12. Жизнь на деревьях

12. Жизнь на деревьях

Чтобы лазить и прыгать по деревьям, необходимо обладать двумя способностями: определять на  взгляд расстояние и крепко хвататься за ветви. Первую обеспечивает хороший глазомер — два глаза, направленные вперед и фокусирующиеся на одном объекте, вторую — сильные руки с цепкими пальцами. Этими двумя характерными признаками в той или иной степени обладают в настоящее время oколо 200 видов животных, включая всевозможных обезьян, а также человека. Всю эту группу в целом со свойственным нам самодовольством мы именуем приматами, то есть «первыми».

Не вызывает сомнения, что предки приматов — те же насекомоядные, похожие на землероек первые млекопитающие, от которых произошли и такие разнообразные формы зверей, как летучие мыши, киты и муравьеды. Собственно говоря, тупайя, которая служить вполне достоверной моделью раннего млекопитающего, сама имеет черты, сближающие ее с приматами, так что есть некоторые основания отнести ее к отряду приматов, Как указывают специалисты по сравнительной анатомии. таких оснований два: глазницы, окруженные костью, и хрящевой подъязык. Достаточно ли этих признаков вместе с другими, более частными особенностями, для того чтобы считать тупайю настоящим приматом,— вопрос пока открытый. Однако почти все специалисты согласны с тем, что предок отряда приматов, вероятнее всего, был очень на нее похож. Впрочем, теми двумя способностями, которые сегодня определяют принадлежность животных к отряду приматов, тупайя не обладает. Хотя пальцы на передних конечностях у нее длинные и раздельно движущиеся, большой палец не противопоставлен остальным, подвижность его ограничена, и крепко хватать тупайя еще не может. Кроме того, каждый палец у нее оканчивается серповидным коготком, а не прямым, тупым ногтем, как у приматов. И глаза у нее, хотя большие и блестящие, ко расположены по обе стороны вытянутой морды так, что их поля зрения совпадают лишь частично. Тупайя еще не вполне приспособлена к лазанию. Правда, существуют один-два вида этих животных в лесах Юго-Восточной Азии, которые бегают по ветвям как белки, однако большая часть их живет на земле или у самой земли. Все тупайи, за одним исключением, активны днем, и легко убедиться, наблюдая за тем, как они рыщут в подлеске, что руководствуются они главным образом запахом, всюду суя свой длинный нос — в кучи опавших листьев, под кору пней, в расщелины.

Запахи также составляют основу их общественной жизни. Тупайи метят свои территории каплями мочи и выделениями горловых и паховых желез. Нос у тупайи очень чуткий, длинный, обонятельные раковины хорошо развиты, с большими участками рецепторов, а две ноздри в форме перевернутых запятых окружены, как у собаки, участком влажной голой кожи.

Помимо тупайи, которая внешне, надо признать, мало похожа на обезьяну, в природе существует группа приматов, обладающих некоторыми ее особенностями, но в других отношениях уже несомненно обезьяноподобных. По ним можно представить себе, каким путем здесь шла эволюция. Этих животных ученые-систематики объединили в подотряд полуобезьян, или «праобезьян».

Типичный представитель полуобезьян — лемур катта, обитающий на острове Мадагаскар. Его называют также кошачьим лемуром, поскольку он размером с кошку, покрыт сизо-серой шерстью, имеет пару лимон но-желтых, направленных вперед глаз и длинный хвост, красиво украшенный черными и белыми кольцами. Он даже крик издает, похожий на кошачье мяуканье. Однако на этом сходство кончается: лемур катта, как и многие другие полуобезьяны,— вегетарианец.

Большую часть времени группы лемуров катта проводят на земле. Обоняние играет в их жизни очень важную роль. Правда, нос у них не так хорошо развит, как у тупайи, но все-таки имеет лисьи пропорции и тоже влажный голый кончик. У лемура катта есть три пары пахучих желез: одна расположена на внутренней стороне запястий и открывается через роговые шипы, другая — на груди, вблизи подмышек, третья — анальные железы — около гениталий. При помощи желез самцы и в меньшей степени самки буквально возводят вокруг себя заграждения из запахов. От бредущей по лесу группы отделяется животное, подходит к деревцу, обнюхивает его, выясняя, кто побывал здесь до него, затем оборачивается к деревцу задом, опускается на передние конечности, а заднюю часть задирает как можно выше и трется о ствол анальными железами. Очень часто не проходит и двух минут, как это же деревце метит другая особь. Кроме того, самцы катта иногда метят деревья и запястными железами. Лемур обхватывает деревце и, раскачиваясь из стороны в сторону, расцарапывает роговыми шипами запястий кору, которая пропитывается стойким запахом мускуса.

Самцы катта используют запах не только для оставления автографов, но и как оружие. Когда самец готовится к поединку с соперником, он растирает подмышечные железы запястьями, пропускает свой пышный хвост между ног, прижимает его к груди и продергивает между запястьями так, чтобы он обильно пропитался выделениями желез. Вооруженные таким образом соперники, стоя друг перед другом на четвереньках, выпрямляют задние ноги и молотят роскошными расфуфыренными хвостами по собственным спинам, направляя волну запаха навстречу врагу. Две группы лемуров, встретившись на границе территорий, могут так сражаться целый час — пританцовывая, подпрыгивая, возбужденно пища, разевая пасти и то и дело ставя запястными железами новые метки на молодых деревцах.

