Кто как разыскивает и добывает еду

Кто как разыскивает и добывает еду

В поисках пищи у насекомого участвуют различные механизмы, но обоняние и зрение — самые главные из них. Насекомые, находящие добычу обонянием, вблизи нее чаще всего руководствуются зрением.

Как растительноядные насекомые находят «свою» пищу, как они, такие маленькие, казалось бы примитивные в своих поступках, способны среди величайшего множества видов растений находить те, с которыми связана их жизнь?

По-видимому, в поведении каждого насекомого запрограммированы черты растения-хозяина: его форма, цвет, вкус и скорее всего его запах. Каждое растение имеет свой, только ему присущий, химический состав, а также запах и вкус, легко опознаваемые насекомыми-потребителями. Различные глюкозиды, сапонины, таннины, алкалоиды, эфирные масла, органические кислоты служат как бы паспортом, индикатором. Они — вовсе не обязательный компонент пищи, быть может, даже совсем не нужны в питании или играют роль своеобразных специй для улучшения вкуса еды. Но по ним насекомые узнают, с чем связана жизнь их предков.

Может случиться, что вещество-индикатор оказывается в растениях совершенно различных, неродственных, и насекомое, обманываясь, становится полифагом. Например, гусеница бабочки-махаона Папилио аннакс питается 18 различными зонтичными растениями, содержащими вещество метилкавинол.

Лестничный, или, как его еще называют, линейчатый, короед Ксилотерус линеатус обладает острым специальным обонянием, улавливая запах хвойного дерева. Других запахов, возможно, для него не существует. Но на обонятельные реакции короеда наслаиваются другие условия: насекомое хорошо различает запахи при ярком освещении, ночью обонятельная реакция жуков подавляется. Вообще короеды превосходно и с большого расстояния улавливают запах ослабевшего дерева и быстро его заселяют. Пионерами заселения являются самцы, которые, внедрившись под кору, тотчас начинают выделять вещества, привлекающие самок. Правда, иногда обоняние короедов по каким-то неясным причинам подводит. Так, однажды в лесу были поставлены три бочки. Две из них наполнили водой, а одну — раствором гексахлорана — одного из распространенных ядов, применяемых против насекомых. Канадский короед Долигус пимелус проявил неожиданную симпатию к бочке с ядом. В нее за несколько дней упало более четырех тысяч жуков. В бочках с водой их оказалось только по паре.

Насекомые, питающиеся нектаром, превосходно умеют определять его качество. Бабочки способны улавливать сахарозу в разведениях, в 256 раз больших, чем самый слабый раствор, который способен ощутить человеческий язык! Вкус ее определяют кончиками лапок. Стоит бабочку посадить на сироп, как она моментально расправит хоботок и приготовится к приему лакомства. Если же лапки насекомого находятся на чистой поверхности, оно остается равнодушным к сладкому угощению, стоящему перед ним. У мух органы вкуса тоже находятся на кончиках ног. Видимо, столь необычное их расположение для насекомых удобно.

Плодовые мушки не обращают внимания на зеленые плоды. Но слетаются всегда на те, которые стали хотя бы чуть-чуть портиться. Их привлекают продукты брожения. По этой же причине они прилетают и на запах вина, содержащего ароматические соединения, но не на запах спирта, который их не содержит. Вместе с тем, других насекомых, и подчас самых разнообразных, в том числе тех, кто поедает трупы, привлекает именно запах алкоголя, как один из продуктов материального разложения, о чем мы уже говорили.

Итак, растительноядные насекомые в поисках своего корма руководствуются инстинктивным влечением к запаху, цвету и, возможно, форме своего кормового растения. Кроме того, они приобретают личный жизненный опыт, пробуя на вкус. Подобное явление было обнаружено у азиатской саранчи. С возрастом саранча начинает все больше и больше пробовать на вкус различные растения, в том числе такие совершенно для нее несъедобные, как солянки, австрийскую полынь, кермек и другие.

Те, кто лакомится нектаром, определяют излюбленные цветки по запаху и цвету. Эти свойства цветка, столь привлекающие и человека, па существу природой предназначены только для насекомых-опылителей. Между насекомыми и цветами существует глубокая давняя зависимость. Не все цветы посещаются многими насекомыми. И тут произошла неизбежная в эволюции органического мира дифференциация. Есть цветы, превосходно опыляемые мухами, до нектара в них легко добраться коротким мушиным хоботком. Другие цветы предназначены только для пчел, и путь к нектару можно преодолеть только с помощью длинного хоботка.

Растительноядным насекомым иногда приходится прибегать к особым приемам в заготовке корма.

...Место, где мы остановились, было совершенно диким. На вершинках пологих горок кое-где выглядывали скалы, неглубокие распадки поросли боялычем, а дальше к горизонту поднимались угрюмые скалистые горы. Пустыня уже начала засыхать, цветы исчезли.

Мы решили устроить бивак на небольшом темно-красном бугре, покрытом мелким гравием, на гладкой и чистой от растений площадке. Но с одного края она оказалась занятой, и нам пришлось потесниться: через красную горку тянулись лентой муравьи-жнецы. Они были видны издалека, так как несли семена ковыля с длинными белыми мохнатыми летучками. Семена, видимо, только начали созревать и еще не успели разлететься по пустыне. Муравьи организовали спешную их заготовку. Мохнатные отростки ковыля колыхались на легком ветру, а вся вереница муравьев от этого издали напоминала длинную медленно извивающуюся змею. Отростки доставляли массу хлопот заготовителям. Небольшое движение воздуха — и сколько надо сил, чтобы удержать ношу. Когда становилось тяжело, труженик клал ношу на землю и тащил ее вспять, напрягая все силы.

