На Бразильском берегу

На Бразильском берегу

Ночью 9 мая «Грибоедов» подошел к столице Бразилии — Рио-де-Жанейро и. бросил якорь на внешнем рейде.

В ночной тьме широкой полосой вдоль горизонта сверкали огни большого города. В некоторых местах огни взбирались на склоны гор, силуэт которых едва вырисовывался на черном небосводе.

С корабля был подан, обусловленный заранее по радио, сигнал ракетой. Вскоре на чернильной воде закачался и стал приближаться огонек. На правом борту «Грибоедова» засветили яркий прожектор. Через несколько минут подошел маленький катер с представителем порта.

Бразильские власти не пустили нас в порт Рио-де-Жанейро: будто бы много кораблей дожидается очереди у причалов и нет такого удобного места, где бы можно выгрузить астрономические приборы.

Враки все это! Захотели бы-нашли бы место и для причала и для выгрузки. Местные власти боялись, что прибытие советского корабля с советскими учеными вызовет в городе демонстрацию дружбы к Советскому Союзу.

Остаток ночи «Грибоедов» шел на юг к указанному нам порту Анградос-Рейс, у входа в бухту которого нас должен был встретить лоцман.

В обусловленном месте «Грибоедов» застопорил машины. Лоцман не появлялся. Отдали якорь.

***

Я проснулся еще до восхода, выглянул в иллюминатор: в предрассветном сумраке над легкой зыбью стелется туман. Вышел на палубу, прошел на нос: над туманом справа и слева вырисовываются фиолетовые гребни гор. Тишина. Издали доносится журчащий шум прибоя.

Окрасились серые клубящиеся тучи. Горы стали синеть. За кормой поднялось из океана солнце. Скрытый туманом свет его как бы растворился в нем и не давал тени.

Вахтенный матрос отбил четыре склянки (6 часов утра). Чуть приметный ветерок всколыхнул туман. Горы стали темно-зелеными. Медленно прояснялась даль впереди. Лучи солнца скользнули по воде, светлей стала зелень гор, обозначились темные долинки.

Стало видно, что мы стоим почти в начале бухты, врезающейся в гористый берег материка. Туман над водой стал таять, и вот он уже только у самых берегов клубится по склонам, собирается в ущельицах и долинках. Сплошным лесом покрыты склоны. Видны кроны пальм.

Теперь уж только в тени хребтиков остались клубы тумана, они сжимаются и легкими облачками поднимаются над горами.

Уже горячими стали лучи солнца и сочно-зелеными — берега.

В бухте видны мелкие островки. Снизу они обозначены белой каймой прибоя, а сверху одеты густой шапкой тропического леса.

Игрой зайчиков расцветилась мелкая зыбь голубовато-зеленой воды. От них нестерпимо режет глаза, а взгляду не оторваться, хочется любоваться ими еще и еще.

Послышалось издалека тарахтение мотора. Отраженное берегами эхо не позволяло определить, откуда доносится этот звук. Вскоре увидели маленький катерок. Различили красный с белым «международный» лоцманский флажок на мачте. Чертя треугольный след на воде, катерок подошел к борту и заглушил мотор. По шторм-трапу ловко поднялся лоцман: европейский костюм, суровое лицо испанца, красиво одетый темно-синий берет на седеющей голове. По старинной традиции капитаны и лоцманы в Бразилии-испанцы.

Катерок затарахтел снова, развернулся и пошел назад. На корме его флаг с гербом Бразилии: на зеленом поле в белом ромбе синий круг и на нем изображены пять звезд созвездия Южного Креста; через него идет лента с надписью «Ordem progresso» («Порядок и прогресс»). Вот оно в какую страну мы прибыли: «Порядок и прогресс». Знакомство с этим «порядком» у нас уже началось еще вчера ночью.

