МОЙ дом, МОЯ крепость

– Я знаю много пар, где партнеры разного происхождения, – сказала мне Люси. – Предположим, жена выросла в деревне, а муж в городе. Они живут в маленькой квартире в Нью-Йорке, где даже велосипед приходится держать в гостиной. Жена смотрит на это и думает: «В гостиной стоит велосипед, нам нужно больше пространства, нам нужно переехать», а муж не видит в такой ситуации ничего необычного. Чтобы жить в Нью-Йорке, нужно обладать особым складом ума. Некоторые чувствуют себя здесь как рыба в воде. Они привыкли к городу и любят его. Другим в такой обстановке тяжело, они не выдерживают и быстро уезжают. Те же, кому здесь нравится, но кто вынужден уехать по финансовым или иным причинам, все равно остаются «ньюйоркцами».

Люси говорит о том, что индивидуальность человека играет важную роль в том, как и почему дом делает нас счастливыми. Это неудивительно, и все же слышать это мне было неприятно. Пытаться объяснить личностные особенности терминами неврологических процессов – все равно что объяснять анатомию кошки по выплюнутому ею комку шерсти: связь, несомненно, существует, но она чертовски сложная.

Индивидуальность и личные особенности серьезно подрывают многие мои аргументы. Например, я сказал, что человеческий мозг предпочитает просторные жилища, но так бывает не всегда. Когда я писал эту книгу, в моду вошли крохотные дома. (Поищите в Google статью «Движение за маленькие дома» («Tiny house movement»), если не верите{75}.) Кроме того, я говорил, что нашему мозгу необходимо уединение, но есть люди, которые предпочитают жить альтернативными сообществами (секты, коммуны и т. п.), где остаться одному практически невозможно. Да и в самых густонаселенных городах мира найти себе пространство и возможность уединения очень нелегко.

Эта запутанная головоломка окончательно меня добила. Поэтому примерно через час я простился с Люси, сел в машину и направился на запад по трассе М4. Вам может показаться, что я просто уносил ноги, но на самом деле я ехал домой. В свой первый дом, туда, где я вырос.

Двигал мною простой интерес. Может быть, главную роль в том, почему дома делают нас счастливыми и в одних мы счастливее, чем в других, играет наша индивидуальность? Но ведь мы не рождаемся с полностью сформированной личностью. Откуда же она берется? Если ввязаться в классический спор о природе и воспитании, то в индивидуальности оба эти фактора неразрывно сочетаются. Гены играют важную роль, но столь же важен и наш опыт в ходе развития и взросления{76}. То, что делают и говорят наши родители, общение со сверстниками и, главное, среда, в которой мы живем, – все это формирует нашу индивидуальность. А в какой среде мы проводим больше всего времени, особенно в детстве? В своем доме!

То, что дом, в котором человек вырос, способствует формированию его индивидуальности во взрослой жизни, – не просто предположение с моей стороны. Тому есть немало доказательств. Результаты обширного исследования, проведенного Сигехиро Оиси и Ульрихом Шиммаком, были опубликованы в 2010 году. Ученые опросили более 7000 людей, которые в детстве часто переезжали (в частности, детей военных, которым приходилось вместе с родителями отправляться к новым местам службы). Они установили наличие прямой связи между частыми переездами в детстве и сниженным ощущением психологического благополучия и удовлетворенности жизнью. Таким людям было труднее строить долгосрочные серьезные отношения во взрослом возрасте{77}. Оказалось, что между домом, мозгом и счастьем существует непосредственная связь.

Слушая, как Люси говорит о привлекательности Нью-Йорка, я понял, почему многие люди стремятся жить здесь, но самому мне вовсе этого не захотелось. Меня никогда не привлекал большой город. Я сторонюсь толп, меня раздражает постоянный шум, очень высокие здания меня подавляют. И я не настолько уверен в себе, чтобы преодолеть все свои предубеждения. Думаю, это связано с моим детством и развитием моего мозга. Я вырос в небольшом, уединенном, спокойном поселении, где не мог научиться ценить и даже просто терпеть особенности мегаполиса.

Если мое предположение верно, то счастливее всего я должен быть в доме своего детства, где и сформировалась моя индивидуальность. И я подумал: почему бы не проверить это? Поеду туда и посмотрю, как буду себя чувствовать.

На самом деле я вырос не в «доме». Я вырос в пабе. Отель «Ройял» в Понтисаймере. Мы переехали туда, когда мне было два года. Возможно, переезд из маленького дома, где жили только мои родители и я, в относительно большую постройку, где было полно нетрезвых чужаков, оказал сильное влияние на мой крохотный развивающийся мозг. Может быть, именно из-за этого я так не люблю большие толпы и шум и стараюсь не привлекать к себе внимания. Я проводил свои детские годы, слоняясь по заполненному людьми пабу, не встречаясь взглядом с посетителями и поедая чипсы (я был стеснительным ребенком и страдал от лишнего веса).

