Секрет удачи!

Секрет удачи!

У „воронковых“ пауков из семейства агеленид сеть — тоже горизонтальный тент или „ковер“ и та же путаница блокирующих нитей над ним. Но паук караулит дичь не под „ковром“, а в паутинной воронке. Внизу она без двери и стены — открыта для сквозняка и поспешного бегства. А сверху широким горлом вплетена в ловчий тент — в центре его или сбоку. (Иногда вход в воронку прикрыт от солнца сухим листочком!) Атакуя, паук выскакивает из нее „как молния“ и бежит не снизу, а сверху по „ковру“.

Клейких капель на паутине нигде нет, однако кобылки, „кузнечики“, мухи и даже пчелы^[76], упав на „ковер“, вязнут в нем, как в киселе. Паук же бегает по своему сооружению легко и быстро, словно на канадских лыжах по рыхлому снегу (именно так функционирует густая поросль эластичных щетинок на концах его лапок, под коготками). Жертвы собственной неосторожности, к прогулкам по „ковру“ не приспособленные, уподобляются в этом случае человеку, решившему без лыж пройтись по сугробу, — вязнут по колено.

Вот кузнечик беспечно скакнул на коварный „ковер“ и прилип. А паук на своих „лыжах“ быстро скользит к нему. Укусив раз и другой, тащит, пятясь задом, прямиком в воронку. Глаз у паука сзади нет, но, завершая этот обратный рейс, он никогда не ошибается и точно, без зигзагов и поправок, попадает в воронку.

Опыты доказали, что ориентируется паук лишь тонким осязанием по натяжению нитей „ковра“, направляющих его в воронку.

Агелена лабиринтовая, именем которой названо все семейство, демонстрирует нам наиболее типичный образец трапперского мастерства пауков этого рода^[77].

Ее ковровые сети (особенно в июле и августе) раскинуты на низких кустах, живых изгородях, в траве на лугах и пустошах низко у самой земли, часто (на юге нашей страны) в близком соседстве с жилищем каракурта.

„Ковер“ довольно велик — 60 сантиметров на 40, и нити над ним протянуты высоко — на полметра.

В июле к агелене-самке без особых церемоний, довольно развязно постучав по паутине, приходит долговязый агелена-самец. В августе, покинув навсегда свой „ковер“ со всеми его атрибутами, паучиха старательно и умело плетет из шелка в гуще трав и кустов пансионат для яиц и паучат — объемистую келью, в белые стены которой вмещены и вмонтированы запутанные переходы сложного лабиринта — неплохая защита от паразитов-наездников, которые местами уничтожают почти полностью яйца других пауков, например каракуртов, а толстые лабиринты в коконах агелены не всегда умеют проколоть. У коконов, оберегая яйца (потом паучат), дежурит паучиха, пока не умрет.

Теперь я должен раскрыть секрет „секрета успеха“, обещанного в самом начале.

Предупреждаю: тайна эта не для слабонервных и, конечно, не для тех, кому удача, особенно в денежных делах, и без того сопутствует.

Итак, если у вас острые финансовые затруднения, есть надежный и не однажды проверенный способ их поправить. Требуется лишь побороть на минуту природное отвращение и… съесть обычного в наших домах паука из рода тегенария. Вы не отравитесь и даже не испортите пищеварения (наоборот, врачи прежде уверяли, что этот паук полезен для здоровья) — и денежки у вас в кармане!

Этот старый, добрый „метод“ обогащения Бристоу проверил на себе. Однажды после обеда решил он сыграть в покер. И проиграл все, что было в кармане! Вовремя вспомнив о пауке, он пошарил глазами по углам комнаты. На его счастье, одна тегенария, созерцая игроков, сидела на ковре. Наш доктор встал, поймал ее, незаметно проглотил и, теперь уверенный в успехе, снова взял карты в руки. К концу вечера он выиграл столько, что увеличил свой первоначальный бюджет на 1100 процентов!

Хотите верьте, хотите нет, но, правды ради, я должен ещё рассказать, что один известный новеллист печатно (в „Дейли экспресс“) однажды заявил, что, когда вдохновение его, случалось, покидало, а материальная заинтересованность настоятельно побуждала снова брать в руки надоевшую авторучку, он для успеха дела сначала глотал, как пилюлю, паука, а потом уже писал, и хорошие гонорары не заставляли себя долго ждать.