Звонок телеграфа на мостике. Взревели дизеля. Долго выбирали якорь-глубина 240 м. Пошли вперед. Минуем несколько островков, идем близко от северного берега бухты. Различаем кокосовые пальмы, бананы. Кокосовые пальмы держатся внизу почти у самой воды. Местами на склонах-расчищенные от леса и распаханные участки; на них сахарный тростник, а местами желтеет жнитво после недавно собранного урожая. Изредка, на самом берегу, попадаются маленькие селеньица. В них крохотные домики с плетенными стенками из бамбука и пальмовой (из листьев пальм) крышей. Возле домиков сгущаются посадки бананов и кокосов.

Вскоре перед нами открылся вид на городок Ангра-дос-Рейс: на границе зеленых гор и зеленовато-голубого моря вытянулись белые домики под красными черепичными крышами, сильно побуревшими от времени. Выше них, полу-заросшие деревьями, виднелись развалины большого не то замка, не то крепости. Это остатки монастыря монахов-бернардинцев, построенного в 1570 г. Монастырь этот-одно из первых подобного рода сооружений европейских колонизаторов на землях южноамериканских индейцев.

После часа хода от места стоянки мы уже подошли к набережной порта. Здесь причалы только для двух кораблей. Наш «Грибоедов» был единственным. Немедленно были открыты трюмы, подняты стрелы*, и началась выгрузка ящиков с астрономическими приборами. Астрономы следили за работой грузчиков, чтобы ящики не оказались вверх тормашками. К ночи астрономы успели погрузить все свои приборы в маленькие товарные вагоны узкоколейки.

Вагоны и платформы здешней железной дороги такие маленькие, а главное узкие, что привезенная нами грузовая машина «ЗИС» никак не могла поместиться и пришлось снова убрать ее в трюм. Единственный пассажирский вагон едва вместил астрономов; такие вагоны мы видели только на картинках, относящихся к первым годам зарождения железнодорожного сообщения. После простора, к которому все привыкли на корабле, в этом допотопном вагончике было тесно, как в собачьей конуре.

В 22 часа местного времени астрономическая группа отбыла в глубь страны, на Бразильское плоскогорье, в местечко Араша. Там уже заблаговременно, с помощью советского посольства, начальник всей астрономической экспедиции А. А. Михайлов (он опередил нас на самолете недели на три) подготовил площадку для размещения приборов, построил павильоны и т. д.

Тотчас по окончании выгрузки «Грибоедов» отдал концы и ушел на север в бухту Баия (Сан-Сальвадор), где часть ученых должна была проводить наблюдения с борта корабля во время затмения.

Мы, ботаники, остались в Ангра-дос-Рейс с тем, чтобы на завтра отбыть в Рио-де-Жанейро. Ночь мы провели в местной гостинице, грязноватой и очень неуютной. По стенам ползали огромные летающие тараканы, сквозь ставни набивались десятки разных насекомых и даже заползла ящерица.

Ангра-дос-Рейс-маленький городок. Не торопясь, можно пройти его из конца в конец за четверть часа. Главная улица с лавками, пивными, кустарными мастерскими вытянулась вдоль берега. По сторонам-коротенькие улочки с жилыми домиками под черепичными крышами. Рядом — горы, покрытые лесом. Последние домики поперечных улиц теряются уже в гуще деревьев.

***

Очень часто на деревьях видим странных черных птиц, цветом похожих на грача, а видом на коршуна, но с более длинной и голой черной шеей и с более «хищным» загнутым клювом. Это-урубу*. Они не боятся окрика и нехотя взлетают, если в них запустить палкой. Иногда они целыми стаями собираются возле какой-нибудь харчевни.

Урубу — бразильские мусорщики, добровольно содействующие улучшению санитарного состояния поселков. Они подбирают всякую падаль и объедки пищи, но отличаются и редкостной вороватостью, граничащей с мародерством. Рассказывают, что в присутствии урубу не следует оставлять открытой двери в кухню. Урубу дожидаются ухода человека, смело заходят внутрь, клювом сбрасывают крышки с кастрюль и утаскивают все съедобное.

