Тайна Виктории

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Тайна Виктории

Здесь было представлено много суждений о викторианской половой этике. С одной стороны, она была ужасна и глубоко репрессивна. С другой — она хорошо отвечала задаче сохранения брака. Дарвинизм подтверждает эти два суждения и объединяет их. Раз вы увидели аргументы против пожизненного моногамного брака, особенно в экономически стратифицированном обществе, другими словами, как только вы увидели природу человека, трудно представить что-либо, за исключением жёстких репрессий, что бы сохранило этот институт.

Но викторианизм вполне обошёлся без прямолинейных тотальных репрессий. Его специфические запреты поразительно хорошо подходили для текущих задач.

Наверное, наибольшая угроза длительности брака — искушение богатых или высокостатусных мужчин оставить своих стареющих жён в пользу более молодой модели — была атакована мощными социальными залпами. Хотя Чарльз Диккенс всё-таки развёлся, преодолев при этом большое противодействие общества и социальные издержки развода, он навсегда ограничил контакты со своей возлюбленной секретными встречами. Чтобы признать, что его уход был фактически дезертирством, ему пришлось бы принять осуждение, принимать которое он не хотел.

Верно то, что некоторые мужья проводили время в одном из многих борделей Лондона (кроме того, мужчин верхних классов иногда сексуально обслуживали горничные). Но также верно то, что мужская сексуальная неверность не угрожала браку, пока не приводила к уходу; женщинам легче, чем мужчинам, примирить себя с жизнью с обманувшим супругом. И один из способов гарантировать, что мужская неверность не приведёт к уходу, состоит в том, чтобы ограничить её, ну, в общем, шлюхами. Можно уверенно держать пари за то, что очень немногие викторианские мужчины во время завтрака мечтали об уходе от их жён к проституткам, ночью с которыми они насладились только что; и мы можем полагать с достаточной уверенностью, что причина этого частично лежит в дихотомии мадонны-шлюхи, глубоко вросшей в мужскую душу.

Если викторианский мужчина более открыто угрожал институту единобрачия, совершая прелюбодеяние с «респектабельной» женщиной, то риск был велик. Врач Дарвина, Эдвард Лейн, был судебно обвинён мужем его пациентки в прелюбодеянии с нею. В то время такие случаи были настолько скандальны, что лондонская «Таймс» делала ежедневный обзор этого дела. Дарвин внимательно следил за ним. Он сомневался, видимо, небезосновательно в вине Лейна ("я никогда не слышал сладострастных выражений от него") и волновался о его будущем: "Я боюсь, что это сильно повредит ему". Вероятно это так бы и было, если б судья не оправдал его.

Разумеется, в соответствии с двойным стандартом, неверные женщины навлекали на себя более сильное осуждение, чем их коллеги-мужчины. И Лейн, и его пациентка состояли в браке, всё же именно в её дневнике рассказывалось о беседе после свидания между ними, которое и послужило основанием для порицания в этих пропорциях. "Я умоляла его поверить, что в течение всего моего замужества я никогда не грешила прежде, даже в минимальной степени. Он утешал меня за мой поступок и умолял меня простить саму себя". (Адвокат Лейна убедил суд, что её дневник был безумной фантазией, но даже если это и так, то он отражает преобладающие порядки).

Может быть двойной стандарт и несправедлив, но этому есть объяснение. Само по себе прелюбодеяние, совершённое женой, — это большая угроза единобрачию. (Опять же: для среднего мужчины продолжение брака с неверной супругой будет гораздо более чревато, чем то же самое для средней женщины). И если муж неверной супруги по каким-то причинам остаётся в браке, его отношение к детям может стать менее тёплым, ибо у него возникнут сомнения в своём отцовстве.

Высказывание такой смелой клинической оценки викторианской этики опасно. Людям присуще неправильно её истолковывать. Так что давайте чётко уясним: клинический — не то же самое, что предписывающий; это не аргумент во имя двойного стандарта или иного конкретного аспекта викторианской морали.

