15. Вечен ли свет жизни?

Археологическая литература о погребениях и погребальных обрядах, естественно, чрезвычайно обильна, но книга московского археолога Ю.А. Смирнова все же стоит в ней особняком. Для такой категории книг она называется странно «Вечный свет жизни», и содержание ее раскрывается только в подзаголовке: «Сакральные тексты и погребальные традиции» (М.: Человек, 2013). Увы, мы знаем из астрофизики, что мир конечен и как он зародился некогда в результате космического взрыва, так и погибнет. Единственным утешением является то, что это будет через много миллиардов лет. Не оставляет надежды и христианская религия – она тоже учит, что конец света наступит, и даже в не столь отдаленные времена. Что уж и говорить о политической ситуации – тут ядерная катастрофа выглядит очень даже возможной на глазах еще ныне живущего поколения.

Я знаю Юрия Алексеевича давно не только лично, но и по его основательным трудам, например по фундаментальному труду о мустьерских (преимущественно неандертальских) погребениях. О тех, относительно которых долго стоял вопрос, погребения ли это или всего лишь оставление умерших животных родными, не доросшими до человеческого сознания, существами. Смирнов доказал, что это настоящие погребения, что неандертальцы – люди, заботящиеся о том, что становится с их умершими сородичами, и, видимо, имеющие представление о мире ином и потустороннем существовании – стало быть, о душе.

В новой работе, изданной тиражом в 500 экземпляров, Смирнов собрал все сведения о таких сакральных текстах, как Книги мертвых – египетская, тибетская, индуистская, мезоамериканская (индейцев майя), – и проследил их отражение в заупокойном каноне соответствующих религий, в олицетворениях смерти. В отдельном разделе этой книги Смирнов рассматривает Апокалипсис (Откровение Иоанна Богослова) как нечто вроде христианской Книги мертвых (его сближения весьма интересны и правдоподобны), а в другом разделе он предлагает рассмотреть волшебные сказки как древнейшие Книги мертвых. В.Я. Пропп показал, что волшебные сказки отображают обряд инициации, а ведь инициация инсценирует умирание и последующее воскрешение инициируемых: Баба-яга в избушке на курьих ножках давно интерпретируется как мертвец в гробу. Эти экскурсы являются блестящими идеями и при всей эксцентричности обогащают наше понимание всей этой сферы культуры.

В части второй Смирнов разбирает сакральное право и похоронные обычаи. Он, как и в первой части, занимается тут только цивилизованными народами, оставившими хорошие описания похоронных обычаев. Это древнеримские законы, библейские предписания, похороны и траур в иудаизме, они же в христианстве и исламе, далее – в зороастризме и маздеизме, в ведизме и индуизме, в конфуцианстве. Обо всем этом говорится с обильным цитированием источников, но без малейшего приведения археологических свидетельств, хотя они, конечно, неимоверно богаты и наглядны. В данной книге представлена только письменная часть материалов, но представлена хорошо. Эта вторая часть может служить отличным справочным пособием.

Вернемся, однако, к первой части. Именно в ней находится объяснение странного названия книги о Книгах мертвых и похоронных обычаях цивилизованных народов. Дело в том, что, как ясно из текста, автор верит в ту основную идею, которую развертывают Книги мертвых – идею о жизни после смерти. Когда он говорит о «вечном свете жизни», он имеет в виду не жизнь в космическом масштабе, а индивидуальную жизнь каждого человека – она должна продолжиться после его смерти как жизнь его души в мире ином.

Что ж, это идея всех или почти всех религий. На эту тему были написаны тысячи богословских трактатов на разных языках. По-видимому, Смирнов издавна веровал – это его личное дело, и как это сообразуется с его статусом ученого, да еще в такой сильно конфликтующей с религией сфере, как археология (взять хотя бы библейскую хронологию или вопрос о возникновении человека), – опять же ему решать. Но он хранил свои верования в глубине души и делал свое дело в археологии профессионально.

Выступить с открытым забралом в печати его побудил успех книги Рэймонда Моуди «Life after life» («Жизнь после смерти»), вышедшей в 1975 году в США. Моуди обобщил воспоминания 150 пациентов, переживших «малую смерть» (клиническую смерть), о своих видениях, оставшихся в их памяти при возвращении к жизни. Все они видели какой-то туннель, световое пятно, падение или полет к нему, встречи с какими-то существами, мытарства, суд над поступками, города света и т. п. За книгой Моуди разом появились тысячи книг его последователей. Еще бы! Такое подтверждение верований экспериментальной медициной! В советском государстве книга Моуди появилась сначала в самиздате в 1978 году, потом в открытой печати в 1990-м. За ней последовали книги Дж. Кларка, Р. Моритц, Форда Артура, архиепископа Луки (Войно-Ясенецкого), Роуч Мэри и так далее. Вот и Смирнов решился, присоединив к опыту «посмертных состояний» психоделический опыт принимавших сильные обезболивающие «и другие наркотические препараты» (М. Агеев «Роман с кокаином», М. Булгаков «Морфий»).

