23. Эволюция культурной вариативности

23. Эволюция культурной вариативности

Понимание процесса генно-культурной коэволюции — воздействия генов на культуру и культуры на гены — в равной мере важно для естественных, общественных и гуманитарных наук. Его изучение открывает возможность стянуть эти области науки сетью причинных объяснений.

Если это утверждение кажется вам смелым, давайте подумаем о культурной вариативности человеческих обществ. Многие полагают, что если два общества характеризуются двумя разными культурными ^! признаками в одной и той же категории — например, моногамия в противоположность полигамии или воинственная политика в противоположность миролюбивой, — то такая вариативность, и даже сама категория, порождены исключительно культурой, а гены не имеют к ней никакого отношения.

Это поспешное мнение как раз и проистекает от недопонимания взаимоотношений между генами и культурой. Гены предписывают или помогают предписывать не один признак в противоположность другому, а частоты признаков и характер их распределения, складывающийся при определенных культурных обстоятельствах. Экспрессия генов может быть пластичной, и тогда в конкретном обществе могут устояться один или несколько признаков из ряда возможных. Но она

может и не быть пластичной, и тогда все общества автоматически «выберут» один и тот же признак.

Давайте вспомним известный пример разной пластичности анатомических признаков. Гены, отвечающие за развитие дактилоскопического узора на пальцах, характеризуются очень пластичной экспрессией, и число вариантов огромно. Нет двух людей с абсолютно идентичными отпечатками пальцев. Напротив, гены, отвечающие за число пальцев на одной руке, экспрессируются очень жестко. Пальцев всегда пять. Только серьезнейшее нарушение развития или генная мутация может привести к какому-то другому варианту.

Пластичность культурных признаков тоже варьирует. Скажем, обычай придерживаться определенной манеры одеваться (от набедренной повязки до фрака) имеет генетическую основу. Однако пластичность экспрессии отвечающих за это генов исключительно велика (хотя и далеко не бесконечна), и на протяжении жизни люди успевают перебрать от пары-тройки до нескольких сотен фасонов. Генетически обусловлено и отношение к инцесту, но этот признак имеет низкую пластичность, и в подавляющем большинстве обществ люди, выросшие при нормальных условиях, инстинктивно избегают кровосмешения. (Напомню, это связано с эффектом Вестермарка — воспитывавшиеся вместе дети противоположного пола, вырастая, оказываются психологически не способны вступать в сексуальные связи друг с другом.)

Исследования в области биологии развития показали, что естественный отбор действует не только на наличие или отсутствие определенных генов, но и на степень пластичности их экспрессии. Успех человека как члена общества зависит в том числе и от следования принятой моде в одежде, а также корректного использования знаков различия общественного положения, статуса и рода занятий. В простых обществах, а именно они преобладали на протяжении человеческой эволюции, это имело даже большее значение, чем сейчас, а иногда было вопросом жизни и смерти. Непреходящее значение имел и эффект Вестермарка, закладывающий в людях автоматическую защиту от пагубных последствий инцеста.

И общества в целом, и все их члены играют в игру под названием «генетическая приспособленность». Ее правила сложились за время существования бесчисленных поколений под действием генно-культурной коэволюции. Если правило непреложно, например инцест приводит к вырождению, то возможен ход только на одну клетку; в данном случае на ней написано «скрещивание неродственных особей». Однако если какой-то аспект окружающей среды непредсказуем, игрок поступит мудро, если, сделав ставку на пластичность, прибегнет к смешанной стратегии. Тогда, если один признак или вариант реакции не сработает, он сможет переключиться на другой вариант в пределах генетического репертуара. Конечно, степень пластичности признаков или вариантов поведения зависит не от сознательного решения индивида, основанного на осознании последствий, а оттого, в какой мере эти признаки или варианты испытывали на себе давление генно-культурной коэволюции в прошлых поколениях.

Уже в 1970-х годах биологи начали догадываться о существовании генетических процессов, которые, скорее всего, приводят в действие эволюцию пластичности. Есть основания полагать, что мутации белок-кодирующих генов, коренным образом меняющие аминокислотную последовательность, здесь ни при чем. Эволюция пластичности, вероятно, связана с изменениями регуляторных генов, определяющих скорость и условия синтеза белков. На первый взгляд может показаться сомнительным, что столь важный процесс связан с мелкими модификациями регуляторных генов, но на самом деле такие изменения способны оказывать большое влияние как на анатомические пропорции, так и на физиологическую активность. Кроме того, они могут прицельно действовать на определенные части тела и физиологические процессы, а также программировать избирательную чувствительность к определенным стимулам, влияющим на развивающийся организм, в результате чего складываются варианты, лучше всего подходящие к определенным условиям среды. Наконец, по сравнению с мутациями генов, кодирующих белки, мутации регуляторных генов, влияющие на взаимодействия в процессе развития, реже оказываются вредными. Они не приводят к образованию новых белков и, следовательно, появлению новых структур или вариантов поведения. Это, скорее всего, привело бы к существенным нарушениям развития других частей организма. Мутации регуляторных генов приводят к изменениям количеств существующих белков, делая возможными тонкие изменения уже имеющихся структур и поведенческих вариантов.

