Смерть устарела

Смерть устарела

Сам факт смерти, кстати, тоже вопрос, поскольку еще относительно недавно врачи признавали мертвыми и давали хоронить столько живых, что даже гофмейстер царя Александра III граф Карнице-Карницкий занялся этим вопросом и изобрел трубу, ведущую из гроба в ящик на поверхности. Этот ящик нельзя было открыть снаружи, но он распахивался изнутри гроба, открывал доступ воздуху, выкидывал шест с флажком, ударял в колокол и подавал световой сигнал. По замыслу графа эти устройства должны были приобретаться кладбищами, где их сдавали бы в аренду на две недели. (В этом смысле и сегодня не позавидуешь мусульманам и евреям, которых хоронят в первые же сутки, — Уотсон описал столько реальных случаев похорон живых, что такая религиозная традиция явно выглядит садизмом.)

Но это просто любопытные детали. А по сути, Уотсон приходит к выводу, что смерть — это превращение одной жизни в другую. Я и сам хотел это же написать, но у Уотсона эта мысль выглядит очень эмоционально и от этого по-своему убедительно (опять выделено мною):

«Возможно, что мы впервые знакомимся со смертью в момент рождения. Мало кому из людей доводится еще раз пережить такое опасное и страшное путешествие, какое он проделал, выходя из десятисантиметровых родовых путей. Мы никогда, наверное, в точности не узнаем, что происходит в это время в сознании ребенка, но, вероятно, его ощущения напоминают разные стадии умирания. Когда начинаются роды и матка совершает первые ужасающие попытки вытолкнуть ребенка из теплого и безопасного убежища, он, может быть, сопротивляется. …На смену изначальному сопротивлению и отрицанию рождения должно в конце концов прийти смирение ребенка перед неослабевающим давлением матки. Ребенок может существенно облегчить роды, лишь расслабившись, впав в состояние отрешенности. В этот момент мы, вероятно, на самом деле осознаем, что с нами происходит, даже через много лет можем припомнить подробности. В состоянии гипнотической регрессии, когда человек шаг за шагом возвращается к началу своей жизни, многие вспоминали различные детали своего рождения: выход наружу головой или ногами, наложение щипцов, обвитие шеи пуповиной. Эти «воспоминания» можно объяснять по-разному, однако известны случаи, когда под гипнозом пациенты сообщали неизвестные их матерям факты, которые затем подтверждались объективными медицинскими документами.

Общим для рождения и смерти является факт отделения».

Уотсон поставил знак равенства между рождением и смертью не для красного словца, на самом деле это вывод из его довольно длительного и скрупулезного анализа, но я оставлю этот анализ тем, кто захочет сам прочесть эту книгу, а у меня о Лайелле Уотсоне и его взглядах — все.

Сам же начну с того, что с развитием техники и технологии многие понятия, описывающие старые вещи и явления, стали анахронизмом — устаревшими понятиями, не имеющими в жизни той сути, которую эти понятия описывали. Где сейчас крепостные, дворовые, сапожники или телефонные диски? Да что телефонные? Где дискеты к компьютерам? Где телефонные книжки на бумаге?

Но вот интересно, что понятие «смерть» не устаревает, хотя у людей, связанных с констатацией смерти, применимость этого слова начала вызывать сильные сомнения уже давно. К примеру, в учебнике медицинской юриспруденции Великобритании, изданном в 1836 году, говорилось: «Индивиды, внезапно получившие повреждения от ран, болезней или даже отсечения головы, в действительности не мертвы, а просто находятся в состоянии, несовместимом с продолжением жизни».

Но это точка зрения юристов, а с точки зрения науки понятие «смерть» является анахронизмом уже с XVIII века, когда стали понимать, что в природе ничего не появляется из ничего и ничего не исчезает в никуда, а переходит из одной формы существования в другую. С телом человека все понятно — с окончанием жизни оно идет на корм червям и бактериям, которые в конце концов превращают его в азотистые, фосфорные и иные соединения в почве, а также в воду и углекислый газ. А вот мы — наша личность — во что превращаемся? Ни во что? Просто исчезаем?