Глава первая Видимость мира

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава первая

Видимость мира

Сознание это видимость мира. Сущность феномена сознательного переживания заключается в том, что единственная и унифицированная действительность начинает присутствовать: Если вы в сознании, тогда мир является вам. Это так и в состоянии сна, и в состоянии бодрствования. Хотя, во время глубокого сна без сновидений, ничего подобного не происходит, но наоборот: Тот факт, что действительность существует и что вы присутствуете в ней, непостижим для вас; вы даже не знаете о том, что существуете.

Сознание это очень специфический феномен, так как оно является частью мира и содержит его в себе в то же самое время. Все наши данные указывают на то, что сознание является частью физической вселенной и представляет собой развивающийся биологический феномен. Сознательное переживание, однако, есть нечто большее, чем физика плюс биология, нечто большее, чем фантастически сложный танцующий паттерн нейронных разрядов в мозгу. То, что ставит человеческое сознание отдельно от любого другого биологически эволюционировавшего феномена, так это то, что оно внутри самого себя показывает действительность. Оно создаёт внутренность; процесс жизни становится осведомлённым о самом себе.

Судя по доступным данным по мозгам животных и продолжительности эволюции, видимость миров в биологических нервных системах — это один из последних (по времени возникновения) феноменов, возраст которого составляет лишь несколько миллионов лет. В эволюции Дарвина, ранняя форма сознания должна была возникнуть около 200 миллионов лет тому назад в примитивной коре головного мозга млекопитающих, предоставляя им телесно воплощённую осведомлённость и чувства окружающего мира, которые направляют их поведение. Я интуитивно догадываюсь, что птицы, рептилии и рыбы уже давно располагают неким видом осознанности. В любом случае, животное, которое не умеет делать выводы или не умеет говорить на языке, всё-таки может иметь прозрачные феноменальные состояния, а это ведь и есть всё необходимое для того, что появилось сознательное видение мира. Такие известные исследователи сознания и теоретические нейробиологи, как Anil Seth, Bernard Baars и D. B. Edelman установили семнадцать критериев мозговых структур, обслуживающих сознание; свидетельств существования таких структур не только у млекопитающих, но также у птиц и, потенциально, у осьминогов, предостаточно. Эмпирические свидетельства сознания у животных уже не могут вызывать никакого сомнения. Как и мы сами, животные являются наивными реалистами, и если у них, к примеру, есть способность различать цвета, то вполне допустимо, что цвета видятся им так же непосредственно и определенно, как и в нашем собственном случае. Однако, занимая философскую позицию, мы не можем этого знать на самом деле. Это вопросы такого рода, за которые мы можем взяться лишь тогда, когда построим удовлетворительную теорию сознания.

Гораздо более поздний феномен, который возник лишь пару тысяч лет назад — это сознательное формирование теорий в человеческих умах философов и учёных. Таким образом, процесс жизни стал рефлексироваться не только в сознательных индивидуальных организмах, но также в группах человеческих существ, пытающихся понять происхождение само-осознанного ума, как такового, а именно: Что это значит, когда нечто может «появиться внутри себя». Наиболее удивительная черта человеческого ума, возможно, не в том, что он иногда может быть сознательным, и даже не в том, что он делает возможным возникновение ФСМ (Феноменальная Себя-Модель — прим. перев.) Истинно значимый факт — это то, что мы можем работать с содержимым нашей ФСМ и формировать относительно него концепции. Мы можем общаться друг с другом об этом содержимом и переживать это общение в качестве нашей собственной активности. Процесс получения доступа к нашим мыслям и эмоциям, нашему восприятию и телесным ощущениям, сам по себе интегрирован в себя-модель. Это свойство, по-видимому, отличает нас от большинства других животных на этой планете: способность выворачивать перспективу от первого лица вовнутрь, исследовать собственные эмоциональные состояния и работать над собственными познавательными процессами. Как говорят философы, это уровни ФСМ «более высокого порядка». Эти уровни позволили нам узнать о том, что мы являемся репрезентирующими системами.

