Глава одиннадцатая Снизу вверх

Глава одиннадцатая

Снизу вверх

Пищеварительный канал как пособник преступников

Если обстоятельства не позволяют держать сигареты и мобильный телефон в карманах брюк, реальную альтернативу может предоставить прямая кишка. Настолько реальную, что в государственные тюрьмы Калифорнии ректальной контрабандой ежегодно доставляют более тысячи фунтов табачных изделий и сотни мобильных трубок. Контрабанда эта позволяет бандитам-заключенным и осужденным наркодилерам совершать из-за решетки деловые звонки, с удовольствием покуривая во время этих разговоров.

«Вот это поступило в пятницу», – лейтенант Джин Паркс, офицер по борьбе с контрабандой в государственной тюрьме города Авенал, Калифорния, указывает на прозрачный пластиковый пакет для мусора, на две трети наполненный чем-то, похожим ямс, но не ямсом. Это листья трубочного табака Golden Leaf, защищенные латексом и свернутые таким образом, чтобы с одной стороны получился конус – для более легко помещения. Нет, не в чаши курительных трубок. Мусорный пакет в данном случае – это «навал», или часть массовой контрабанды, скрытно шедшей через близлежащую птицеферму. Туда от двух до трех сотен сидельцев Авенальской тюрьмы ходят трудиться, а затем «возвращаются домой». Если бы Паркс и его подчиненные не перехватили мешок, скрутки табачных листьев были бы «оприходованы» и переправлены в тюремный двор: двое-трое, а может быть, как иногда случается, и шестеро заключенных рассовали бы латексные упаковки по задним проходам, где и хранили бы по соседству с собственными яичками.

Сквозь пластиковые стенки мешка проникает фруктовый запах ароматизированного табака. Атмосфера в отделе расследований – как в фирменном магазине табачной фабрики. Розничная цена Golden Leaf – около 25 долларов за фунт. Во дворике Авенальской тюрьмы одна унция продается не менее чем по 100, повышая общую стоимость конфискованного пакета до 1600. А если схватят за руку, наказание не слишком жестокое – временное лишение свиданий. «Мы такие мешочки, наверное, сотнями тысяч ликвидируем», – говорит Паркс. У него большие голубые глаза с магнетическим блеском и ровная, невозмутимая манера говорить. Благодаря такому сочетанию, он кажется человеком, немного уставшим от происходящего, но еще не разучившимся чему-то удивляться.

Паркс ведет меня на склад и показывает целый банк из дюжины сейфов, каждый из которых предназначен для хранения ежемесячного улова контрабандных мобильных трубок.

– И все они… – спрашиваю я, – из…

– Отсюда? – Паркс соединяет колечком большой и указательный пальцы. Из «трубы», то есть. Милый сленг для обозначения ректальной доставки. «Нет, не все. Только некоторые».

Паркс делает два шага и тянется к другому большому пластиковому пакету: «А это – зарядные устройства». В прочих пакетах и коробках – батарейки, наушники, сим-карты. На тюремном жаргоне прямая кишка – «бумажник узника»[131], но можно было бы назвать и Radio Shack[132]. На пути сюда меня останавливает начальник контрольно-пропускного пункта, решивший рассказать мне об одном заключенном, который подобным образом нес в себе две коробочки скоб для степлера, точилку для карандашей, запасные лезвия для этой точилки и три большие кольца для скрепления документов. Малого прозвали «ОС» – от «Офисного Склада». Никто из тюремного персонала не может сказать, зачем ОСу все это было нужно.

«Трубари» Авенала используют ректум именно с той целью, которую предусмотрела для этого органа эволюция – для хранения. Нижние отделы желудочно-кишечного тракта представляют собой область для сбора всего, что остается от пищи после того, как кишечник абсорбирует максимум нутриентов. Вода всасывается стенками кишечника по мере продвижения пищевой кашицы. Если все идет нормально, эта кашица, отдавая воду, достигает определенной консистенции – и покидает тело, как только начинает соответствовать значениям Бристольской шкалы стула[133] от 2 («колбасовидный комковатый кал») до 5 («в форме мягких комочков с четкими краями»). Самое приятное заключается в том, что человек нуждается в избавлении от данных остатков всего один или два раза в день.

Если вы не против, присмотримся к процессу получше. От шести до восьми раз в день – независимо от ваших мыслей или самоощущения – сжатия кишечных мышц, называемые усиленной перистальтикой, заставляют содержимое ободочной кишки продвигаться вперед. Прием пищи усиливает это действие благодаря тому, что именуется желудочно-ободочным рефлексом. Чем обильнее еда, тем сильнее импульс, задающий энергию продвижения. Все продукты распада, ранее «застрявшие» выше прямой кишки, теперь оказываются в ней.

А затем и вне ее – по мере того, как сверху надвигаются новые порции. «Это своего рода защитный рефлекс», – поясняет Уильям Уайтхед, содиректор Центра функциональных и перистальтических желудочно-кишечных расстройств при университете Северной Каролины. Рефлекторное продвижение пищевой массы вперед предохраняет ободочную кишку от разрыва[134].

