13. Как насчет Бога?

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

13. Как насчет Бога?

Элизабет Стейбинг — старшекурсница христианского колледжа в городе Витон в штате Иллинойс. Девиз этого учебного заведения — «Christo et Regno Ejus» («За Христа и Царствие Его»). Сама Стейбинг — набожная христианка — находит в своей вере глубокий источник силы. «Я думаю, что на самом деле от вашего мировоззрения зависит, где вы окажетесь в жизни, — говорит она. — Я хочу стать врачом и помогать людям. Дело не в том, что этим нельзя заниматься без моего взгляда на мир. Просто, если я хочу служить Господу и делаю то, что угодно Ему, вся картина становится более значительной. Отрадно думать, что по выбранному пути я иду вместе с ним».

Но Стейбинг не ограничивается слепой верой; она — христианка, которая задает множество вопросов. Непростых вопросов, таких как существование зла и страдания невинных. «Очень трудно объяснить людские страдания, я много думала об этом, — говорит она. — У нас есть профессора, к которым я часто хожу на лекции и задаю по-настоящему жесткие вопросы; конечно, у них тоже нет готовых ответов на все. Но мне очень нравится слушать то, что они рассказывают, потому что они ступили на этот путь много раньше меня».

Стейбинг приехала в США учиться, а выросла она в Замбии. «Мы жили за городом в лесу и держали у себя всевозможных зверей — хамелеонов, обезьянок-галаго, змей, всех даже не упомнишь. Так что нас всегда окружала природа». В Витоне она изучает биологию, и профессора рассказывают студентам об эволюции. «Я не могу безоговорочно утверждать, — говорит девушка, — но мне кажется, что эволюция лучше согласуется с объективными фактами, чем любая другая теория».

Стейбинг знает, что некоторые другие студенты колледжа не хотят изучать теорию эволюции и что есть родители, которые не посылают детей учиться в Витон именно по этой причине. «Я просто не могу понять, — говорит она. — Если это интеллектуальное занятие, то я не хочу прятаться от него только потому, что в каких-то деталях оно задевает мою теологию».

Но Стейбинг задает вопросы. Что означает эволюция для веры? С другой стороны, она не считает, что, чтобы быть христианкой, надо отрицать эволюцию. «Мне кажется, что процесс эволюции налицо. И доказательств тому очень много. Но говорить, что эволюция исключает Бога, это чересчур. Я имею в виду, если Бог хочет действовать через Свои творения, в чем проблема? Сегодня мы говорим, что Бог, имея дело с человеком, проявляет Свою волю в материальных процессах. Почему же раньше, в древние времена, он не мог поступать так же?»

Некоторые люди, знает Стейбинг, возражают на это и говорят, что одно противоречит другому. «Если экстраполировать эволюционную модель и сказать, что не потребовалось никакого другого вмешательства, чтобы мы стали такими, какие мы есть, и что все это исключительно естественный отбор, то действительно встает вопрос: что значит быть человеком», — говорит она.

В конце концов все ее вопросы об эволюции сводятся к одному. «Если у всего есть естественная причина, то где же здесь место Богу? — спрашивает она. — Я много раз пыталась найти ответ».

И не она одна.

С момента выхода в свет первого издания «Происхождения видов» люди задумались над вопросом том, как выглядит в свете эволюции смысл жизни — их конкретно и человечества в целом. Что мы такое — биологическая случайность или космический императив? Оказалось, что для некоторых людей единственный вариант ответа на непростые вопросы Стейбинг — это полное отрицание эволюции и всех свидетельств в ее пользу. Именно так поступил епископ Уилберфорс в 1860 г. И сегодня возражения Дарвину звучат в полный голос, особенно в стране, где он никогда не бывал: в Соединенных Штатах.

Дарвин и Америка

Хотя сам Дарвин никогда не бывал в США, теорию эволюции представил в этой стране его друг ботаник Аза Грей. В рецензии на «Происхождение видов», опубликованной в журнале The Atlantic Monthly, он заявил, что американцам в поисках ответов на вопросы биологии не следует больше ориентироваться на буквальное прочтение Книги Бытия. В конце концов, физиков не устраивает простое объяснение, что Бог сотворил небо и землю; в то время они уже начинали понимать, что Солнечная система возникла из пылевого облака. «Нельзя ожидать, что сознание нашей эпохи не усомнится в старых представлениях о биологических видах», — писал Грей.

Как и европейские коллеги, большинство американских ученых к концу XIX в. приняли теорию эволюции, хотя некоторые из них с сомнением отнеслись к деталям теории естественного отбора. Но насколько могут судить историки, никого из ученых чтение Дарвина не заставило отказаться от религиозных взглядов. Сам Грей тоже был набожным христианином и утверждал, что, возможно, божественное вмешательство каким-то образом направляет ход естественного отбора.

Некоторые лидеры американских протестантов отнеслись к появлению дарвинизма враждебно, но, как правило, публично своих взглядов они не высказывали. В то время как ученые выражали сомнения относительно этой теории, религиозных деятелей вполне устраивала позиция наблюдателей. Но к концу XIX в., когда сомнения ученых утихли, лидеры протестантов начали борьбу. Дарвинизм в их глазах был не просто заблуждением, но заблуждением опасным. Только если Бог собственноручно создал человечество по Своему образу и подобию, могут у нас быть основания для нравственности. А дарвинизм, с их точки зрения, низводил человека до положения обычного животного. Если человек — всего лишь продукт естественного отбора, то как можем мы быть особым, любимым творением Господа? А если и это не так, то зачем людям обращаться к Библии?

