана с употреблением галлюциногенов. Человек, для которого успешная охота являлась важнейшим фактором выживания, мог уделять особое внимание окружавшим его животным, изучая их повадки и ритм жизни. В то же время, этнографические сведения раскрывают эту связь между людьми и животным миром: они со всей очевидностью показывают, что растительные галлюциногены, если они были доступны, являлись еще одним средством, укреплявшим подобную связь (см. Добкин де Риос 19726).

В этом смысле показательна книга Кордова-Риоса (Лэмб и Кордова-Риос 1971). В конце прошлого века, когда этот амазонский метис был еще совсем юным, он был захвачен в плен обитавшим в джунглях племенем амахуака. Впоследствии он стал шаманом, использующим аяхуаска. Людям, среди которых он жил, аяхуаска помогала во время охоты. Используя свойства этого галлюциногенного растения, взрослые мужчины племени воссоздавали в своих видениях в мельчайших деталях наиболее сложные движения и действия животных, на которых они охотились. Уже изучив, благодаря галлюцинациям, особенности поведения животного на подсознательном уровне, они затем их прокручивали каждый раз в своем сознании. И встретив на охоте потенциальную жертву, они были способны гораздо быстрее достичь успеха. Таким образом, мистическая связь, возникающая между животным и человеком, могла быть усилена охотником при помощи какого-либо наркотического вещества, расширяющего диапазон его восприятия. Я отнюдь не хочу сказать, что, к примеру, охотник в джунглях принимал аяхуаска и устремлялся на охоту. В этом случае он бы мог потерять ориентацию и наверняка где-нибудь оступиться. Однако, давайте посмотрим на использование галлюциногенов в качестве средства обучения, поскольку такое их использование имело место раньше и продолжается до сих пор. Тогда мы увидим, что оно помогает человеку расширить (или спроецировать с подсознательного уровня на сознательный) знания о его врагах и, потенциальной добыче и благодаря этому, повысить свои шансы на выживание в условиях враждебного окружения. На мой взгляд, этот аспект применения психотропных растений, а также идея о том, что люди могли научиться у животных употреблять подобные растения, свидетельствуют о глубокой древности этой привычки людей.

Некоторые из моих предположений (1975) о древности использования растительных галлюциногенов были независимо подтверждены Рональдом Сайджелом, изучавшим употребление в пищу таких растений животными. К концу 70-х он записал более трехсот подобных случаев. Собранные им сведения наводят на мысль о том, что корни этого явления уходят в эпоху палеолита, по крайней мере, на сорок тысяч лет назад. В то время человеческие существа охотились на огромных животных и ели практически все, что попадалось им под руку, вне зависимости от географии их обитания. Не исключено, что галлюциногенные растения оказали большое влияние на социальную жизнь этих древних людей.

Отражение культуры в галлюцинаторных ощущениях

Копирование культуры в визуальных ощущениях — еще одна важная тема для тех, кто занимается историей применения галлюциногенов. Кого бы мы ни взяли: обитателей джунглей, употребляющих аяхуаска, чтобы увидеть своих идолов или диких животных, или фангов, использующих ибога для встречи с Бвити, эти примеры позволяют нам на самом деле понять: как чисто субъективные ощущения — галлюцинации — могут отражать и воссоздавать культуру.

Совершенно ясно, что в обществах, имеющих отношение к галлюциногенам, каждый индивидуум формирует для себя определенные ожидания от их использования. Именно эти ожидания позволяют вызвать определенные картины видений. Это вовсе не значит, что если группа взрослых людей говорит о присутствии в своих видениях змей, то каждый из этих людей на самом деле видел настоящую змею так, как можно ее увидеть, например, в кино. Скорее, это означает определенный, в смысле присущей им культуры, тип видений. Или, проще говоря, они увидели то, что и ожидали увидеть.

Этот аспект применения галлюциногенов будет и впредь привлекать антропологов, изучающих общества, связанные с таким применением. Люди в подобном обществе осознают себя частью его культуры на самом глубинном уровне, который только может быть доступен, благодаря ощущениям под действием галлюциногена. Можно сказать, что в традиционном обществе растительные галлюциногены оказывают радикальное влияние на подсознание индивидуума. Обобщая сказанное, можно утверждать: принадлежность к данной культуре в традиционных обществах по всему миру определяется и подтверждается в результате психической деятельности человека в процессе наркотических ощущений. Материал этой книги со всей очевидностью показывает высокую восприимчивость подсознания индивидуума к информации, исходящей от общества. Любая попытка выдернуть человеческую душу из ее культурной среды, нарушив сложнейшие связи, обречена на полную неудачу.

