1.3. Существование самоотверженности и ее эволюционные преимущества

1.3. Существование самоотверженности и ее эволюционные преимущества

Логике примитивного социал-дарвинизма противоречат факты массового героизма и самоотвержения, с существованием героической верности долгу, с самоуничтожением ради выполнения долга, с существованием стойкого чувства товарищества в самых тяжелых условиях. Теория эгоизма как основы этики человека опровергается фактами быстрого распространения религий и таких мировоззрений, которые требовали немедленного самопожертвования во имя блага будущих поколений, в частности мировоззрений, не обещавших своим приверженцам ни благ на земле, ни загробной компенсации. На всем протяжении истории человечества идея справедливости обладает необычайной способностью к «регенерации», она оказалась ВанькойВстанькой, Фениксом, возрождающимся из пепла.

Теория разумного эгоизма опровергается быстрым массовым развитием чувства справедливости у таких детей, которых воспитывали в духе устремления к благополучию во что бы то ни стало. Герцен упоминает мимоходом, что Боткин воспитывался в среде, где думали и говорили только о наживе. Неужели разумным эгоизмом, а не взрывом нерасчетливого альтруизма объясняется отчаянная попытка аристократов-декабристов провести лично им невыгодную и предельно опасную революцию?

Не существует ли, пусть перекрываемая, подавляемая, искажаемая классовыми, кастовыми, племенными, национальными, экономическими и любыми иными социальными наслоениями какая-то общечеловеческая «совесть», биологические основы которой закреплены естественным отбором и распространены им на все или почти на все человечество? Если такой вопрос допустим, то сразу возникает задача, оставив в стороне все эти давно и превосходно освещенные чрезвычайно важные наслоения, сконцентрировать внимание именно на этом биологическом компоненте. Оговорим, что здесь, конечно, придется ограничиться лишь некоторыми из важнейших особенностей, наиболее общечеловеческими и загадочными.

Является ли, например, массовый уход добровольцев на очень опасную войну, или политические выступления, тоже опасные для «активистов», как, например, борьба за подлинное равноправие негров в США, в которой приняли участие массы демократически настроенных белых аболиционистов, от Джона Брауна и Авраама Линкольна до Джона и Роберта Кеннеди, лишь следствием воспитания, своеобразным брачным оперением или же выражением какого-то естественного альтруизма? Если справедливо последнее, то откуда этот естественный альтруизм появился?

Ради личной наживы способен всерьез рисковать жизнью только кондотьер, конкистадор, ландскнехт или бандит. Миллионы людей из поколения в поколение шли на пытки и смерть за справедливость или за то, что они считали справедливым. Заметим, кстати, что и конкистадор, ландскнехт, бандит и вор действовали обычно тоже на основе своеобразной коллегиальной этики.

Бесчисленные восстания рабов (безоружных и необученных сражаться, т.е. беспомощных против регулярной полиции и войска, поэтому восстания заведомо безнадежные), затем бесчисленные восстания морисков, альбигойцев, жакерии, крестьянские войны в Германии и России — все это были самоотверженные устремления к социальной справедливости, тогда как личную свою судьбу любой повстанец мог гораздо лучше устроить предательством. Конечно, предатели находились всегда, и всегда они получали свою награду, но они составляли единицы среди сотен.

Можно найти, конечно, в истории бесчисленные примеры того, как жестокость, несправедливость, вероломство, подлость помогали не только социальному подъему, но и оставлению большого числа потомков. Достаточно вспомнить гаремы завоевателей, властителей, богачей и просто состоятельных людей. Достаточно вспомнить широко распространенный в древнем Риме обычай работорговцев приживать детей от своих рабынь и наживаться на продаже этих детей в рабство или широко распространенный обычай норманнов приживать множество детей от пленниц-наложниц. Иногда «незаконнорожденные» становились наследниками, взбирались «вверх» по социальной лестнице. Несомненно, что именно бессовестность зачастую задерживала не только социальную, но и биологическую победу над совестливостью. Мы здесь ограничимся лишь показом того, что в эволюционном становлении человечества шел также и интенсивный отбор в противоположном направлении, порождая сложность и противоречивость наследственной природы человека.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.