Поэтому я отправился в паб. Исключительно в научных целях!

Признаюсь, мне было неспокойно. Мы выехали из паба, когда мне было около пятнадцати лет, и с тех пор я бывал там лишь раз, когда достиг возраста, когда можно употреблять спиртное. Но чувствовал я себя там очень странно – удивительно видеть, как другие люди живут в доме, который ты много лет считал своим. Думаю, такое же чувство испытываешь на чужой свадьбе, когда замуж выходит твоя давняя подружка, – странная эмоциональная смесь ностальгии, привязанности, сожалений, зависти, гнева, горечи и т. п.

Прошло почти двадцать лет с того момента, когда я был там в последний раз. Что я почувствую? Окрасят ли прошедшие годы ощущение «возвращения домой»? Может быть, воспоминания утратили силу, и теперь я посмотрю на дом моего детства, как на старую одежду: когда-то это было полезным, но теперь совершенно не нужно? Или, учитывая, как окружающая среда влияет на связанные с ней воспоминания{78}{79} и то, что детские впечатления обычно бывают самыми яркими{80}, посещение дома моего детства заставит меня вернуться к тому, каким я был в то время?

В конце концов я перестал об этому думуть, потому что паб, в котором прошло мое детство, оказался совершенно нежилым. Окна и двери были заколочены, вокруг валялось разбитое стекло и летали колоссальных размеров шмели. Дом был явно заброшен – и уже давно. Экономический спад поразил этот район еще в 80-е годы ХХ века. И теперь он нашел еще одну жертву.

Что я почувствовал в тот момент? Уж конечно, не «счастье». Но мне было трудно найти подходящее слово. Ощущение было очень, очень странным. Я увидел дом своего детства, и в мозгу мгновенно возникло множество теплых воспоминаний: как я играл в солдатики на наружной каменной лестнице, как катался на машинке в уютном саду, как гонялся за нашей собакой, когда та стащила на кухне оставшийся без присмотра стейк, как мы с родителями украшали дом к Рождеству…

Я смотрел в разбитые окна, и детские воспоминания уступали место образам таких же уютных и теплых домов, пораженных гниением, разложением, разрушением и покрытых непристойными граффити. Мне было тяжело одновременно испытывать столь противоположные эмоции. Представьте, что после свадьбы вашей подружки вы видите, как молодожены отправляются в медовый месяц, садятся в машину и та неожиданно взрывается.

Я сел на тротуар (мне пришлось тщательно смести с него осколки стекла) и, как истинный нейробиолог, попытался найти неврологическое объяснение своей реакции. Логически рассуждая, передо мной было здание, с которым у меня более не осталось материальной связи. То, что дом обветшал и разрушился, конечно же, выглядело печально, но никоим образом не осложняло мою жизнь.

И все же мне было тяжело! У меня возникла сильная эмоциональная реакция. Этого не случилось бы, если бы дом уже не был для меня важен. В моем мозгу происходило нечто большее, чем абстрактное узнавание прежнего жилища. Мне казалось, что какая-то часть меня просто умерла. Справедливо ли это? Если дом взаимодействует с человеческим мозгом так, как я говорил, а мозг – это «мы», то можно ли сказать, что дом служит частью идентичности человека? Но, размышляя об этом дальше, я решил, что это не так.

Профессор Карен Лоллар из колледжа Метрополитен в Денвере однажды потеряла дом в результате пожара и написала о своих чувствах статью{81}. Как вы понимаете, это было очень травматичное событие. Бездомность сама по себе тягостна, а Карен потеряла все, что у нее было. Это огромное испытание для любого человека, что признают все психологические ассоциации{82}. Особенно сильно это чувство проявляется, когда дом физически разрушен пожаром или природным катаклизмом. Для такого состояния нет особого термина, но сравнить его можно с утратой культурного окружения. Неожиданная вынужденная потеря родного дома в травматических обстоятельствах ведет к серьезному психологическому ущербу.

Как красноречиво пишет в своей статье профессор Лоллар: «Мой дом – это не «просто вещь»… Дом – это не только имущество или постройка с бесчувственными стенами. Это продолжение моего физического тела, моей личности. Дом отражает, кем я была, кто я есть и кем хочу быть».

Сканирование мозга показывает, что идея о том, что «мой дом – это часть меня», отражается на его работе. В ходе одного исследования было отмечено повышение активности префронтальной коры головного мозга, когда испытуемым показывали предметы, которые они считали «своими». На «чужие» предметы подобной реакции не было{83}. Еще более интересно, что та же область мозга демонстрировала повышение активности, когда испытуемым называли существительные и прилагательные, которыми они могли бы описать собственную личность. То есть одна и та же область мозга формирует у человека чувство личности и индивидуальности, а также используется для узнавания своей собственности. Хотя в этом исследовании использовались обычные вещи, а не дома, по большому счету дом – самое крупное и важное для человека имущество. На него мы тратим большую часть денег, подстраиваем его под свои вкусы и храним в нем бо?льшую часть принадлежащего нам (а то и все).