Когда содержимое начинает давить на стенки прямой кишки с достаточной силой, фиксируемой особыми рецепторами, которые улавливают степень растяжения, включается рефлекс дефекации. (Поднатужившись, вы можете сами проверить действенность триггерного механизма: такое усилие увеличивает степень давления на стенки ректума до необходимого уровня.) Позыв к дефекации заставляет мускулы прямой кишки сжиматься, выдавливая то, чем она наполнена. Одновременно с этим расслабляются мускулы анального сфинктера. Мы осознаем происходящее как настоятельную необходимость – нечто среднее между «Ну, привет» и «Все побоку, кроме самого главного». Чем объемнее выталкиваемое содержимое или чем больше в нем влаги, тем сильнее производимое им давление и тем труднее остановить неизбежные последствия. Вода будет искать даже самый маленький выход. Один из специалистов по работе кишечника сказал: «Даже сфинктер Геракла не сдержит напор воды». Доведите эту закономерность до крайности, и вы получите солевую клизму, помешать действию которой весьма нелегко, если вообще возможно.

Хотя попытаться, конечно, можно. Рефлекс дефекации поддается «ручному управлению». Умение останавливать позывы подобного рода – квинтэссенция «туалетного тренинга». Сжатие анального сфинктера прерывает его рефлекторное действие и аннулирует неконтролируемую безотлагательность дальнейшего: в большинстве случаев – на время, достаточное, чтобы съехать с хайвея или допеть начатую арию и добраться до кабинки туалета. (Пациентам, страдающим от необходимости приостанавливать «приливную волну», гастроэнтерологи рекомендуют дробное питание с малыми порциями пищи – чтобы объем отходов в меньшей степени стимулировал давление на стенки ректума.)

Ахмед Шафик – последний великий летописец рефлексов, характерных для нижней части тела – наглядно демонстрировал действие рефлекса дефекации в своей лаборатории в Каирском университете. Добровольные участники эксперимента получили специальное оборудование для измерения сжимающего давления прямой кишки и ануса. Баллон с солевым раствором играл роль каловой массы. Его наполнение стаканом воды становилось для прямой кишки достаточным сигналом для активации основного рефлекса. Лабораторное оборудование фиксировало резкий всплеск активности: вырастало давление в ректуме, усиливался выжимающий напор и одновременно разжимался анус – позволяя содержимому покинуть организм. «Появлялся неудержимый позыв к опорожнению кишечника, и баллон „изгонялся“ вовне». Трам-пам-пам! Когда же испытуемого предварительно инструктировали, каким образом следует предотвращать дефекацию, прямая кишка расслаблялась, а «неотложная необходимость» исчезала. Организм сам отменял поставленную себе задачу.

Если оставить в стороне неожиданные вмешательства (вроде клизмы, неполадок в работе кишечника или действий египетских проктологов), окажется, что взрослые люди редко могут рассчитывать на милость со стороны собственных кишок. Мы же не можем марать свои штаны или немедленно сбрасывать брюки, лишь только ощутив некую «настоятельную необходимость». Респект нашему природному снаряжению, люди! Ректум и анус, действующие согласованно, – залог и порука цивилизованного поведения.

Впрочем, в некоторых случаях, и поведения варварского. Лейтенант Паркс с коллегами собрали наиболее яркие эпизоды из записей камер видеонаблюдения, установленных в комнатах для свиданий. Мы видим на мониторе, как жена одного человека оглаживает его, скользя ладонью вниз по спине, а затем вталкивает ему в штаны какой-то сверток величиной с абрикос – явно с чем-то запрещенным. И проделывает это все, не отрываясь от участия в какой-то настольной игре со своим сыном.

Судя по угловатой форме монитора, на который мы глядим, компьютеры Авенала не обновлялись с середины прошлого века. Бюджет скудноват. Я спрашиваю, почему бы в тюрьме не установить такое сканирующее интимные места оборудование, как Body Orifice Security Scanner – хайтековское кресло с видеозаписью, избавляющее охрану от неприятной и унылой обязанности командовать: «Расставить ноги и наклониться!» Паркс хохочет. Да тут денег нет даже на новые визитки. Строилась тюрьма в расчете на двадцать пять сотен заключенных, а в ней сейчас пятьдесят семь сотен. Все, включая розовые пластиковые мухобойки в службе свиданий, сломано или устарело. А иногда и сломано, и устарело одновременно. Между тем, лица, содержащиеся под стражей, смотрят фильмы на дисплеях доставленных контрабандой смартфонов.

В последних достаточно металла, чтобы звенеть на детекторах Авенала. Поэтому их интимную доставку взял на себя заключенный, перенесший операцию по протезированию тазобедренного сустава. Протез дарит ему возможность беспрепятственно проходить через детектор. «А мы не можем просветить его рентгеном без судебного ордера или медицинского заключения о необходимости такой процедуры», – говорит Паркс. И парень с протезом проносит в себе два-три телефона за раз. Цена на одну штуку в тюремном дворике – 1500 долларов. «Этот малый имеет кучу денег». Возможно, даже больше, чем зарабатывает лейтенант Джин Паркс.

Три смартфона или несколько свертков с табаком – это будет побольше того стакана воды, который использовался в «баллонном эксперименте» Ахмеда Шафика. Если верно то, что я успела узнать о физиологии человеческой прямой кишки, то удержать в ней все это – дело, должно быть, требующее немалой внутренней борьбы.

«Вот об этом вы сможете расспросить их самих», – и Паркс устраивает для меня возможность взять интервью.

Не считая баскетбольного щита (из уважения к читателям заменяю этими словами «трубу»[135]) и нескольких стульев, теряющихся в полоске тени, дворик № 4 пуст. Но с учетом камней можно было бы сказать и «4-ярдовый»[136] – имея в виду клочок пространства за воротами, выстланный слоем щебня и подсохшей грязи. Мне вспомнился инуксукс – опознавательный знак, который путешественники по Арктике устраивают, складывая его из каменных плит. В тюрьме, как и в Арктике, приходится выражать себя, довольствуясь тем, что есть под рукой.