Кроме сходства психологических эффектов, вызванных галлюциногенами, мы обнаруживаем у многих обществ, описанных в книге, сходства в системах верований. Например, вера в оживших духов галлюциногенных растений встречается во всех описаниях. В одних случаях эти духи персонифицируются в гномах, в других — наоборот, в гигантах. В литературе по психиатрии подобные визуальные ощущения описаны как микропсия и макропсия. Как утверждает Барбер (1970), эти типичные под воздействием средств типа ЛСД ощущения, выражающиеся в восприятии объектов либо очень большими, либо уменьшенными, могут быть связаны со сложными изменениями в работе зрачка. В известном произведении Льюиса Кэрролла (1865) Алиса ела гриб либо с одной стороны, чтобы вырасти до больших размеров, либо с другой, чтобы уменьшиться. Как заметил Вэссон (1957), это, вероятно, не было случайным. В те годы, когда увидела свет книга Кэрролла, в исследованиях ученых, касавшихся грибов, осторожно упоминались и свойства мухомора. По-видимому, подобные галлюциногенные вещества действительно меняют изображение на сетчатке и вызывают появление геометрических форм и картин (тоже типичных визуальных ощущений под воздействием средств типа ЛСД). Эти формы, включающие решетки, конусы, цилиндры и другие геометрические фигуры, внезапно возникающие перед глазами, могут отражать психологические структуры, заложенные в самой зрительной системе человека.

Неважно, большие или маленькие, духи ли это растений или духи-помощники, считалось, что они подчиняются шаману, употребляющему снадобья. Шаман может вызывать эти силы при лечении, колдовстве или для того, чтобы защитить свою общину. Иногда духи считались сильнее человека, и к ним обращались скорее для установления контакта со сверхъестественным миром, чем для того, чтобы управлять ими в своих целях.

Если с этой точки зрения посмотреть на применение шаманами галлюциногенных растений, то нередко можно столкнуться с явлением превращения шамана в животное-союзника (в фольклоре это называется сменой обличия или оборотнем). Такой союзник может быть послан шаманом, чтобы устранить вред или отвести беду от нуждающегося в этом человека. Амазонские целители часто с гордостью рассказывали мне о своем периоде обучения, когда они стремились получить власть над своими союзниками — весьма долгой, трудной, а иногда и смертельно опасной задаче. Считалось, что если шаман достигал в этом деде успеха, то он становился обладателем действительно потрясающей силы. Часто шаман опускается в нижние миры, чтобы посоветоваться с духами предков или, наоборот, отправляется на небеса, откуда он возвращается с особыми песнями и предсказаниями будущих событий. Превращения людей в животных (или реже в растения), которые известны как духи-союзники — это не только общий связанный с употреблением растительных галлюциногенов мотив, но и панамериканская тема в целом.

Особенно интересна трансформация в змею, подобно обсуждавшаяся Мундкуром (1976), изучавшим культ змеи на обоих американских континентах. Возможно, страх перед смертельным ядом змеи символически связан со способностями шамана как воина. Воинственная черта шаманства, явно очерченная у мочика — еще одна заслуживающая внимания тема. Подобно змее, поражающей своих врагов при помощи яда, шаман побеждает своих противников с помощью животных-союзников. Во время моих собственных исследований целительства, распространенного в некоторых городах Перу, я обнаружила, что местные целители вступали в борьбу с предполагаемыми врагами, в основном, тогда, когда они находились в контакте со сверхъестественными силами.

Важное место, которое занимает змея в культуре различных народов, по мнению Мундкура, связано с ее способностью сбрасывать кожу. В древних индейских обществах часто встречается тема смерти и воскрешения, названная фон Виннингом (1969) темой «жизни, возрождающейся из смерти». Нередко галлюцинаторные ощущения переживаются индивидуумом как собственная смерть и последующее воскрешение или повторное рождение. Таким образом, может существовать параллель между сменой кожи у змеи и смертью человека в своей старой социальной роли и рождением в новой. С учетом этого, становится вполне понятным столь распространенное применение психотропных средств в ритуалах посвящения при достижении половой зрелости (см. Джонстон 1972).