Вывод, кажется, ясен: паук приносит удачу, но, увы, побороть к нему отвращение не многим удается, даже получив денежную компенсацию за испытание нервов и желудка.

Тегенария домашняя^[78], помимо удачи приносящая людям ещё и пользу, но отвергнутая их ревнивым чувством красоты и чистоты, невозмутимо, однако, дополняет интерьеры наших жилищ своей паутиной.

Впрочем, усердствует в этом деле она не одна, а ещё два-три разных вида. Попытаться их распознать неспециалисты могут, обращая внимание на следующее: как велик паук, как раскрашен, в каких нюансах представляется человеческим глазам паутина, а главное, где и как размещают эти пауки свои коконы с яйцами.

Начнем с самого обычного в домах, сараях и на чердаках паука — тегенарии домашней. В углах и нередко между рамами висят его горизонтальные сети — треугольником (в углах), плоским гамаком (на нитях между рамами и в нишах). В вершину треугольника (или в одну из сторон гамака) вплетена шелковая трубка — убежище паука. Задним концом упирается она в стену или в угол между стенами. Паутина плотнее, непрозрачнее и потому белее, а диаметр трубки-убежища меньше, чем у других видов тегенарий. Да и сам паук меньше их всех — около 10 миллиметров и светлее — охристый, с бурым рисунком, будто немного пегий. Грязно-белые коконы развешивает на нитях под ближайшим карнизом или иным выступом стены.

Следуя за человеком (вернее, за его жилищем), этот паук расселился почти по всей земле и, кажется, жить без людей не может. Впрочем, едва ли так: местами и далеко от жилья человеческого тегенария домашняя сети ткёт в дуплах деревьев, в пещерах.

Тегенария дворовая^[79], когда тепло, часто живет и не в доме, а во дворах, на стенах, на пустырях и даже на песчаных холмах, в кустах и траве. Но осенью, когда холодней станет, многие из этих пауков-дачников переселяются поближе к домам и в дома.

Здесь чаще всего пробираются они по трубам в ванные и кухни (если жилье человеческое со всеми удобствами).

Тегенария дворовая крупнее домашней (около 18 миллиметров), темнее, а паутина у нее светлее и прозрачнее. Диаметр трубки-убежища самый большой в роде тегенарий. Яйцевые коконы приплетены прямо (не на нитях) к стене рядом с паутиной.

Тегенария стенная параметрами своей фигуры сходна с дворовой, но ноги у нее длиннее и волосатее^[80]. Паутина обширнее, но вход в жилую трубку уже. Коконы с яйцами спрятаны внутри трубки. По ночам обычно эти пауки, прохлаждавшиеся днем где-нибудь во дворе, пробираются в дома, чтобы, надо полагать, погреться и поохотиться на сонных мух.

Уюту домашнего очага предпочла тенистые аллеи парков и лесов самая маленькая из сестер-тегенарий — лесная^[81]. Ее голубоватая паутина провисает глубоким гамаком, а трубочка-келья совсем узкая. Да ведь и паучок-то невелик: семь отметин на миллиметровой линейке — больше собой не покроет.

Тегенарии из всех пауков, говорит Бристоу, — лучшие бегуны на короткие дистанции. С секундомером он заметил: одна самка дворового паука ветром промчалась, за десять секунд оставив за собой пространство в 330 раз более длинное, чем ее тело. Это значит: была б она ростом с человека, то, пустившись в погоню за лучшим из наших спринтеров (который, как известно, стометровку пробегает за 9,9 секунды), через 8,5 секунды после того, как он стартовал, догнала бы его у финиша!

Сто метров в секунду! Это скорость весьма резвого урагана, это лишь вдвое-втрое медленнее реактивного лайнера. Значит, в масштабах своего мира паук-тегенария атакует, как ураган.

Чем быстрее бегает паук, тем скорее он устает, и, чем он крупнее, тем труднее ему долго бежать. Иначе говоря, марафон не для крупных пауков, здесь чемпионы — пауки мелкие.