Их моральные возражения затмевали научные. На грани XIX и XX вв. большинство американских протестантов воспринимало Библию как по большей части буквальную истину, но в то же время мало кто верил, что Бог действительно сотворил нашу планету всего несколько тысяч лет назад за шесть дней. Некоторые считали, что в первой строке Книги Бытия — «В начале сотворил Бог небо и землю» — подразумевается громадный промежуток времени, за который были созданы материя, жизнь и даже палеонтологические окаменелости. Затем Бог уничтожил это доадамово творение и в 4004 г. до н. э. — момент, вычисленный епископом Ушером, — соорудил Эдемский сад. Здесь, в новом варианте творения, Бог заново создал комплект животных, растений и всех остальных живых существ за шесть реальных дней. Подобная космология может вместить в себя и старую Вселенную, и старую Землю вместе с вымершей жизнью и древней геологией, поскольку все это запросто укладывается в безразмерное «начало».

Другие утверждали, что слово «день» в Книге Бытия — всего лишь поэтическое выражение, не подразумевающее конкретно промежуток времени в 24 часа. Они интерпретировали шесть дней творения как шесть больших промежутков времени, на протяжении которых Бог сотворил мир и все живое. Древняя Земля с давней биологической историей ничем этой теории не угрожала. Каким бы древним ни оказался мир, важно было одно: Бог — а не эволюция — создал жизнь на Земле и человека в особенности.

Даже в конце XIX в. дарвинизм представлялся консервативным американским христианам всего лишь отдаленной угрозой, игрушкой ученых в нескольких американских университетах. Но к началу 1920-х гг. противоречия по поводу отношения к Дарвину, до того тихо тлевшие, вспыхнули ярким пламенем.

«Давайте определимся…»

Одной из основных причин такой перемены стал подъем государственного образования. В 1890 г. государственные школы посещало всего 200 000 американских детей, но к 1920 г. это число выросло до 2 млн. В учебниках, которые выдавали на занятиях по биологии, содержалась и теория эволюции, которая рассматривалась как процесс генетических мутаций и естественного отбора. Для противников эволюции эти учебники олицетворяли собой безбожное вмешательство в жизнь детей.

Еще одной причиной конфликта стала роль эволюции в некоторых тревожных культурных переменах как в Соединенных Штатах, так и в Европе. Первая мировая война стала беспрецедентной мясорубкой, и некоторые немцы попытались оправдать массовые убийства законами эволюции. Вдохновение они черпали в трудах влиятельного немецкого биолога Эрнста Геккеля, который рассматривал человека как венец эволюции и утверждал, что мы продолжаем эволюционировать, стремясь к еще более невероятным высотам. В книге «Естественная история миротворения» Геккель писал: «Мы гордимся тем, что опередили так необычайно своих низших животных предков, и черпаем из этого утешительную уверенность в том, что и дальше человечество в целом будет следовать по славному пути прогрессивного развития и достигает еще более высокой степени умственного совершенства».

Но для Геккеля некоторые люди были более прогрессивны, чем другие. Он разделил род человеческий на 12 отдельных видов и выстроил их по ранжиру — от низших к высшим. В самом низу у него находились различные виды африканцев и аборигенов Новой Гвинеи, а на вершине — европейцы, «Homo mediterraneus». А внутри H. mediterraneus особняком, на самой-самой вершине стояли соплеменники Геккеля — германцы. «Именно германская раса в северо-западной Европе и Северной Америке, будучи превыше прочих, распространяет в настоящее время сеть своей цивилизации на весь земной шар и закладывает фундамент новой эры высшей ментальной культуры», — писал он. Рано или поздно прочие расы в большинстве своем должны будут «окончательно пасть в борьбе за существование перед превосходством средиземноморской расы».

Представления Геккеля о будущей судьбе человечества стали основанием для новой биологической религии, получившей название монизм. Группа его верных последователей, называвшая себя Лигой монистов, объявила, что на следующей стадии эволюции Германия должна стать мировой державой, и призвала соотечественников вступить в Первую мировую войну не рад и каких-то политических целей, а следуя своей эволюционной судьбе.

В Англии и Соединенных Штатах тем временем теорию эволюции пытались использовать для биологического оправдания капитализма и законов свободной конкуренции. Британский философ Герберт Спенсер, проповедующий смесь из дарвиновского естественного отбора и эволюции по Ламарку, утверждал, что конкуренция на свободном рынке заставит человеческий разум эволюционировать быстрее. Спенсер признавал, что на этом пути неизбежно будут страдания (так, он считал что голод в Ирландии наглядно показывает, что этот народ движется «прямой дорогой к вымиранию»), но эти страдания оправданны, поскольку через них человечество поднимется к нравственному совершенству.

У Спенсера появились поклонники во всем мире, особенно среди новых баронов промышленной революции, заработавших состояния грабежом. Эндрю Карнеги называл Спенсера «Главный учитель». Последователи Спенсера сформулировали на основе его взглядов теорию, которая получила название социального дарвинизма. Согласно этой теории невероятное неравенство бедных и богатых в конце XIX в. вовсе не было несправедливостью, а объяснялось законами биологии. «Миллионеры — продукт естественного отбора, который действует на все человечество и выбирает тех, кто соответствует определенным требованиям и может выполнить необходимую работу», — говорил йельский социолог Уильям Самнер, лидер социал-дарвинистов.

