Когда иммунитет молчит
Когда иммунитет молчит
Я думаю, обязательно найдется читатель-скептик, не поверивший в иммунологическую природу отторжения пересаженных органов.
— Что за барьер несовместимости? Что за генетическая чужеродность? Все равно хирурги не добиваются каких-либо серьезных успехов при пересадках органов в отсутствии генетических различий, в отсутствии иммунологической несовместимости.
— Нет, добиваются. И чтобы объективность не пострадала, я приведу примеры успехов хирургического мастерства, когда они работают в условиях, исключающих несовместимость тканей.
Прежде всего аутотрансплантация — пересадка собственных тканей и органов. Первых крупных успехов в экспериментальных аутотрансплантациях сложных органов — конечностей и почек — добился еще Алексис Каррель в начале столетия. За прошедшие годы его результаты были неоднократно повторены и усовершенствованы.
Успехи аутотрансплантаций не ограничиваются экспериментами. Они есть и в клинической практике.
Евгений Николаевич Мешалкин полностью отделяет легкое, перерезая сосуды, бронхи, нервы — все, чем орган связан с телом человека, и снова пришивает его. Легкое приживает и работает после этого, как и до операции. Можно спросить: зачем он это делает? Но это уже другой вопрос. При полном отделении легкого с последующим его пришиванием наверняка нарушаются все нервные связи органа с организмом. Существует мнение, что эта операция может помочь в случаях тяжелой астмы — болезни, сопровождающейся удушьем. Такую операцию при астме, не поддающейся другим видам лечения, профессор Мешалкин провел девять раз. Окажется ли эта операция действительно благотворной, пока не известно, — будущее покажет. Для нас с вами здесь главное не это: полное отделение и последующее пришивание такого сложного органа, как легкое, заканчивается его полным приживлением и нормальной работой. Но… Легкое свое. Здесь нет иммунологической чужеродности.
Человек в кепке пожимает руку доктору
1960 год. Американские хирурги успешно приживили 18-летнему юноше руку, которая была отрезана поездом. Операция прошла успешно. Юноша пользуется потерянной и вновь приобретенной рукой. И тут успех искусства хирургов, которым не мешала иммунологическая несовместимость. Рука своя.
Индржих Кржиж, 16-летний фрезеровщик, ученик ремесленного училища чехословацкого города Брно. В 6 часов вечера 16 октября 1964 года ему оторвало кисть во время работы на станке. Молодой врач Института травматологии города Карел Фиала принял решение приживить оторванную кисть. В 7 часов 10 минут, через 1 час и 10 минут, — операция. А через месяц Индржих уже шевелит пальцами пришитой руки. Она прижила и никогда не отторгнется.
Подобных операций накапливается в хирургических клиниках все больше и больше. Они проводятся и в Советском Союзе, в лаборатории Владимира Васильевича Кованова, в Институте травматологии и ортопедии, возглавляемом Мстиславом Васильевичем Волковым. А пересадки собственной кожи, когда лоскуты берутся в одном участке тела, чтобы закрыть дефект в другом, являются повседневными операциями современных хирургов. Как правило, аутотрансплантаты приживают, неудачи не связаны с иммунологическим барьером. Здесь все определяется хирургическим мастерством и жизнеспособностью пересаживаемой ткани.
Помимо аутотрансплантаций, есть еще примеры, когда отсутствуют генетические различия между донором и реципиентом, когда иммунитет молчит. Это, как мы уже говорили, пересадки органов от братьев или сестер-близнецов. Тканевые антигены таких близнецов, как и все у них, идентичны. Антигены друг друга не воспринимаются как чужеродные, и пересадки проходят успешно.
Вспомним официальную международную статистику. Из 636 операций пересадки от человека человеку почек только 9 пациентов прожили больше 2 лет, всего 3 человека пережили 3-летний срок и лишь 2 человека прожили больше чем 4 года. Процент успеха ничтожный. 2 случая из 636 — это 0,3 процента.
Эти две почки были взяты у родных братьев или сестер. Из 336 операций по пересадке почек от неродных доноров только 14 человек прожили год, и лишь один оперированный отметил двухлетний срок операции. Результаты понятны.
Статистика итогов пересадок между близнецами совсем другая. Она свидетельствует о принципиально иных итогах, когда иммунитет молчит. Так, например, из 22 операций, сделанных в разных клиниках мира в 1961 году, подавляющее большинство закончилось успешно. Произошло истинное приживление почек, взятых для пересадки от идентичного близнеца. Через четыре года нормально функционировало 14 пересаженных органов.
Это уже не 0,3 процента, а 64 процента!
Восемь почек перестали работать, но не потому, что отторглись. В них развился тот же патологический процесс, та же болезнь, которой страдал этот человек до трансплантации и которая вывела из строя его собственные почки. Но это уже результат природы болезни, с которой не умеют бороться. Ведь пересадка органов, как и вся хирургия, — это уже крайность. К ножу прибегают не потому, что хирурги любят оперировать, а оттого, что терапевты не могут вылечить. Стремиться надо к бескровному лечению. Когда становится ясна природа болезни, чаще всего находят способы борьбы с ней более нежные, чем оперативные. Если же нет — приходится оперировать. И конечно, операция пересадки почки не вылечивает человека, если причина не в ней, а во всем организме.
Я преклоняюсь перед хирургией, но вот что говорит нам беспощадная объективность: мастерство хирургов великолепно, самые сложные пересадки возможны, но… если иммунитет молчит. В случаях аутотрансплантаций и трансплантаций между идентичными близнецами — только… пока только.
Попытки пересадок тканей и органов от любого донора на сегодняшний день остаются, к сожалению, всего лишь попытками. Смелыми, но не достигающими основной цели — орган приживает лишь временно. Оперированные лишь на время превращаются в сфинксов, последняя загадка которых еще не разгадана. Впрочем, кто знает, может, и не последняя. Ведь сфинкс есть сфинкс. Наша задача — разгадать ее, эту последнюю, а может, очередную загадку. Заставить несовместимые ткани, из которых составлен сфинкс, мирно сосуществовать годы, десятилетия, всю жизнь.
Это одна из важнейших задач современной медицины и биологии. Это центральная проблема сегодняшней иммунологии.