В дальнейшем, где бы мы ни оказывались, — фасенда*, маленький городок, окраина Рио-всюду попадались вездесущие разъевшиеся и ленивые урубу. Они стали для меня своеобразным символом этой страны «порядка и прогресса».

***

Идем по главной улице. Кино. Сегодня идет американский надуманный приключенческий фильм «Мальчик из Сталинграда».

Святое для нас, для всех людей, ценящих героизм и мужество советского народа, имя Сталинград используется предприимчивыми янки из Голливуда для получения барышей. Возле витрины гурьбой толпятся босоногие ребята. Кино им доступно только в форме обозрения уличной витрины с несколькими кадрами из фильма. Да и то время от времени швейцар отгоняет их подальше.

***

Недавно из газет стало известно, что жители Ангра-дос-Рейс проявили большое мужество и смелость в борьбе за мир.

Когда бразильское правительство в августе 1951 г. объявило под нажимом США о своем намерении послать войска в Корею, бразильская молодежь провозгласила лозунг: «Американские агрессоры, вон из Кореи!» и организовала сбор подписей под требованием к правительству не посылать бразильских войск в Корею. В городе Ангра-дос-Рейс почти все взрослое население подписалось под этим требованием.

***

В витринах магазинов выставлен сомнительного качества ширпотреб. Мы заходим только во фруктовые лавки: уже отведали три сорта бананов, авокадо*, анону*, в корзине из пальмовых листьев у нас лежат ананас* и желтые с вязкой мякотью неведомые нам плоды.

Все это — дары тропической природы.

Анона-дерево, размером с нашу вишню или абрикос, родом из тропической области Южной Америки (из Вест-Индии). Его крупный «плод» (соплодие, состоящее из мелких отдельных плодиков, частично или почти полностью сросшихся с цветоложем) — весьма популярное лакомство в тропиках земного шара, так как в культуре широко распространилось из Южной Америки в Индию и другие страны тропической Азии и Океании. Некоторые виды аноны культивируются и у нас в Союзе на Черноморском побережье (хотя нередко вымерзают в особенно суровые зимы), а также в Южной Европе.

Анона

Желтовато-розовая, нежная мякоть «плода» аноны похожа по вкусу на сдобное тесто со сливками или несладким кремом. Анона не только лакомство, но и пища.

Во время голодовок, постоянно посещающих Индию, в тех местностях, где анона особенно часто возделывается, она не раз выручала голодающее население своими обильными и питательными плодами.

С двадцатых годов текущего столетия в Бразилии, будучи завезен из Мексики и Гватемалы, получил широкое распространение плод дерева из семейства лавровых, известный под именем авокадо. Бразилейро его называют «абакатти». По форме плод авокадо можно сравнить с яйцом, только линейные размеры его в три-четыре раза больше; вес-до 300–400 г. Часто встречаются плоды грушевидной формы. Снаружи плод покрыт плотной блестящей темно-зеленой кожурой; ножом она легко разрезается, и внутри оказывается фисташкового цвета мякоть, в центре которой, как желток в крутом яйце, лежит крупное круглое семя. Под тонкой коричневой кожицей две семядоли, между которыми сжат большой, до 1–1,5 см зародыш. Семя несъедобно, в пищу идет только маслянистая пастообразная мякоть. Вкус ее похож на вкус сливы с примесью шоколада и лакричным привкусом, но при этом совсем не сладкий. Плоды авокадо содержат большое количество жиров (от 10 до 29 % в зависимости от сорта), причем жиры эти весьма высокого качества и по своей усвояемости сравниваются с коровьим маслом. Они отличаются также высокой калорийностью — втрое превышают бананы и вдвое постное масло. Даже бифштекс остается позади по своей калорийности!

Особую ценность представляют плоды авокадо по значительному содержанию витаминов: в них есть и витамин С и витамины А, В₁, В₂, Е, РР, К, Н. Такая поливитаминность авокадо ставит его по этим показателям впереди не только многих других высоковитаминных плодов, но даже и коровьего масла. Этим определяется также и высокая ценность плодов авокадо как диэтического продукта и лечебного средства. Авокадо способствует восстановлению сил выздоравливающих и престарелых, он полезен диабетикам (в плодах авокадо самое низкое содержание сахара из всех известных плодов) и страдающим различными нарушениями пищеварения и артериосклерозом. Есть данные, что потребление авокадо понижает кровяное давление при гипертонии.