Но не все муравьи-носильщики испытывали невзгоды. Наиболее опытные, вытащив из растения зерно с летучкой, отрывали ее и тогда бежали до самого гнезда размеренным шагом, не испытывая затруднений.

Пока мы готовили ужин, длинная лента летучек ковыля продолжала извиваться по красному холму. Но вот зашло солнце, стало темнеть, умолкли жаворонки, затукал козодой, колонна жнецов укоротилась, и вскоре ее конец исчез во входе в муравейник. Рабочий день этих тружеников пустыни закончился.

У муравьев-жнецов точный распорядок дня. Они выходят на сбор урожая на рассвете, а часам к десяти утра, когда лучи солнца становятся палящими, устраивают обеденный перерыв. Он продолжается долго, пока не начнет спадать жара, часов до семи-восьми вечера.

На красном холме мы прожили два дня. Каждое утро и вечер муравьи занимались заготовкой семян. И что удивительно, постепенно колонна муравьев все меньше и меньше напоминала извивающуюся змею. Муравьи, подражая умелым, научились отгрызать у семени летучки, и только самые непонятливые упрямо мучились излишними хлопотами.

Муху це-це привлекает не запах самих животных, а сопутствующие им запахи мочи и кала, очевидно, наиболее сильные, густые. По этим запахам она и находит свою добычу. Кровососущие комары слетаются к добыче, видимо, руководствуясь комплексом признаков хозяина. Так, они летят не только на запах пота, но и на запах углекислого газа, который, как известно, выделяют позвоночные животные при дыхании. Многие кровососущие, кроме того, летят на движущийся предмет, к тому же излучающий тепло. Так, слепни усиленно преследуют автомашины.

...Сколько трудов стоило нам пробраться по скверной горной дороге в этот чудесный уголок леса. Маленький «Запорожец», переваливаясь с боку на бок, полз по камням, надрываясь мотором, забирался на крутые подъемы. Когда дорога кончилась и уперлась в громадный, величиной с избу, камень, немало хлопот пришлось потратить на то, чтобы развернуть машину в обратную сторону. Близился вечер, на устройство бивака оставалось совсем мало времени. А сейчас чудесное утро, в глубокое ущелье заглянуло солнце и засверкало на пышной зелени, лес зазвенел от птичьих голосов. Вдруг слышим отчаянный лай. Наш маленький спаниель отважно сражается со стадом коров. Животные шли без пастуха, снизу вверх, упрямо и настойчиво, и сколько мы их ни прогоняли, не желали возвращаться обратно. Видимо, по этому глухому ущелью проходит их хорошо знакомый маршрут. Одной остророгой корове будто понравился поединок с собакой, она смело бросилась на нее и, сделав полукруг, полезла к палаткам.

Со стадом коров появилось великое множества назойливых мух и слепней. Мухи бесцеремонна лезли в глаза, щекотали лицо, пытались забраться в уши, за ворот рубахи. Слепни, как всегда, незаметно присев на уязвимое местечко, неожиданно вонзали в кожу свой массивный острый хоботок. Все очарование природы исчезло вместе с приходом коров. Вскоре мы сдались, прекратили сопротивление, и коровы медленно и величественно прошли гурьбой мимо нашего бивака вверх по ущелью по узкой полоске земли между рекой и крутым склоном горы и исчезли.

Зря мы воевали с ними. Надо было сразу уступить дорогу. Стало легче на душе, исчезли и назойливые мухи и кусачие слепни. Впрочем, вовсе не исчезли!...

Мы не сразу заметили такое необычное зрелище. Наш «Запорожец», стоявший немного в стороне от палаток, кишел от великого множества роившихся вокруг него насекомых. Казалось, все мухи и слепни, сопровождавшие стадо, набросились на нашу маленькую голубую машину. Крупные слепни Гибонитра Туркестана бесновались вокруг нее, с налета стукались о металл, усаживались на него на секунду, чтобы снова взмыть в воздух. Рои мух крутились вместе со слепнями, образовав что-то подобное многочисленной и шумной свите.

Что привлекало всю эту жаждущую крови, слез и пота компанию к бездушному предмету из металла и пластмассы?

— Нашли себе голубую корову, — усмехается мой помощник. — Решили, что кровь у нее особенно вкусная, вот и собрались!

Удивительней всего было то, что компания назойливых кровососов забыла о нас. Ни одна муха уже не надоедала, ни один слепень не досаждал. Все они, будто зачарованные, не в силах были оторваться от своей странной добычи, околдованы ею, все внимание их было поглощено этим необычным существом. Зря мы досадовали на коров! Благодаря им мы стали свидетелями интересного явления.

Я давно замечал, что слепни преследуют мчащуюся автомашину, охотно садятся на нее и на стоянках. Но такое массовое и дружное нападение увидел впервые. Здесь таилась какая-то загадка. Наверное, многим знакома одна странность поведения слепней. Они всегда жадно стремятся к только что выбравшемуся из воды после купания человеку, прилетая издалека, оказываются там, где очень редки. Тут тоже загадка.

Светло-голубой «Запорожец» хорошо виден издалека на темно-зеленом фоне трав и деревьев. Но почему столь необычный и к тому же неподвижный предмет привлек такое внимание? Возможно, согретый солнцем металл излучает инфракрасные лучи, и они сбили с толку любителей теплокровных животных. Этому помогла яркая окраска и резко очерченная форма.

