ЧЕСТЬ ИМПЕРАТОРА Делу время, потехе чае. Коварные замыслы. Местность не от той карты. Мужественный адъютант. Совесть. Пластмассовые мечты. Изгнание
В ящике моего стола лежит коробка оловянных солдатиков, сделанных из пластмассы. Эту коробку я собирался подарить одному маленькому мальчику. Но пока я размышлял, мальчик ушёл служить в армию и успел дослужиться до сержантского звания. И теперь мы с коробкой ждали его в отпуск. Так я ещё раз убедился в том, что дети растут гораздо быстрее, чем взрослые размышляют…
Тикк, конечно, пронюхал о коробке и поэтому предложил поиграть.
— Нельзя же всё время работать, — сказал Тикк, — нужно и разумно отдохнуть! Делу время, потехе час, как сказал мне один знакомый динозавр, заваливаясь спать.
— Мне кажется, что у нас получается наоборот — делу час, а потехе время. Мы только то и делаем, что играем. Надо же хоть немножко и потрудиться.
— Правильно, — заметил Такк. — Человек должен всё время трудиться. Иначе он обратно превратится в обезьяну. Тебе разве не известно, что человек только благодаря труду…
— Известно, — перебил Тикк. — Доставай коробку.
Я посмотрел на Такка и смутился.
— Не дрейфь! — сказал Тикк.
Я вздохнул и полез за коробкой.
Она лежала, как была положена много лет назад, перевязанная прекрасной шёлковой ленточкой.
Тикк и Такк внимательно смотрели, как я развязываю эту ленточку. Когда же я её наконец развязал, Тикк поднял руку:
— Погоди! Сначала создадим местность…
С этими словами он быстро схватил карандаш и написал на клочках бумаги: «Лесок», «Песок», «Теснина», «Трясина». Затем он с большим вкусом разложил эти бумажки на столе, и мы немедленно стали любоваться чудесным живописным пейзажем.
Я открыл коробку и высыпал на местность содержимое. Раздался гром литавр и звуки фанфар, поскакали вестовые, и прекрасные оловянные солдатики, сделанные из пластмассы, выстроились в железные когорты.
Дымились фитили в руках бомбардиров, развевались бунчуки над головами бригадиров, горели на солнце кирасы кирасиров и возвышались медвежьи шапки гренадиров.
— Не гренадиров, а гренадеров, — шёпотом поправил меня Такк.
— Жаль, — шепнул я, — получается не в рифму.
Сверкали карабины в руках егерей, и били копытами кони фельдъегерей.
— Ты ещё скажешь, что император жевал сельдерей, — шепнул Тикк, — погоди рифмовать.
Но тут из палатки вышел сам император, который действительно что-то жевал, потому что только что закончил завтрак.
Император был красивым пластмассовым мужчиной среднего роста, с орлиным взором. Этим орлиным взором он озирал окрестности. На нём был серый походный сюртук, а на голове зелёная походная корона.
И едва он вышел, все полки закричали «виват!», потому что любили своего императора всегда и, в особенности, когда он позавтракает.
Император повернулся к войскам и, прожевав, сказал:
— Мерси боку, братцы!
И войска троекратно закричали «виват!».
После этого все адъютанты надели аксельбанты и притащили большой полковой барабан. Потому что в походах императоры сидят не на троне, а только на барабане. Император подпрыгнул и уселся поудобнее. А у ног его, позванивая различными крестами, расположился специальный обер-унтерштабтамбурмайор, который в походах заменял императору стол.
Все пластмассовые генералы выстроились возле императора, ожидая распоряжений.
Но император медлил. Какая-то дума осеняла его чело. Он строил великие стратегические планы. Генералы почтительно вздыхали, не смея пошевелиться. Жуткая тишина, типичный предвестник бури, повисла над миром. Император принимал решение. И, наконец, когда терпение достигло предела и сердца были готовы разорваться от напряжения — жребий был брошен. Император сказал:
— Не пора ли нам кого-нибудь победить?
— Так точно! — радостно выдохнули пластмассовые генералы. — Давно пора!
Они так измучились в ожидании неизвестного, что даже вспотели. И теперь они с облегчением вытирали пот.
— Ну что ж, — сказал император, — милостиво принимаю ваш совет. Кого же будем побеждать?
— А кого угодно! Была бы охота, — искренне воскликнул один генерал, за что император потрепал его по щеке, говоря:
— Ах ты шутник!
И улыбнулся.
— Ну что ж, будем готовиться к победе, — произнёс император. — Карта у нас есть?
— А как же! — преданно ответил пластмассовый генерал-шутник. — У нас есть карта, по которой мы всегда одерживали победы!