Социал-дарвинизм, как и монизм, не имел под собой никакой научной основы. Он брал вырванное из научного биологического контекста понятие естественного отбора и помещал в социальную среду, смешивая теорию Дарвина с дискредитировавшей себя теорией Ламарка. Однако, невзирая на ненаучность, социал-дарвинизм придавал попыткам правительств контролировать эволюцию рода человеческого, видимость законности. В начале XX в. в США и других странах практиковали стерилизацию умственно отсталых граждан и других, кого считали дегенератами, чтобы они не мешали эволюции их наций.

Некоторые учебники, которыми пользовались в американских школах, приветствовали государственный контроль над размножением. В учебнике «Общественная биология» (1914) автор писал о семьях, в которых склонность к преступности и другие пороки считались (ошибочно) наследственным проклятием. «Если бы такие люди были низшими животными, мы, вероятно, убивали бы таких особей, чтобы не дать им распространяться. Гуманность этого не позволяет, но у нас все же есть средство — содержать мужчин и женщин раздельно в клиниках или других местах, различными способами не позволять им вступать в брак и продолжать столь низкий и дегенеративный род».

В бурлящем котле философских и социальных течений, расцветавших пышным цветом в начале XX в., родился фундаментализм. Фундаменталисты стремились вернуть протестантизм к традиционным истокам; для этого, в частности, необходимо было убрать теорию эволюции из программы государственных школ. Возглавил фундаменталистов в этой борьбе политик Уильям Дженнингс Брайан. Политическая известность Брайана — он трижды выступал кандидатом от демократической партии на президентских выборах и был госсекретарем у Вудро Вильсона — привлекла к антиэволюционному движению внимание всей Америки.

Враждебность Брайана к эволюции не была связана с какой бы то ни было научной точкой зрения. Подобно многим другим фундаменталистам того времени, Брайан считал, что о шести днях творения в Библии говорилось метафорически и что они вовсе не равнялись 144 часам, как обычные шесть суток. Брайан не возражал даже против мысли о том, что животные и растения, возможно, эволюционировали и из более древних видов возникали новые. В эволюции его не устраивало другое: ему казалось, что дарвинизм плохо совместим с понятием души. «Я возражаю против Дарвиновой теории, — заявлял Брайан, — так как боюсь, что мы перестанем сознавать присутствие Господа в нашей повседневной жизни, если примем теорию о том, что во все времена и эпохи никакая духовная сила не прикасалась к человеческой жизни и не определяла судьбу государств. Но есть и еще одно возражение. Дарвинова теория представляет, что человек достиг своего сегодняшнего совершенства, действуя по закону ненависти — безжалостному закону, по которому сильные вытесняют и убивают слабых».

Брайан был бы совершенно прав, если бы он говорил о социал-дарвинизме или монизме, которыми некоторые охотно и не без успеха прикрывали жестокость, бедность и расизм. Но оба эти философских течения базировались на неверно понятом «Происхождении видов» Дарвина, замешенном на хорошей порции Ламарковой псевдонауки. Брайан не сумел увидеть разницу и объявил именно Дарвина своим личным врагом; по пути он посеял зерна раздора и путаницы, которые процветают в США до сих пор.

Обезьяний процесс: показательный суд над эволюцией

В 1922 г. Брайан узнал, что Баптистский совет миссий штата Кентукки вынес резолюцию, призывающую принять в штате специальный закон и запретить преподавание эволюции в государственных школах. Брайан подхватил призыв совета и начал ездить по штату с лекциями и выступлениями на эту тему. Закон был выдвинут на рассмотрение палаты представителей штата Кентукки, но не прошел с разницей всего в один голос. К тому моменту Брайан и его товарищи-креационисты успели разнести знамя крестового похода против преподавания эволюции в школах по другим южным штатам, и в 1923 г. штат Теннесси первым принял соответствующий закон.

Американский союз защиты гражданских свобод (American Civil Liberties Union, ACLU) выступал против принятия такого закона на том основании, что он лишает школьных учителей свободы слова. В порядке борьбы с законом союз объявил, что будет защищать любого учителя из Теннесси, который его нарушит. План состоял в том, чтобы привлечь как можно больше внимания к судебному процессу, который, как все понимали, будет проигран, а затем обжаловать решение суда на том основании, что сам закон неконституционен. Если бы ACLU удалось выиграть кассационную жалобу на этом основании, закон был бы отменен.

«Отцы» сонного городка Дейтон в штате Теннесси услышали о предложении ACLU. Сам закон, как и теория Дарвина, был им неинтересен, но в одном эти почтенные люди были едины: показательный процесс сделает их городок известным на всю Америку. Они встретились в местной аптеке с молодым учителем и тренером школьной команды по регби по имени Джон Скопе. Вообще-то Скопе преподавал физику, но он рассказал, что в роли подменного учителя ему приходилось преподавать и теорию эволюции по учебнику «Общественная биология». Отцы города спросили его, не согласится ли он предстать перед показательным судом, и Скопе после некоторых раздумий согласился. Тут же, в аптеке, ему была выписана повестка в суд, после чего учитель отправился играть в теннис.