Пока я раздумываю над происходящим, рой насекомых постепенно уменьшается. Наверное, обман обнаружен и слепни вместе с мухами бросились на поиски своих далеко ушедших коров. Но я ошибся. Рой попросту переместился через открытые окна в машину и теперь все стекла посерели от великого множества пленников. Кое-кто из слепней, усевшись на потолке кузова, обитого голубой фланелью, пытается вонзить в него свой хоботок. Вокруг каждого из них тотчас собирается суетливая стайка мух. В величайшей спешке, расталкивая друг друга, будто одержимые, они лезут к голове слепня, подбираются под его тело. Слепень вздрагивает крыльями, недовольно жужжит, и сбитый в сторону, пересаживается на другое место, куда тут же гурьбой снова мчится вся компания его сотрапезников.

Я забираюсь с фотоаппаратом в машину, погружаюсь в рой мечущихся насекомых и никто из них не обращает на меня ни малейшего внимания, я никому не нужен! Глупые голодные муки и слепни! Все шло как издавна полагалось в природе: слепни сопровождали коров, мухи сопровождали слепней, коровы усиленно отмахивались от своих преследователей хвостами и ушами, но кое-кому все же удавалось урвать долгожданную порцию горячей крови. Теперь же вся эта милая компания неожиданно оказалась по каким-то издавна принятым законам поисков добычи в западне.

Слово «западня» приходит на ум не случайно. Как мало мы, энтомологи, в своей исследовательской работе уделяем внимания поведению насекомых в их естественной обстановке, их образу жизни, подменяя зоркость глаза, наблюдательность и пытливость ума безотчетным коллекционированием, всяческими лабораторными экспериментами и многодневной и многотрудной так называемой кабинетно-музейной обработкой собранного материала.

Хорошо бы расшифровать странное поведение оравы насекомых, изнуряющих домашних животных. Когда-нибудь это будет сделано. И тогда на пастбищах, быть может, задействуют оригинальные ловушки специальной формы и цвета, излучающие особенные лучи. Они будут неотразимо привлекательными для кровососущей братии и сослужат добрую службу животноводам.

Вскоре мы спускаемся с гор в пустыню, останавливаемся возле реки Или в густых тугаях. Тут нам везет, вся земля изрешечена пустынными мокрицами с очень интересной общественной жизнью. Половину дня мы копаем норы, обливаясь потом от жары.

— Хорошо, что нет комаров и слепней. А то бы досталось! — говорю я своему помощнику.

Но я ошибся. Когда основательно пропотевшие и усталые мы идем к своему маленькому «Запорожцу», в кузове его жужжит добрая сотня небольших светло-серых пустынных слепней Табанус агрестис. Для них машина оказалась тоже более привлекательной, чем мы. Вот так голубая корова!..

Насекомые-хищники разыскивают свою добычу по запаху и при помощи зрения. Они или преследуют ее активно, или поджидают, затаившись в укромном местечке, полагаясь на свою защитную маскировочную окраску и форму. Некоторые кузнечики и богомолы сторожат добычу в засаде и нападают, заметив ее движение. Видимо, они еще определяют форму и размеры насекомого-добычи и тем самым узнают, посильна ли она для хищника или нет. Богомолы вооружены замечательным хватательным аппаратом — передними ногами с острыми шипиками. У них голень складывается с бедром, будто лезвие перочинного ножа.

Хищнический образ жизни клопов развил у некоторых из них сходство с богомолами. Таковы клопы семейства Плоиарипе. Их передние ноги такие же, как и у богомолов. Очень интересными приспособлениями для ловли добычи наделены некоторые тропические клопы. Так, у хищного клопа Зелус леукограммус передние ловчие конечности на внутренней поверхности покрыты липкой жидкостью. Она помогает хищнику удерживать добычу. Липкая жидкость задерживается на теле щетинками, свое же тело от нее защищено восковым налетом. Слизь не ядовита и выделяется желёзками, расположенными на ногах. Кирпатрик в своей книге о насекомых тропической Африки сообщает о том, что некоторые клопы редувииды якобы покрывают передние ноги растительной смолой, чтобы добыча не могла вырваться.

Оригинальный способ привлекать добычу был открыт мною у одного из видов богомолов.

...Последние дни августа. Ночью уже холодно, но днем солнце все еще нещадно накаляет землю, и в струйках горячего воздуха на горизонте колышутся озера-миражи. Замерли желтые выгоревшие лёссовые холмы, трава, сухая и колючая, не гнется от ветра, и только позвякивают друг о друга коробочки с семенами. А в стороне через распадки проглядывает блестящая полоска реки Чу в зеленых берегах.

Сегодня мы заняты муравьем-жнецом. Подземное жилище этого муравья легко узнать снаружи по большой кучке шелухи от семян различных растений. Сбор урожая закончен этим тружеником пустыни, многочисленные жители подземных галерей запасли провиант на остаток лета, на всю предстоящую осень и долгую зиму, и почти не показываются наружу.

Нелегко раскапывать гнезда жнеца в пыльном лёссе среди сухой колючей травы. Спресованная лёссовая почва с трудом поддается лопате, и мелкая белая пыль поднимается облачком от каждого удара. Мои юные помощники Зина и Коля с нетерпением ожидают, когда будет сказано:

— Ну, теперь пора идти и к машине!