Растительные галлюциногены, как источник огромной силы, непосредственно включены в религиозную деятельность. Употребляющие их люди часто связывают свои способности или «силу» с силами Космоса. Примеры, проанализированные в настоящей книге отражают веру в непредсказуемость этих сил: они способны на всякие фокусы и проказы, и от них можно ожидать любого подвоха. С другой стороны, в каком-то отношении подобная связь между человеком и духами растения может служить зеркалом психики мага. Шаману необходима онтологическая безопасность, позволяющая ему управлять миром, в котором он живет. Другими словами, силы, живущие в подсознании индивидуума, могут быть спроецированы на внешние силы природы. Это дает шаману, использующему галлюциногены, уверенность в том, что его мир будет понятен и принят, и что он не почувствует себя белой вороной среди этих сил. Коль скоро духи-помощники, относящиеся к разряду стереотипных видений, позволяют индивидууму добиваться успеха на охоте и при лечении болезней, сохранять бодрость духа и побеждать врагов, то ясно, что человек, несмотря ни на что, адаптировался к галлюциногенам, по крайней мере, психологически.

Использование психотропных средств и социальная структура

Мы уже выяснили, что знания, полученные на подсознательном уровне, высоко ценятся в традиционных обществах, особенно там, где охота и собирательство являются основными видами деятельности. Посредники, действующие между человеком и сверхъестественными силами, нужны, как представляется, для того, чтобы преуменьшить и сгладить эффекты, вызванные восприятием этих псевдореальных сил. Люди при помощи галлюциногенов могут усиливать свою связь с богами. Как только структура общества усложняется, приобретая иерархический порядок, и оно расслаивается на социальные группы, применение галлюциногенов и ценность непосредственного мистического познания божественного претерпевают изменения.

Разумно предположить, что в обществах с неразвитой структурой, использование психотропных средств должно служить исключительно для достижения общих благ и целей. Когда общество переходит к интенсивному земледелию, и в нем происходит социальное расслоение, элита присваивает себе право разрешать использование галлюциногенов и распоряжается им по своему усмотрению. Она делает это и в интересах государства, и для того, чтобы было легче управлять остальными. Как указал Харнер, в какой мере доступ к особым состояниям сознания регулируется законом, в такой же мере он является доступом к материальным благам. Очевидно, способность совершать колдовство и с его помощью добиваться смерти врага (способность, которая считается частью силы, приобретаемой благодаря употреблению галлюциногенов) рассматривается таким обществом, как представляющая опасность для его членов. Известно, что идея государства, как правило, подразумевает тотальный контроль, осуществляемый законной властью. При этом все остальные покушения на получение властных функций должны быть предметом регулирования. Если бы местному шаману в обществе с государственным устройством было позволено продолжать применение снадобий, достаточно сильных, чтобы посредством колдовства причинить вред правителю или его ставленнику, это рассматривалось бы легитимной властью как потенциальная угроза. Вполне возможно, что в истории западной цивилизации обычай употребления галлюциногенов древними оракулами был утрачен именно в силу такой угрозы. В русле этой темы, безусловно, ацтеки, майя и инки — наиболее интересны среди всех народов, описанных в этой книге. В частности, у инков указанный принцип был реализован в чистом виде, когда закон ограничивал употребление коки узким кругом, в который входили сам Инка, знать и их приближенные. У ацтеков и майя на подобную монополию высших слоев общества указывает то, что знания о психотропных средствах были утрачены почти сразу после вторжения европейцев, поскольку исчезла каста, обладавшая этими тайными знаниями. Эзотерические знания так и не проникли снова на уровень простого народа, где они, без сомнения, когда-то возникли.

