Как едят
Как едят
Тигр очень хитер. В Индии говорят, что он самый умный после слона зверь в джунглях. Говорят также, что тигр, подражая криком оленю, приманивает его. Но когда гоняет обезьян, рычит страшно. Они, пугаясь, прыгают с дерева на дерево и часто от страха падают на землю. Тут он их и хватает.
Тигр чистоплотен: добычу свою, прежде чем съесть, потрошит, сдирает зубами шерсть и даже кролика или утку может начисто ощипать, не повредив кожи. Кишки не ест, а брезгливо, подцепив зубами, относит в сторону. (Леопард же ест все, не ощипывая и не потроша.) После сытного обеда тигр, если поблизости есть вода, полощет в ней пасть.
Орел и ястреб тоже ощипывают добычу, а сокол клюет ее по кусочкам, оставляя перья на крыльях и хвосте.
Совы же любят глотать птиц и мышей целиком. Только ежа не глотают. А почему — сами понимаете.
Филин, когда поймает ежа своими длинными когтями, выклевывает по кусочкам его живот: там иголок нет.
Енот-полоскун перед едой берет передними лапами свою пищу и полощет в воде. Утки часто с куском, который найдут на берегу, бегут к воде и, намочив его, глотают. И цапли, и ибисы, и журавли запивают водой сухую еду.
Змея-яйцеед, которая живет в Африке, ест только птичьи яйца. Она глотает их целиком. В змеиной глотке есть «консервный нож» — костяные выросты позвоночника, специально предназначенные для вскрытия яичной скорлупы. Белок и желток вытекают прямо в желудок змеи, а скорлупу она выплевывает.
Зверям «консервные ножи» не нужны: у них есть зубы. У слона, правда, только четыре коренных зуба, но зато они меняются шесть раз в жизни.
Когда животные жуют, зубы их выполняют немалую работу. Я бы никогда не поверил, глядя на жующую овцу, что в минуту ее челюсти движутся туда-сюда 60–70 раз! У оленя поменьше — 30 раз. Каждый клок травы, прежде чем его проглотить, бизон жует 15–30 раз, жирафа — 14–20, овца — 5–12, а лошадь — 40 раз.
Сначала жуют пять — десять раз на одной стороне, потом столько же — на другой. При этом у животных расходуется много слюны: у лошади за день 40 литров (больше, чем у нее крови!), а у бизона — даже 60 литров (40 из них идет на жвачку).
Резцы у грызунов покрыты эмалью только спереди. Поэтому сзади, где нет эмали, а только более мягкий дентин, зубы снашиваются быстрее и оттого всегда острые. Когда грызун грызет что-нибудь, его резцы самозатачиваются, а не тупятся. Они без корней и растут всю жизнь.
У белок, сурков и бобров особые мышцы могут раздвигать нижние резцы. Белка воткнет два сдвинутых вместе резца в скорлупу ореха, а потом с силой раздвинет их — и скорлупа лопается. Тогда она, резцами же, как пинцетом, вынимает по кусочкам ядра из скорлупы.
Впрочем, звери жуют не только зубами.
Панголины убедительно это демонстрируют. Живут они в Африке, уцелели еще в Индии и кое-где в Индонезии. Панголинов часто принимают за ящеров: все тело их одето роговой чешуйчатой броней. Чешуи крупные и, как на еловой шишке, ложатся одна на другую.
Но панголины — не ящеры, не пресмыкающиеся, а млекопитающие звери. Кровь у них теплая, и детенышей они кормят молоком. Это панцирь вводит в заблуждение; подобно древним динозаврам и ныне здравствующим крокодилам, панголины спрятались от врагов в своей ороговевшей шкуре.
Хоть и в панцире, но панголин ловко карабкается на деревья. И в дупла залезает, и под корнями роется — ищет муравьев и термитов. Найдет — сейчас же с удовольствием высовывает длинный язык свой и кладет в муравейник. Муравьи облепят язык, и панголин их на языке, как на липкой бумаге, увлекает на верную гибель — себе в пасть.
Жевать некогда — все муравьи разбегутся! Да и нечем жевать панголину: у него нет зубов. Они у него в желудке. Много рядов острых роговых зубцов.
Панголин, поев, может быть, уже спит давно, свернувшись в норе, а желудок его работает: жует, кусает, давит насекомых, которыми ящер пообедал.
У птиц тоже, как известно, нет зубов. Нет даже в желудке. Корм размельчается стенкой мускульного или жевательного отдела желудка, который особенно развит у зерноядных птиц (верхняя, ближайшая к пищеводу часть желудка не участвует в этом процессе). Особые железы устилают жующий сектор желудка белковым, быстро твердеющим веществом — каолином, который напоминает рог.
Силу мышц птичьего желудка исследовали еще старые натуралисты — Сваммердам, Реомюр и Спалланцани.
Накормили индюка грецкими орехами, через четыре часа убили его и посмотрели, что с ними стало: все орехи вместе с кожурой превратились в муку (вернее, в тесто из ореховой муки).
Тогда Реомюр заставил другого индюка проглотить железную трубку, которая выдерживала давление в тридцать пудов и не сминалась. Через сутки желудок индюка так основательно над ней поработал, что «прокатал» ее в пластинку.