— Подать карту, — сказал император.
И пластмассовый адъютант, молодой, новенький и розовощёкий, щёлкнул каблуками и мигом принёс карту.
— Так-с, — произнёс император, когда адъютант разложил карту у его ног, на спине специального оберунтерштабтамбурмайора. — Так-с.
И все пластмассовые генералы важно наклонились над картой.
— Так-с, — произнёс император, — тут трясина, тут теснина, тут лесок, а тут песок.
Он посмотрел на местность и выразил удивление.
— Странно, — сказал он. — На местности всё наоборот. На карте трясина, на местности — теснина, на карте лесок, а на местности песок.
— Хм, — сказал один генерал, у которого на груди сиял большой Знак Большого-Пребольшого Сверхорла, — хм, может быть, это карта не от той местности?
— Что? — гневно спросил император. — Как ты смеешь говорить такие слова о карте, по которой мы всегда одерживали победы?!
И в гневе он сорвал с генерала Знак Большого-Пребольшого Сверхорла и выбросил генерала в отставку. Мне даже пришлось лезть за ним под стол.
А молодой новенький адъютант, который раскладывал карту, покраснел и вытянулся во фрунт.
— Всё ясно, — сказал другой генерал, даже не взглянув на своего боевого сослуживца. — Карта правильная. Но местность неправильная. Это — местность не от той карты!
— Правильно! — воскликнул император и немедленно прицепил к этому генералу Знак Большого-Пребольшого Сверхорла, который держал в руке. При этом молодой адъютант покраснел ещё больше и ещё больше вытянулся во Фрунт.
А генерал-шутник смело развивал стратегическую мысль, поглядывая на Знак Большого-Пребольшого Сверхорла:
— Если местность не от той карты, значит, надо местность переделать, чтоб она соответствовала карте!
— Правильно, — сказал император и приказал переделать местность.
И сразу загремели барабаны, и оловянные солдатики, сделанные из пластмассы, стали переделывать местность. Они пересаживали лесок, перетаскивали песок, переделывали трясину на теснину и перестраивали теснину на трясину.
Император лично следил за работами и сверял преображённую местность с картой.
Все так усердствовали, что едва не опрокинули глиняную чашку с цветами, которая стоит у меня на столе.
Когда всё было готово и генералы выстроились перед императором, ожидая наград, молодой адъютант, стоявший всё время без движения, вдруг шевельнулся.
— Мой император, — сказал он чётким пластмассовым голосом, — согласно дисциплине я не мог сказать ни слова при старших.
Но я не могу молчать.
— Говори, — весело сказал император, довольный тем, что местность уже подходила под карту, — говори!
— Сир, — сказал адъютант, — получилась непоправимая ошибка. Местность не соответствовала карте потому, что я положил эту карту вверх ногами.
Император вскочил с барабана, прямо на спину оберунтерштабтамбурмайора и крикнул:
— Молчи, жалкий безумец!
И адъютант замолчал.
Император как ни в чём не бывало раздал награды, поздравил пластмассовых генералов и отпустил их, приказав не проспать тревоги. Затем он посмотрел на адъютанта и сказал:
— Так ты говоришь, положил карту вверх ногами?
— Так точно!
— Сам положил или исполнил чьё-нибудь задание? — спросил он вполголоса.
— Сам!
— Так-с. Что же ты, не мог промолчать? — тихо сказал император.
— Не мог! Меня мучила совесть!
— Совесть совсем не нужна тому, кто сделан из пластмассы, — сказал император. — Неужели ты думаешь, я позволю теперь переворачивать карту? Она навсегда останется вверх ногами! Вот до чего ты довёл географию! Что же я, напрасно преобразовывал местность, чтобы она соответствовала неправильно положенной карте? А?
— Никак нет! — воскликнул адъютант.
— А говоришь «совесть»! Нет у тебя совести! Бессовестный ты! Положил карту вверх ногами — молчи! Нет-нет, мы не сработаемся, я уже вижу. Кто-нибудь из нас должен уйти. Ты или я. Мне в отставку нельзя, подданные обидятся, разговоры пойдут, то да сё… А тебя я — в отставку! Нет! Тебя я — в изгнание! Я хотел тебя наградить, а ты сам принуждаешь наказать тебя! Марш в изгнание!
— Слушаюсь, мой император! — сказал адъютант. — Но прошу вас о последней милости. Разрешите придумать приличную причину моего изгнания. Если причиной будет то, что я положил карту вверх ногами, начнутся неприятные кривотолки о напрасном преобразовании местности.