Интересно проанализировать причины, приводящие к утрате знаний о галлюциногенных растениях. Мы, вероятно, не ошибаемся, если скажем, что имеющиеся сведения об использовании этих растений в прошлом, в основном, относятся к обществам, где преобладающими занятиями были охота и собирательство. И в меньшей степени — к развитым цивилизациям с большим населением, где лишь особые касты могли применять галлюциногены для общественных и личных нужд. Действительно, достаточно обратиться к соответствующим главам книги, чтобы увидеть: общества первого типа, религия которых была связана с деятельностью шаманов, намного интенсивнее использовали галлюциноген, чем те, которые по своему уровню были ближе к обществам Старого Света с развитым земледелием (Ла Бар 19706). Более примитивные культуры применяют психотропные средства для того, чтобы получить доступ к сверхъестественным мирам. В связи с этим, логично предположить, что время и отсутствие документальных подтверждений скрывают от нас историю ритуального использования подобных средств в обществах Старого Света. Более того, когда знания о растениях являются достоянием большого числа людей, они сохраняются, передаваясь из поколения в поколение. И наоборот, когда такие знания становятся привилегией элиты, как это было у инков, они обречены на бесследное исчезновение. История свидетельствует, что это может произойти достаточно быстро, как только наступают перемены в культуре, связанные, например, с вторжением извне или колониальным правлением.

В результате, эзотерические ритуалы, в отличие от экзотерических, как правило, не распространяются на все общество. Часто они закодированы в художественной форме, которая трудна для расшифровки (см., например, Добкин де Риос 1974а). Новый анализ искусства и предметов материальной культуры Старого Света с точки зрения сведений о древнем использовании галлюциногенов возможно подарит нам открытия, связанные с влиянием психотропных средств на религию и в этом полушарии (Добкин де Риос 1977а).

В последнее время появляется все больше новых фактов, свидетельствующих об использовании галлюциногенов в древних культурах Старого Света. На конференции, посвященной применению конопли, которая проводилась в 1973 году Национальным институтом по проблеме наркотиков (см. Рубин 1976), были представлены новые данные этнографических исследований. Некоторые ученые, и в их числе Ли (1975), проводят анализ лингвистических, археологических и исторических документов с целью выяснить роль растительных галлюциногенов, в частности конопли, в таких цивилизациях, как Китай и Египет (см. Имбоден 1979, 1981). Они также в какой-то степени пытаются установить их влияние на поздние философские системы этих цивилизаций. Скорее всего, исторические документы не окажут здесь существенной помощи, поскольку во временном измерении мы находимся от этих цивилизаций намного дальше, чем от обществ Нового Света.

Другая общая тема, заслуживающая внимания в этой главе, имеет отношение к ответу на вопрос: как культурная ценность сокровенного знания может быть связана с готовностью людей приписать галлюциногенному растению сверхъестественную силу. В тех обществах, где люди считают непосредственное восприятие единственным верным путем, ведущим к знанию, подобные растения принимают с восторгом и трепетом. Как только среди людей оказываются религиозные функционеры и начинают проповедовать доктрины относительно сверхъестественного и того, как к нему приблизиться, галлюциногены либо совсем исчезают из употребления, либо становятся привилегией элиты. Когда галлюциногены используются как средство для прямого контакта с миром сверхъестественного, они не только дают возможность каждому человеку «собственными глазами» увидеть этот мир, но и формируют коллективное восприятие обществом истины и знания. В тех обществах, где подобные растения занимают центральное место, каждый человек уверен, что с их помощью он сможет увидеть, почувствовать, прикоснуться и ощутить неизвестное, которое приходит к нему, преломляясь через призму ожиданий, связанных с его культурной средой.

Галлюциногены и целительство

Исцеление недугов — еще одна тема, которая проходит через все культуры, связанные с использованием галлюциногенов. Такое их применение особенно распространено среди людей, верящих в сверхъестественное происхождение болезней — как правило, это представители традиционных обществ. Если человек уверен, что большинство болезней и несчастий обязаны своим возникновением злонамерению других людей или сил природы, он может использовать свойство галлюциногенов вызывать визуальные ощущения для того, чтобы определить источник зла. Им может быть как сверхъестественная сущность, так и колдун. Знакомые и незнакомые лица, предстающие перед человеком в видениях, могут быть признаны ответственными за любую болезнь при дотошном анализе обстоятельств ее возникновения. Чаще всего, конфликты или взаимная неприязнь оставляют след в сознании человека, проявляя впоследствии тех самых людей, которых легко обвинить в его несчастьях. Кроме того, картины видений могут служить духовной опорой и защитой от неизвестной угрозы, которую может ощущать человек, а также средством, позволяющим увидеть будущее.