Лемуры катта также проводят много времени на деревьях. Здесь, где их поведение более походит на поведение обезьян, характерные черты приматов проявляются наиболее полно. Впередсмотрящие глаза обеспечивают бинокулярный обзор. Кисти рук с подвижными пальцами и противопоставленным большим пальцем способны кольцом обхватывать ветки, вместо когтей — короткие ногти, которые не мешают захвату. Этими хватающими руками катта срывают плоды и листья с концов веток. И несмотря на свои довольно большие размеры, легко перепрыгивают с дерева на дерево.

Цепкость пальцев оказывает хорошую услугу детенышам лемуров. В то время как тупайи обычно оставляют своих новорожденных в наземном гнезде и навещают их не чаще чем через день — вероятно, чтобы не привлекать к ним внимания хищников,— детеныш лемура прицепляется к шерсти матери сразу после рождения, путешествует с ней повсюду и постоянно обеспечен родительской опекой. Лемуры катта рождают одного, реже двух детенышей. Матери часто отдыхают группами, приводят себя в порядок, расположившись на лесной подстилке. Детеныши тем временем играют, переползая с одной самки на другую. Бывает, что на одной многотерпеливой самке висят сразу трое или четверо детенышей, а другая тем временем, наклонившись к ней, любовно их вылизывает.

Конечности лемура катта все одинаковой длины и все обладают подвижными пальцами, способными к кольцевому охвату. Когда животные бегут по земле или по ветке, они пользуются всеми четырьмя конечностями.

На Мадагаскаре обитают свыше 20 видов лемуров, и многие из них проводят большую часть времени на деревьях. Среди них лемур сифака, красивое животное с белыми боками, ростом чуть крупнее лемура катта,— искусный прыгун. Благодаря тому что задние лапы у него значительно длиннее передних, он обладает способностью совершать великолепные прыжки с одного дерева на другое на расстояние в четыре-пять метров. Плата за этот эффектный номер — неспособность сифака бегать на четвереньках. В тех редких случаях, когда лемур сифака спускается на землю, ему с его короткими передними конечностями ничего другого не остается, как только передвигаться прыжками в вертикальном положении, отталкиваясь обеими ногами вместе, то есть точно так же, как он прыгает с дерева на дерево.

У лемуров сифака пахучие железы расположены на шее, под горлом, и метят они свои участки, втирая выделения в вертикальные ветви, а затем для вящего эффекта еще обрызгивают кору мочой, медленно карабкаясь вверх и вихляя задом.

Близкий родственник сифака — лемур индри, можно сказать, всю жизнь, не спускаясь, проводит на деревьях. Это самый крупный из всех живущих ныне лемуров. Длина его туловища (вместе с головой) — около метра. Шкура индри украшена четким черно-белым узором, хвост сохранился лишь в виде небольшого отростка, в гуще шерсти его даже не видно. Задние конечности относительно еще длиннее, чем у лемура сифака, а большие пальцы на них далеко отставлены и вдвое длиннее остальных, так что ступня похожа на большие щипцы, которыми животное может обхватывать даже стволы деревьев. Индри — великолепный прыгун: отталкивается, резко выпрямив задние конечности, и стоя летит по воздуху, снова и снова высокими скачками переносясь с дерева на дерево.

Лемуры индри также используют запах для маркировки деревьев, но менее усердно, чем катта. По-видимому, запахи не играют столь важной роли в их жизни, так как они обладают и другим способом заявить о своих правах на территорию: индри поют. Каждое утро и вечер семья индри оглашает лес хором неземных воплей. Отдельные особи включаются в него и делают паузу, переводя дух, когда придется,— и в целом звук тянется, не прерываясь, несколько минут. Испытывая тревогу, индри поднимают головы и заводят другую песню, гикающие трубные звуки ее разносятся по лесу на большие расстояния.

Подобный способ заявления своих прав на участок леса очень убедителен, однако имеет один существенный недостаток: он чреват опасностью, так как выдает присутствие и местоположение нескромного певца любому интересующемуся хищнику.[8] Впрочем, индри у себя на верхушке дерева недоступны ни для каких естественных врагов, поэтому могут распевать в свое удовольствие и ни о чем не беспокоиться.

Несмотря на то что катта, сифака, индри и некоторые другие мадагаскарские лемуры активны в течение дня, их глаза имеют отражающий слой позади сетчатки, который усиливает способность видеть при самом слабом свете,— черта, свойственная ночным животным. Этот факт служит убедительным свидетельством тому, что и сами лемуры еще до недавнего времени были ночными животными. Многие их родичи на Мадагаскаре и сегодня активны по ночам.

Кроткий лемур размером примерно с кролика живет в дуплах деревьев. Днем он сидит у лаза, близоруко поглядывая по сторонам. А с наступлением сумерек немного оживляется и пускается в комически медлительное путешествие по веткам, словно охваченный глубокой задумчивостью, которую не может с себя стряхнуть даже в минуту смертельной опасности. Самый мелкий из мадагаскарских лемуров — мышиный лемур, или карликовый маки. У него курносый нос и большие выразительные глаза. Малые размеры позволяют ему передвигаться по тончайшим веточкам. Близкий родич индри, его ночная параллель — авагис, он отличается от индри лишь расцветкой: у авагиса шерсть не черно-белая, а серая, густая и курчавая. Очень своеобразен лемур ай-ай, или руконожка. Он размером с выдру, шкура черная и косматая, имеется пушистый хвост и большие перепончатые уши. Один палец на каждой руке сильно удлинен и словно высох, превратился о членистый костяной щуп. Им айе-айе извлекают из щелей гнилых деревьев личинки жуков — свою основную пищу.