Мой эскорт в лице Эда Борл?, представителя Авенальского отдела по связям с общественностью, окликает охранника, чтобы тот открыл ворота. Пока мы пересекаем тюремный дворик, несколько заключенных бросают взгляды в нашу сторону, однако большинство и ухом не ведут. Да, думаю я про себя: старею, не иначе.

Как и любой другой двор в Авенале, этот может похвастаться рядом местных достопримечательностей, каждая из которых обозначена выведенными красной краской печатными буквами: ГИМНАСТИЧЕСКИЙ ЗАЛ, БИБЛИОТЕКА, ПРАЧЕЧНАЯ, АДВОКАТСКАЯ, МОЛЕЛЬНАЯ. Напоминает доморощенный стрип-молл с его секциями. Я должна подождать в одном из служебных помещений, пока Борла ищет того, с кем мне предстоит разговаривать. Спрашиваю сотрудника, в комнате которого нахожусь, за что осужден мой будущий собеседник. Тот набирает номер на клавиатуре компьютера и поворачивает монитор ко мне. Курсор равномерно мерцает, подчеркивая слово УБИЙСТВО, написанное именно так – прописными буквами.

Прежде чем я успеваю осмыслить эту небезынтересную информацию, вводят заключенного. Далее я буду называть его Родригесом, потому что обещала не раскрывать его настоящее имя. Борла указывает на пустой кабинет с другой стороны комнаты: «Оставайтесь там, ребята». Бегло просматриваю список заготовленных вопросов, среди которых есть и следующий: «Можно ли считать переноску чего-нибудь в „трубе“ тем, что Journal of Homosexuality называет „замаскированной анальной манипуляцией“»? Я стараюсь объяснить свои намерения максимально убедительно. Похоже, Родригес не находит смысл моих вопросов уж очень удивительным или странным. Немного раньше один из коллег Паркса так отозвался об анальной транспортировке: «Это образ жизни». Родригес начинает с самого начала. Двадцать лет назад он был членом банды из Сан-Квентина. И главарь обратился к нему с заданием: «Слушай, – сказали мне, – кое-кому нужно, чтобы всадили…»

Не расслышав окончание фразы, я подхватываю: «…нож в руку?»

Родригес прячет улыбку. Что за идея?! Будет старш?й заказывать, чтоб кому-то руку порезали! «Да нет, чтоб во дворик отправили».

Родригес вовсе не кажется тем, за кого выдает его персональное криминальное досье. Он держится дружелюбно и общительно. Смотрит в глаза. Непринужденно улыбается. И улыбка у него белозубая. С таким одно удовольствие сидеть рядом в соседнем кресле во время долгого перелета. Его ни за что не примешь за арестанта, если бы не штаны, на которых красуется слово ЗАКЛЮЧЕННЫЙ. Шрифт – 200-м кеглем, а сама надпись – длиной в полштанины и идет сверху вниз. Как говорится, ничего не скрываем, что наше – то наше.

В общем, Родригесу приказали тайком переправить в тюрьму четыре металлических лезвия, упакованных в виде свертка длиной в 12 дюймов и толщиной в два[137]. А если откажешься, сказали ему, одно перо – для тебя самого. То был мучительный опыт, но Родригес справился. С тех пор он служил в основном для переноски табака. «Если вас отправляют в одиночное заключение, – вы упаковываете поплотнее свои табак, фонарик, спички…»[138] И Родригес рукой очерчивает в воздухе контуры табачного набора. Мне кажется, все это, вместе взятое, размером побольше, чем баллон Шафика. Я объясняю, как действуют рецепторы растягивания стенок прямой кишки и рефлекс ее опорожнения. «А вам всегда приходится прилагать большие усилия, чтобы удержать все внутри?» Я вполне осознаю, что выгляжу весьма странной особой.

«Ну-у, да-ааа, но…» – Родригес смотрит в потолок, словно ищет там нужную фразу или призывает Господа вмешаться. «Все как-то само собой умещается». В терминах физиологии это означает: рефлекс дефекации отключен. После нескольких повторов, тело начинает понимать: нажимать не нужно.

Специалисты по моторике кишечника утверждают, что такое вполне возможно, если люди регулярно придерживают позывы к опорожнению. И многие – вовсе не контрабандисты. Гастроэнтеролог Майк Джонс отзывается о них так: «Им всегда мешает что-то неотложное». Смысл в том, что «им пора отправляться в туалет, но всегда оказывается, что сначала нужно доделать что-то еще». Или же они «туалетоненавистники» – то есть крайне не любят эти общественные заведения, потому что кто-то может услышать производимые ими звуки или почуять исходящий запах, а иногда они просто боятся подхватить инфекцию. Постоянно сдерживая естественные позывы, эти люди способны неадекватно тренировать себя и поступать противным природе образом. В результате спонтанная реакция на «позыв» – даже под крышей собственного дома – блокируется определенным образом. Медики в таком случае говорят о парадоксальном сжатии сфинктера. Это все равно что толкать дверь вперед и одновременно тянуть назад. Типичная причина хронических запоров[139]. И как раз такая, которую никакая клетчатка в мире или полезные растительные волокна в кишечнике не излечат.

«Определить такой симптом у пациентов очень легко, – говорит Джонс. – Всовываешь палец им в прямую кишку, командуешь: отлично, расслабьтесь и вперед – и чувствуешь, как они зажимают анус».