Предвидение

Это явление тоже находится в центре дискуссии этнографов. «Почему телепатия и предвидение должны сопровождать употребление галлюциногенов?» — вопрос, на который до сих пор невозможно ответить. Данный аспект применения психотропных средств не может быть с легкостью отброшен в сторону. В исследованиях современного американского общества в большом количестве присутствуют анекдотические сообщения об этом паранормальном явлении внутри использовавших подобные средства молодежных коммун, которые были разбросаны в 70-х по всей территории Соединенных Штатов. Когда аяхуаска впервые стала объектом научного анализа, два биохимика назвали принцип ее действия на организм «телепатином» в честь приписываемой ей силы предвидения. Остается надеяться, что будущие научные исследования в какой-то мере прольют свет на эту проблему. В любом случае, антропологические сведения позволяют нам проникнуть в эту область явлений. Возможно, идея, вызывающая доверие в интеллектуальных кругах Запада, благодаря так называемой «новой физике», (и состоящая в том, что картезианское разделение субъекта и объекта является логически уязвимой предпосылкой), приведет к серьезным исследованиям в этой области (см. Зукав 1979).

Подготовка к ритуальному употреблению галлюциногенов

Половое воздержание и особая диета, предшествующие употреблению самых разных растительных галлюциногенов — другая важная тема, повторяющаяся во всех этнографических описаниях. Сексуальная активность должна быть погашена перед началом ритуального употребления снадобий для того, чтобы направить высвободившуюся энергию либидо на внутреннее сосредоточение. Любой всплеск этой энергии мог бы ослабить восприятие как таковое. Поводом для особого отношения у разных общественных образований к приему пищи перед употреблением галлюциногенов может служить желание усилить эффект от их воздействия. В качестве общего примера можно назвать запрет на употребление соли. Хотя биохимические последствия отсутствия соли в совокупности с воздействием галлюциногенов труднообъяснимы, указанное ограничение является одним из видов самоконтроля внутренних состояний, которых часто добиваются целители. С другой стороны, главной целью как полового воздержания, так и специальной диеты, вероятно, следует считать облачение действительных ощущений неким покровом особенного и необычного. Таким образом, когда новичок или шаман подходит к началу ритуала, его ожидание встречи с необычной реальностью достигает своей высшей точки — он физически и психологически готов к этой встрече.

Ритуал

В традиционных обществах употребление галлюциногенов, как правило, сопровождается ритуалом. Хотя наслаждение тоже весьма важно, сложные ритуалы и церемонии в подавляющем большинстве случаев занимают значительное место. В обществах, подобных тем, которые описаны в этой книге, использование человеком психотропных средств преследует специфические культурные цели. Придание своему поведению, связанному с таким использованием, характера ритуального действия является наиболее общим сходством, доступным антропологическому исследованию, как у древних охотников, собирателей, пастухов, земледельцев и представителей ранних цивилизаций, так и у субкультур внутри современных индустриальных обществ.

Характер и цели ритуалов различны. В одной из своих работ (Добкин де Риос и Смит 1977) я исследовала преемственность и изменчивость в предназначении и построении ритуалов на примере традиционных культур и современного американского общества. Моим соавтором был доктор Дэвид Смит, основатель клиники в Сан-Франциско. Суть нашей гипотезы, основанной на анализе Смита современного общества и моих собственных исследований традиционных культур, состоит в том, что ритуалы получают развитие при отсутствии официальных ограничений на применение психотропных средств. Преднамеренно иди случайно, но ритуалы стали служить для контроля за использованием галлюциногенов. Мы знаем, что система официальных ограничений на применение наркотиков, созданная во всех странах Запада, кроме несомненной пользы, имела ряд нежелательных, а в отдельных случаях, и весьма серьезных последствий. Ритуалы также могут иметь как благоприятные, так и негативные последствия, связанные с опасностью для здоровья и эффектами, вызванными употреблением галлюциногенов. Наиболее общий пример такого рода — это ритуальное введение дозы наркотика под кожу с помощью иглы, которое часто приводит к воспалению печени.