На протяжении веков, теории, которые мы разрабатывали, постепенно изменили наш образ самих себя, тем самым, они также слегка изменили содержимое нашего сознания. Действительно, сознание это устойчивый феномен; оно не изменяется просто из-за нашего мнения о нём. Но оно изменяется через практическую деятельность (вспомните знатоков вина, парфюмеров, музыкальных гениев). Людям иных исторических эпох, к примеру, в древней Индии ведических времен, или в средневековой Европе, то есть, тех времён, когда Бог воспринимался как некое действительное и постоянное присутствие, как кажется, были известны виды субъективных переживаний, ставшие практически недоступными сегодня. Многие глубокие формы сознательного само-переживания, по крайней мере, для миллионов научно образованных людей, стали совершенно недоступными, благодаря философскому просвещению и подъёму науки и технологии. Теории изменяют социальную практику, а практика, в свою очередь, изменяет наши мозги и то, как мы воспринимаем мир. Из теории нейронных сетей мы знаем, что различие между структурой и содержимым, то есть, между носителем состояния ума и значением этого состояния, не имеет чётких границ, на которые так часто рассчитывают. Значение изменяет структуру, хотя и медленно. И структура, в свою очередь, предопределяет нашу внутреннюю жизнь, поток сознательного опыта.

В начале 70-хгодов XX века, после звёздного часа бихевиоризма, начал расти интерес к теме сознания как серьёзного предмета исследования. В нескольких научных дисциплинах, тема субъективного переживания постепенно стала тайной передовой проводимых исследований. Затем, в последнее десятилетие двадцатого века, множество выдающихся нейробиологов признавали сознание достойным направлением для методичного исследования. Сегодня положение быстро меняется. В 1994, после конференции исследователей сознания, которая проходила в Tucson, Arizona, я помогал в основании новой организации — Ассоциации Научного Изучения Сознания (Association for the Scientific Study of Consciousness, ASSC — прим. перев.), целью которой было объединить наиболее серьёзных учёных естественных наук и философии. Количество конференций и журнальных статей быстро росло.2 В следующем году, я редактировал сборник философских статей под заголовком Conscious Experience.3 Когда мы, вместе с одним из со-основатлей ASSC, австралийским философом David Chalmers, составили библиографию, которая охватывала период 1970–1995, оказалось, что она содержала около тысячи заголовков. Тогда я отказался от намерения включить всю новую литературу по теме сознания; это было бы просто невозможно. Сегодня, эта область уверенно сформировалась и стабильно развивается.

В то же время, мы получили много уроков. Мы поняли, как велик страх редукционизма, причём, как в гуманитарных науках, так и среди обычной публики; мы поняли, насколько огромным является рынок мистификаций. Прямой философский ответ широко распространённому страху того, что философы или учёные «редуцируют сознание», будет заключаться в том, что редукция есть отношение между теориями, а не феноменами. Ни один серьёзный эмпирический исследователь, ни один философ, не захотели бы «редуцировать сознание»; в лучшем случае, одна теория относительно того, как возникло содержимое сознательного опыта, может быть редуцирована до другой теории. Наши теории относительно феноменов изменяются, но феномен остаётся тем же самым. Красивая радуга продолжает быть красивой радугой даже после того, как она становится объяснима в терминах электромагнитного излучения. Обращение к примитивной сциентистской идеологии было бы столь же вредно, как поддаваться мистификациям. Более того, большинство людей согласятся с тем, что научный метод является не единственным способом обретения знания.

Но это ещё не всё. Зачастую, глубокое невыразимое озарение может стоять за нашей обеспокоенностью относительно редукционных подходов к сознательному уму. Мы знаем, что наши убеждения относительно сознания могут слегка изменять то, что мы воспринимаем, воздействуя на само содержание и функциональный профиль субъективного переживания, как такового. Некоторые опасаются того, что материалистическое расколдовывание, вместе с достижениями науки об уме, может возыметь нежелательные социальные и культурные последствия. Как я замечаю в завершающих частях этой книги, эти голоса совершенно правы: Это важный аспект развития наук об уме. Мы уже поняли, что сознание, как и сама наука, есть культурно надстроенный феномен.