Уставшая Зина рассеянно поглядывает в сторону:

— Ты видишь блестит росинка? — тихо говорит она. — Какая красивая!

— Не вижу никакой росинки, — сердито отвечает Коля.

— А ты посмотри отсюда, где я, — настаивает Зина. — Росинка, как камешек в колечке.

— Откуда в пустыне росинка, — кипятится Коля, — когда все сухое.

— Нет, ты все же встань сюда. Как она чудно переливается, — твердит Зина.

Мне тоже надоела сухая пыльная земля, и я прислушиваюсь к разговору. Не так легко увидеть эту загадочную росинку. Тем более, что Зина ее уже потеряла и сама в недоумении.

— Может быть, и не было никакой росинки и все померещилось?

Нет, не померещилось. На суком кустике колючки я вижу отчетливо, как вспыхивает яркая белая искорка. Не искорка, а бриллиантовый камешек сияет, как утренняя росинка... Сверкнул, исчез, снова появился, переливаясь цветами радуги, и погас.

Кто не замечал, как на закате солнца где-нибудь на земле вдруг загорается будто другое маленькое солнце. Вглядываешься в него и не можешь понять, откуда оно? Оказывается, маленькое солнце — оконное стекло далекого домика, отразившее солнце большое, настоящее. Или бывает, что вдруг среди камней и травы внезапно засияет что-то, как драгоценный камень. Идешь к нему, не сводя глаз, и ожидаешь необычного, а потом поднимаешь с земли самый обыкновенный кусочек разбитой стеклянной бутылки. И сейчас в этой маленькой искорке на сухой желтой травинке тоже окажется что-нибудь будничное и неинтересное. Но мы все трое, затаив дыхание, подбираемся к сухой травинке и молча разглядываем ее со всех сторон.

Ничего не видно на сухом и жалком растении. Нет, что-то шевельнулось! Качнулась одна веточка и мы увидели желтого, совсем неприметного богомола эмпузу на тонких длинных ногах, с большими серыми глазами и брюшком, как колючка. Вот он, длинный и тонкий, странный и необычный, скакнул на другую веточку, перепрыгнул на травинку, спустился на землю и помчался на ходульных ногах с высоко поднятой головой на длинной переднегруди, несуразный, длинноногий, полосатый, совсем как жираф в африканских саваннах. Затем бойко вскарабкался на сухой кустик, повис вниз спиной, молитвенно сложил свои цепкие передние ноги-шпаги, повернул в сторону голову и замер, поглядывая на нас серыми выпуклыми глазами.

— Какой красавец! — прошептала Зина.

— Страшилище! — возразил Коля.

И тогда, теперь это увидели все, на остреньком отростке, что виднелся на голове богомола, вспыхнул яркий бриллиантовый камешек и заблестел, переливаясь всеми цветами радуги...

Богомолы — хищники. Обычно они сидят неподвижно, притаившись в засаде и ожидая добычу. Когда к богомолу случайно приближается насекомое, он делает внезапный прыжок, хватает добычу передними ногами, вооруженными шипами, крепко зажимает ее и предается обжорству.

Окраска богомолов, как у большинства хищников, подкарауливающих добычу, под цвет окружающей растительности. Богомолы, обитатели тропических стран, раскрашены ярко, под стать цветкам, приманивают своей обманчивой внешностью насекомых. Наш богомол — эмпуза желтого цвета, со слабыми коричневыми полосками, очень походил на окружающую высохшую растительность. Это сходство усиливалось формой тела: длинными, похожими на былинки ногами и скрученным, как колючка, брюшком. Но зачем и откуда у маленького желтого богомола эта бриллиантовая звездочка, о которой не слышал еще ни один энтомолог?

Вооружившись биноклем и приставной лупой, я с интересом вглядываюсь в необыкновенную находку, долго и тщательно рассматриваю застывшего богомола, пока постепенно не выясняю все непонятное.

Отросток на голове богомола с передней стороны, оказывается, имеет совершенно гладкую зеркальную поверхность и отражает солнечные лучи. Эта поверхность похожа на неравномерно вогнутое зеркальце. В ширину, по горизонтали, зеркальце посылает лучи пучком, под углом 20–25 градусов, в длину, по вертикали, пучок шире, его угол 75 градусов. Кстати, такая форма зеркальца не случайна. Если бы оно было слегка выпуклым, то больше царапалось об окружающие предметы, чем вогнутое, спрятанное в ложбине, прикрытое с боков выступающими краями отростка, да и свет отражало бы, рассеивая его в стороны. Пучок отраженного зеркальцем света очень яркий, сильно напоминает росинку и виден далеко, до десяти метров. У мертвой эмпузы, засушенной в коллекции, зеркальце мутнеет и уже не отражает света. Ученые, работающие с коллекциями мертвых насекомых и не наблюдавшие эмпузу-пустынницу в ее естественной природной обстановке, не заметили этой чудесной особенности насекомого.

Зачем же эмпузе это зеркальце? Отражая свет, оно создает впечатление капельки росы. Капелька росы в пустыне — ценная находка для насекомых. И они, обманутые, летят к затаившемуся в засаде хищнику, прямо к своей гибели.

— Посидим посмотрим, как богомол ловит добычу! — предлагаю я своим помощникам.