Группа немецких исследователей установила, что «неблагоприятное воздействие во время ректального обследования» (то есть чей-то палец внутри, направленный вверх) заставляет анальный сфинктер сжиматься. Получается, что парадоксальная реакция сфинктерного сжатия может возникать как артефакт в процессе диагностического осмотра[140]. Впрочем, авторы признают, что для некоторых пациентов парадоксальная реакция сфинктера – причина серьезных проблем. Медики Авенала пишут в отчетах, что запор – распространенная жалоба.

Пищеварительный тракт может многое вместить как соучастник криминальный действий, но даже у него есть свои границы. Чем полнее прямая кишка и чем упрямее человек удерживает ее содержимое, тем скорее возникает очередной позыв. Тут все, как цифровом будильнике с его сигналом: чем дольше игнорируешь, тем назойливее звучит. 24 часа – это почти крайний предел для среднестатистического «переносчика-трубаря». А затем, как уверяет Родригес, «мозг твердит только одно: ищи туалет». Я мысленно нарисовала картину: мозг Родригеса – отчаявшийся, но все еще сохраняющий вежливость в обращении – так и похлопывает, так и похлопывает по плечу своего хозяина.

Если же незаконный пакет проглотить, а не вставить «с заднего входа», то контрабандист получает дополнительное время. В этом и заключается одна из причин, по которым латиноамериканские «мулы», управляемые наркоторговцами, предпочитают глотание прочим техническим приемам транспортировки. В период между 1985 и 2002 годом в аэропортах Франкфурта и Парижа было поймано 4972 курьера, использовавших для перевозки свой пищеварительный тракт – и только 312 из них прятали пакеты в прямой кишке. Все остальные – заглатывали. Даже за время 10-часового перелета Богота – Лос-Анджелес проглоченные пакетики, как правило, не успевают попасть в прямую кишку. «Мулов-наркокурьеров» инструктируют о том, что во время перелета им нельзя есть. Пищевое воздержание помогает избегать триггерного эффекта, стимулирующего усиление перистальтики кишечника. (Иногда курьеры принимают и крепящие снадобья, чтобы исключить перистальтические сжатия). В результате даже телесный осмотр подозреваемых «глотателей» ни к чему не приводит.

Последние играют роль юридической головоломки еще и потому, что задержание на границе по закону не может быть долговременным. Представители власти имеют право не отпускать подозреваемых не более того времени, которое требуется для досмотра – как личного, так и вещей, заявленных и оформленных в качестве багажа и ручной клади. Затем нужно либо подтверждать подозрения, либо отказываться от них. В том случае, когда предметом обсуждения Верховного суда был рефлекс дефекации, запускаемый действием нижнего сфинктера, таможенники Лос-Анджелеса ранее задержали жительницу Боготы Розу Монтойя де Эрнандес на 16 часов.

Мулов-наркокурьеров инструктируют о том, что во время перелета им нельзя есть. Пищевое воздержание необходимо. Иногда курьеры принимают и крепящие снадобья. В результате даже телесный осмотр подозреваемых «глотателей» ни к чему не приводит.

Обыск в одежде и полный личный досмотр без оной обнаружили необычную жесткость абдоминальной области: пищеварительный тракт подозреваемой содержал в себе 88 пакетиков с кокаином, «защищенных» снаружи прокладками из бумажных полотенец и двумя парами полиэтиленовых «трусов». Ей предоставили на выбор: пройти рентгеновское просвечивание или оставаться в помещении с мусорными мешками и в компании женщины-агента, ответственной за то, что в Авенальской тюрьме называют «сбором золота в поддон»[141].

Монтойя де Эрнандес отказалась от рентгеновского обследования. Она сидела в кресле, скорчившись и прислонясь к одной его стороне, и выказывала, если процитировать документы Апелляционного суда, признаки «героических усилий оказать сопротивление естественным позывам природы».

К несчастью для «мулов», последние усиливаются вместе с возрастанием беспокойства: оно заставляет стенки ректума сжиматься, хотя и относительно мягким образом. Как следствие, объем прямой кишки уменьшается, а рецепторы растяжения ее стенок работают «приглушенным образом», не передавая человеку привычного позыва отправляться в туалет. Родригес подтверждает, что дело обстоит именно так: «Нужно расслабиться. В нервозном состоянии ты зажимаешься». (Подобный эффект вызывает даже небольшое беспокойство. Используя свои баллончики и волонтеров, должно быть, не раз пожалевших о согласии поучаствовать в эксперименте, доктор Уильям Уайтхед, изучающий моторику кишечника, установил, что мучимые беспокойством люди, как правило, имеют меньший объем ректального пространства.) В тех случаях, когда волнение максимально – во время произнесения торжественной речи или при контрабандной переноске героина, – эффект может быть драматическим. Таким, о котором «анальный курьер» мечтает менее всего. Майк Джонс рассказал мне историю о том, как сфинктер одного «мула» капитулировал как раз на подлете к международному аэропорту О’Хара в Чикаго. Тот парень, добежав до туалета в авиалайнере, извлек пакетики из унитаза, но, вместо того чтобы вымыть их и снова проглотить, рассовал по носкам – с предсказуемым результатом, круто изменившим его жизнь.

Адвокат Монтойи Эрнандес пытался – правда, безуспешно – доказать, что полиэтиленовые «панталоны» и восемь отметок пограничной службы, сделанных в ее паспорте на пути из Майами в Лос-Анджелес и обратно[142], не являются прямым свидетельством того, что она контрабандистка. А длительное удержание ее под стражей должно быть истолковано как нарушение Четвертой поправки[143]. Апелляционный суд девятого округа отменил вынесенный ранее приговор. И все шло так, как и шло, пока Эрнандес и ее стойкий анус не оказались в Верховном суде[144]. Высший судебный орган страны – при том что судьи Уильям Бреннан и Тергуд Маршал были против – отменил решение Апелляционного суда. Отказавшись от рентгенографии и сопротивляясь «естественным позывам природы», заключил Верховный суд, Монтойя де Эрнандес сама навлекла на себя неудобства и затяжной характер задержания. В описаниях этого судебного казуса слова «естественные позывы природы» (the call of nature) встречаются так часто, что, видя их в очередной раз, я чувствовала: еще немного, и у меня самой появится акцент Дэвида Эттенборо[145].