Мы также пришли к пониманию того, что сознание это не бескомпромиссный концепт, не феномен, который либо есть, либо его нет. Сознание — это феномен с градациями и множеством разных оттенков. Сознание не является неделимым феноменом, но имеет множество различимых аспектов: память, внимание, чувства, восприятие цвета, само-осознанность и мышление высших порядков. Тем не менее, сущность феномена, который я обозначил, как видимость мира, кажется, пронизывает всё это насквозь. Одной из сущностных свойств сознания является то, что оно размещает вас в этом мире. Когда вы утром просыпаетесь, вы чувствуете, что существуете в определенное время, в определенном месте и дополняете своим присутствием определенную сцену: Возникает единственная и интегрированная ситуация. То же самое можно сказать о снах и галлюцинациях, во время которых вы не только воспринимаете себя, но воспринимаете себя в контексте частной ситуации, в качестве части мира, который только что возник. Мы узнали, что сознание своими корнями уходит в царство животных. Мы изучили психиатрические расстройства и повреждения мозга, состояние комы и состояние минимальной осознанности, осознанные сновидения и другие измененные состояния сознания. Всё это вело к общей картине сложного феномена с разными оттенками и возможностями. Здесь нет единого включателя-выключателя. Тот факт, что сознание — это феномен с разными степенями, иногда вызывает концептуальные проблемы. В то же самое время, мы уже начали обнаруживать первые нейронные корреляты определённых форм содержания сознания. В конце концов, мы должны быть способны вычленить минимальный набор свойств, который требуется нашему мозгу для того, чтобы активировать специфические качества переживания, вроде абрикосового цвета вечернего неба или запаха амбра и сандала.

Однако, мы не знаем, до каких пор открытие таких нейронных коррелятов будет вести нас к объяснению сознания. Корреляция это ещё не причинная связь и, тем более, не объяснение. И если некоторые аспекты сознания являются невыразимыми, мы, с очевидностью, не сможем установить их корреляцию с состояниями нашего мозга. У нас нет ясного понимания того, что значит «субъективность» сознания, «индивидуальность» феномена, привязанного к самости индивида. Но когда мы соотнесём нейронные корреляты с определенным содержимым сознания, тогда мы заложим основу будущей нейротехнологии. Раз уж нам известны достаточные физические корреляты абрикосового цвета и запаха сандала, мы, в принципе, будем способны активизировать эти состояния, стимулируя мозг соответствующим образом. Мы сможем модулировать ощущения цвета и запаха, усиливать или подавлять их, стимулируя или подавляя соответствующие группы нейронов. То же самое можно сказать и об эмоциональных состояниях, вроде эмпатии, признательности или религиозного экстаза.

Однако, не будем забегать вперед. Перед тем, как мы сможем понять, что представляет собой самость, мы должны посмотреть на нынешнее положение науки о сознании, предприняв краткую экскурсию по ландшафту сознания, с его уникальными и сложными вопросами. В этой области был совершен значительный прогресс, но, в той мере, в какой мы касаемся нашего сознательного ума, мы до сих пор живём в доисторических временах. Наши теории относительно сознания настолько же наивны, как и первые вероятные догадки пещерных жителей относительно истиной природы звёзд. С точки зрения науки, мы находимся в самом начале истинной науки о сознании.

Сознательный мозг это биологическая машина, двигатель действительности, предназначенный сообщать нам о том, что существует, а что — нет. Когда мы узнаём, что, на самом деле, перед нашими глазами нет никаких цветов, мы приходим в смятение. Абрикосовый цвет заката не является свойством вечернего неба; это свойство внутренней модели вечернего неба, модели, которая порождена собственным мозгом. Вечернее небо бесцветно. Мир вовсе не населен цветными объектами. Это примерно так, как вам рассказывал ваш учитель физики в школе: Снаружи, перед вашими глазами, всего лишь океан электромагнитного излучения, дикая и беспорядочная смесь различных длин волн. Большинство из них невидимы для вас и никогда не смогут стать частью вашей сознательной модели действительности. Что в действительности происходит, так это то, что зрительная система вашего мозга бурит туннель сквозь эту непостижимо богатую физическую среду и, по ходу дела, раскрашивает стены туннеля цветами различных оттенков. Феноменальный цвет. Видимость. Лишь для глаз вашего сознания.