Авокадо

В Бразилии авокадо едят преимущественно в виде десерта: подают на сладкое свежий спелый плод, посыпая содержимое сахаром, но это самый примитивный способ. В кафе и ресторанах авокадо кладут в мороженое и в крем, подают в виде фруктового сока. Это получается очень вкусно. Но наиболее вкусен авокадо, приготовленный по-перуански. Нас научил этому способу Сергей Васильевич. Делается это так: плод авокадо разрезается пополам, семя выбрасывается; в луночку от семени наливается немного прованского масла, прибавляется соль и перец; затем ложечкой вы начинаете размешивать приправу вместе с легко разминающейся мякотью и начинаете есть; опять прибавляете масла и перца с солью и смешиваете еще часть содержимого и так, пока не останется пустая и чуть шероховатая внутри скорлупа. Можно заменить прованское масло кетчупом. И в том и другом случае получается исключительно вкусная и легкая закуска. Авокадо очень сытен: съесть за один раз целый плод можно только, будучи очень голодным. Обычно вполне достаточно одной половинки.

Авокадо культивируется в Бразилии главным образом в штатах Минас-Жераис, Сан-Пауло и Рио-Гранде-до-Сул. Это небольшое дерево 10–15 м высоты; есть несколько сортов, плодоносящих в разные сроки, так что в течение всего года имеются в продаже свежие плоды. Авокадо широко распространено в Бразилии, а в последнее время даже вывозится в небольшом количестве в Европу.

Авокадо введено в культуру и у нас в Союзе. На Черноморском побережье Кавказа, в наших субтропиках оно распространяется всё более широко. Имеется уже несколько сотен взрослых плодоносящих деревьев. Они составляют богатый маточный фонд для дальнейшего развития этой ценной культуры в нашей стране. Из своих семян только за 1945–1948 гг. в Сухуми выращено около 1 000 сеянцев.

В совхозе им. Л. П. Берия близ Гагр есть деревья авокадо, достигающие 12 метров высоты и диаметра кроны до 8 метров. В некоторых местах имеется самосев авокадо.

Примечательно, что содержание жиров в плодах, выращенных у нас в Абхазии, значительно выше, чем у соответствующих сортов в районах основной культуры авокадо (Калифорния).

Авокадо — культура, требовательная к теплу, влаге, почве, и с ней предстоит еще немалая работа наших ученых, чтобы это растение прочно вошло в ассортимент культур советских субтропиков. Однако уже теперь авокадо вышло за пределы опытных участков научно-исследовательских учреждений. Оно есть и в совхозах, и колхозах Черноморского побережья и не редкость встретить его в садах частных лиц. Мичуринские методы селекции обеспечили получение у нас холодостойких обильно плодоносящих форм, и есть полное основание считать, что культура авокадо пойдет и в новые районы и займет надлежащее место в осуществлении Великого Сталинского плана преобразования природы.

После «фруктовой» прогулки мы сменили в гостинице уже промокшие рубашки, взяли гербарные папки и отправились в лес.

Улица уперлась в заросший бамбуками овраг, по склону его уходила тропинка вверх. Мы прошли по ней. Напрасно мы меняли рубашки: через несколько минут они стали мокрыми не только «изнутри», но и снаружи. В лесу было так сыро (хотя день был солнечный и ночью дождь не шел), что у нас промокли ботинки и измазались почвой брюки, а пот катился по лицу так обильно, что затекал даже в глаза.