И мы, уже не чувствуя жары и жажды, забыв об отдыхе, следим за притаившимся, похожим на сухую былинку, богомольчиком. Наше ожидание не напрасно. Небольшая красноглазая мушка внезапно падает откуда-то сверху и садится прямо на обманчивую росинку. Сухая палочка мгновенно оживает, ноги делают молниеносный взмах, красноглазая мушка жалобно жужжит, зажатая шипами ног хищника, и вот уже методично, как машина, задвигались челюсти, разгрызая трепещущую добычу.

— Какой красавец! — говорит Коля.

— Страшилище, — возражает ему Зина.

Один из хищных клопов рода Реуматобатес захватывает добычу усиками. Они удлинены и подобны ножкам. Муравьиный лев, сидящий в своей воронке, узнает о том, что к нему заявилась добыча по осыпающимся вниз песчинкам. По количеству катящегося по склону песка и, возможно, по сотрясению почвы он определяет и размеры добычи. Если поток песка очень силен, то значит добыча слишком велика, опасна и на нее нападать не следует.

...Ровная, как стол, желтая голая пустыня. Весна. Но в этом году еще не было дождя, земля суха, все замерло. Справа — серые горы Богуты, слева — далеко в глубоком каньоне, в чудесной зеленой оправе, река Чарын. Но как к ней спуститься с высокого обрыва?

Сегодня жаркий день, и горизонт колышется в миражах. Давно знакомая картина... У нас кончилась вода, мы скучаем по тени и прохладе, нам во что бы то ни стало надо съехать к реке.

Едва заметный сворот с дороги по каменистой пустыне, очень крутой и неровный спуск, — и мы наконец в зарослях тополей, ясеня, лоха и тамариска. Бурлит река, поют соловьи, покрикивают фазаны. Здесь другой мир, мы будто переехали на новую квартиру и с радостью устраиваемся на бивак. А рядом, на голой глинистой площадке, рыскают в поисках добычи муравьи.

У старого пня тополя в ловушках-воронках расположились личинки муравьиного льва. Некоторые из них заняты: мощными рывками головы, похожей на лопату, выбрасывают кверху струйки земли. Какие они деятельные, эти личинки!

Я раскрываю походный стульчик и осторожно усаживаюсь рядом с западней хищника. Но ничтожное сотрясение почвы — и работа прекращена. Личинка очень чутка, зарылась в землю, притаилась. Долго мне ждать, когда она осмелеет.

Муравьи отлично знают ловушку своего недруга и минуют ее стороной. Я подгоняю травинкой к воронке одного, другого, но муравьи увертываются. Они слишком хорошо знакомы с хищником. Тогда я хватаю муравья пинцетом за ногу и бросаю в воронку. А ну-ка, хищник, прекрати свое притворство! И хищник пробуждается. Молниеносные броски песчинок, быстрые подкопы под самой жертвой и она скатывается вниз. Из песка высовываются длинные кривые, как сабли, челюсти и схватывают добычу. Дальше происходит необычное. Муравьиный лев не тащит, как все, добычу под землю. У него совсем другой прием. Ухватив муравья за брюшко, он бьет его о стенки ловушки и так быстро, что глаза едва успевают заметить резкие взмахи. Удары следуют один за другим. Видимо, слишком привычны броски головой и отлично развита мускулатура головы-лопатки. Я считаю: 120 ударов в минуту. Избитый муравей прекращает сопротивление. Он умирает и, как это трогательно, слабыми движениями последний раз чистит передними ногами свои запыленные усики. Вот он совсем замер. И только тогда коварный хищник прячет свою добычу под землю. Сейчас он там с аппетитом принимается за еду.

Не подбросить ли хищнику еще муравья. Оказывается, он не так уж глуп, чтобы, даже будучи занятым, упустить случай поживиться. Вновь нападение, еще сотня ударов — и новый труп зарыт в землю. Третьего муравья постигает та же доля. Только четвертый муравей избегает печальной участи: ловушка обрушилась и выбраться из нее теперь нетрудно. Тогда я оставляю хищника в покое, а он выталкивает убитого муравья наружу и высасывает вначале брюшко, потом вонзает кривые челюсти в грудь, а через несколько минут прокалывает ими голову. Муравей съеден и его оболочка отброшена. Обжора принимается за другого муравья. Теперь он долго будет насыщаться...

У личинок муравьиных львов, да и у их ближних родственников — златоглазок и аскалафов — ротового отверстия нет, зато длинные кривые челюсти, которые хищник вонзает в добычу, внутри полые, а на кончике челюсти открываются каналом. По этому каналу и высасывается жидкое содержимое тела жертвы.

Лишены ротового отверстия и личинки хищных жуков-плавунцов. У них тоже имеются каналы в челюстях, открывающиеся в ротовую полость.

Строят ловушки и личинки жуков-скакунов. На ровной гладкой площадке они вырывают совершенно прямую, идущую строго вертикально вниз норку и сидят в ней, выставив кпереди длинные узкие челюсти. Насекомое, вздумав спрятаться от жары в такую норку, обречено на гибель. Вырваться из острых челюстей почти невозможно. На спине личинки имеется особым образом устроенный горб, которым она крепко-накрепко цепляется за стенки своего жилища.

Интересны личинки мук семейства Мицетофилиде. Они сооружают специальную ловушку из паутинных сетей и слизи, а при помощи особого светящегося органа, расположенного на теле, привлекают в свои западни насекомое. В случае опасности личинка мгновенно тушит свой фонарик, чтобы остаться незаметной. Органы свечения довольно сложно устроены и состоят из мальпигиевых сосудов, расположенных над особым вогнутым рефлектором.