Спалланцани испытывал давление в индюшином желудке стеклянным шариком: шарик превратился в порошок[8].
Стальная игла и острое стекло, проглоченные курами, быстро становятся тупыми и не причиняют курам вреда.
Птичий желудок работает особенно эффективно, если снабдить его зубными «протезами», подобранными на дороге, попросту говоря, камнями. Все птицы, а зерноядные в особенности, глотают камешки. У иных треть желудка набита ими — почти тысяча камней!
Крокодила без зубов, кажется, еще никто не видел. Но и эти весьма зубастые твари на манер птиц глотают камни, чтобы облегчить труд своему желудку. Впрочем, камни нужны крокодилу и как балласт — недавно английские зоологи убедились в этом. Крокодил без камней в желудке, когда плывет, с трудом сохраняет равновесие и должен энергично работать лапами, чтобы не перевернуться вверх брюхом.
Камни служат животным «пищеобрабатывающую» службу не только в желудке, но и вне его. Для грифа, например, съесть закованную в панцирь черепаху не проблема. Он хватает ее, поднимает высоко в воздух и бросает сверху на камни: панцирь разбивается. Кидает он вниз с высоты и большие кости, чтобы потом поклевать костный мозг. А вороны и чайки бросают на камни моллюсков. У синиц и дятлов тоже есть наковальни, на которых они разбивают твердые семена и орехи.
Обезьяны капуцины, взяв камень в руку, разбивают им орехи. И до того они любят стучать камнем, как молотком, что, «увлекаясь работой», если нет орехов, бьют даже стекла в клетке, колотят по полу, по решетке.
Английская исследовательница Джейн Гудолл видела, как молодой шимпанзе, решив полакомиться термитами, вырвал из земли стебелек, очистил от листьев, обкусал кончик, чтобы он стал тоньше и острее, послюнил его (чтобы термиты прилипли!) и с помощью этого «орудия» легко добрался до аппетитных насекомых.
А недавно голландский зоолог доктор Адриаан Кортланд поведал миру о еще более поразительных способностях шимпанзе. Об умении владеть палкой как… дротиком! Он уверяет, что в неволе обезьяны тупеют и ведут себя не так умно, как на свободе, в родных своих лесах.
Шимпанзе, по его мнению, раньше жили на просторах саванны, ходили по земле на двух ногах. И в борьбе за жизнь научились владеть камнем и палкой. Люди оттеснили их в дебри глухих лесов, и здесь шимпанзе постепенно деградировали, их способности притупились. Деревья, на которых они поселились, вволю кормили их своими плодами и спасали от врагов. Так что палки и камни больше не требовались, и обезьяны о них забыли.
Но, как видно, не совсем. Те шимпанзе, говорит Кортланд, которые живут ближе к краю леса и ходят на поля лакомиться кукурузой и бананами, часто орудуют палкой, добывая себе пропитание и защищаясь от врагов.
Кортланд соорудил из шкуры и железного каркаса механического леопарда, который двигал головой и хвостом как живой. С этой «игрушкой» изобретательный зоолог забрался в джунгли Гвинеи, выследил там стадо шимпанзе и выставил им, что называется, под самый нос своего эрзац-леопарда. Леопард задергал хвостом, завертел головой, ученый по-звериному зарычал из кустов — обезьяны разом бросили свои дела, взъерошились, ссутулились, опустив книзу руки, и, прыгая и ухая, угрожающе направились к леопарду. «Черта спустили с цепи — с душераздирающими криками в организованном порядке шимпанзе атаковали леопарда». Атаковали очень дружно, некоторые держались даже за руки. Одни кидали в зверя ветками и комьями земли, ломали большие сучья, очищали их от ветвей и, орудуя ими как дротиками, продырявили всю шкуру на чучеле. Наступая, они несли палки на плече и, приблизившись, кидали их очень метко.
Есть еще один зверь, который, добывая себе пропитание, пользуется камнем как наковальней. Это калан — морская выдра. Он живет в нашей стране на Командорских островах в Тихом океане. Селятся каланы, как правило, среди пустынных скал, на самом берегу океана, а питаются морскими ежами и ракушками, которых достают с морского дна.
Перед тем как отправиться за добычей, калан выбирает на берегу или на дне моря камень и зажимает его под мышкой. Теперь он вооружен и быстро ныряет на дно.
Одной лапой он подбирает ракушки и ежей и складывает их, как в карман, под мышку, туда, где уже лежит камень.
Чтобы по дороге не растерять добычу, калан плотно-плотно прижимает к себе лапу и плывет скорее на поверхность океана, где и принимается за трапезу.
Калан вовсе не спешит к берегу, чтобы закусить, — он привык обедать в океане. Ложится на спину и устраивает себе на груди «обеденный стол» — камень, затем достает из-под мышки по одному морских ежей и ракушки, разбивает об камень и ест не спеша. Волны мерно покачивают его, солнышко пригревает — хорошо!
Поест калан — начинает зевать. Зевает, зевает, а потом уснет. Тут же на воде, лежа на спине. Лапки на груди сложит, уткнет в них мордочку и качается на волнах, как в гамаке.
А каланиха, как только родится у нее детеныш, сейчас же несет его в море. Там кладет себе на грудь и так с ним плавает. Тоже на спине. Так и за морскими ежами ныряет: с детенышем на груди!