Руководство ACLU ожидало, что Скопса быстро признают виновным и приговорят к штрафу, после чего они смогут приступить к настоящему делу — подать кассационную жалобу. Но получилось иначе. Брайан, случайно оказавшийся в тот момент в Теннесси, объявил, что приедет в Дейтон «помочь» обвинению, — и тем самым превратил и без того шумный процесс в сенсационный. После этого ACLU получил от адвоката Кларенса Дарроу предложение, от которого не смог отказаться. Дарроу только что приобрел всеамериканскую известность: в 1924 г. он защищал в суде Натана Леопольда и Ричарда Лоба, двух студентов университета, убивших просто для развлечения подростка. Дарроу убедил судью, что, хотя оба они виновны, казнить их все же не следует. Их преступление — не хладнокровное убийство с корыстной целью, а просто продукт двух «больных умов».

Именно такой материалистический взгляд на природу человека Брайан ненавидел и презирал больше всего. Да и красноречивый агностик Дарроу не любил Брайана, считая того всего лишь горлопаном. Дарроу прислал в ACLU телеграмму с предложением своих услуг и не забыл одновременно направить копию телеграммы в прессу. У лидеров ACLU, по существу, не было выбора — под окном толпились репортеры, ожидавшие их реакции на предложение Дарроу. В этот момент инициаторы всей этой истории потеряли контроль над ходом событий.

В суде встретились два знаменитых человека и страстных оратора, два непримиримых противника; неудивительно, что процесс привлек всеобщее внимание. А поскольку в домах многих американцев к тому моменту появились радиоприемники, то и слушала процесс — впервые в истории — вся Америка. Обезьяний процесс — а под таким названием суд над Скопсом остался в истории — обернулся настоящей драмой (о нем была написана пьеса «Пожнешь бурю» и позже снят фильм). Дарроу зашел так далеко, что вызвал свидетелем самого Брайана и долго мучил его вопросами о противоречиях креационизма. Дарроу вынудил свидетеля признать, что сам он не верит в шесть дней творения буквально, продемонстрировав тем самым, что Библия допускает множество самых разных интерпретации, иные из которых вполне могут включать в себя и эволюцию. Но на следующий день судья постановил исключить показания Брайана из материалов процесса. Дарроу тут же потребовал, чтобы Скопса признали виновным. Он уже думал об апелляции.

Публика назвала Дарроу победителем Обезьяньего процесса, но на самом деле преподавание эволюции в школах только пострадало от его громогласной защиты. Жюри присяжных признало Скопса виновным, и судья присудил ему штраф в 100 долларов. Дарроу подал апелляцию в Верховный суд штата, и через год первоначальное решение было отменено — но не на конституционных основаниях, как надеялся ACLU. Судья на первом процессе назначил Скопсу штраф в 100 долларов, тоща как по законам штата Теннесси штрафы больше 50 долларов могло назначать только жюри присяжных. Так что приговор был отменен на чисто формальном основании. «Продолжать это нелепое дело бессмысленно», — заявили судьи.

Дарроу, очевидно, больше интересовали собственные громкие речи, а не существо дела; на первом процессе он не выдвинул протеста против неправомочного решения судьи и тем самым лишил ACLU возможности оспорить запрет на преподавание эволюции как антиконституционный. В результате антиэволюционный закон действовал в штате Теннесси в течение сорока лет, а к концу 1920-х гг. союзники Брайана провели аналогичные законы в штатах Миссисипи, Арканзас, Флорида и Оклахома.

Подъем «науки о сотворении мира»

В 1940-х и 1950-х гг. США стали центром исследований в области эволюционной биологии. Там работали ведущие авторы синтетической теории эволюции, такие как Феодосий Добжанский, Эрнст Майр и Джордж Симпсон. Американская палеонтология, генетика и зоология славились во всем мире, однако мало что из этого нового знания просачивалось во внешний мир, выходило за пределы музеев и университетских кафедр. Широкая публика оставалась в неведении. Креационисты давили на издателей и требовали исключить из учебников всякое упоминание об эволюции. Издатели, опасаясь лишиться бизнеса, подчинялись.

Ситуация начала меняться в 1960-х гг., отчасти благодаря запуску в 1957 г. советского спутника. Триумф советской науки вызвал в Америке общую панику и тревогу о состоянии американской системы научного образования — включая преподавание эволюции. Учебники вновь начали рассказывать об эволюции, и к 1967 г. даже в Теннесси был отменен закон, по которому в свое время был осужден Скопе.

В этот же период роль нового Скопса на новом публичном процессе довелось сыграть молодой учительнице из Арканзаса по имени Сьюзен Эпперсон. Эпперсон выступила против антиэволюционного закона, утверждая, что он насаждает в государственных школах религию. Верховный суд штата Арканзас отказался выслушать дело, ограничившись заявлением, что закон этот имеет силу в рамках правовой системы штата. Наконец-то ACLU получил возможность инициировать процесс, который ему не удалось начать 40 лет назад. Юристы ACLU подали от имени Эпперсон апелляцию в Верховный суд США, и в 1968 г. закон штата Арканзас был отменен. Судья Верховного суда Эйб Фортас написал, что этот закон — «попытка вымарать одну конкретную теорию из курса государственного образования» с целью продвижения религиозных взглядов.