Личинка мухи Вермилио вермилио из семейства Лептиде, обитающая в Европе, устраивает в песке точно такие же воронки, как и личинки муравьиных львов. Два хищника, совершенно не родственные друг другу, изобрели одинаковую ловушку и сходное поведение.

Среди грибных комариков громкую славу заслужил один вид, обитающий в гроте на Новой Зеландии. Личинки ярко светятся в темноте грота, находясь на его сводах, приманивая мелких насекомых. Из норки каждая из личинок свешивает около 40 нитей, унизанных липкими капельками, к которым и прилипает привлеченная светом добыча.

У стрекоз, активных хищников, ноги устроены так, что, вместе сложенные, они образуют как бы сачок: попавшее в него насекомое тотчас же обхватывается со всех сторон всеми ногами. Такие ноги совсем не пригодны для хождения, и стрекозы не умеют ползать. Но цепляются за твердую опору во время отдыха они неплохо. Стрекозы обладают отлично развитым зрением. Они хорошо замечают добычу, находящуюся в воздухе. Кроме того, они прибегают к особым приемам, чтобы лучше разглядеть летающих в воздухе насекомых.

...Рано утром я пошел по лесной дороге вверх по горному ущелью вдоль шумного ручья. Ночной бриз, дующий с гор в долины, уже затих, и ему на смену пришел бриз дневной, с долины в горы. Дорога петляла то по краю каменистой осыпи, то пересекала светлые полянки или шла среди темного елового леса. Иногда она переходила с одного берега ручья на другой через бревенчатые мостики, перекинутые над бурным потоком. За одним из поворотов ущелья неожиданно открылась высокая скалистая гора. Склон ее находился в глубокой тени. Я остановился пораженный: в этом месте над ущельем реяло великое множество насекомых. Одни из них медленно плыли по ветру кверху, в горы, другие метались из стороны в сторону или, повиснув на месте, неожиданно бросались вверх или вниз. Некоторые из пилотов выделывали замысловатые зигзаги, будто демонстрируя фигуры высшего пилотажа. На темном фоне находящейся в тени скалистой горы все они сверкали золотистыми искорками и были хорошо заметны. Только в такой обстановке и можно убедиться в том, какое величайшее множество насекомых незримо для нас заполняет воздух. Сколько их, маленьких авиаторов, проводит свою жизнь над нами в волнах воздушного океана!

Среди хаоса мечущихся и сверкающих на солнце насекомых выделялись самые крупные — желтые стрекозы Симпетриум. Хищницы неутомимо реяли в воздухе, собирая обильную дань и часто можно было видеть, как путь какой-нибудь крошечной сверкающей точки, беспечно реющей в воздухе, обрывался, соприкоснувшись со стрекозой.

Еще летало множество каких-то светлокрылых насекомых. Их стрекозы не трогали. Мне пришлось немало потрудиться с сачком, прежде чем я их поймал и узнал, что светлокрылые насекомые — небольшие ручейники. Они справляли свой брачный полет.

Не трогали стрекозы и токующих мух сирфид. За ними, мастерами высшего пилотажа, гоняться даже стрекозам было бессмысленно. Не привлекали их внимания и многие другие насекомые. Они пролетали мимо них, не трогая. Вообще было видно, что хищницы охотились на добычу с выбором.

Нигде в этом ущелье не было столько стрекоз. Почему именно сюда слетались эти хищницы, чем им понравилось это место? И чтобы ответить на эти вопросы, я уселся на большой гранитный валун, нависший над самым ручьем и вынул из футляра полевой бинокль.

Ну, конечно, здесь, на темном фоне находящейся в тени горы, стрекозам легче было видеть свою добычу: весь воздух сверкал золотистыми точками. Не случайно все ретивые хищницы держались головой к тени и слегка навстречу ветру, чтобы использовать планирующую силу крыльев. Здесь с большого расстояния можно было разглядеть и выбрать по вкусу кого надо.

А еще почему? Больше я не находил объяснения.

Но вот сюда, в царство стрекоз, прилетела по бризу сверкающая на солнце пушинка одуванчика, плавно стала подниматься кверху и вскоре исчезла на фоне светлого неба, забравшись выше горы. Так вот еще почему стрекозы устроили своеобразную засаду на летающих по ущелью насекомых! Мало того, что добыча была вся на виду, на восходящих токах воздуха еще и легче летать. Вот какие расчетливые стрекозы!...

Стрекозы — умелые хищницы, отлично разбираются в пищевой ценности той или иной добычи.

...Я прилег в прохладной тени большого ясеня, и легкий ветер приносит то сухой горячий, как из раскаленной печи, воздух пустыни, то запах приятной влаги реки Чарын и старицы, заросшей тростником. А вокруг полыхает ослепительное солнце, такое яркое, что больно смотреть на сверкающие, будто из раскаленного металла, холмы.

Закрыв глаза, я прислушиваюсь. Птицы умолкли. Изредка прокукует кукушка. Низкими и тревожными голосами гудят слепни, неуемно и беспрестанно верещат цикады, иногда проносится на звонких крыльях какая-то крупная пчела, прогудит жук, поют муки, нудно ноет тонким голосом одинокий комар, трещат крыльями крупные стрекозы. И эта симфония звуков, такая мирная и милая, успокаивает, навевает покой, клонит ко сну. И вдруг еще звук — нежный звон тончайшей струны. Он то усиливается, то затихает, но не прекращается, беспрерывен, совсем близко, тут рядом, возможно, все время и вначале просто не доходил до сознания, а сейчас внезапно объявился. Не могу понять, откуда этот звук. В нем чудится что-то очень знакомое, понятное. Силясь вспомнить, я раскрываю глаза. Дремота исчезает.