Пятьдесят миллионов лет назад лемуры и другие полуобезьяны обитали не только на Мадагаскаре, но и в Европе, и в Северной Америке. Около 30 млн. лет назад после образования Мозамбикского пролива, отделившего остров Мадагаскар от Африканского континента, возникли более развитые приматы, которые также обитали в основном на деревьях и питались плодами и поэтому вступили в прямую конкуренцию с лемурами Всюду, кроме Мадагаскара. Здесь же, надежно огражденные от вторжений водами Индийского океана, лемуры продолжали жить в безопасности и образовали все множество и разнообразие ныне существующих форм плюс несколько недавно вымерших, известных нам только по окаменелостям (среди них был один вид ростом с шимпанзе). В прочих же местах лемуры в результате конкуренции уступили обезьянам. Но опять-таки не всюду, ибо все ныне существующие обезьяны, за исключением одной южноамериканской трехполосной мирикины, ведут дневной образ жизни. Поэтому полуобезьянам, активным в ночное время, не приходилось вступать в прямую конфронтацию с более развитыми конкурентами, и некоторые из них сохранились до наших дней.

В Африке живут несколько видов галаго, очень близких к мышиным лемурам, а также потто и чуть более проворные золотистые потто, или ангватибо. Последние два являются своего рода параллелью кроткому лемуру: как и он, они передвигаются неторопливо, с видом задумчивым и важным. В Азии водятся два вида ночных полуобезьян: худощавое животное тонкий лори и существо несколько более объемистое — медлительный толстый лори. У всех этих животных глаза достаточно большие, однако они маркируют деревья запахом — мочой — и потом находят по нему дорогу в темноте. По малости своих размеров они живут высоко среди ветвей, стволы от них далеко, и возникает проблема такого рода: каким способом наносить пахучую метку? Струйкой мочи легко промахнуться, попасть на соседние ветви или просто на землю. Поэтому лори орошают мочой себе передние и задние лапы, растирают, а потом с увлечением метят пахучими отпечатками пальцев весь свой участок.

Еще одна полуобезьяна обитает в лесах Юго-Восточной Азии. Это долгопят. Размерами и обликом он похож на галаго. У него длинные прыгучие ноги, цепкие длинные пальцы и почти голый хвост с кисточкой на конце. Но стоит взглянуть на его мордочку, и сразу становится ясно, что это существо совсем другое, чем галаго. У долгопята огромные светящиеся глаза. Относительно размеров тела они у него в 150 раз больше, чем у нас. Иными словами, относительно это самые крупные глаза в животном мире. Они очень выпуклые и фиксированы в глазницах, так что зверек не может глядеть ни искоса, ни исподлобья. Вместо этого, чтобы посмотреть в сторону, он вертит головой с той же пугающей легкостью, что и сова, у него она тоже поворачивается на 180°, лицом на спину. А жители Калимантана утверждают даже, будто голова у долгопята может и полностью обернуться вокруг своей оси, и отсюда делают вывод, что она у него прикреплена к туловищу менее прочно, чем у других животных. Некогда заядлые охотники за головами, они считали встречу с долгопятом в лесу знаком того, что кто-то скоро останется без головы,— доброе предзнаменование для кровожадного воина, но для мирного семьянина — не очень.

Не менее своеобразны у долгопята и уши — тонкие, как бумага, способные, изгибаясь и повертываясь, сфокусироваться на определенном звуке. При помощи этих двух высокоразвитых органов чувств он охотится по ночам за насекомыми, ящерицами и даже за неоперившимися птенцами. Ночью долгопят затаивается в кустах, вцепившись в вертикальный прут. Но вот шорох палой листвы, потревоженной ползущим жучком, привлек его внимание. Голова долгопята резко поворачивается на звук и опускается, уши настороженно шевелятся. Затем одним прыжком он слетает вниз, обеими руками хватает жучка и пожирает, то прикрывая, то открывая глаза в такт движению челюстей, и на морде у него при этом написано самое свирепое блаженство.

Долгопят метит свою территорию мочой, но, наблюдая за тем, как он охотится, начинаешь думать, что зрение для него не менее важно, чем обоняние. Строение его носа не только служит этому подтверждением, но и убеждает, что долгопят существенно отличается от других полуобезьян. Во-первых, у него такие большие глаза, что для носа места впереди почти совсем не остается, нос и внутренние проходы у долгопята по сравнению, например, с галаго сильно редуцированы; ноздри не имеют характерной для праобезьян формы перевернутых запятых и не окружены увлажненной голой кожей. В этом долгопят схож с обезьянами, и поневоле напрашивается вывод, что его можно рассматривать как древнюю переходную форму к высшим приматам. Так одно время и думали. Теперь, однако, считается, что он слишком специализирован как прыгун и ночной охотник и вряд ли сам мог развиться непосредственно в обезьяну. Тем не менее в долгопяте признают близкого родственника ранних высших приматов, которые 50 млн. лет назад распространились по всему миру, вытесняя полуобезьян, и заселили как Старый, так и Новый Свет.