Дело «Соединенные Штаты против Монтойи де Эрнандес» послужило прецедентом для судебного иска к Делани Аби Одольфину, проведшему в качестве задержанного 24 дня, прежде чем он «выдал на свет» первый из наполненных наркотиком баллончиков. «Допустимый срок временного задержания при пересечении границы, – говорится в заключении по этому делу на сайте Justia.com, – не вступает в противоречие с Четвертой поправкой просто потому, что проявленная задержанным стойкость в отношении собственного кишечника привела к необыкновенно долгому удержанию в изоляции».

Но как подобная стойкость оказалась возможна? Почему кишечник Одольфина не заработал сразу же? Почему не разорвались его стенки? Уайтхед поясняет: у тела человека есть и другой механизм, предотвращающий внутренние разрывы. Прямая кишка, которая остается долгое время раздутой, в конце концов начинает посылать сигналы, служащие триггерами для замедления или даже полной остановки всей пищеварительной деятельности снизу вверх – вплоть до самого желудка, если понадобится. Перистальтика толстого и тонкого кишечника угасает, а затем приостанавливается опорожнение желудка. Этот механизм был документально подтвержден в процессе исследования, проведенного в 1990 году в университете Мюнхена, когда 12 студентов получали плату за то, чтобы воздерживаться от опорожнения кишечника как можно дольше. Во-первых, экспериментаторы хотели установить, как долго можно сдерживать позыв к дефекации. Во-вторых, следовало понять, что будет происходить во время такого воздержания. Ученые были поражены: «Подопытные успешно противостояли позыву к дефекации удивительно долго». Прочитав ранее описание происходившего с Одольфином, я не была так уж впечатлена: лишь трое из этих подопытных дотянули до четвертого дня.

Мюнхенский эксперимент показал еще одно (еще бы!): чем дольше «материал» удерживался внутри тела, тем тверже он оказывается на выходе и тем более походит на слепленные шарики. Проще говоря, в «природной изложнице» кал затвердевает и фрагментируется. Пока отходы сохраняются в прямой кишке, ее стенки продолжают всасывать из них влагу. И чем суше и тверже делается будущий стул, тем труднее становится его произвести. Насильственное удержание его ведет к запору. Авторы исследования завершают отчет о своей работе напутственным словом, обращенным к страдающим запорами. Правда, словесная форма совета несколько необычна и встретить такое можно нечасто: «Доводите каждый позыв к опорожнению кишечника до стула». Или, по словам Джеймса Уортона, британского врача, цитируемого во «Внутренней гигиене» – отличной и ученой[146] истории запора: «Не позволяйте ничему, за исключением разве что пожара или опасности, угрожающей самой вашей жизни, мешать вам следовать… естественному призыву alvine»[147].

Однако контрабандистов, использующих пищеварительный канал в своих целях, естественный запор волнует в последнюю очередь. От «засоров», когда пакеты «забивают трубы» или концы презервативов перепутываются[148], страдают примерно 6 % наркокурьеров-глотателей.

В 1990 году в Мюнхене было проведено исследование, в ходе которого 12 студентов получали плату за то, чтобы воздерживаться от опорожнения кишечника как можно дольше: лишь трое из этих подопытных дотянули до четвертого дня.

И еще возможна передозировка самих наркотиков. На заре эры «пищеварительной транспортировки» наркотики упаковывались непосредственно в одиночные презервативы или в пальцы от резиновых перчаток. Стенки такой «тары» могли прохудиться под действием желудочного сока всего через несколько часов. В зависимости от качества латекса, иногда возникала и опасность выщелачивания наркотических веществ – даже если внешняя оболочка оставалась неповрежденной. Более чем в половине отчетов о задержании кокаиновых «мулов» в период между 1975 и 1981 годом сообщалось, что подозреваемый умер от передозировки наркотиков. (Антидот существует для героина, но не для кокаина.) Но что там травмы и телесные повреждения – ерунда! Случись вам умереть на работе, есть риск, что напарники выпотрошат ваше бездыханное тело и вернут себе наркотики[149]. Именно это и произошло с двумя мертвыми «мулами» из десяти, найденными в округе Майами-Дейд, Флорида. Случай был описан в статье «Фатальная телесная упаковка героина», опубликованной на страницах American Journal of Forensic Medicine and Pathology.

В Авенале курьеры обычно глотают наркотики, а не прячут их в заднем проходе. Подразделение Паркса регулярно перехватывает наркотические вещества и отмечает расширение их ассортимента. (Велбутрин, ксанакс, аддералл и викодин не входят в реестр официально запрещенных, но используются для получения различных наркотических эффектов без выработки долговременной зависимости. Или рогаин, появившийся сравнительно недавно, но быстро получивший известность благодаря своим наркотическим свойствам.) Несколько товарищей Родригеса по заключению в качестве варианта транспортировки предпочли глотание – и двое из них погибли от передозировки. «Одному оставалось всего полгода до конца срока, – говорит Родригес. – Я пытался встрять: не делай этого, братишка, ты одной ногой уже дома…»

Спрашиваю Родригеса, сколько осталось ему самому. Глупый вопрос. У него – пожизненный срок. Я думала, что убийство он совершил как член банды – из необходимости. Однако все произошло из-за девушки. «Она даже моей девчонкой не была», – Родригес потирает бедро и на мгновение смотрит в сторону: мне кажется, он вспоминает что-то, давно оставшееся в прошлом, но все еще щемящее. «Я не был мальчишкой, когда все началось». Он говорит, что с тех пор прошло 27 лет. «Я начинаю седеть, да… Я начинаю лысеть». Он склоняет голову, чтобы показать мне проплешину или в доказательство того, что его мучает стыд? Я так и не поняла точно, что именно он имел в виду.