Он подметил, что в Тибетской книге мертвых («Бардо тхедол») описанные явления в мире ином совпадают с явлениями, описанными Моуди: туннель, светоносное существо, загробный суд и так далее (см. таблицу на с. 40–41).

Приводя все доказательства в пользу идеи Моуди и «своей» о пребывании душ (сознания) в мире ином, Смирнов по нормам религиозного писательства и прозелитизма совершенно не упоминает те чисто медицинские, физиологические объяснения, которые были даны всем этим видениям – как «посмертным», так и психоделическим. Объяснения (психиатра Р. Сигела, Н. Губина и других) специфическими механизмами деятельности мозга при обедненном снабжении кровью, кислородном голодании и других факторах в этих ненормальных условиях – когда зрение в столь экономном режиме сосредоточивается на узком кружке и человек видит туннель, световое пятно. Это ведь классическая тема галлюцинаций. Сейчас есть ряд исследований, объясняющих многие формы первобытного искусства типичными галлюцинациями при приеме галлюциногенных препаратов, которые часто употреблялись в разных древних культурах (мухоморы, пейотль, эфедра, мандрагора и другие). Первобытные люди изображали свои галлюцинации, и эти их рисунки совпадают с рисунками современных наркоманов. Смирнову, конечно, известны эти исследования. Почему же о них нет ни слова?

Если бы Смирнов поступал в данной ситуации по нормам научного исследования, он должен был бы рассмотреть все объяснения и выбрать наиболее убедительные по научным критериям.

В книге есть и дополнительные экскурсы в защиту православного миропонимания. В частности, по утверждению Смирнова, несколько независимых источников (евангелических, исторических и геологических) подтверждают факт землетрясения в Израиле в первой половине первого века нашей эры. Более того, они называют «три возможных даты этого события, а именно 31, 32 и 33 годы нашей эры» (с. 26). А тем самым они подтверждают, по мысли Смирнова, факт чуда – реакции самой природы на казнь Иисуса Христа. «И вот завеса в храме разодралась на две части сверху и донизу». Смирнов также приводит со своей стороны ряд доказательств, стоящих за каждой из этих трех дат. В каждом случае названо и конкретное число – 23 марта 31 года, 25 марта 32 года и 4 апреля 33 года. Смирнов считает, что наиболее заслуживает доверия пятница 3 апреля 33 года.

Когда в современном суде говорят, что событие произошло в три разные даты и приводят весомые доказательства каждой из них, то это означает, что ни одно доказательство не состоятельно и что доказательства реальности события нет. Я не говорю, что не было такого события, вполне могло и произойти и даже совпасть по времени с нужной датой – в этом регионе часто происходили землетрясения. Но когда о нем сообщают расходящиеся свидетельства, то мы этим свидетелям не вправе доверять в целом.

А.Ю. Смирнов имеет полное право исповедовать ту или иную религию, но тогда нужно решить изначально, какую именно работу он пишет: научное исследование или теологический трактат. У них разный способ постановки вопросов, разные критерии оценки достоверности, разные системы доказательств, да и разная аудитория.

Смирнов столь проникся сакральными истинами, которые он открыл для себя, что вывод из первой части своей книги сформулировал в стихах:

Когда-нибудь и я

В долину Смертной тени

Конечно же сойду обиды не тая

Когда закончатся последние ступени

Последние страницы Книги Бытия

Тогда откроется иная Книга Мертвых

Иное Бытие – Другие Берега

И меж брегов сознаньем полустертых

Блеснет Надеждой Новая Стезя.

Я значительно старше Юрия Алексеевича, и мне предстоит «сойти в долину Смертной тени» значительно раньше него. Никакой Новой Стези мне там не видится. Этой надежды у меня нет. Все, что мне суждено сделать, уже сделано и еще предстоит сделать здесь. Жить после смерти я буду только в том, что я успел сотворить при жизни в этом весьма несовершенном, но очень привлекательном мире. Планировать себе иную жизнь в ином мире – традиция давняя, но не представляющаяся мне трезвой. Шахида ждут там 72 девственницы, христианина – райские кущи, меня там не ждет никто и ничто. Предпочитаю сознавать, что возможности мои исчерпаны и я кладу последние штрихи. Соответственно и нужно поступать в оставшееся время.

№ 1 (170), 3 января 2015