Тем не менее, это лишь начало. Сейчас отсутствует однозначное дискретное соответствие сознательно переживаемых цветов физическим свойствам «снаружи». Множество разных смесей длин волн способны вызывать аналогичное ощущение абрикосового цвета (учёные называют эти смеси метамерами). Интересно отметить, как воспринимаемые цвета предметов остаются приблизительно постоянными в условиях изменяющегося освещения. Яблоко, например, кажется нам зелёным в полдень, когда основную часть освещения составляет белый солнечный свет, но также и во время заката, когда в освещении преобладает красный с большой примесью желтого. Субъективное постоянство цвета — фантастическое свойство человеческого цветового восприятия, важное нейровычислительное достижение. С другой стороны, вы можете сознательно воспринимать то же самое физическое свойство, скажем, горячую кухонную плиту перед вами, в качестве двух разных качеств сознания. Вы можете воспринимать её, как ощущение теплоты и в качестве красного свечения, как нечто, что вы ощущаете собственной кожей и как нечто, что вы проецируете в пространство перед вашими глазами.

Для того, чтобы переживать цветовые ощущения, необязательно открывать глаза. Очевидно, что вы можете мечтать о вечернем небе абрикосового цвета, или видеть его в галлюцинации. Также, вы можете получить гораздо более драматичное цветовое переживание под влиянием галлюциногена, вглядываясь, при этом, в пустоту закрытых век. Сходящиеся данные современных исследований сознания показывают, что то, что является общим для всех возможных сознательных переживаний абрикосового цвета является не столько существование объекта «снаружи», сколько высокоспецифичный паттерн активации в мозгу. В принципе, это переживание можно получить без помощи глаз; можно даже переживать этот опыт, будучи мозгом без тела, заключённым в контейнере. Почему вы столь уверены в том, что и сейчас, пока вы читаете эти строки, вы не находитесь в таком контейнере? Как вы можете доказать, что книга в вашей руке, или даже сама ваша рука, действительно существует? (в философии, мы называем эту игру эпистемологией, то есть, теорией знания. Мы играем в неё веками.)

Сознательное переживание, как таковое, является внутренним делом. Раз уж все внутренние свойства вашей нервной системы заданы, все свойства вашего сознательного переживания, а именно — его субъективное содержимое и то, как оно ощущается вами, — полностью предопределены. Под «внутренним» я подразумеваю не только пространственную, но и временную внутренность, то есть, всё то, что происходит сейчас, в этот самый момент. Так, как определенные свойства вашего мозга постоянны, всё то, что вы переживаете в этот самый момент, также постоянно.

С философской точки зрения, это не значит, что сознание может быть объяснено редуктивно. Действительно, не понятно, что считать целым переживанием: Являются ли переживания дискретными сущностями, количество которых можно сосчитать? Однако, поток переживаний, конечно же, существует, и когнитивная нейробиология показала, что процесс сознательного переживания — это лишь идиосинкразический путь сквозь физическую действительность, настолько невообразимо сложную и богатую информацией, что всегда будет трудно представить себе, насколько редуцированным является наше субьективное переживание. Пока мы потребляем разнообразные эмоции и чувственные ощущения во всех их цветах, звуках и запахах, будет трудно поверить в то, что всё это является просто внутренней тенью чего-то, непостижимо более богатого. Но это так.

Тени не имеют независимого существования. Книга, которую вы сейчас держите в руках, которая состоит из объединённых ощущений цвета, веса и текстуры — лишь тень, низко-мерная проекция более высоко-мерного объекта «снаружи». Это образ, репрезентация, которая может быть описана, как участок вашего нейронного пространства состояний. Это пространство состояний, само по себе, может иметь миллионы измерений; тем не менее, физическая действительность, в которой вы ориентируетесь с помощью собственного нейронного пространства состояний, имеет неизмеримо большее количество измерений.