Такие выводы ведут нас за пределы структуры, которую мы считаем своим домом. Существует психологическая теория об «идентичности места»: человек придает определенному месту такой смысл и значимость, что оно влияет на его личность{84}. Существует также чувство привязанности к месту{85} – сильная эмоциональная связь. Вам никогда не случалось войти в свое потенциальное новое жилище и подумать «да, это то, что нужно», даже не осмотревшись как следует? Или приехать куда-то и сразу влюбиться в новое окружение – настолько, чтобы захотеть как можно скорее переехать сюда или хотя бы поближе? Мой друг Крис однажды решил посвятить несколько месяцев путешествию по миру. Начал он с Японии. Прошло уже десять лет, а он оттуда до сих пор не уехал. Иногда место оказывается идеально соответствующим всем вашим критериям, о существовании которых вы даже не подозревали. И вы сразу понимаете, что это – ваше. Вот что такое идентичность места.

Какие выводы можно из всего этого сделать? Исходя из моих исследований, рассказов Люси о привлекательности Нью-Йорка и неожиданно печального посещения дома моего детства – что я узнал о взаимодействии человеческого мозга и дома? Как эта связь делает – или не делает – нас счастливыми?

Похоже, мы, люди, стремимся найти себе дом, потому что это удовлетворяет врожденную тягу человека к стабильности и безопасности. В доме мозг перестает искать угрозы и опасности и немного расслабляется. Он быстро понимает, что здесь все биологические потребности человека будут удовлетворены – можно получить еду, тепло, сон. Устраняя множество треволнений, дом обретает позитивный смысл для мозга. Поэтому он способствует ощущению благополучия и счастья.

Но некоторые дома для нас предпочтительнее других. Жилища, которые обеспечивают нам истинную стабильность и безопасность, где больше пространства и возможностей для уединения и есть доступ к зеленой природной среде, наш мозг ценит выше других. Мозг человека – сложная система, поэтому ощущение дома не ограничивается четырьмя стенами, в которых мы живем. Домом для нас становится все окружение. Если дом находится там, где вы можете получить доступ к новым стимулам и возможностям, то вы оцените его выше, чем точно такой же, но расположенный в другом месте.

На более когнитивно сложном уровне можно сказать, что многое из того, что мы ищем и что нам нравится в доме, определяется нашей уникальной индивидуальностью и предпочтениями. Дом – это не просто полезный предмет и имущество; это важная часть нашей жизни. Мы тратим на него столько времени и сил, с ним связано столько воспоминаний и ассоциаций, что мозг воспринимает его как продолжение нашей личности. И, опять же, это может относиться не конкретно к дому, а к целому району – у многих людей место жительства неразрывно связано с чувством идентичности («Я – ньюйоркец!»).

Что же для нас главное? Дом может сделать вас счастливым, но его расположение и характер обычно определяются другими факторами – работой, деньгами, разнообразием, безопасностью, близостью к друзьям и родным и т. п. Самые востребованные дома всегда предлагают нечто большее; это не просто «приятное для жизни место». Порой оно даже не такое уж приятное. Я говорю все это, чтобы подчеркнуть: сколько бы ни значили для нас наши дома, это не самый важный элемент нашего счастья.

Принимая все это во внимание, можно сказать, что взаимодействие между мозгом и домом слишком фундаментально. Возможно, попытки объяснить, как именно дом делает нас счастливыми, можно сравнить с объяснением, как делают нас счастливыми ноги: они действительно способны добавить в нашу жизнь счастья, но предназначены вовсе не для этого. Эта проблема гораздо глубже.

Возможно, будет правильнее сказать, что дома помогают нам избежать несчастья, а не делают нас счастливыми. Как ни странно, это совершенно разные понятия: «не иметь долгов» еще не означает «быть богатым». Наши дома связаны со всеми сторонами нашей жизни, и мозг взаимодействует с ними по-разному. Поэтому мы не можем утверждать, что дома несут нам счастье каким-то одним определенным образом. Может быть, смысл дома в том, что он удовлетворяет самые важные базовые потребности человека, давая ему возможность направить свои силы на что-то другое, что делает его по-настоящему счастливым? На работу, развлечения, семью, личные отношения, творчество и т. п.? Дом не делает нас счастливыми – он помогает нам быть счастливыми. Если и есть какой-то вывод из всего, о чем мы только что говорили, то, может быть, именно такой?

Эту главу я начинал с конкретной целью: показать, что дом делает нас счастливыми и тому есть простое неврологическое объяснение. Закончил я ее, сидя среди разбитого стекла перед руинами дома моего детства. Знаю, что метафора получилась не самой лучшей, но даже для меня это было чересчур.