— Молодец! — сказал император. — Верно! Честь императора выше всего! Ну придумай причину! Быстро!
— Сир! Пусть будет считаться, что я усумнился в победе вашего оружия!
— А ты усумнился?
— Никак нет, сир! Я клевещу на себя, чтобы возвысить моего императора!
— Молодец! Прямо жалко тебя выгонять!
— Не жалейте, сир! Да здравствует император!
При этой сцене Такк не выдержал и прослезился.
— Бедный мальчик, — прошептал он. — Неужели император его не простит?
— А ты надеешься? — спросил Тикк.
— Надеюсь… Ведь он совсем без гнева с ним разговаривал. Его величество даже сожалеет о случившемся…
— «Его величество, его величество»! — передразнил Тикк. — Сейчас его величество устроит комедию. Будто ты не знаешь, как это делается… Конечно, жалко парня, но что поделаешь — служба! Всё шло хорошо, все были довольны… Никто не заметил бы! Надо же было ему признаться!
— А ты бы разве не признался? — удивился я.
— Я бы карту положил как надо, — честно ответил Тикк.
А на столе уже назревали новые события. Весть об адъютанте разнеслась по войску.
— И надо же! Не верит в победу нашего императора, — говорили между собою пластмассовые генералы. — И, главное, в такой момент! Ну подождал бы немного — так нет же!
— По молодости, по молодости, ваше превосходительство, — говорили другие пластмассовые генералы. — От них, молодых, только и жди казуса. Да-с. Будь моя воля — я бы молодым запретил вообще на свет рождаться. Рождались бы одни солидные люди — как было бы спокойно!..
А император ходил по своей палатке и наливался гневом.
Он готовился к скорому и справедливому суду. Потому что ещё ни один суд, чинимый императорами, не был нескорым или несправедливым.
— Хоть и жаль мне его, но я выше жалости! — накачивал себя император. — Жалость унижает человека! Я его должен наказать для примера, для высшей цели! О высшая цель! Скольких ещё мне придётся бросить в твою пасть! Как трудно быть императором! — Так он сказал и посмотрел в походное зеркало.
И вот начался суд.
Окружённый свитой, озирая орлиным взором войска, стоял грозный император, скрестив руки на груди. На голове у него была парадная корона, а генерал-шутник держал открытую коробку с походной короной.
Перед императором стоял пластмассовый адъютант.
— Итак, — сказал император, глядя на него, — удел твой будет жесток!
И в это время загремели барабаны, подчёркивая слова императора.
И все бомбардиры, бригадиры, кирасиры, гренадеры, егеря и фельдъегеря закричали «виват!».
Несчастный адъютант подождал, пока утихнут барабаны и умолкнут войска, и только после этого воскликнул:
— О горе мне!
Он не хотел нарушать своим одиночным возгласом мощный дружный клич своих боевых товарищей.
— Ни дна тебе ни покрышки! — произнёс император. — Ступай!
И снова загремели барабаны и войска закричали «виват!».
— Стой! Чтобы у тебя не было угла, где бы ты мог преклонить голову!
— О горе мне! — воскликнул несчастный и побежал к чашке с водою.
Но император остановил его зычным голосом, топая ногами.
— Стой! Воротись! Я ещё не кончил!
Несчастный остановился.
— Итак, — произнёс, загибая пальцы, император, — насчёт угла я тебе сказал, насчёт ни дна ни покрышки сказал… Теперь дальше — чтобы у тебя не было радостей жизни! Ступай!
И опять загремели барабаны, и опять раздалось грозное «виват!».
— О горе мне! — снова вскричал пластмассовый адъютант, собираясь утопиться.
Но император воскликнул:
— Назад! Это не по правилам! Воротись! Теперь насчёт пищи. Пусть пища твоя будет тебе горькой полынью! Повтори! Или лучше запиши! А то опять что-нибудь напутаешь!
И несчастный утопился в чашке, под гром барабанов и крики «виват!».
Ужас охватил нас, и мурашки побежали по нашим спинам.
Император гневно посмотрел на чашку, топнул ногой и сказал генералу:
— Походную корону!
Пластмассовый генерал осторожно поменял пластмассовые короны на императорской голове, и теперь затрубили фанфары.
И под гром барабанов, звуки фанфар и дружные приветствия император вскочил на белого пластмассового коня и поскакал со своей пластмассовой свитой к пластмассовым войскам, которые при этом снова закричали «виват!».
Я вытащил из чашки пластмассового адъютанта и обтёр его носовым платком…
— Ну теперь-то, — спросил я у Тикка, — ты дашь мне немного поработать?
Тикк не ответил, печально вздохнув.