Сегодня государственная политика Соединенных Штатов направлена на криминализацию обычаев употребления психотропных средств с целью их полного искоренения. В то же время, опыт, который мы вынесли из ритуального использования таких средств в традиционных обществах, подсказывает, что мы должны пересмотреть наше отношение к контролю за определенными психотропными средствами и реабилитировать в общественном сознании некоторые специальные ритуалы. Ряд ученых (Форст 1972; Мейерхофф 1975, Зинберг, Джейкобсон и Хардинг 1975) показал, как различные типы наркотиков, такие как марихуана, растительные галлюциногены и опиаты, вошли в употребление (когда оно регулируется ритуалом) как современных спонтанно возникших субкультур, так и традиционных обществ.

Зинберг и Джейкобсон (1977) определили ритуал, о котором здесь идет речь, как «стилизованное предписанное поведение, сопровождающее использование наркотика; методы, с помощью которых добываются и распределяются наркотики; способы предупреждения нежелательных эффектов от их употребления». Они также относят сюда санкции общества, или нормы, определяющие, где и как должно быть использовано конкретное средство, включая «неформальные ценности и неписаные правила, которых придерживается данная группа».

Однако, исследователи традиционных обществ используют другие определения ритуала, на основе которых вот уже в течение нескольких последних десятилетий строится антропологическая теория. Этот взгляд на функцию ритуала в человеческом обществе, хотя и не охватывает весь круг явлений, все же может быть применен к употреблению галлюциногенов. С его помощью мы можем найти подход к объяснению преемственности и изменчивости в обычае использования психотропных средств человеческими существами на протяжении всей их истории. Специалисты, изучающие культурные аспекты употребления подобных средств, неоднократно говорили о ритуале как о способе употребления галлюциногенов в традиционных обществах, при котором его последствия для самого общества наименее пагубны.

Ритуальный тип поведения человека преследует множество целей как в индустриальном, так и в доиндустриальном обществе. Уэллейс (1966) определил ритуал как узаконенную или предписанную процедуру исполнения религиозных и иных формальных или церемониальных действий. Как известно, в традиционных обществах употребление галлюциногенов в большинстве случаев имеет религиозный характер. Несмотря на секуляризацию такого употребления в индустриальном обществе, тем не менее, это не означает, что здесь ритуал играет несущественную роль. В доиндустриальных обществах, благодаря психотропным средствам, люди познают «божественную» сущность, причем это происходит в привычной для них установленной форме. Если рассматривать ритуал с точки зрения обыденной жизни, то он может включать любые шаблоны поведения или повторяющиеся предписанные действия. Некоторые антропологи придерживаются мнения, что ритуал и вера идут рука об руку и, как правило, не могут быть отделены друг от друга. Вера нужна для того, чтобы объяснить ритуал, придавать ему рациональное начало и направлять его энергию. Лорд Рэглан видел предназначение ритуала в принесении пользы тому, ради кого он совершается, и отвращении несчастий от того, кто в этом нуждается (Уэллейс 1966). Сила ритуала заключается в психологическом эффекте, который оказывают на участников слова и действия, даже если они сами по себе не имеют истинно тайного смысла. По-видимому, заслуживает рассмотрения (но не в рамках этой книги) связь между объявлениями в процессе ритуала и гипнозом (см. Питере и Прайс-Уилльямс 1980).

Клакхон выделял в ритуале главным образом его психологическую функцию. Ритуал, по его мнению — это привычное, повторяющееся действие, которое символически представляет фундаментальные потребности общества: экономические, биологические, социальные или сексуальные (1942: 78–79). Уэллейс отмечает, что все ритуалы направлены на решение проблемы трансформации людей или окружающей их природы. Цель ритуала — достичь желаемого результата или предотвратить нежелательные изменения в происходящем. В то время как в процессе одних ритуалов вызывают сверхъестественных существ, другие связаны с неперсонифицированной силой или энергией. Спасение — другая цель ритуала, по мнению Уэллейса. Когда самосознание и самоуважение индивидуума находится на низком уровне, им овладевают страх, ярость, отчаяние и другие сильные эмоции. В таких ситуациях внутреннего кризиса спасительный ритуал помогает человеку восстановить чувстве собственного достоинства. В главе об использовании аяхуаска в Амазонии мы видели, как метисы с помощью галлюцинаторных ощущений стремились выявить людей, как они считали, виновных в их болезнях и несчастьях. Целители использовали ритуалы, чтобы отразить злую магию колдунов, причинивших вред их пациентам.