Надо мной летают, совершая замысловатые зигзаги, большие зеленоватые стрекозы, проносится от дерева к дереву, сверкая на солнце отблеском металла, черно-синяя пчела-ксилокопа, над кустами терескена взметывается в воздух цикада, вблизи над ровной, лишенной растений площадкой гоняются друг за другом черные осы-амофиллы. Здесь у них брачный ток, здесь хозяева — самцы, а самки — редкие гостьи. И... наконец увидел. Высоко над землей, у кончика ветки дерева вьются мириады крошечных точек, по всей вероятности, ветвистоусые комарики. Они то сбиваются в комочек и становятся совсем темным облачком, то растягиваются широкой лентой, слегка падают вниз и опять взметываются вверх. Солнечный луч, иногда прорываясь сквозь листву, падает на рой, и вместо темных точек загораются яркие искорки-блестки. Это от него, от этого скопления идет непрестанный тонкий звон, нежная песня крохотных крыльев. В брачное скопление самцов должны влетать самки. Жизнь комариков коротка, и брачная пляска каждого продолжается лишь один-два дня.

Возле роя самцов все время крутятся неутомимые стрекозы, описывая круги, делая лихие повороты и замысловатые петли. Неужели охотятся на комариков? Нет, крохотные комарики не нужны крупным хищницам, ни одна стрекоза не влетает в рой, не нарушает его строя, не прерывает нежной песенки, и вместе с тем он чем-то их привлекает. Стрекозы не покидают роя ни на минуту, вертятся возле него, почти рядом, отлетая лишь на мгновение в сторону. Рой — будто центр боевых полетов этих воздушных пиратов.

Непонятно ведут себя стрекозы. Я вижу в этом одну из бесчисленных загадок поведения моих шестиногих приятелей. Но вот зарождается объяснение. Нужно скорее вооружиться биноклем и, соблюдая терпение, много раз проверить, чтобы окончательно убедиться.

В бинокле весь мир сосредоточен на маленьком кусочке неба. Все остальное отключено и как бы перестает существовать. Да, я вижу маленьких ветвистоусых комариков, несмотря на буйную пляску каждого пилота различаю их пышные усы, вижу и большеглазых хищниц-стрекоз. Им не нужны нежные мелкие комарики, они жадно хватают кого-то покрупнее, направляющегося к рою, без пышных усов. Сомнений нет! Разборчивые гурманы охотятся только на самок ветвистоусых комариков, привлекаемых песней самцов. Только они, крупные и мясистые, их лакомая добыча. Быть может, коварные хищницы не трогают роя, чтобы не рассеять это хрупкое сборище музыкантов. Как бы то ни было, рой неприкосновенен, он служит приманкой, а возле него обильное пропитание. И эта охота стрекоз, и песни самцов-неудачников, видимо, — один из актов давней трагедии, разыгрывающейся из года в год много столетий.

Спадает жара. Ветер чаще приносит желанную прохладу от реки и рощи, а знойный раскаленный воздух пустыни постепенно отступает. Смолкают цикады. Неуверенно защелкал соловей, прокричал фазан. Пора трогаться в путь. В последний раз я прислушиваюсь к тонкому звону ветвистоусых комариков, и мне чудится в нем жалобная песня обманутых неудачников, бездумно влекущих на верную гибель своих подруг...

Муравьи осиливают свою добычу сообща, нападая на нее скопом. Некоторые из них при этом используют ядовитый аппарат с жалом. Другие, лишенные жала, такие как рыжий лесной муравей, ранят добычу челюстями и на это место изливают муравьиную кислоту. На месте ранения она быстро всасывается телом жертвы. В борьбу с добычей, особенно крупной, вступают самые большие члены колонии муравьев с сильно развитыми челюстями. Их так и называют — солдаты.

Осы, как общественные, так и одиночные, свою добычу прокалывают жалом и отравляют капелькой яда. Многие из них достигли высокого искусства в этом деле и парализуют добычу, точно поражая жалом только нервные узлы.

У некоторый ос-парализаторов добыча так велика, что доставить ее в заготовленные норки трудно, приходится прибегать к некоторым приемам. Так, оса Сфекс специозус, обитающая в Северной Америке, парализовав свою добычу, крупную цикаду, обязательно затаскивает ее на дерево и уже оттуда начинает свой полет со столь тяжелым грузом. Так же поступает оса Опорус интерруктес, охотящаяся на пауков.

Крошечные черные помпиллы, парализующие бродячих пауков, гоняются за своей добычей, которая со всех ног удирает от своего преследователя. Оса быстрее паука, но тот ловко сбивает ее, делая резкие повороты из стороны в сторону. Оса Ларикс нигра, добывающая сверчков, в первую очередь парализует задние ноги добычи. Без них сверчок совсем беспомощен.

Многие осы-парализаторы достигли необыкновенного совершенства в поисках своей исконной и раз избранной для своего вида добычи. Знаменитый французский натуралист-энтомолог популяризатор Ж. А. Фабр пишет, как из трех норок ос Церцерис дюфура он добыл около трех десятков златок, которых очень трудно разыскивать в природе. «В саду было около двадцати гнезд осы Церцерис, — пишет Фабр, — в них находилось большое число зарытых златок, а между тем здесь ос почти нельзя было видеть. “Что же делается, — думал я, — в тех местах, где мне удавалось за какие-нибудь полчаса налавливать до шестидесяти ос Церцерис, гнезда которых были снабжены дичью не менее роскошно, чем эти. Без сомнения, там были зарыты целые тысячи златок, а я, который более тридцати лет изучал насекомых нашей местности, я не мог за это время найти ни одного жучка”».