Одна из важных особенностей, отличающих обезьян от их менее совершенных родственников, полуобезьян, не считая долгопята,— хорошее зрение. Само собой, очень важно не только обонять, но и видеть окружающий мир и смотреть, куда прыгаешь. Поэтому дневной свет для обезьян благоприятен, и все они (за исключением трехполосной мирикины) активны в дневное время. И зрение у них гораздо совершеннее: оно не только объемное, но и более чувствительное к цвету. Такая точность восприятия окружающих предметов позволяет им определять степень спелости плодов и свежести листьев на деревьях и обнаруживать в чаще присутствие других животных, которые в монохромном мире остались бы незаметны. Пользуются они цветом и как средством общения — обладая таким хорошим цветовым зрением, обезьяны и сами являются наиболее яркоокрашенными среди всех млекопитающих мира.

В Африке обитают, например, мартышка бразза с белой бородой, голубыми очками, оранжевым лбом и черной шапочкой, мандрил с ало-голубым лицом и мартышка верветка, у самца которой гениталии ослепительно голубого цвета. В Китае встречается снежная обезьяна, шерсть у нее с золотым отливом, а лицо ультрамариновое. В лесах Амазонки водится уакари (короткохвостый саки) с пунцовым лысым носом. Это — наиболее ярко и эффектно окрашенные обезьяны, но существует множество и других видов, у которых тоже разноцветные кожа и шерсть. Расцветкой они не только привлекают внимание и угрожают противнику, но провозглашают свою видовую принадлежность и пол.

В этих же целях и с таким же безудержным размахом обезьяны используют и звуки. Ведь прыгая с акробатической ловкостью по верхушкам деревьев, вне досягаемости для хищников (кроме разве что орла), они могут не опасаться, что обнаружат свое присутствие. Ревуны в Южной Америке утром и вечером собираются вместе и, забравшись повыше, поют хором. Гортань ревуна невероятно велика, а раздувающиеся гортанные мешки под горлом служат резонаторами. В результате хор ревунов, оглашающий лес, слышен на расстоянии нескольких километров. Считается, что это самые громкие звуки из всех, издаваемых в природе живыми существами. Но и другие обезьяны распевают каждая на свой лад, немых обезьян в природе нет.

В процессе расселения обезьяны, распространившиеся в Южной Америке, оказались изолированными после того, как Панамский «мост» погрузился в море; они развивались своими путями. А о том, что все современные южноамериканские обезьяны произошли от общего корня, свидетельствует ряд общих анатомических признаков, и наиболее показательный из них — устройство ноздрей: у южноамериканских обезьян носы приплюснутые, с широко расставленными ноздрями, открытыми в стороны, тогда как у всех прочих обезьян в мире носы тонкие и ноздри обращены вперед и вниз.

Одна группа южноамериканских обезьян — игрунки и тамарины — еще часто пользуется для общения запахами, хотя активны они днем. Самцы надгрызают кору ветвей и мочатся на них. В го же время эти обезьяны обладают очень изысканными украшениями — усами, кисточками на ушах и похожей на парик гривой, которой они гордо потрясают при встрече с себе подобными. А врага стараются запугать пронзительными, переливчатыми воплями. Обращение с детенышами, как и маркировка своих участков запахом, у них тоже, по-видимому, восходит к глубокой древности, так как напоминает лемуров. Детеныши с готовностью переходят от одной взрослой обезьяны к другой и часто повисают гроздьями на каком-нибудь особенно терпеливом и снисходительном родителе.

Игрунки — самые мелкие из настоящих обезьян — в известной степени отошли от чисто обезьяньего образа жизни, приблизившись к существованию белки; питаются они орехами, насекомыми и добывают сок растений, расцарапывая кору приспособленными для этого выступающими резцами. У карликовой игрунки длина тела всего 10 см. Из-за малых размеров им проще бегать по веткам, чем перескакивать с ветки на ветку, и держатся они не хватающими пальцами, а когтями, впиваясь в кору. Эти приемы могли им достаться в наследство непосредственно от насекомоядных предков, но, вернее всего, они появились в результате позднейшей реверсии; в эмбриональном состоянии у игрунок начинают развиваться обезьяньи ногти, которые на более поздней стадии становятся когтями.

Игрунки, однако, составляют исключение, большинство обезьян значительно крупнее их. Вообще говоря, приматы в процессе эволюции обнаруживают тенденцию к увеличению размеров. Почему так — понять трудно. Может быть, потому, что при столкновении соперничающих самцов более крупное животное, обладавшее преимуществом в весе, силе и скорости, одерживало победу и передавало эти качества по наследству потомкам. Но чем больше вес, тем выше нагрузка на хватающие руки, и у южноамериканских обезьян выработался своеобразный способ разрешения этой трудности: у них хвост превратился в пятую хватательную конечность. Такой хвост оснащен специальными мышцами и может заворачиваться и складываться, а ближе к кончику его внутренняя поверхность лишилась волос и стала рубчатой, как кожа на пальцах рук. Он настолько сильный, что паукообразная обезьяна, например, может висеть только на хвосте, обрывая плоды обеими руками.

У африканских обезьян по каким-то причинам развитие хвоста шло иными путями. Они пользуются им совершенно в других целях: вытягивают его горизонтально, когда бегут вдоль ветвей, для равновесия. А совершая прыжок, определенным образом взмахивают хвостом, так что он выполняет у них аэродинамические функции, помогая животному в какой-то степени скорректировать траекторию полета и изменить точку приземления. Но все равно, едва ли можно считать, что у африканских обезьян хвост — такая же полезная часть тела, как цепкий хвост их американских сестер. Может быть, неспособность африканских обезьян использовать хвост для лазанья привела к тому, что, становясь крупнее, они чувствовали себя на деревьях все неувереннее и неуютнее и начали больше времени проводить на земле. Действительно, среди обезьян Нового Света нет живущих на земле, в то время как среди обезьян Старого Света таких много.