Тревога, связанная с внутренней неготовностью к употреблению галлюциногенов, может внешне проявляться в таких симптомах, как: морская болезнь, понос, судороги, тахикардия и повышенное кровяное давление. Эти элементы «дурного поведения» присутствуют во всех культурах, относительно которых у нас имеются соответствующие сведения. Всепроникающее присутствие музыки как неотъемлемой части галлюцинаторных ощущений лежит в основе наиболее сильных ритуалов, в которых социальное управляет измененными состояниями сознания индивидуума. Из таблицы 5 отчетливо видно, насколько часто музыка в Новом Свете используется в ритуалах, связанных с употреблением психотропных средств. Кроме того, эта таблица подтверждает решающую роль музыки в тех случаях, когда подобные средства открывают двери в иную реальность, существующую в сознании человека.

Участник ритуала воспринимает структуру мелодии совершенно иначе, чем он воспринимал бы ее при нормально функционирующем сознании. Естественно, мы с математической точностью можем описать структуру любого звука, в том числе и музыки, какую бы тональную систему или повторение фраз она не включала (см. Ломаке 1968; Худ 1971). В одной из своих работ автор этой книги и этнограф-музыковед Кац показали: когда биохимические эффекты галлюциногена изменяют восприятие человека, музыка действует на его сознание подобно стрелочкам детского «лабиринта» (Кац и Добкин де Риос 1971). Она дает индивидууму ряд шлагбаумов и указателей, благодаря которым он проходит свой путь. Здесь мы проводим аналогию с игровым полем, структуру которого образуют горизонтальные и вертикальные линии, изображенные на бумаге. Однако, если в игре ребенок, двигаясь вдоль этих линий, натыкается на тот или иной указатель в соответствии со случайным исходом бросания кубика, то музыкальное сопровождение в ходе ритуала — ближе к компьютерной программе, которая способна давать инструкции вычислительной машине: какие действия та должна выполнять. Копирование культуры в визуальных ощущениях позволяет предположить, что внутренняя структура музыки может служить для достижения специфических целей. Например, она дает возможность жителю Амазонии увидеть духа-стражника лозы аяхуаска или вступить в контакт с особой сверхъестественной силой. Таким образом, и детский «лабиринт», и музыка в ритуале, связанном с употреблением галлюциногена — жесткие системы. В одном случае ребенок ограничен в выборе своего пути рамками игрового поля, в другом — шаман посредством определенной мелодии управляет видениями своего подопечного.

Если мы посмотрим на таблицу 5, то увидим различия в используемой ритуальной музыке. Эта, в целом не изученная область антропологии заслуживает отдельного внимания. Вероятно, наиболее общей особенностью такой музыки являются звуки, представляющие собой треск, дробь или вибрации, которые всегда сопровождаются свистом или пением. Эти звуки вместе с человеческим голосом могут являться важной частью галлюцинаторных ощущений. Выстраивая, ломая и вновь восстанавливая структуры из кирпичиков сознания, они служат определенным культурным целям.

Если верить Людвигу (1969), синестезия — обычное явление, сопровождающее употребление галлюциногенов. Большинство традиционных обществ не просто знакомы с этим явлением, а специально учитывают его в ритуале так, чтобы максимально обострить все чувства. Данные, представленные в таблице, подтверждают, что зрение, обоняние, осязание, слух и вкусовое восприятие усиливаются при помощи музыки. Даже в амазонских целительских сессиях, отчасти лишенных внешнего драматического напряжения, нагрузка на органы чувств настолько сильна, что может породить яркую внутреннюю драму. В других регионах мира, в том числе и у амазонских охотников, внешние атрибуты — танцы, яркая раскраска тела, разноцветные перья и прочие — помогают в стимуляции чувств.

Хотя основное предназначение ритуала состоит в том, чтобы снять тревогу, связанную с употреблением галлюциногенов, не все ритуалы преследуют эту цель. Клакхон (1942) утверждает, что ритуалы становятся частью жизни общества в той мере, в какой они способствуют сплочению людей и восстановлению мира в случае ссор и конфликтов. Другое толкование ритуала дал Раппапорт (1971): он служит для обмена информацией — культурной, экологической и демографической — между различными местными племенами. Эта информация может использоваться ими для выработки краткосрочной экологической и социальной стратегии. Племена, обитающие на ограниченной территории, могут лучше взаимодействовать, если возникающие время от времени отношения между их членами будут строиться в соответствии с формальными правилами. Удачным примером в этом смысле являются австралийские аборигены: употребление numypu, облаченное в форму ритуала, способно было свести к минимуму разрушительные антисоциальные тенденции. Такие антропологи как Аберле (1966) и Фернандес (1972), обсуждая соответственно употребление пейота индейцами навахо и религиозное движение бвити, признают позитивную роль использования галлюциногенов у народов, столкнувшихся с разрушением их культуры.