Иногда, использовав жало, осы-парализаторы еще мнут челюстями тело добычи в местах, где расположены нервные сплетения, управляющие движениями. Способность ос-парализаторов находить свою добычу поразительна. Когда ее мало, оса маскируется и малозаметна. Видимо, в поисках своей исконной добычи осы-парализаторы, обладая чувствительнейшим специальным аппаратом, используют какие-то особенные индикаторы, излучаемые добычей.

Так же загадочны способы поисков хозяина многими, особенно мелкими, насекомыми-паразитоидами. Они, видимо, самые различные, а иногда просты. Доказано, например, что браконид Кардиохилес нигриценс разыскивает свою добычу, гусеницу совки Гелиотис виресценс, по следу слюны, оставляемой ею на растении. Слюна близкого вида — гусеницы бабочки этого браконида — уже не привлекает.

Клопы рода Нетонекта всегда плавают спиной вниз и так близко от поверхности воды, что можно заметить торчащий наружу хоботок. Окраска насекомого соответствует его положению и маскирует небольшое, длиной около сантиметра, обтекаемой формы тельце. Обычно этот хищник ожидает, когда в воду случайно упадет какое-либо неосторожное насекомое и тотчас на него нападает. А клоп Нетонекта глаука, увидев над водой летящее насекомое, быстро выскакивает из воды, перевертывается спиной вверх, раскрывает крылья, бросается на добычу, хватает ее и падает вместе с ней в воду. Там, под водой, он и приканчивает добычу, высасывая содержимое ее тела. Вот ловкач! И в воде, и на воде, и в воздухе — всюду умеет.

Кое-кто из хищников, охотясь, прибегает к весьма своеобразным приемам, унаследованным от предков.

...Под ногами шуршит песок, и посох равномерно и мягко постукивает о дорогу. Впереди бесконечные песчаные холмы, покрытые редкими кустиками белого саксаула. Скоро ли кончится песчаная пустыня? Наконец, показались темно-красные скалы Большого Калкана. Там наш бивак.

Во всем сказывается осень. Главное — не стало насекомых. Кое-где перебежит дорогу песчаный муравей, на длинных ходульных ногах проковыляет чернотелка, сверкнет крылом песчаная кобылочка. Но вот откуда-то появился ктырь Апоклеа тривиалис. Он какой-то особенный. Пролетит вперед, сядет на дорогу, повернется головой мне навстречу и, уставившись большими черными глазами, рассматривает. И так много раз. Что ему надо? Неужели такой любопытный?

И снова мерное шуршание шагов, постукивание посоха и теперь еще этот неожиданный спутник. Понравился я ему. Ну что же, может быть, и до бивака вместе доберемся. Но из-под ног неожиданно вылетает большая муха, ктырь бросается на нее. Удар сверху, падение вместе на землю, несколько секунд неподвижности и удачливый охотник поднялся вместе с добычей в воздух и летит от дороги прочь в сторону.

Так вот почему он меня провожал! Ожидал, когда из-под моих ног вылетит напуганное насекомое. Чем плоха уловка? Даже в этой глухой пустыне, где нет скота и давно уничтожены джейраны, архары и другие крупные звери, сейчас пригодился древний прием. Интересно, что это: инстинкт, проснувшийся в ктыре, или, быть может, личный и случайно приобретенный опыт?

Впрочем, так ведут себя многие животные. Рядом с поездом летит кобчик, ожидая, когда из придорожных зарослей вылетит напуганная грохотом пичужка. Провожает автомашину лунь, высматривая, не шелохнется ли осторожная мышка, затаившаяся в траве, во время похолодания возле овец крутятся ласточки и ловят на лету поднятых из травы мошек, а скворцы усаживаются на спины пасущихся животных и оттуда высматривают потревоженных кобылок...

Есть и такие насекомые, которые никогда не добывают пищу. Таковы члены так называемой внутренней службы общественных насекомых, те, кто занят работами в жилище, воспитанием потомства, уходом за родительницей и т. п. Им еду доставляют охотники. Некоторые же из муравьев, такие как муравьи-«рабовладельцы» амазонки Полиергус руфесценс, не способны есть сами и погибают от голода рядом с пищей, если их не накормят няньки.

В заключение расскажем о том, как добывают себе пищу самки ос подсемейства Тихидэ. Самцы этого подсемейства значительно больше самок, а те к тому же бескрылые. Самцы находят самок и носят их с собой, садятся вдвоем на цветы, где вместе питаются нектаром, заботливо расселяют их. Разные виды отличаются нюансами в питании. В основном применяются четыре способа обеспечения пищей своих супруг: во-первых, переносят самку на цветок, где она сама достает нектар; во-вторых, кладут каплю еды на кончик брюшка самки, и она слизывает столь любезно поднесенное приношение; в-третьих, передают нектар изо рта в рот и, в-четвертых, собирают пищу в специальное углубление на голове, окруженное щетинками, и на этой тарелке преподносят самке.

Разнообразие способов, какими пользуются насекомые, добывая себе пропитание, необычайно велико, и здесь рассказано лишь немногое, а на эту тему можно было бы написать увесистую книгу.