В самом деле, несмотря на тот вклад, который двойной стандарт, возможно, однажды сделал в брачную стабильность, предлагая отдушину для мужской похоти, времена изменились. В наши дни преуспевающий бизнесмен может не ограничить свои внебрачные дела проститутками, горничными или секретаршами, культурный уровень которых вряд позволит им стать его жёнами. Среди более широкого круга женщин, на рабочем месте, в офисе или в деловой поездке, он встретит молодых незамужних женщин, на которых он уже мог бы жениться, если бы имел возможность делать это снова и снова; но именно эта возможность у него сейчас есть. Внебрачная активность в девятнадцатом столетии, а часто и в 1950-ых годах, была чисто сексуальной отдушиной для во всех прочих отношениях преданного мужа, но сегодня это часто скользкий скат к дезертирству. Двойной стандарт, возможно, однажды поддержал единобрачие, но в наши дни он способствует разводам.

Даже кроме вопроса о том, «работала» ли бы викторианская мораль сегодня, есть вопрос о том, оправдывают ли достигаемые ею выгоды её многочисленные специфические издержки. Некоторые викторианские мужчины и женщины ощущали себя безнадёжно пойманными в браке. (Хотя, когда браки кажутся неотвратимыми, а развод — почти буквально невероятным, люди могут меньше обращать внимание на его недостатки). Преобладавшая тогда мораль сделала трудным для некоторых женщин даже невинное наслаждение брачным сексом, не говоря уж о том факте, что многие викторианские мужчины даже не знали про сексуальную чувствительность своих жён. Трудна была жизнь у женщин, которые хотели быть более, чем украшением, более чем "ангелом в доме". Сёстры Дарвина с некоторым беспокойством сообщили ему о двусмысленной и даже сомнительной дружбе брата Эразма с автором Гарриет Мартино, не слишком соответствующей кроткому женскому образу. Из встречи с ней Дарвин вынес такое впечатление: "Она была очень приятна и владела разговором на самые разнообразнейшие темы, учитывая ограниченное время. Я был удивлен, обнаружив насколько мало она уродлива, но как мне кажется, она переполнена собственными проектами, мыслями и способностями. Эразм извинял всё это, утверждая, что на неё не нужно смотреть, как на женщину". Замечания этого рода — одна из многих причин, почему нам не нужно стремиться к возрождению викторианской половой морали в больших масштабах.

Без сомнения, существуют и другие моральные системы, могущие преуспеть в поддержке моногамного брака. Но, скорее всего, любая такая система, подобно викторианству, повлечет за собой реальные издержки. И хотя мы, конечно, можем бороться за этику, которая равномерно распределяет издержки между мужчинами и женщинами (и равномерно, как среди самих мужчин, так и среди женщин), но равное распределение издержек не очень правильно. Мужчины и женщины различаются, и угрозы, которые врождённая часть их психик несёт институту брака, столь же различна. И те санкции, посредством которых эффективная этика сражается с этими угрозами, будут, следовательно, различны для этих двух полов.

Если мы действительно серьёзно относимся к восстановлению института единобрачия, то «битва» явно будет наиболее подходящим словом. В 1966 году один американский ученый, изучая чувство позора, окружавшего сексуальные импульсы викторианских мужчин, обнаружил "прискорбное отчуждение целого класса мужчин от их сексуальности". Он был, конечно, прав насчёт отчуждения. Но насчёт «прискорбности» — это другой вопрос. В другом от «отчуждения» конце спектра находится «потакание» — повиновение нашим сексуальным импульсам, словно это голос Благородного Дикаря, голос, который мог бы вернуть нас к состоянию некоего примитивного счастья, которого на деле никогда не было. Четверть века потакания этим импульсам привело к большим изменениям в мире, среди которых можно назвать распространение безотцовщины, озлобленности женщин, жалоб на сексуальное насилие и домогательства, рост числа одиноких мужчин, увлекающихся порнофильмами при изобилии одиноких женщин.[50] В наше время уже сложнее назвать викторианскую войну против мужской похоти «прискорбной». Прискорбной в сравнении с чем? Может показаться, что Самюэль Смайлс требовал лишнего, когда говорил о жизни, проведённой в "борьбе против искушения низких желаний", но альтернатива, очевидно, не предпочтительнее.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.