Десятки разнородных видов деревьев были оплетены лианами так, что продираться сквозь них очень скоро стало не под силу. Пришлось ограничиться тропинкой. Наши папки быстро заполнились, но каждые 10–15 шагов мы находили все новые и новые растения. Особенно много было эпифитов*, которые одевали стволы крупных деревьев иногда сплошным слоем, гнездились у основания ветвей и повисали на листьях, дополняя и так крайнюю насыщенность пространства растительной массой. Некоторые бромелии и орхидеи (мы видели это еще внизу, в городке) ухитряются жить на телеграфной проволоке. Необычайно декоративным кажется, когда высоко над головой, как бы в воздухе, из комка серовато-зеленых листьев свисает крупный красный цветок орхидеи.

На склоне гор в нескольких местах мы видели хижины из бамбука и листьев пальм. Эти жилища ничем не отличаются от жилищ каких-нибудь первобытных племен. Здесь в них живут негры и метисы. Им нет места в «европейской» части городка.

Неподалеку от хижины в лесу мы повстречали на дорожке двух женщин с детьми. Все были нагружены обломками отмерших бамбуковых стволов; ребята волокли их по земле, а женщины несли большие вязанки на головах.

Одна из женщин послала к нам сына-маленького, лет десяти, мальчика. Он стал что-то говорить по-португальски, часто повторяя «дойш сентавос». Мы призвали Сергея Васильевича (он прекрасно знает испанский язык и вполне успешно может объясниться и по-португальски). Выяснилось, что мальчик предлагает нам нести папку и что ему совсем немного надо за это-только два сентаво*. Мы отдали ему папку; он нес ее за нами на голове.

«Грибоедов» в порту Ангра-дос-Рейс (справа).

Мы продолжали подъем. Дорожка становилась все менее торной, свисающие с деревьев лианы преграждали путь, кусты и деревья смыкались над головой, ветви их были густо увешаны эпифитами. Иные лианы были с колючками и цеплялись за одежду. В довершение этого сильно кусали москиты. Чаще всего они кусали кисти рук и ног повыше щиколотки. С лица и шеи я отгонял москитов пучком листьев. Мелкие насекомые, вроде сибирского гнуса, оставляли красное пятнышко; это место быстро вспухало и ощущался сильный зуд.

Мы поднялись еще немного и оказались на гребне, покрытом более низкими зарослями. Отсюда открылся вид на всю бухту, пристань и городок. Мы увидели, что бухта имеет два выхода к океану, разделяемые большим гористым островом. («Грибоедов» прошел северным проходом.)

Море было почти спокойно, на нем чуть колыхались отражения кучевых облаков, между которыми зелеными лепешками лежали десятки мелких островков. Городок обозначался лишь буроватыми и красными крышами среди зелени, и видна была лишь одна улица с высящимися над ними «королевскими пальмами»*.

Ближайшие склоны были сплошь покрыты лесом. На первый взгляд он казался очень однородным, но если присмотреться внимательнее, то было видно, что слагающие его виды деревьев все разные. Только на больших расстояниях одно от другого были видны кроны деревьев одного и того же вида. Несколько видов деревьев цвели: одни крупными белыми цветами, другие мелкими лиловыми, третьи — желтыми. Когда мы проходили по тропинке, то за гущей леса мы не видели крон деревьев верхнего яруса. Над общей поверхностью тропического леса кое-где возвышались отдельные деревья-гиганты; они на 10–15 м высились над всеми остальными; стволы их были, вероятно, около метра в поперечнике даже на такой высоте от земли. Хотелось еще и еще любоваться тропической природой и очаровательной бухтой, но надо было уже торопиться вниз, так как в 2 часа дня отходил катер, соединяющий Ангра-дос-Рейс со станцией Мангаратиба, откуда можно поездом попасть в столицу.

Наш маленький помощник, — его звали Асси, — дал стрекача, лишь получил от нас монетку в 5 крузейро, как будто боялся, что мы можем раздумать и дать ему меньше. Мы не успели спросить, как он израсходует эти деньги.

Промокшая одежда липла к телу. Мы тотчас стащили ее с себя и с наслаждением умылись под душем довольно прохладной водой (единственное достоинство здешней гостиницы).