Ирония судьбы заключается в том, что заявление Фортаса и решение Верховного суда США, вполне возможно, подтолкнули креационистов к выработке новой стратегии, которой они пользуются до сего дня. Голословные заявления о безнравственности дарвинизма сменились утверждениями о том, что креационизм — жизнеспособная альтернативная научная теория происхождения жизни на Земле. Всякий, кто будет ратовать за исключение «креационистской науки» из школьных программ, утверждали креационисты, окажется виновен в попытках вымарать одну конкретную теорию из курса государственного образования. Вместо этого школы должны преподавать обе теории на равных и предоставлять право выбора учащимся.

Первый манифест «креационистской науки» появился в 1961 г. Им стала книга «Потоп из Книги Бытия», написанная инженером-гидравликом по имени Генри Моррис. Моррис воскресил старое течение креационизма, предлагавшее воспринимать Библию крайне буквально. Он утверждал, что сотворение Земли на самом деле уложилось в шесть суток, что возраст Земли — всего несколько тысяч лет и что все геологические формации и окаменелости на планете оказались на своих нынешних местах во время Всемирного Потопа. Моррис утверждал также, что все новые доказательства древности Земли, такие как геологические часы, основанные на законах радиоактивного распада, ошибочны, испорчены и так или иначе недостоверны. Кроме того, он предложил некое, по его словам научное, объяснение библейским событиям. К примеру, Адам действительно смог дать имена всем живым существам за один день, потому что в своем эдемском совершенстве был гораздо умнее современных людей. В 1972 г. Моррис основал Институт креационистских исследований, который до сего дня выпускает книги, журналы и видеозаписи, организует и поддерживает интернет-сайты.

Моррис показал другим креационистам пример того, как нужно лакировать свои выступления против теории эволюции и прикрываться научной фразеологией. Некоторые креационисты, известные как «креационисты древней Земли», признают возраст Вселенной в 13 млрд лет и возраст Земли в 4,5 млрд лет, но утверждают, что человек был сотворен Богом отдельно от всего остального и совсем недавно. Неудивительно, что представители разных лагерей креационистов враждуют между собой. Креационисты древней Земли нападают на креационистов геологии Потопа за то, что те игнорируют факты, установленные геологией и астрономией. Креационисты геологии Потопа обвиняют креационистов древней Земли в том, что те отказались от слова Божьего и ступили на скользкий путь, ведущий к дарвинизму и атеизму. Конечно, все креационисты выступают против Дарвина, но выступают не вместе, а каждый со своих позиций.

Проверка на научность

Сторонники креационизма убедили законодателей штата Арканзас принять закон, который требует уделять в школьной программе равное время теории эволюции и креационизму. Суды оказались гораздо менее впечатлительными. Когда в 1982 г. этот закон был оспорен в окружном суде, судья Уильям Овертон отменил его на том основании, что он противоречит первой поправке к Конституции США. В своем решении Овертон указал, что креационистская наука — вовсе не наука, а скорее попытка продвигать религию в государственных школах.

Наука — это поиск естественных объяснений всему, что мы наблюдаем вокруг себя. Центральное место в науке занимает процесс создания теорий. Говоря обычным языком, любая теория может быть связана с приблизительной оценкой или догадкой, но в науке все это имеет вполне конкретный смысл: теория — это всеобъемлющий набор утверждений о каком-то определенном аспекте Вселенной. Так, микробная теория утверждает, что некоторые болезни вызываются живыми организмами. Ньютонова теория всемирного тяготения гласит, что каждое тело во Вселенной притягивает к себе все остальные тела.

Теории невозможно доказать или опровергнуть непосредственно. Но зато они порождают гипотезы — проверяемые предсказания о конкретных приложениях той или иной теории. Если гипотезы подтверждаются данными экспериментов, если они ведут ученых к открытию новых принципов мироустройства и если данные других научных подходов также согласуются с ними — значит, теория подтверждается. Но научное знание непрерывно подвергается все новым проверкам и испытаниям, позволяющим проникнуть на более глубокие уровни реальности. Теория всемирного тяготения замечательно работает, ею вполне можно пользоваться при отправке космического корабля к другой планете. Однако, как оказалось, сама она является частью еще более обширной теории — теории относительности Эйнштейна. Тяготение, как предположил Эйнштейн, искривляет ткань пространства-времени. Одна из гипотез, выведенных из его теории, состоит в том, что свет далеких звезд должен искривляться в окрестности Солнца — и это предсказание подтвердилось во время затмения 1919 г. В настоящий момент физики пытаются ленной, в которую можно было бы включить в качестве частных случаев и относительность, и другие теории, к примеру, квантовую.

Предсказательная мощь науки позволяет нам видеть в природе вещи, абсолютно недоступные нашим органам чувств. Никто никогда не видел центра Земли, но геологи знают, что там находится железное ядро (по измерениям магнитного поля планеты, которое оно создает, и по тому, как меняются, проходя сквозь него, сейсмические волны землетрясений). Невозможно увидеть воочию черную дыру, но теория относительности не только предсказывает их возникновение в результате коллапса звезд определенного типа, но и то, что у них будет своеобразный опознавательный знак — рентгеновские лучи, испускаемые веществом в момент поглощения. В настоящее время астрономы уже регистрируют эти предсказанные лучи.

Действие эволюции по большей части тоже скрыто от глаз человеческих, но разум помогает нам отыскать его свидетельства. Никто из ученых не жил 200 млн лет назад, но по геологическим данным мы можем определить, что Земля, которую населяли тогдашние животные, во многих отношениях была очень похожа на сегодняшнюю. На живущих ныне животных действуют законы эволюции, так что и на древних животных они, по всей видимости, тоже действовали. История жизни на Земле не зафиксирована в непрерывной летописи; тем не менее по свидетельствам, сохранившимся до наших дней, мы можем получить представление о том, что происходило на планете на протяжении всех этих 4 млрд лет.