Внизу, на земле, хвост утрачивает для обезьяны ценность. Павианы держат свой хвост перегнутым в середине, концом книзу, будто он сломан. У их близких родственников — дрилов и мандрилов — хвосты редуцировались в крошечные отростки, то же произошло и в семействе макаков.

Макаки по многочисленности, приспосабливаемости и разнообразию видов занимают одно из первых мест среди приматов. Если вам нужна обезьяна яркая, жизнерадостная, предприимчивая, хорошо приспосабливающаяся, располагающая к себе и способная выжить в экстремальных условиях — выбирайте макака, не ошибетесь. Существует около 60 видов и подвидов макаков. Они распространились на полмира, остановленные в своем продвижении Атлантикой с одной стороны, Тихим океаном — с другой. Одна группа макаков живет на Гибралтаре — единственный примат нечеловек, существующий диким образом в Европе. Правда, можно ли считать их дикими, это еще вопрос. За последние 200 лет английский гарнизон регулярно выписывает обезьян из Северной Африки для восстановления численности их колонии. Известно, что они жили там еще во времена римлян, но, по-видимому, их и тогда уже привозили через пролив и держали в качестве домашних животных И все же надо отдать должное макакам: как-никак, а сумели выжить там в течение стольких столетий. Другой вид макаков, резус,— одна из распространеннейших обезьян в Индии. Часто они живут около храмов, поскольку считаются священными. На Дальнем Востоке существуют виды макаков, добывающие себе пропитание в мангровых болотах, они плавают и ныряют в поисках крабов и других ракообразных. В Малайзии свинохвостых макаков-лапундеров специально обучают карабкаться на пальмы и сбрасывать спелые кокосовые орехи человеку-хозяину. Макаки, живущие значительно севернее, в Японии, для предохранения от холодной зимы обзавелись длинной и косматой шерстью. Япония — самая северная из стран, где могут жить обезьяны.

Почти все макаки проводят время в основном на земле. Их руки и глаза, первоначально приспособленные к жизни на деревьях, постепенно приспособились к наземному образу жизни. Эти обезьяны приобрели и третий дар, о котором мы до сих пор не говорили,— увеличенный и усложненный мозг.

Увеличение и усложнение головного мозга у обезьян связано с усовершенствованием органов чувств и движения. Так, например, раздельное движение пальцев потребовало дополнительного контрольного механизма. Для комбинирования изображений от каждого глаза и получения единой ясной картины стало необходимым наличие в мозгу интегрирующего аппарата. А чтобы подобрать с земли, поднести к глазам и рассмотреть небольшой предмет, нужны четкая координация в работе руки и глаза и, следовательно, связь между двумя соответствующими контрольными пунктами в мозгу. Сравнительно мало развит лишь участок, ответственный за обоняние. При сравнении мозга обезьяны и лемура хорошо видно, что у первой обонятельные луковицы сильно редуцированы в результате расширения коры головного мозга, которая, кроме всего прочего, обеспечивает способность к обучению.

Японские ученые провели ряд наблюдений за несколькими группами обитающих в Японии макаков и представили убедительные доказательства их высокой сообразительности и способности к обучению. Одна из групп обитает в северной Японии, в горах, покрытых зимой мощным слоем снега. Расширяя границы своей территории, обезьяны случайно наткнулись на горячие вулканические источники. Некоторые из них попробовали искупаться и обнаружили, что теплая вода в холодную пору очень приятна. Скоро привычка купаться зимой в теплых источниках распространилась на всех членов группы. Это отличная иллюстрация любознательности макаков, приведшей к открытию и легкой обучаемости, которая позволила им включить новое действие в свое естественное поведение.

На примере другой группы макаков эти свойства проявились в еще более яркой форме. Эта группа живет обособленно, на небольшом островке Косима, отделенном с севера от острова Хонсю узким, но бурным приливно-отливным потоком. Когда в 1952 году группа ученых начала наблюдать за ними, животные были дики и пугливы. Для выманивания на открытое место их стали прикармливать бататом. В 1953 году молодая самка в возрасте трех с половиной лет, которую наблюдатели хорошо знали и называли между собой Имо, подняла с земли батат, как обычно облепленный грязью и песком. Вместо того чтобы сразу съесть его, Имо на этот раз отнесла батат к источнику, опустила в воду и рукой смыла с него грязь. Насколько это действие было следствием логического рассуждения, судить невозможно, но, поступив так однажды, Имо стала делать так всегда. Месяцем позже один из ее спутников последовал ее примеру. Через четыре месяца и ее мать поступила так же. Привычка распространилась среди членов группы. Некоторые стали использовать для мытья вместо пресной морскую воду. По-видимому, присоленные бататы оказались вкуснее, и впоследствии обычай мыть бататы в соленой воде стал у них общепринятым. Лишь те, кто был уже слишком стар, когда Имо впервые вымыла батат, не научились этому. Старики слишком закоснели в своих привычках.

Имо не прекратила на этом свою новаторскую деятельность. Кроме бататов, исследователи стали бросать на прибрежный песок пригоршни неочищенного риса да еще втаптывали его каблуком, рассчитывая, что пока обезьяны будут выковыривать по зернышку, можно будет подольше наблюдать за ними. Но они не учли сообразительности Имо: она сгребла пригоршню зерен вместе с песком, поскакала к лужице в камнях и бросила в воду; песок осел на дно, а зерна остались на поверхности, откуда она и собрала их рукой. Скоро все обезьяны освоили этот способ очистки риса.