После каждого стремительного броска большой паук отдыхает в полной прострации минимум секунд двадцать, едва успевая хоть немного отдышаться, Сердце колотится бешено, словно хочет выпрыгнуть из паучьего брюшка (оно у них именно тут, а не в груди), — 240 ударов в минуту! Пройдет три четверти часа, прежде чем сердцебиение придет в норму — 50 пульсаций в минуту.

Здесь вина эволюции: сердечно-сосудистая система пауков несовершенна, и, чем объемистее паук, тем труднее ей функционировать.

Как быстро с ростом пауков умножает себя объем их тела, через всю массу которого несовершенное паучье сердце должно прокачать кровь, демонстрируют цифры такого подсчета: длина тела самых крупных тропических птицеедов в 120 раз больше самых мелких пауков. Поверхность тела — в 14 400, а объем — уже в 1 728 000 раз!

Так что гипотетический паук, чтобы сравняться с человеком в росте, должен был бы соответственно увеличить и свой объем в тысячи раз. Так же умножится и его вес, а значит, и сила притяжения к земле. Едва ли такой монстр сам себя сдвинет с места. Ни силы мышц не хватит, ни кислородного горючего для них (если, конечно, его природную конструкцию оставить прежней).

Впрочем, все это касается и насекомых, и всех животных вообще, у которых мышцы не сверху скелета, а под ним, внутри панциря, объем и вес которого обгоняет в росте мускулатуру, заключенную в ограниченном пространстве хитиновой брони.

Рожденные фантазией романистов кошмарные муравьи, пауки, жуки, соизмеримые с человеком, — невозможные химеры с точки зрения законов природы и логики физиологических фактов.

Там, где нередко и тегенарии поселяются (дворовая, стенная и лесная), — в обомшелых сырых насыпях вдоль дорог, в речных обрывах — плетет белые шелковые „воротнички“ вокруг входа в норку их родственник амауробиус^[82]. „Воротничок“ не вполне симметричный: снизу он шире. Если эту широкую его часть ещё удлинить и подвесить горизонтально на нитях, получится типичная сеть тегенарии, воронкой погруженная в норку. Так, по-видимому, шаг за шагом — время было: миллионы лет! — она и создавалась. А потом уже изобретатели из рода агелена натянули над рожденным из простого воротничка ковром лабиринт блокирующих нитей. Таким путем шла эволюция ловчей паутины в этом паучьем семействе.

В лесах или на каменистых склонах холмов, между бревен и камней паук амауробиус роет свои самые образцовые норки: сверху они шире, иногда раздваиваются и всегда обиты изнутри шелком. Глубина их — 15 сантиметров и больше.

Днем паук прячется обычно в подземелье, но ночью сидит на пороге дома — в белой рамке из шелкового „воротника“ — и караулит жуков, уховерток и тлей. Если травинкой к „воротнику“ чуть прикоснуться, он выскакивает, кусает ее и не отпускает. В травинку вцепившегося, его можно дотащить до края „воротничка“, но не дальше. Удостоверившись, что не то схватил, паук не спешит домой вернуться, вернее, не сразу дорогу в него находит. Это очень странно: в таких ситуациях другие пауки обычно не теряются.

Самцы навещают самок весной и ранним летом. В июне в норках у паучих уже сплетены дисковидные коконы.

Паучата, когда из них вылезут, долго живут за „воротничком“ у мамы — дольше, чем многие другие пауки. Эти маменькины сынки дружно набрасываются на все съедобное, что она в норку затащит. Подрастут — и сами выскакивают на порог, чтобы какое-нибудь прохожее насекомое себе по силам ухватить. Мамин „воротник“ они подновляют свеженьким шелком, и потому он в сентябре белеет заметнее, чем летом.

Теперь, осенью, если легонько тронуть травинкой шелковое обрамление норы, полная фигура матери-паучихи полдюймовой каплей не выкатывается из нее. Лишь ее прыткие чада являют себя на показ.

Где же мать?

Устала она — четыре месяца берегла, как наседка, и кормила своих переростков. Состарилась, резво уже не бегает. Придут морозы, и она умрет, чада ее съедят. В норе перезимуют, а в марте каждый уйдет своей дорогой^[83].