Как признал в решении 1982 г. судья Овертон, креационизм никак не соответствует критериям научности. Ученые пытаются объяснить, как устроена природа, и из этих объяснений следуют вещи, которые можно проверить. Некоторые следствия из креационистских объяснений тоже можно проверить, и эти проверки дают отрицательные результаты. Генри Моррис, к примеру, утверждал, что исходя из нынешних темпов роста населения Земли возраст вида Homo sapiens — всего несколько тысяч лет. Он просто экстраполировал современные данные о темпах роста в прошлое, до момента, когда на планете жили всего два человека (имеются в виду Адам и Ева). «Вероятная дата появления человека, вычисленная по статистическим данным, приходится на 6300 лет назад», — объявил в свое время Моррис.

Из этого заявления Морриса можно сделать вполне определенные выводы. С одной стороны, по его данным можно вычислить точное население Земли в любой момент в прошлом. К примеру, исторические записи ясно показывают, что египетские пирамиды были построены около 4500 лет назад. Если воспользоваться шкалой Морриса и подсчитать, сколько людей тогда жило на планете, получим, что всего 600 человек. Но имеются письменные свидетельства о народах, живших 4500 лет назад за пределами Египта, так что все 600 человек не могли жить именно в Египте. Учитывая, что площадь Египта составляет примерно 1% всей площади суши, получим, что на всей его территории могло в тот момент жить всего шесть человек. Чтобы поверить утверждению Морриса о том, что человечеству всего 6300 лет, мы должны поверить и тому, что пирамиды могла построить крохотная горсточка людей.

Пытаясь организовать свидетельства в пользу креационизма, его защитники заимствуют данные у ученых, но делают это очень избирательно, игнорируя полную картину. К примеру, иногда креационисты указывают на кембрийский взрыв как на свидетельство Господнего труда. «С нашей точки зрения принципиально важно, что к определенному моменту по предполагаемому геологическому календарю, известному широкой общественности как кембрийская эра, относится масса окаменелостей, которых в более древних слоях и породах практически нет, — пишут Уэйн Фрейр и Персиваль Дэвис в книге „В защиту акта творения“. — Со сколько-нибудь научной точки зрения очевидно, что в тот момент произошло очень значительное событие. Представляется разумным предположить, что внезапная перемена во время периода, названного кембрийским, была результатом творческой деятельности Бога».

При этом креационисты оставляют за кадром несколько ключевых фактов. Геологическая летопись до кембрийского взрыва уходит в прошлое больше чем на 3 млрд лет. Палеонтологи обнаружили окаменелости многоклеточных животных возрастом 575 млн лет, причем некоторые из них явно находятся в родстве с группами животных, которые появились во время кембрийского взрыва, то есть на 40 млн лет позже. Кембрийский взрыв, конечно, произошел быстро по геологическим меркам, но все же процессы, получившие это название, продлились около 10 млн лет. А если судить по тому, как развиваются зародыши различных животных, получается, что всего нескольких небольших генетических изменений могут запустить многие из наблюдавшихся в то время драматических трансформаций тел животных.

Большинство доводов в пользу креационизма на самом деле вовсе не доводы, а просто придирки к эволюционной биологии. Многие креационисты, к примеру, готовы признать, что эволюция сама по себе может иметь место — в небольшом масштабе, в пределах вида: бактерии вырабатывают резистентность, а размеры клюва у Дарвиновых вьюрков могут меняться. Но микроэволюция такого рода, говорят креационисты, не имеет ничего общего с макроэволюцией — скажем, с появлением организмов, тело которых устроено совершенно по-новому. В доказательство этого они говорят, что никто никогда не видел подобной трансформации, да и среди окаменелостей нет промежуточных стадий, которые вроде бы должны при этом наблюдаться.

Дарвин в свое время тоже уделил внимание этому вопросу; в «Происхождении видов» он указал, что окаменелости образуются очень редко и что палеонтологическая летопись в целом, по всей видимости, очень неполна. Тем не менее, несмотря на всю обрывочность материалов, палеонтологам уже удалось найти множество промежуточных форм, которых, по утверждениям креационистов, не могло существовать. Так, креационисты получали огромное удовольствие от отсутствия среди находок китов с ногами, но лишь до того момента, когда ученые впервые откопали именно такой экземпляр.

Многочисленные четвероногие киты, обнаруженные к настоящему моменту палеонтологами, скорее всего, являются древними родичами, а не прямыми предками современных китов. Тем не менее их положение на эволюционном древе наглядно показывает, как именно древние киты сменили сухопутный образ жизни на водный. Кит, конечно, совсем не похож на своих ближайших сухопутных родственников — коров и гиппопотамов; более того, трудно представить себе, как из одного могло получиться другое. Однако по окаменелостям переходных форм китов можно проследить, как именно, маленькими шажками, осуществлялась эта трансформация. К примеру, Ambulocetus — кит, похожий на аллигатора, — мог плавать как выдра, отталкиваясь короткими лапами. У Protocetus, с другой стороны, задние лапы были короче, а тазобедренные суставы свободнее, что позволяло ему мощнее работать хвостом.