Способность и готовность учиться на результатах опыта своих товарищей приводит к распространению в сообществе полезных навыков и знаний, возникновению одинаковых приемов поведения — иначе говоря, культуры. Слово это обычно используется для описания человеческого общества, но и здесь, среди макаков острова Косима, перед нами предстает тот же феномен, конечно, в примитивной, зачаточной форме.

Подкармливание макаков на Косиме привело и к другим последствиям. Эти обезьяны — упрямые, агрессивные животные, с внушительными зубами, которые они, разозлясь, пускают в ход друг против друга. Сейчас они настолько привыкли к человеку, что совершенно не боятся его. Когда к ним приходит человек с сумкой бататов, они без страха наперебой выхватывают из сумки клубни. Раздавать их поштучно не удается, исследователи просто вываливают содержимое сумки и отходят. Макаки тотчас набрасываются на кучу, хватают бататы — один в рот, другой в руку — и разбегаются, ковыляя на трех конечностях. Однако некоторые поступают иначе: они подбирают сразу несколько клубней, прижимают к груди обеими руками и затем ухитряются в вертикальном положении отбежать в укромное местечно за камнями. Если бы сумка с бататами стала постоянным явлением в их жизни на протяжении многих поколений, легко себе представить, что львиная доля пищи доставалась бы тем особям, которые лучше других умели бы так бегать, то есть обладали бы необходимым чувством равновесия и соответствующим строением ног. Такие особи будут лучше питаться и доминировать в группе, станут активнее размножаться, и их гены распространятся в последующих поколениях. Так, за несколько тысяч лет макаки могли бы стать двуногими. Именно это и произошло когда-то в Африке. Чтобы проследить за ходом этой эволюции, вернемся на 30 млн. лет назад

В то время члены какой-то группы низших приматов увеличились в размерах. Как следствие они стали иначе передвигаться по деревьям. Вместо того чтобы перебегать поверху по веткам, они повисали на ветках снизу, раскачивались и из такого положения совершали прыжки. Чтобы висеть и раскачиваться на руках, потребовались физические изменения. Удлиняются руки, так как от их длины зависит подвижность животного; хвост не может больше играть роль балансира и постепенно атрофируется; мускулатура и скелет переформировались: они теперь поддерживали живот, не подвешенный к горизонтальному спинному хребту, а опирающийся на вертикальный позвоночный столб. Эти перемены привели к возникновению первых человекообразных обезьян.

В наше время их существуют четыре основные группы: орангутаны и гиббоны в Азии, гориллы и шимпанзе в Африке.

Большой красношерстный орангутан с островов Калимантан и Суматра — самый грузный среди существующих древесных жителей. Рост самцов достигает более 1,5 м, размах рук — 2,5 м, вес — 200 кг. Пальцы всех четырех конечностей обладают столь сильной хваткой, что орангутана правильнее всего называть четырехруким, а связки бедренных суставов у него настолько длинны и свободны, что орангутан, особенно молодой, способен выворачивать ноги под таким углом, который человеческому глазу представляется болезненным и немыслимым. Словом, они отлично приспособлены к жизни на деревьях.

Однако колоссальные размеры все же служат им помехой, под их тяжестью обламываются ветки. Часто орангутан не в состоянии достать приглянувшиеся ему плоды, потому что они висят высоко на ветке, которая заведомо его не выдержит. Передвижение с дерева на дерево для него также сопряжено с известными трудностями. Хорошо, если прочные толстые ветки двух соседних деревьев соприкасаются. Но ведь так бывает не всегда. Орангутан решает эту проблему, либо повисая на одной руке, а другой дотягиваясь до надежной ветки, либо же раскачивая дерево, покуда не удастся перепрыгнуть с него на соседнее. Приемы, казалось бы, немудреные, однако не слишком надежные и отнимают много времени. Так что случается, старые грузные самцы вообще отказываются от такого способа передвижения и в случае необходимости просто спускаются на землю и ковыляют по лесной подстилке. Есть признаки, что жизнь на деревьях для орангутанов сопряжена с опасностями. Как показало изучение скелетов взрослых особей, 34% орангутанов за время своей жизни переносят переломы костей.

У взрослых самцов на шее отрастают огромные мешки, свисающие наподобие гигантского двойного подбородка. Но это не просто жир, а емкости, которые могут наполняться воздухом. Они занимают верхнюю часть груди вплоть до подмышек и заходят за плечи. Возможно, что предкам орангутанов они служили резонаторами для усиления голоса, как у ревунов, однако современные орангутаны не поют. Самый выразительный звук у них — это так называемый «долгий зов», чередование вздохов и стонов, которое продолжается две-три минуты. Для того чтобы произвести эти звуки, орангутаны частично наполняют горловые мешки воздухом, и по мере их спадания стоны сменяются несколькими короткими булькающими вздохами. Но этот зов они издают не часто, большинство вокальных упражнений орангутанов состоит из кряхтенья, визга, гуканья, тяжелых вздохов и причмокивания поджатыми губами. Репертуар разнообразный, но слышный только с близкого расстояния. Животное при этом обычно находится в одиночестве, так и кажется, что это нелюдим-отшельник бурчит по привычке что-то невразумительное себе под нос.

