I ВШИВАЯ ИСТОРИЯ

I

ВШИВАЯ ИСТОРИЯ

Начало лета! Июньское утро обещало чудесный день. Солнце светило прямо в окна серого здания в Дейвице, где тогда находился Паразитологический институт Чехословацкой академии наук, и будто ожил обычно угрюмый фасад, новыми красками заиграла жестяная крыша. И у людей было на редкость хорошее настроение.

Бодрая, светлая атмосфера проникала через открытые окна в лаборатории, действуя и здесь подобно волшебной палочке. Не думайте, что в научном институте постоянно царит серьезная, напряженнососредоточенная обстановка. Ведь и здесь люди остаются прежде всего людьми и радуются каждому дню, который начинается на такой вот оптимистичной ноте, как сегодняшний.

Немного иначе все было в помещении, где в то утро оказался я, и, вероятно, не только потому, что напоминало оно скорее кабинет начальника отдела, чем лабораторию, как мы ее себе представляем. Главное — там не было ни одного человека в белой лабораторной одежде. Все — не только гости — члены экзаменационной комиссии, но и я, представший перед нею в роли экзаменуемого, — были одеты в костюмы. Мало того, на мне был темный строгий костюм, и это, признаюсь, мешало мне больше всего. На экзамен приехал я прямо из Восточной Словакии, где мы уже много месяцев работали в глубине буковых девственных лесов — занимались обследованием местности, а нашим кровом и рабочим местом служил сборный деревянный домик. И вот сейчас рубашка, застегнутая на все пуговицы, да еще и стянутая галстуком, вдруг стала невыносимо тесной, и я бы предпочел потеть в рабочем комбинезоне где-нибудь на Копанице или Скаляном, чем тут в парадном пиджаке. Но всему свое время!

Предстоявший мне экзамен на кандидатский минимум — это нечто вроде спортивного состязания, фаворитом в котором считается экзаменуемый. Это последний специальный экзамен у готовящегося к научному поприщу, и, прежде чем вступить на него, он должен доказать, что обладает не только теми знаниями, какие получил в вузе. Членам экзаменационной комиссии большей частью он уже хорошо знаком по работе, и теперь самое главное состоит в том, что состязание, в которое вступают обе стороны и победить в котором обязан экзаменуемый, должно пройти на высоком уровне и, как говорили в старину, удостоиться оценки «превосходно». И оттого обе стороны слегка (а порой и изрядно) волнуются.

Процедура очищения от вшей по книге Hortus Sanitatis. 1491

Я обошел подводные камни медицинской протозоологии и устоял под градом вопросов, которыми меня забросал академик Йировец. С напряжением ждал я первого вопроса профессора Обенбергера, экзаменовавшего меня по энтомологии. «Послушайте, пан коллега, — и при этих словах пепел от папиросы, прилипшей в уголке рта, сыпался у профессора на лацкан темного пиджака (представить себе его без папиросы и пепла на лацкане просто невозможно), — а что мы знаем, ну, допустим, о вшах?»

Подобного вопроса надо было ждать — предчувствие не обмануло меня! Дело в том, что как раз в это время вышел третий том обширного труда Обенбергера по энтомологии, и в нем был разработан также отряд вшей. Я допускал мысль, что, когда на экзамене речь зайдет о паразитологии, профессор Обенбергер, хотя сам он занимался изучением жуков-златок, коснется проблем паразитизма. И тут уж сам собой напрашивался вопрос о вшах, о которых говорилось в только что опубликованной книге. Сам я тогда изучением вшей не занимался, но из соображений, о которых сказано выше, на совесть проработал все, что мне было доступно. И теперь одна задача — не ударить лицом в грязь. Желая обрадовать профессора Обенбергера как автора тем, что хорошо знаю его книгу, я привел и все исторические анекдоты, которыми пересыпана она. Профессор одобрительно кивал, слушая забавную историю о гетере, поведанную античным писателем Athenaios: по преданию, у гетеры было прозвище "phtheiropole" (в вольном переводе по-русски это могло бы звучать как «вшивушка»), потому что на пороге своего жилища она, бывало, коротала время в ожидании клиентов за поиском вшей — и это никому не казалось тогда признаком плохого вкуса. Профессор, однако, забеспокоился пои моих словах, что, мол, в древние и соедние века многие знаменитые люди стали жертвами катастрофической завшивленности. С грехом пополам выдержал он цитату о библейском царе Ироде, с которого после смерти «текли вши, как родник, который течет из земли», но уже не в силах был вынести свидетельства летописца об епископе Нойонском, «на котором было столько вшей, что, когда он умер, пришлось зашить его в кожаный мешок, чтобы вши не расползлись до того, как его похоронили, на скорбящих гостей».

«Голубчик, довольно! Перестаньте! — искренне взмолился пан профессор. — От этих рассказов тело зудит так, что неудержимо хочется чесаться! Кончайте эти забавные вшивые истории и займитесь лучше энтомологией!»

И пан профессор перешел к следующим вопросам, входившим в его экзаменационную гала-программу. «Филогенетическое развитие насекомых — их родословная, — скомандовал он. — И можете, если уж так хотите, продолжать о вшах».

С тех пор прошло четверть века, и нет уже с нами профессора Обенбергера. Но его тогдашнему совету можем последовать и мы. Ведь именно вши — это та подходящая модель, на которой можно показать, как среди колоссального разнообразия форм насекомых появились те, кто в буквальном смысле слова пьет нашу кровь.