Подобно другим трансформациям, задокументированным в палеонтологической летописи, переход от сухопутных китов к водным, судя по всему, занял не один миллион лет, и скорость эволюционных изменений при этом была намного ниже, чем в процессе нынешних локальных взрывов, зафиксированных учеными среди диких животных (к примеру, среди гуппи Тринидада). Невозможно за короткий промежуток времени определить направление и структуру макроэволюционного сдвига, но факт остается фактом: если вы признаете микроэволюцию, макроэволюцию вам придется признать волей-неволей.

И снова Пейли

В 1982 г., после решения судьи Овертона о том, что «креационистская наука» — не наука, креационисты вынуждены были вернуться к истокам и искать новые методы, которые позволили бы им вернуть свои идеи в программу государственных школ. Сегодня их любимая тактика — просто убирать из своих заявлений всякие упоминания о Боге и Библии.

Новое поколение креационистов называет себя сторонниками теории разумного замысла. Жизнь, утверждают они, настолько сложна, что не могла появиться путем постепенной эволюции. Нет, ее непременно должен был кто-то придумать. «Кто конкретно выступил в роли дизайнера?» — можете вы спросить. Сторонники разумного замысла скромно оставляют этот вопрос открытым. Но традиционные креационисты видят в разумном замысле острое долото, с помощью которого можно вскрыть прочную скорлупу государственной школы. Книга «О пандах и людях» (1989), посвященная Разумному замыслу и предназначенная для детей, удостоилась восторженной рецензии от организации сторонников креационистской теории «Все ответы в Книге Бытия»: «Эта великолепная книга, предназначенная для использования в средней школе в качестве учебника, не затрагивает Библии, и тем не менее содержит креационистскую интерпретацию классических доказательств, которые можно найти в стандартных учебниках при изложении теории эволюции».

Сторонники разумного замысла утверждают, что находятся на переднем фронте науки. Вместо того чтобы нападать на эволюцию со старыми аргументами вроде недостающих звеньев и возраста планеты, они привлекают данные из биохимии и генетики. Они утверждают, что в молекулярных механизмах жизнедеятельности заключена неуменьшаемая сложность. Скажем, чтобы кровь в ране свернулась, запускается длинная цепочка химических реакций, результатом которых должны стать свертывающие молекулы. Исключите из этой цепочки любой элемент — и человек истечет кровью. Как в таком случае могла эволюция создать такой механизм из более простых частей?

Разумный замысел должен показаться вам знакомым. Это очередной виток рассуждений в духе Пейли о часах, пролежавших в пустыне 200 лет. Пейли заявлял, что, если вы встретили что-то сложное и состоящее из множества деталей, каждая из которых необходима для правильной работы, значит, вы встретили нечто искусственное, нечто такое, у чего непременно есть творец. Проблема аргументов Пейли в том, что для создания сложной конструкции не обязательно нужен конструктор.

Приведем пример. Легкие возникли у рыб задолго до появления первых сухопутных воздуходышащих позвоночных. И сегодня существуют примитивные воздуходышащие рыбы, такие, к примеру, как африканский многопер. Легкие помогают многоперу дышать, но абсолютной необходимости в них нет, поскольку рыба может получать кислород и через жабры. Однако дыша время от времени легкими, многопер может увеличить свою выносливость в плавании и доставить дополнительный кислород к сердцу. Около 360 млн лет назад одна из наследственных линий воздуходышащих рыб начала проводить некоторое время на суше. Постепенно время, проводимое этими животными без воды, увеличивалось, а мощные плавники приобретали способность держать вес тела при ходьбе. Со временем жабры исчезли совсем, и через несколько миллионов лет первые четвероногие стали полностью зависеть от легких. Этот процесс иллюстрируют окаменелости.

Здесь мы имеем сложную систему (тело четвероногого животного), которая окажется неработоспособной, если извлечь из нее всего одну деталь (легкие). И все же тщательное изучение окаменелостей и современных животных показывает, что сложность этой системы нельзя считать неуменьшаемой. Эволюция может добавить организму некую полезную систему — скажем, легкие, — в качестве дополнительной; необходимой эта анатомическая деталь станет много позже, и вот тогда уже удалить ее из организма будет действительно невозможно.

Примерно так же эволюция может создать сложную биохимическую систему из относительно простых предшественников. В последние годы ученым удалось сформулировать достаточно убедительные гипотезы по двум вопросам: как антарктические рыбы спасаются от замерзания и как сворачивается человеческая кровь.

Сначала о незамерзающей рыбе. Рыбы семейства нототениевых выживают при температурах ниже точки замерзания воды благодаря естественному антифризу в крови. Их печень вырабатывает особый белок, который связывается с поверхностью микроскопических ледяных кристаллов и блокирует их рост. Благодаря этому антифризу нототениевые прекрасно чувствуют себя в антарктических водах; на данный момент в семействе известно 94 вида, и каждый год обнаруживаются новые.