Метафора тени относит нас к Книге VII Республики Платона. В прекрасной параболе Платона, заключённые в пещере прикованы за бёдра и за шею. Они могут смотреть только вперёд; их головы закованы и находятся в зафиксированном положении с рождения. Всё, что они когда-либо видели относительно себя и других — это их тени на стене пещеры, которые они отбрасывают из-за пламени, которое горит за их спинами. Заключённые считают, что тени — это реальные объекты. То же самое действительно и для теней, которые отбрасывают объекты, которые проносят вдоль стены пещеры за головами заключённых. Могли бы мы оказаться, как эти заключённые, в том отношении, что объекты из некоего внешнего мира отбрасывают тень на стену перед нами? Могли бы мы сами оказаться такими тенями? Действительно, философская версия нашего расположения-в-реальности развилась из Платоновского мифа, за исключением того, что наша версия не исключает реальность материального мира, равно как и не предполагает существование вечных форм, конституирующих истинные объекты, чьи тени мы видим на стене пещеры Платона. Это заставляет предположить, что образы, появляющиеся в Туннеле Эго, являются динамическими проекциями чего-то, намного большего и более богатого.

Но что же это за пещера, и чем являются эти тени? Феноменологически, тени это низко-мерные проекции в центральной нервной системе биологического организма. Давайте предположим, что книга, которую Вы, в соответствии с Вашим сознательным переживанием данного конкретного момента, сейчас держите в руках, представляет собой динамическую, мало-мерную тень действительного физического объекта в ваших действительных физических руках, танцующую тень в вашей центральной нервной системе. Тогда, мы можем спросить: Что это за огонь, который порождает проекцию мерцающих теней сознания, танцующих паттернами активации на стенах вашей нейронной пещеры? Огонь — это нейронная динамика. Огонь — это непрерывный, само-регулирующий поток нейронной обработки информации, который постоянно модулируется входными данными органов чувств и сознания. Стена — не двумерная поверхность, но многомерное пространство феноменальных состояний человеческой Техниколор-феноменологии. Сознательные переживания — это полноценные умственные модели в репрезентативном пространстве, развёрнутом гигантской нейронной сетью в наших головах и, ввиду того, что это пространство порождено индивидом, который обладает памятью и движется вперёд во времени, это пространство — туннель. Краеугольный вопрос звучит так: Если что-то, вроде этого, всё время происходит, почему мы никогда не узнаём об этом?

Antti Revonsuo проводил параллель с удивительным феноменом ВТО (в оригинале OBE, Out-of-Body Experience — прим. перев.), когда сравнивал сознательное переживание с постоянным и не требующим усилий вне-мозговым опытом. Как и я, он привлекал модель симулированного мира для объяснения того, почему ощущение присутствия, которое вы испытываете прямо сейчас, есть лишь внутренний, субъективный тип присутствия. Идея заключалась в том, что содержимое сознания есть содержимое симулированного мира в нашем мозгу и ощущение бытия здесь само по себе является симуляцией. Наше сознательное переживание мира систематически экстернализируется, так как мозг постоянно порождает ощущение «Я присутствую в мире, который вне моего мозга». Всё, что мы знаем сегодня о мозге человека, определяет, что опыт бытия вне мозга и вне туннеля порождается нейронными системами глубин мозга. Конечно же, внешний мир существует и знание, равно как и действие, каузально связывают нас с ним. Но сознательное переживание знания, действия и причастности являются исключительно внутренним делом.

Любой убедительной теории сознания придётся объяснить, почему нам это видится по-другому. Поэтому, давайте начнём с короткой экскурсии по Туннелю Эго и, попутно, изучим некоторые из важнейших задач этой философской, равно как и нейробиологической, убедительной теории сознания. Шесть из них мы обсудим в деталях: Проблему Единого Мира, или единство сознания; Проблему Сейчас, или видимость переживаемого момента; Проблему Действительности, или почему вы родились наивным реалистом; Проблему Невыразимости, или о чём мы никогда не сможем говорить; Проблему Эволюции, или вопрос о том, для чего хорошо подошло сознание; и, в конце концов, Проблему Кого, или вопрос об определении той сущности, которая имеет сознательные переживания. Мы начнём с самой простой из них и закончим самой трудной. После этого, наша подготовительная работа будет завершена.