Просто не знаю, что сказать в ответ. Он мне симпатичен, но я не люблю убийц. «Слушай, – наконец тяну я, – а тот рогаин – он что, был твоим?»

Помимо опасности погибнуть от передозировки, есть еще одна причина, по которой многие «мулы» предпочитают именно глотать контрабанду. «Ректум – табу во многих местах, откуда родом наркокурьеры. В странах Карибского региона и Латинской Америки для любого из тех, кто использует внутреннее пространство прямой кишки, это может обернуться роковыми последствиями». Это выдержка из электронного письма Марка Джонсона из английской фирмы, несколько туманно поименованной TRMG (The Risk Management Group) – Группой по управлению рисками.

Ректальное табу имеет не меньшую силу и среди исламских террористов. Джастин Крамп, генеральный директор лондонской фирмы Sibylline, рассказал мне историю бомбиста-смертника, который в августе 2009 года пытался убить заместителя министра внутренних дел Саудовской Аравии Бен Найефа в его доме в Джидде. Поскольку от нижней части тела бомбиста мало что осталось, вопрос, где именно он скрывал взрывчатку, стал предметом жарких споров между террористами и экспертами по антитеррору. «Все утверждения джихадистских сайтов сводились к тому, что устройство было проглочено и смертник нес его в своем желудке». Крамп, однако, полагает, что взрывное устройство было просто приклеено скотчем к задней нижней части мошонки.

«Особенно примечательно в высказываниях в Интернете, – говорит Крамп, – массовое нежелание допустить саму возможность того, что парня „заткнули“ взрывчаткой снизу вверх». Он вспоминает, как вместе с источником информации – бывшим солдатом «Аль-Каиды» – анализировал фотоснимки последствий взрыва. По словам Крампа, тот парень говорил: «Да вы поглядите, как оторваны руки! Ну точно, точно: взрывчатка была сначала проглочена». Мой информатор, продолжает Крамп, «был категорически против самой мысли…» На этом месте, похоже, он и сам споткнулся о табу: «…против любой другой мысли».

Нет никаких задокументированных свидетельств того, что смертники прятали заряд взрывчатки внутри собственного пищеварительного тракта. Если, в отличие от пояса шахида, взрывчатое вещество проглочено или введено в ректум, отмечает Крамп, сила взрыва уменьшается в 5-10 раз, поскольку значительную ее часть поглотит тело смертника. Бен Найеф был всего в нескольких футах от места детонации, по силе равнозначной взрыву гранаты, однако не получил серьезных повреждений, поскольку в этот момент бомбист невольно ослабил собой разрушительность заряда.

Остается единственная причина, по которой имело бы смысл размещать взрывчатку внутри человеческого тела, – возможность незаметно пронести заряд, несмотря на самые жесткие меры безопасности, введенные, например, в большинстве аэропортов. Крамп заявляет, что в данной связи особо тревожиться не о чем: тем количеством взрывчатки, которое можно проглотить, а затем до определенного момента удерживать в пищеварительном тракте, подорвать самолет практически невозможно. Пакет размером с венскую сосиску – максимум, что можно проглотить, не рискуя вскоре заработать мучительные ощущения, преодолеть которые очень сложно. Сообщник способен протолкнуть взрывчатку в желудок смертника, придав ей форму длинной тонкой трубки. Однако бомбисту требуется «съесть» еще и таймер – и каким-то образом приостановить воздействие пищеварительных соков на проглоченное устройство, чтобы оно оставалось работоспособным.

Крамп утверждает, что ректальная бомба не сможет взорвать и самолет: «Самое большее – подорвется соседнее сиденье». Я показываю Джастину фрагмент передачи Fox News, где цитируются слова неуказанного эксперта по взрывчатым веществам, утверждающего, будто «телесная» бомба с зарядом всего в пять унций[150] пентрита способна «проделать изрядную дыру в борту авиалайнера», что приведет к авиакатастрофе. «Вздор!» – отметает Крамп. Как хорошо известно поклонникам телепередачи MythBusters[151], даже если во время полета будет выбито стекло иллюминатора, это не приведет к взрывной декомпрессии. Салон будет разгерметизирован, однако люди смогут выжить, воспользовавшись кислородными масками. «Помните тот „Боинг– 737“ „Юго-Западной компании“? – спрашивает Джастин. – Верхнюю часть обшивки салона снесло, а с людьми все было в порядке. Пока пилоты контролируют ситуацию, а крылья и хвост целы, самолет будет продолжать полет».

Большинство смертников не достигают цели, а просто подрывют самих себя. Окружающих убивают разлетающиеся осколки и металлическая начинка взрывного устройства. Типичная бомба на этом «рынке» обычно начинена гвоздями и металлическими шариками от подшипников, то есть тем материалом, который нельзя пронести через металлодетекторы в аэропортах. Чтобы соорудить бомбу, способную заставить падать самолет, требуется нечто, гораздо более мощное, чем пентрит или Си-4. В общем-то, чем большей взрывной силой обладает то или иное вещество, тем менее оно стабильно. Споткнетесь, упадете или закашляетесь на контроле безопасности с полным пентрита желудком – и имеете шанс в тот же момент взорваться.