***

Маленький белый катер покачивался у пирса. Пассажиров было человек 25. Плетеные кресла стояли спинками к борту, но большинство бразилейро повернули их и, усевшись, положили ноги на борт; никакого напряжения не было в их позах, так что, видимо, это обычная и привычная для них «посадка».

В кормовой части катера, позади нефтяного двигателя, короткий трап вел в небольшое трюмное помещение, заполненное несколькими рядами деревянных скамеек. Жар от двигателя вместе с проникающим через тонкую переборку запахом нефти и стуком моторов делал это помещение мало приятным местом. Вентиляция осуществлялась лишь через узкую дверь (иллюминаторы были расположены так низко над водой, что открывать их можно только в совершенно тихую погоду). Здесь сидело несколько негров и вообще «цветных»; двое из них с женами и детьми. Им хватило бы мест на палубе, под защищающим от солнца тентом, на ветерке, пахнущем соленым морем. Но… по неписаному закону негры не осмеливаются занять кресло на палубе рядом с белыми.

Катер шел вдоль северного берега бухты, иногда приближаясь к нему на 100–150 м. Теперь мы хорошо могли рассмотреть окруженные бананами и кокосовыми пальмами плетеные пальмово-бамбуковые хижины, которые в нескольких местах встретились на берегу.

Несколько раз, подходя к селениям, катер давал пронзительный гудок, и тогда от берега отчаливала узкая долбленая лодка, похожая на индейскую пирогу. Два гребца с узкими длинными веслами быстро подгребали к катеру, негр-матрос багром подтягивал ее к борту, и в пирогу ловко спрыгивали один или два пассажира, улавливая момент, когда волна повыше поднимала лодку. Один раз катер принял таким же способом пассажира с островка, в гуще деревьев которого виднелся домик европейского типа. Наш сосед, словоохотливый старичок, рассказал нам, что этот остров находится в частном владении, как и многие другие острова в бухте. Он показал на небольшой островок, который еще никем не занят. Его цена — 1 000 долларов.

Все крупнее становились волны: мы приближались к выходу в океан. Дойдя до конца берега, который тупым мысом выдвигался в море, мы обогнули его и пошли наискось через бухту, которая, как и бухта Ангра-дос-Рейс, глубоко врезалась в материк. Вскоре стал виден маленький городок, это и была Мангаратиба.

Вот уже ясно видны дома, товарные вагоны, вокзал, церковь. На мостках, к которым подошел катер, ожидало десятка три разновозрастных парнишек. Они бросились к борту и, толкая друг друга, выхватывали у пассажиров чемоданы, свертки, корзинки.

Точно так же были захвачены и наши вещи, и босоногие носильщики уже шлепали пятками по мокрым доскам пирса, который изредка захлестывало брызгами высокой волны. На некоторое время мы потеряли из виду наших носильщиков, так как все они наперегонки бежали к вокзалу, стремясь поскорее перебежать в зал ожидания и занять лучшее место для своего «клиента».

Маленькое станционное здание было накалено за день солнцем, и после свежего морского воздуха не хотелось сидеть в духоте. Мы взяли билеты и отправились пройтись по городу; до прибытия поезда было еще почти два часа.

Встретивший нас в Ангре сотрудник советского посольства привел нас в маленький ресторан, обещая угостить рыбой «по-бразильски». Особенность этого бразильского рецепта состояла в том, что рыбу не жарят на сковороде, а пекут, положив на редкую железную сетку над огнем. К рыбе подается острый томатный соус «кетчуп» и мелкий-мелкий маринованный стручковый перец «пимента». Это плоды местного вида паслена, длиной они всего 1,5–2 см и чуть потолще спички. От одной такой «перчины» во рту начинает жечь, как от кипятка. Бразилейро за соседним столиком насыпали на тарелки примерно по столовой ложке этих коварных плодиков, смело брали сразу по несколько штук и лишь заливали «пожар» во рту пивом с кусочками льда. Рыба, так приготовленная, суха и грубовата, а что до ее вкуса, то при наличии этого перца я так и не смог его оценить.