Ярчайший пример эволюции адаптивной пластичности мы наблюдаем у муравьев и других общественных насекомых. Рабочие обитатели муравейников или термитников часто настолько отличаются внешне, что нетрудно решить, что они принадлежат к разным видам. На самом деле в колониях, возникших в результате спаривания одной царицы с одним самцом, все касты одного пола почти идентичны с генетической точки зрения. Анатомические и поведенческие различия между особями связаны с тем, что на ранних этапах развития им давали больше или меньше пищи; соответственно, они становились крупными или мелкими взрослыми. Кроме того, разные ткани незрелых особей растут с разной скоростью, поэтому крупные и мелкие взрослые также имеют разные пропорции тела. Незрелые особи также чувствительны к феромонам, сигнализирующим о численности взрослых обитателей колонии; эти феромоны диктуют направление их развития и окончательный размер. И это лишь некоторые из факторов, влияющих на кастовую структуру колонии. Каждая каста на протяжении всей своей жизни выполняет в колонии определенную трудовую роль. В результате колония, будучи почти однородной генетически, может содержать неплодных маток, мелких рабочих муравьев и гигантских большеголовых солдат.

Как наглядно показывает нам пример муравьев, «лепка» каст из генетически пластичного материала — лишь одна из многих составляющих сложного процесса «адаптивной демографии». Касты не только специализируются на определенной трудовой роли, но и формируются с определенной частотой, отражающей их естественную смертность,

чтобы соотношение каст оставалось оптимальным для всей колонии. Например, «производственный риск» крупных рабочих муравьев-листорезов, строящих гнездо и защищающих колонию от врагов, значительно выше, чем у мелких рабочих особей, которые в основном ухаживают за потомством. Соответственно, и темпы воспроизводства крупных рабочих особей выше. Таким образом, соотношение между численностью этих двух каст поддерживается на более или менее оптимальном для колонии уровне.

Культурная вариативность у человека определяется в основном двумя характеристиками общественного поведения. Обе они подвержены эволюции путем естественного отбора. Первая характеристика — это степень жесткости эпигенетического правила (очень низкая в случае манеры одеваться, очень высокая в случае избегания инцеста). Вторая характеристика — склонность членов общества, где появился какой-то признак, подражать тем, у кого он есть («восприимчивость к паттерну использования»).

Ребус «гены или культура» проиллюстрирован на рис. 23-1. Чтобы разгадать его, обратите внимание, что три ряда культурных категорий отличаются генетически. Выберите один ряд. Серия графиков с первого по пятый отражает влияние склонности подражать другим. Поставьте две точки под двумя вершинами пятого графика. Пусть они представляют два общества. Они «выбрали» разные культурные признаки, хотя на их «выбор» влияли одни и те же характеристики — эпигенетические правила и склонность к подражательству. Обе характеристики сформировались в процессе взаимодействия эволюции генов и эволюции культуры.

Хитросплетения генно-культурной коэволюции имеют фундаментальное значение для понимания человеческой природы. Они крайне сложны и сначала могут показаться странными, ведь мы не привыкли думать в этом ключе. Однако, если, руководствуясь эволюционной теорией, использовать для анализа правильные критерии и методы, эти хитросплетения все же можно разложить на доступные пониманию составляющие.

РИС. 23-1. Эволюция культурной вариативности на простейшем примере двух признаков, принадлежащих к одной итоже культурной категории (например, избегание инцеста и манера одеваться). Вариативность выражается через число обществ, выбирающих один из двух признаков в трех культурных категориях (сверху вниз). Склонность имитировать других в данном случае выражена как «восприимчивость к паттерну использования». (Источник: математическая модель, предложенная в работе: Charles J. Lumsden and Edward 0. Wilson, «Translation of epigenetic rules of individual behavior into ethnographic patterns», Proceedings of the National Academy of Sciences U.S.A. 77(7]: 4382-4386 [1980] (с изменениями); см. также: Charles J. Lumsden and Edward 0. Wilson, Genes, Mind, and Culture: The (Revolutionary Process [Cambridge, MA: Harvard University Press, 1981], p. 130.)