Если верить ссылке Daily Beast на анонимный источник в администрации США, в логове Бен Ладена в Пакистане был обнаружен план хирургической имплантации взрывного устройства в тело террориста – в жировые складки. (Якобы, в этой связи рассматривались и грудные импланты.) До Крампа доходили похожие на правду слухи о том, что врачи «Аль-Каиды» уже пытались провести такого рода операции на животных. «Но скажу снова, – продолжает Джастин, – с этим сопряжено множество проблем. Как привести в действие? Как помешать телу абсорбировать б?льшую часть заряда? И как защитить взрывчатые вещества от воздействия влаги?»

Все это прозвучало утешительно, но только на минутку. «На самом деле, – продолжал Крамп, – этими ли мелочами заморачиваться? Стоит мне немного понаблюдать на месте, и я берусь определить, каким образом пройти через все сканирующие устройства в большинстве международных аэропортов».

Правда, чтобы войти в дело, нужно попрактиковаться. Родригес вспоминает о переноске лезвий, как о чем-то крайне болезненном. Он говорит, что мелкую сошку в группировках заставляют набираться практического опыта. Паркс показал мне фотоснимок 8?10 с изображением того, что сам лейтенант по именовал «предметом для упражнений» и что ранее «приземлил» в медсанчасти один из местных «стажеров». В обернутую скотчем картонную трубку-основу от рулонной туалетной бумаги с двух сторон были помещены дезодорирующие карандаши. «Как вы можете заметить, – проговорил Паркс своим невозмутимым тоном, – это довольно объемистая штука». (Родригес пояснил, что ее проносили «в трубе» на спор.)

Воздух и вода (в виде клизм) – наиболее безопасные средства для эпизодических попыток расширить прямую кишку. Главное, при этом не возникает затруднений с извлечением инородных предметов. (Исключение могут составить лишь способные затвердевать растворы. В качестве одного из примеров – «Прямокишечное сжатие как результат применения клизмы на основе цементной смеси».) Плотные объекты «имеют тенденцию к выходу», говорит гастроэнтеролог Майк Джонс. «На самом свертке – смазка. И у вас на руках – тоже смазка. И вас трясет от волнения. И вы стараетесь ухватить все получше, а оно все выскальзывает и выскальзывает». Усугубляет дело неизбежно охватывающее вас чувство паники. Не забывайте: волнение – «запирает».

В специализированной литературе, посвященной неотложной скорой помощи, полным-полно слов, которые никак не ожидаешь обнаружить в серьезном медицинском журнале: масленка, пастернак посевной (он же – морковь дикая), коровий рог, ручка от зонтика. Из глаголов наиболее употребимый – извлечь. Вот пример: «Втягивание должно быть прекращено из-за необходимости извлечь стеклянные контейнеры такого рода». Или: «Бетонная отливка, сформированная в ректуме, была успешно извлечена».

В одной из научных статей, относящихся к предмету нашего интереса, описывается 35 случаев доставки пациентов в отделение скорой помощи, причем все они – мужчины. Объяснение преобладанию лиц мужского пола дает вышеупомянутый Journal of Homosexuality: «Расширение ректума у мужчин… служит причиной растущего давления на предстательную железу и тестикулы, что вызывает ощущения, воспринимаемые некоторыми индивидами как сексуальные». (Автор – а, возможно, их даже двое под одной фамилией, – вероятно, мужчина с весьма разнообразными интересами. Я нашла список его (их?) книг на Goodreads.com. Сперва – «Колорадо за пределами верхней границы лесов». Далее: «Жизнь солдата на Западной границе». А затем между «Медициной на Старом Западе» и «Исследуя горные края Колорадо» угнездилась «Клизма: учебно-справочное руководство».)

Любые дискуссии, касающиеся сексуальности пищеварительного тракта, неизбежно затрагивают анальное отверстие. Ткань ануса – одно из наиболее плотно иннервированных мест нашего тела. А иначе и быть не может. Чтобы выполнять свое предназначение, этому органу требуется масса информации. Образно говоря, анус должен быть в состоянии сказать, кто там стучится в дверь. Что это: нечто твердое, жидкое или газообразное? И, в зависимости от ответа, либо выпустить все, что есть внутри, либо только часть. Последствия ошибки могут быть ужасными. Как говорит об этом Майк Джонс: «Кому из нас нужен неверный выбор?» Люди, знающие анатомию, частенько просто млеют, размышляя о подвигах такого смиренного (по занимаемому положению) ануса. «Сами подумайте, – говорит Роберт Розенблют, врач, с которым я свела знакомство, начиная работать над книгой. – Ни один инженер не создаст ничего столь же многофункционального и слаженно действующего, как анус.»

Мысль, которую я хочу донести до вас, проста: ткань с большим числом нервных окончаний – независимо от повседневных функций – не может не быть эрогенной зоной. Так неужто те, кого доставляли в отделение скорой помощи, не более чем простые ребята с анальными игрушками, потерявшимися у них внутри?