Производство антифриза — сложный процесс, а без него нототениевые непременно погибли бы. Но сложность процесса не означает, что он не мог появиться в результате эволюции. Биохимик Ци-Хин Чэн вместе с другими исследователями из Университета Иллинойса обнаружила некоторые данные, позволяющие представить, как мог появиться в процессе эволюции антифризный ген. Ученые выяснили, что ген этот сильно напоминает другой ген, представленный не в печени, а в поджелудочной железе. Там он вырабатывает пищеварительный фермент, который затем поступает в кишечник. Чэн обнаружила, что инструктаж по производству антифризных молекул содержится в последовательности из девяти оснований, которая повторяется в одном гене десятки раз. (Многократный повтор позволяет одному гену вырабатывать сразу много антифриза.) Оказалось, что эта же последовательность имеется и в составе гена, отвечающего за пищеварительный фермент. Единственная причина, по которой ген фермента не производит антифриз, состоит в том, что эта последовательность находится в части так называемой «избыточной ДНК», которая вырезается из гена, прежде чем по нему начинает строиться белок.

Чэн обнаружила и другие черты сходства между генами антифриза и пищеварительного фермента. В начале каждого из них есть последовательность, играющая роль транспортной этикетки, предписывающей клетке выделить белок, а не накапливать его внутри. Кстати говоря, эти этикетки почти полностью совпадают. А в конце каждого из генов есть команда клетке прекратить трансляцию ДНК в РНК; эти последовательности тоже почти совпадают.

Выяснив все это, Чэн разработала гипотезу происхождения гена, ответственного за антифриз. В какой-то момент в далеком прошлом ген пищеварительного фермента случайно был продублирован. Первоначальный экземпляр продолжал вырабатывать свой фермент, а лишняя копия претерпела несколько мутаций. Во-первых, интересующая нас последовательность из девяти оснований сдвинулась в другую часть гена, где ее перестали вырезать как избыточную и где она начала вырабатывать собственный белок — антифриз. Позже дополнительные мутации продублировали эту последовательность еще несколько раз, так чтобы ген мог производить больше белка-антифриза. Одновременно с увеличением антифризной части гена первоначальная часть, отвечавшая за производство фермента, исчезла. Со временем от старого гена остались только транспортная этикетка в начале и сигнал прекращения трансляции в конце.

Поскольку исходный пищеварительный фермент производится в поджелудочной железе, Чэн считает, что первоначально белок-антифриз вырабатывался там же. Поджелудочная железа производит множество пищеварительных ферментов, которые затем поступают в кишечник и помогают расщеплять пищу — но рыба, плавая в холодной воде, заглатывает ее, так что в первую очередь лед у нее должен образовываться именно в кишечнике. В результате примитивный белок-протеин в кишках позволил бы рыбе выжить в переохлажденных водах, где в противном случае она замерзла бы насмерть.

С течением времени эволюционировали и сигналы, которые дают команду на активизацию гена и, соответственно, определяют, где и когда активизируется ген антифриза. Вместо поджелудочной железы ген начал включаться в печени. Если поджелудочная железа посылает свои ферменты в кишечник, то печень может выпускать свои в кровеносную систему. Насытив кровь рыбы антифризом, она способна защитить все ее тело ото льда, помогая рыбе выдерживать еще более холодные температуры.

В 1999 г. группа Чэн получила замечательное подтверждение этой гипотезы: ген-химеру. В ДНК одной из антарктических рыб ученые обнаружили ген, в котором присутствовали одновременно инструкции на производство антифриза и пищеварительного фермента. Это и есть то самое промежуточное звено на пути от пищеварительного гена к гену антифриза, существование которого предсказала гипотеза.

История тромба

Каким бы поразительным ни казался антифриз в крови нототениевых рыб — и как бы ни хотелось некоторым назвать его плодом разумного замысла, — научные данные свидетельствуют о том, что он возник постепенно в результате дупликации генов и нескольких других, менее кардинальных мутаций. При помощи подобных мутаций эволюция может сделать даже больше: она способна создавать целые системы молекул, без которых мы просто не могли бы существовать.

Рассмотрим молекулы, отвечающие за свертывание крови. Когда мы здоровы, эти молекулы (их называют факторами свертывания крови) курсируют с кровью по нашему телу и ничего не делают. Но стоит вам порезаться, а крови из пострадавших сосудов смешаться с окружающими тканями, ситуация полностью меняется. Некоторые белки в тканях реагируют с фактором свертывания крови одного из типов и активируют систему. Возникает цепная реакция: фактор свертывания первого типа сцепляется с фактором второго типа и активирует его тоже; тот в свою очередь активирует третий тип, и так далее через целую серию химических реакций. Последний в цепочке фактор свертывания разрезает на части молекулу под названием фибриноген; в результате фибриноген превращается в липкую субстанцию, из которой и формируется сгусток. В сложности — сила системы свертывания: одна-единственная первоначальная молекула — фактор свертывания первого типа — может активировать несколько факторов следующей ступени; каждый из них, в свою очередь, несколько факторов следующей. Достаточно самого ничтожного толчка, чтобы вызвать распад миллионов молекул фибриногена.

Без сомнения, это замечательная система, позволяющая остановить кровотечение. И для ее работы необходимы все части. Если человек рождается без фактора свертывания хотя бы одного из типов, у него развивается гемофилия, и любая царапина может означать смерть. Но это не означает, что система свертывания крови возникла в результате разумного замысла.

Последние тридцать лет Рассел Дулитл из Калифорнийского университета в Сан-Диего посвятил проверке гипотезы происхождения системы свертывания крови у позвоночных. Тот факт, что факторы свертывания крови могут активировать другие факторы свертывания, не представляет ничего особенного. У всех животных есть ферменты, которые активируют белки, подготавливая их таким образом к выполнению самых разнообразных задач. Один из таких ферментов вполне мог дать начало всем факторам свертывания крови.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.