Постоянство

Постоянство

Понятие о последовательно организованных воспоминаниях, накапливающихся в течение жизни, неявно присутствует в концепции «я». Существуют синдромы, которые ощутимо влияют на различные аспекты формирования и извлечения воспоминаний. Психологи различают три различных типа памяти (это слово примерно соответствует слову «обучение»), которым могут соответствовать отдельные мозговые, нейронные субстраты. Первый из этих видов памяти называется процедурной памятью, она позволяет нам осваивать новые навыки, такие как катание на велосипеде или чистка зубов. Такие воспоминания мгновенно воскрешаются, когда того требует ситуация, и вы даже не задумываетесь об этом. Этот тип памяти встречается не только у людей: он свойственен всем позвоночным и некоторым беспозвоночным животным. Второй вид семантическая память, ваше фактическое знание объектов и событий в мире. Например, вы знаете, что зимой холодно или что бананы жёлтые. Этой формой памяти тоже владеют не только люди. Третья категория, впервые выделенная Энделем Тульвингом, называется эпизодической памятью, это воспоминания об особенных случаях, таких как ваш выпускной вечер или день, когда вы сломали лодыжку, играя в баскетбол. Или, как выразился психолингвист Стивен Пинкер: «Кто кому когда что и где сделал». Семантические воспоминания можно сравнить со словарём, а эпизодические с дневником. Психологи противопоставляют их как «знающие» и «вспоминающие»; на последние способны только люди.

Гарвардский психолог Дэн Шектер сделал оригинальное предположение, что эпизодические воспоминания могут быть близко связаны с ощущением человеком своего «я»: мы нуждаемся в «я», с которым были бы связаны эти воспоминания, а воспоминания, в свою очередь, обогащают «я». Кроме того, мы склонны организовывать наши эпизодические воспоминания приблизительно в правильной последовательности и можем устраивать что-то вроде мысленных путешествий, чтобы «посетить» места или «оживить» эпизоды нашей жизни в ярких ностальгических деталях. Такими возможностями почти наверняка владеют только люди. Более парадоксальна наша способность устраивать путешествия в будущее, чтобы предвосхищать и планировать его. Эта способность, вероятно, тоже характерна только для нас (и возможно, что для её осуществления требуются хорошо развитые лобные доли). Без такого планирования наши предки не могли бы изготавливать каменные орудия для охоты или сохранять посевные семена до следующего урожая. Шимпанзе и орангутанги при необходимости тоже могут делать и пользоваться инструментами (например, счищать листья с прутьев, чтобы извлекать термитов из муравейника), но они не могут изготавливать инструменты с намерением приберечь их для будущего употребления.

Доктор, где и когда умерла моя мать?

Все это интуитивно понятно, но существуют также свидетельства об умственных расстройствах некоторые встречаются часто, другие гораздо реже, при которых различные компоненты памяти избирательно повреждены. Эти синдромы ярко иллюстрируют наличие подсистем памяти, включая те, которые встречаются только у человека. Почти все слышали об амнезии вследствие травмы головы: пациент с трудом может вспомнить конкретные события, которые происходили в течение недель или месяцев, предшествовавших увечью, даже если он в здравом уме, узнает людей и способен усваивать новые эпизодические воспоминания. Этот синдром ретроградная амнезия так же часто встречается в реальной жизни, как и в голливудских фильмах.

Гораздо менее распространён синдром, описанный Энделем Тульвингом: у одного из его пациентов, Джейка, были повреждены участки и лобных, и височных долей. В результате Джейк лишился эпизодических воспоминаний любого рода, как из детства, так и из недавнего прошлого. Новых эпизодических воспоминаний он также не мог формировать. При этом его семантические воспоминания о мире остались невредимы; он знал о королях и капусте, любви и ненависти, о бесконечности. Нам очень трудно представить внутренний психический мир Джейка. Тем не менее, несмотря на то, чего мы могли бы ожидать в соответствии с теорией Шектера, у него было ощущение своего «я». Различные атрибуты «я» подобны стрелам, указывающим на воображаемую точку психический «центр тяжести» индивидуальности, о котором я ранее уже упоминал. Отсутствие какой-нибудь стрелы может обеднить «я», но не разрушить её; «я» храбро противостоит камням и стрелам жестокой фортуны. Даже при этом я бы согласился с Шектером в том, что автобиография, которую каждый из нас носит в своём мозге, основана на эпизодических воспоминаниях и тесно связана с нашим ощущением «я».

В нижних, внутренних участках височных долей располагается гиппокамп структура, необходимая для восприятия новых эпизодов. Если он повреждён на обеих сторонах мозга, возникает грубое расстройство памяти, называемое антероградной амнезией. Пациенты с таким расстройством оживлённы, разговорчивы и умны, но они не могут формировать новых эпизодических воспоминаний. Если бы вас представили однажды такому пациенту, а потом вы бы вышли и вернулись через пять минут, то не увидели бы в нем ни намёка на то, что он вас узнает, он как будто никогда до сих пор вас не видел. Такие пациенты могут читать один и тот же детектив снова и снова, и им никогда не надоест. Однако в противоположность пациенту Тульвинга воспоминания, сформированные до повреждения, в основном сохранились бы: пациентка с антероградной амнезией помнит мужчину, с которым встречалась в год аварии, вечеринку в честь своего сорокалетия и т. д. Следовательно, гиппокамп необходим для формирования новых воспоминаний, но не для извлечения старых. Это предполагает, что воспоминания не хранятся в гиппокампе. Более того, семантические воспоминания пациентки не задеты. Она по-прежнему знает факты о людях, об истории, значения слов и т. д. Большое количество пионерских работ было выполнено при изучении этих расстройств моими коллегами Ларри Сквайром, Джоном Викстедом в Университетской клинике в Сан-Диего и Брендой Милнер в университете Мак-Гилл в Монреале.

Что случилось бы, если бы кто-то лишился одновременно семантической и эпизодической памяти, ведь у него не осталось бы ни фактического знания о мире, ни эпизодических воспоминаний о своей жизни? Такого пациента не существует. Но если бы вы все-таки встретили человека, у которого было бы такое сочетание повреждений мозга, что бы он мог сказать вам о своём ощущении «я»? Фактически, если бы у него действительно не было бы ни семантической, ни эпизодической памяти, вряд ли он бы вообще мог говорить с вами или понимать ваши вопросы, не говоря уж о понимании значения «я». Однако его моторные навыки были бы незатронуты, и он мог бы поразить вас, уехав домой на велосипеде.