Таблица 5

Музыка и измененные состояния сознания

Еще один тип ритуала связан с изменением социального статуса, когда человек оставляет в прошлом род своих занятий, индивидуальность и даже имя. Как в традиционном, так и в современном обществе люди публично заявляют о своем переходе из одного социального состояния в другое при помощи стандартного ритуала. Ритуал фиксирует момент перехода и превращает его в формальную процедуру. В традиционных обществах галлюциногены нередко становятся частью подобных ритуалов. Джонстон (1972) описывает как datura fatuosa используется девушками племени чогана цонга в Мозамбике при достижении ими половой зрелости. Растение является неотъемлемой частью ритуала, в процессе которого девушки достигают единства с богом плодородия и этим освящают изменение своего социального статуса. Тернер (1974) противопоставил формальной социальной структуре, отодвигающей человека на второй план, неформальные узы общества — антиструктурные, недифференцированные, непосредственные, иррациональные и отстаивающие права отдельного человека. Их важной характеристикой, по мнению ученого, является полное драматизма ритуальное действо, включая употребление галлюциногенов. Выход человека «за рамки» в ритуале перехода противоречит концепции социального порядка и дает начало «аутсайдерству» — группам, стоящим вне структур данной общественной системы.

Отдельные ритуалы, связанные с применением психотропных средств, действительно вызывают чувство неприятия. Мы видели, что в некоторых традиционных обществах, такие средства довольно часто использовались в воинственных и агрессивных целях. У ацтеков, которые, согласно имеющимся сведениям, включили в свой рацион, по крайней мере, четыре различных галлюциногена, эти растения имели политические функции. Они способствовали укреплению альянсов между ацтеками и подчиненными государствами, входящими в их империю. В то же время их давали военнопленным, которые должны были быть принесены в жертву. Нечто похожее было у наска и мочика, где галлюциногены служили для упрочения индивидуальной власти региональных политико-религиозных лидеров.

Ритуальное употребление психотропных средств в традиционных обществах иногда сопровождалось их передозировкой. Фернандес, проводивший исследования среди участников движения бвити, писал, что в ритуале освящения половой зрелости передозировка временами приводила к смертельным исходам. Польза, которую получало от ритуала общество, если так можно выразиться, перевешивала людские потери от несчастных случаев. Она заключалась в подтверждении согласия с общими религиозными целями и в достижении единства с богом. Это способствовало сплочению общества, и поэтому было для него более важным, нежели случайная смерть.

Вопрос — что случится с обществом, если в нем появятся новые наркотические средства — отражает еще один аспект ритуального употребления подобных средств. Хороший пример в этом смысле — австралийские аборигены. Использование ими галлюциногена numypu проходило в контролируемой посредством ритуала форме. Когда после прихода европейцев numypu стало им менее доступно, они перешли на употребление алкоголя. Результат оказался весьма негативным и, в первую очередь, из-за отсутствия ритуалов, которые бы регулировали роль этого наркотика в их обществе.

Мы не способны понять цели использования психотропных средств в человеческом обществе без учета предназначения ритуала как неотъемлемой части такого использования. Одни ритуалы призваны регулировать употребление наркотика и уменьшать осложнения, другие напротив, могут создавать риск для благополучия человека. Для того чтобы оценить насколько полезен тот или иной ритуал, необходимо посмотреть, в какой степени поведение участника повышает способность данного общества к выживанию. Анализ, проведенный Харрисом (1974) около двух десятилетий назад, проложил путь в этом направлении.

Вклад антропологии в изучение священных растений коротко представлен на рисунке 30. Здесь показано как ученый-антрополог может учитывать взаимодействие различных факторов и свойств самого галлюциногена, чтобы предсказать общий эффект от его употребления.

Рис. 30. Схема влияния различных факторов на визуальные ощущения под действием галлюциногена.