Самец орангутана начинает вести одиночный образ жизни, как только покидает мать. Он бродит и кормится в одиночку и только ненадолго находит себе подругу во время спаривания. Самки орангутанов вдвое меньше самцов. Они ведут такой же отшельнический образ жизни, их спутниками бывают только детеныши. Склонность к одиночеству, по-видимому, тесно связана с размерами обезьян. Орангутаны кормятся в основном фруктами, и такое крупное животное для ежедневного пропитания должно собирать их в больших количествах. Фруктовые деревья обычно не растут друг возле друга, а разбросаны по лесу. Есть такие, что плодоносят раз в 25 лет. Другие приносят плоды постоянно почти в течение столетия, но каждый раз только на одной ветви. А некоторые плодоносят нерегулярно, после определенных погодных воздействий, например внезапного падения температуры, какое бывает перед грозой. Плоды, даже если созревают, могут провисеть на дереве всего неделю, потом перезреют и опадут. Так что орангутаны вынуждены совершать в вечных поисках корма длительные путешествия и, может быть, находят, что выгоднее хранить свои открытия при себе.

Гиббоны, также питающиеся фруктами, подразделяются на два рода и несколько видов; их развитие шло совершенно иным путем. По-видимому, увеличение размеров первоначально и их заставило свисать на руках с веток, но потом предки гиббонов выработали иной способ передвижения и снова стали маленькими. Они превратились в искуснейших акробатов и могут дать фору самым ловким, бегающим по веткам мартышкам. Гиббон, летящий по верхушкам тропического леса, представляет собой поистине великолепное, захватывающее зрелище. С необыкновенной грацией он бросается с дерева прямо в пространство, переносится метров на десять, хватается за торчащую ветку, повисает и, качнувшись, снова срывается в воздух. Руки у гиббона по длине не уступают ногам и туловищу, вместе взятым, так что в редких случаях, когда животное спускается на землю, оно не может опираться на них при ходьбе и принуждено держать их над головой, чтобы не мешали. Эти органы передвижения в ходе развития подверглись сильной специализации за счет первоначальных хватательных способностей. Чтобы перелетать от дерева к дереву с такой головокружительной скоростью, нужно мгновенно зацеплять руки за ветку и так же мгновенно отцеплять. Противопоставленный большой палец тут только помеха, и он у гиббона отодвинулся вниз, к самому запястью, и значительно уменьшился в размере. Зато гиббон не способен подымать с земли мелкие предметы большим и указательным пальцами — он сгребает их сбоку горстью.

Благодаря своим небольшим размерам несколько гиббонов могут прокормиться плодами одного дерева. Поэтому им удобно жить и передвигаться семьями — родительская чета и с ней до четырех отпрысков разного возраста. Каждое утро семья поет хором. Начинает самец, он издает, настраиваясь, несколько гулких выкриков, к нему присоединяются остальные, и вскоре вся группа принимается иступленно горланить, а потом заводит соло самка, забирая все выше, все быстрее, и заканчивает такой высокой и чистой трелью, что никакое человеческое сопрано не может с ней потягаться. Параллель с мадагаскарскими лемурами индри здесь очевидна. Происхождение этих двух групп различно, разница сказывается в том, что одни пользуются для передвижения главным образом передними конечностями, другие — задними. А в остальном тропический дождевой лес в разных частях света породил существа, удивительно между собой схожие,— семьи поющих гимнастов-вегетарианцев.

Две африканские человекообразные обезьяны в отличие от своих азиатских родичей ведут преимущественно наземный образ жизни. Гориллы живут в Центральной Африке: одна разновидность — в лесах бассейна реки Конго, другая, более крупная — в прохладных, влажных, заболоченных лесах, покрывающих склоны вулканов на границах Руанды и Заира. Молодые гориллы часто взбираются на деревья, но чувствуют себя там неуверенно, не то что гибкие акробаты орангутаны. Это не удивительно: ступня гориллы в отличие от ноги орангутана не способна к хватанию, так что лазят они с помощью одних только рук. А спускаются ногами вперед, иногда скользят вниз по стволу, тормозя подошвами по коре и обрушивая на землю дождь лишайников, обрывков лиан, кусочков коры.

Большие половозрелые самцы обычно такие тяжелые, до 275 кг весом, что не всякое дерево их выдержит. Они лазят на деревья редко, да им и незачем. Правда, форма зубов у них и устройство пищеварительной системы свидетельствуют о том, что некогда они, как и орангутаны, питались плодами, однако теперь их основная пища — растения, которые можно достать на земле: крапива, ползучие травы, гигантский сельдерей. Обычно гориллы и спят на земле, устраивая ложе среди растительности, которой питаются.

Гориллы живут семейными группами, примерно по 10—12 членов каждая. Во главе — седой патриарх, которому подчинены несколько половозрелых самок. Обычно они мирно пасутся в зеленых зарослях крапивы и сельдерея, могучей ручищей неспешно выдирая с корнями пучки трав, валяются, чистят друг друга. Большую часть времени они проводят в молчании, лишь изредка обмениваются звуками вроде покряхтывания или бульканья. Но стоит одной обезьяне отдалиться от основной группы, и она начинает время от времени подавать звуковой сигнал, похожий на икоту, чтобы остальные знали, где она.

Пока взрослые дремлют, молодые гориллы резвятся, борются, а иногда поднимаются на задние конечности и выбивают кулаками гулкую дробь у себя на груди, как будут делать взрослыми в брачную пору.

Седой патриарх руководит группой и охраняет ее. При появлении незваных гостей он может со зла и в гневе издать грозный рык и даже наброситься. Удар его кулака способен переломать человеку кости. А с молодым самцом, который донимает его и выводит из себя приставаниями к какой-нибудь самке из его гарема, он даже не погнушается вступить в драку. Но обычно он проводит дни в безмятежном спокойствии.