Возможно, некоторые – но не все. Одной чувствительностью ануса сложно оправдать действия мужчины, которому понадобились лимон и упаковка мороженого. Или 402 камня… Нет, тут нужно более обстоятельное объяснение брахиопроктии и соответствующего эротизма[152]. Исследования, проведенные сексологом Томасом Лоури в 1980-е годы, подтвердили существование особой группы людей, твердо придерживающихся своей природной склонности. Получаемое ими специфическое наслаждение прямо связано с ощущением растягивания или наполнения в соответствующем органе. Лоури прислал мне экземпляр своей научной статьи и вопросник, с помощью которого собирал информацию. В пункте 12 нарисована рука, под которой подпись: «Укажите, проведя линию, насколько глубоким было проникновение». Разве всего этого недостаточно, чтобы сказать: анус, сколь бы чувствителен он ни был, не главное вместилище страстей для этих людей? И разве этого мало, чтобы понять: некоторые люди действительно наслаждаются, «исследуя горные края Колорадо»?[153]

Густав Симон – один из врачей этих людей. В 1873 году он первым стал говорить о «глубоком проникновении» всей руки, «густо смазанной маслом», в прямую кишку. Одновременно другую руку следовало прижимать к абдоминальной области – чтобы чувствовать внутренние органы и избегать неправильных действий. (Этот метод в наши дни применяют гинекологи, хотя обычно ограничиваются двумя пальцами.) Любая «боль в некоторых частях», как уверял читателей своих трудов Симон, была мимолетной[154].

Феномен возбуждения при растягивании прямой кишки Майк Джонс объясняет перекрестными нервными связями. Дефекация, оргазм и возбуждение, связанное с прямой кишкой, – процессы, подчиняющиеся крестцовому нервному сплетению. Существенное растягивание стенок вагины во время родов иногда способно вызвать оргазм. Как и – по крайней мере, в одном задокументированном случае – дефекация. Вот что отмечалось в работе Джереми Агню 1985 года, озаглавленной «Некоторые анатомические и физиологические аспекты сексуальных анальных практик»: «В процессе физического обследования гинекологи часто наблюдают сжатие ануса во время манипуляций с клитором». Читая, любопытствуешь: а кто же был гинекологом для Джереми Агню?

У меня вопрос, и я заранее прошу извинить меня. Если введение в ректум камней, бетона или чьих-то рук сулит экстаз, почему запор так для всех мучителен? Или нет? Существуют ли люди, способные получать сексуальное удовлетворение от ими же самими созданного «наполнителя»? Не добавляется ли к позыву отправиться в туалет внутренний импульс, обусловливающий сексуальную разрядку?

Я одолевала этими вопросами Уильяма Уайтхеда. «Многие висцеральные ощущения, по всей видимости, соотносятся с тем, что получило название двуликих функций», – несколько уходя от прямого ответа, говорил он, подразумевая удовольствие и боль, которые могут рождаться в одной и той же голове в одно и то же время. Но он обошел стороной вопрос, касающийся запора. Не желая даже частично мириться с противоречивостью происходящего, я перебросила мячик на сторону Майка Джонса.

«Думаю, тонкость в том, что запор крайне редко возникает по воле самого человека». Похоже, Джонс действительно близок к истине в том отношении, что сексуальное возбуждение зависит от самих людей и обстоятельств. Разница между пинг-понгом и сухим твердым калом в виде нескольких шариков равносильна разнице между половым актом и вагинальным ПАП-тестом[155].

Возможно, большинство поклонников «внутренней активности» извлекают удовольствие из смешения ректальных и анальных ощущений. А для чего еще изобретен анальный инструмент со всем богатством его гармоний? Джереми Агню пытается объяснить необычный феномен, привлекая в качестве сравнения шар из слоновой кости с прикрепленной к нему кетгутовой струной. «Шар оказывается в ректуме, а партнер в то же время касается натянутой струны, как смычок – струн скрипки. Вибрации, вызывающие определенные ощущения, передаются в анус и, соответственно, иннервированные органы нижней части тела», хотя и не без некоторого замешательства для соседних органов.

Я так и не спросила Родригеса о «замаскированной анальной манипуляции». (Термин указывает на получение сексуального удовлетворения при анальной деятельности, казалось бы, далекой от всякого эротизма. И вовсе не обязательно, хотя и возможно, разумеется, что подобная деятельность требует маскировки, как у героя «Одинокого рейнджера».) Мне кажется, никакое утаивание тут не нужно: у мужчин в тюрьме есть определенные, совершенно ясные потребности. Если заключенный прячет в прямой кишке iPhone, значит, девайс нужен лично ему или предназначен для продажи. Если же, с другой стороны, заключенный направляет туда же ручку от туалетной щетки, значит, он ищет чего-то более потрясающего и невыразимого. Об одном таком случае Родригес поведал: «Того парня на носилках с колесиками увезли. Ручка наружу торчала».

Я вспомнила о 402 камнях и сказала о них Родригесу.

«Кишка растянется. Не сомневайтесь».

Однако все вышенаписанное не снимает с повестки дня вопрос о террористе, взрывающем бомбу, размещенную в его пищеварительном тракте: подобные случаи уже задокументированы. Кишечные газы состоят в основном из водорода, у трети из нас смешанного с метаном. Оба газа горючи, и сей факт время от времени находит подтверждение при эндоскопическом обследовании. Вот пример из журнала Endoscopy, том 36. «При первой же искре, индуцированной в начале аргоноплазменной коагуляции, в ободочной кишке возник громкий взрыв». А вот что можно найти в томе 39: «При первой же попытке начать лечение одного из участков с ангиодисплазией послышался громкий хлопок взрывного характера»[156]. И под конец – выдержка из Gastrointestinal Endoscopy, том 6: «Авторы сообщают, что во время лечения первой из ангиодисплазий раздался громкий звук взрыва газа». Так-то вот: кишечный газ – не всегда хиханьки-хаханьки.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.