Несколько групп горилл, которых в течение многих лет терпеливо изучали ученые, стали подпускать к себе и незнакомых людей при условии, что те должным образом представляются и ведут себя в соответствии с определенными правилами. Познакомиться с семьей горилл, посидеть в их кругу — переживание ни с чем не сравнимое. Они во многом подобны нам. Их зрение, слух, обоняние схожи с нашими, поэтому мир они воспринимают совсем как мы. Как и мы, они живут большими устойчивыми семейными группами. Средняя продолжительность жизни у них такая же, и переход от детства к зрелости и от зрелости к дряхлости происходит примерно в том же возрасте. Мы даже пользуемся одним и тем же языком жестов, и это следует неукоснительно иметь в виду, когда находишься среди них. Пристально смотреть другому в глаза — грубо или в терминах менее антропоцентричных означает угрозу, вызов, на который можно получить отпор. Опущенная голова, потупленный взгляд выражают смирение и дружелюбие.

Флегматичность и миролюбие горилл предопределены характером их корма и способами его добывания. Они живут полностью на растительной пище, здесь ее непочатый край и она всегда под рукой. А поскольку гориллы — животные крупные и сильные, у них нет реальных соперников и врагов, им не так уж требуется ловкость движений и быстрота ума.

У другой африканской обезьяны, шимпанзе, совсем иной рацион и соответственно — темперамент. В то время как горилла довольствуется листьями и плодами всего двух десятков растений, шимпанзе употребляет в пищу их около двухсот видов, добавляя сюда еще термитов, муравьев, мед, птичьи яйца, птиц и даже мелких млекопитающих, например маленьких обезьянок. Чтобы питаться так, животное должно быть проворным и любознательным.

Японские ученые уже много лет изучают поведение нескольких групп шимпанзе, живущих в лесах на восточном берегу озера Танганьика, и теперь эти животные настолько привыкли к присутствию человека, что вы можете спокойно сидеть среди них и наблюдать за ними часами.

Размер групп шимпанзе варьирует, но они значительно больше, чем у горилл, и достигают полусотни особей. Шимпанзе прекрасно лазают, спят и едят на деревьях, но передвигаются и отдыхают в основном на земле, даже в густом лесу. По земле они передвигаются на четырех конечностях, с высоко поднятыми плечами, опираясь на подогнутые пальцы рук. Но даже когда группа расположилась на отдых на земле, в ней все время идет кипучая деятельность. Самые молодые гоняются друг за другом по деревьям, играют в пятнашки и в «царя горы». Кто-то может заняться сооружением ложа на дереве, начинает переплетать ветки, оборудуя помост, но потом, наскучив, бросает, не доделав, соскакивает вниз и принимается за что-нибудь другое.

Половые связи между особями различны. Некоторые пары моногамны. В других случаях самцы спариваются с многими самками; в свою очередь самки, приходя в состояние готовности к спариванию, когда задние части у них припухают и розовеют, нередко ищут расположения разных самцов и спариваются со многими. Отношения детенышей с матерью очень близкие. Сразу после рождения детеныш вцепляется в шерсть матери крошечными ручками, хотя первое время у него не хватает сил долго держаться так без материнской поддержки. Он не расстается с матерью иногда до пяти лет, восседая у нее на спине во время переходов, как жокей. Такая тесная связь детеныша с матерью осуществляется благодаря цепким ручкам детеныша и оказывает значительное влияние на сообщество шимпанзе: детеныш многому обучается прямо от матери, и она постоянно бдительно следит за ним, уводит от опасностей и личным примером показывает, как надо себя вести.

Существует определенный церемониал в отношениях между взрослыми особями в отдыхающих группах. Вновь прибывшие приветствуют друг друга, предлагая тыльную сторону протянутой кисти для обнюхивания, прикосновения губами. Старшие самцы, примерно 40 лет, седые и плешивые, с блестящими глазами и сморщенными лицами, сидят обычно в стороне от центра активности — похоже, что с возрастом они становятся раздражительнее. Они пользуются всеобщим уважением, самки подбегают к ним, чмокая губами и возбужденно гукая. Вся группа, и старые и молодые, проводят часы за любимым занятием: чистят друг друга, заботливо перебирая жесткую черную шерсть, соскребая ногтями с кожи паразитов и коросту. Так старательно они оказывают друг другу эти услуги и с таким удовольствием предаются этому делу, что временами образуется цепочка из пяти-шести шимпанзе, при этом каждое животное всецело поглощено обиранием другого. Это и общественная деятельность, и выражение дружбы.

Шимпанзе тщательнейшим образом изучают окрестности. Бревно, издающее незнакомый запах, внимательно обнюхивается и ощупывается пальцем. Сорванный лист рассматривается с величайшим тщанием, затем опробуется нижней губой и передается другим для такого же изучения, а в конце концов выбрасывается. Иногда вся группа отправляется за термитами. По дороге кто-нибудь выламывает прут, укорачивает его до нужных размеров, очищает от листьев. Подойдя к термитнику, шимпанзе втыкает прут в одно из отверстий. Когда прут вытаскивается, он весь покрыт термитами-солдатами, которые вонзили в него челюсти, пытаясь защитить родное гнездо. Шимпанзе протаскивают прут сквозь сжатые губы, снимая таким образом с него насекомых, и с наслаждением их поедают. Как мы видим на этом примере, шимпанзе не только используют, но и создают орудия.