Зашло солнце, и стемнело еще быстрее, чем в океане.

Не доходя до вокзала, мы зашли в лавочку купить на дорогу фруктов. В углу стоял большой пень, как в мясных лавках; возле него-груда зеленых кокосовых орехов с кожурой. Форма их очень различна-от почти правильного шара до сильно вытянутой, как лимон. Нижняя часть, где прикрепляется плодоножка, — тупая у продолговатых орехов и слегка приплюснутая у круглых; верхняя часть оттянута в форме короткого носика. Устроен кокосовый орех так: внутри толстой зеленой оболочки лежит собственно орех всегда округлой формы; у него прочная одревесневшая скорлупа. Пока плод еще не созрел, орех наполнен прозрачной жидкостью; потом количество ее уменьшается, а на внутренней стенке ореха образуется белая масса, впоследствии выполняющая почти всю внутренность скорлупы. Это — семя; внутри него находится зародыш. Сок молодых орехов пьют; его-то и называют кокосовым молоком.

Мы, конечно, немедленно решили отведать молоко кокосового ореха. Продавец особым тяжелым ножом-тесаком (такой нож здесь называют «мачета») быстро и ловко обрубил зеленую оболочку с удлиненной части плода, вскрыв самую скорлупу, одним сильным ударом он отсек ее верхушку и в ту же секунду подхватил орех левой рукой, чтобы не дать вытечь жидкости. Нам осталось лишь взять соломинку и тянуть сок из этой чудесной чашки, созданной природой. Сок был прохладен и приятен на вкус; его оказалось чуть менее стакана; ореховая мякоть тонким слоем покрывала скорлупу внутри. Чтобы ее есть, дается особая ложечка с остро отточенным краем; действовать ею надо, как скребком. Орех очень крахмалист и грубоват по консистенции. Вкус его напоминает грецкий орех, но будто бы он с примесью сырого картофеля.

Я с удовольствием «выпил» содержимое двух орехов, но мякоти есть не стал, мне она не понравилась.

Кокосовые орехи

Кокосовые пальмы.

Кокосовая пальма* в изобилии растет и культивируется в Бразилии. Насчитывается ее более 100 млн. деревьев. Наилучшие условия для нее-сырые песчаные места вдоль океанского побережья.

Кокос легко переносит заливание морской водой во время сильных прибоев. Кокосовый орех даже при долгом нахождении в соленой воде не теряет всхожести. Этим свойством объясняется то, что морские течения разнесли кокосовую пальму очень широко по всей тропической области Земли. И повсюду одинаково ценится и молоко, и орех, содержащий большое количество жира (кокосовое масло), и скорлупа, идущая на различные мелкие поделки, отличающиеся особой прочностью, известная человеку уже три-четыре тысячи лет. Одно дерево приносит ежегодно 50-120 плодов; иное дерево дает до 300–400 штук.

Бразилия обладает особо благоприятными условиями для произрастания кокосовой пальмы, и здесь собирают немного менее одной трети мирового урожая кокосовых орехов. А мировой сбор кокосовых орехов исчисляется в 20 млрд. (20 000 000 000) штук, из которых добывают

3 500 тыс. тонн копры (измельченное и высушенное ядро кокосового ореха, из которого выжимают масло, а частично употребляют непосредственно в пищу) и 1 700 тыс. т кокосового масла.

Очень показателен быстрый рост производства копры за последние десятилетия, что объясняется возрастанием значения жирных масел (а следовательно, и масличных растений!) в мировой экономике. Так, в 1914 году было произведено в мире 600 000 тонн кокосовой копры, а в 1939 году уже 1818 000 тонн, то есть за четверть столетия производство копры возросло более чем втрое.

Кроме копры, одновременно добывается большое количество прочного волокна, получаемого из оболочки кокосового ореха и известного под названием койра.

Койра отличается эластичностью и исключительной прочностью. В последнем я убедился лично. Один из моих знакомых, преподаватель географии, попросил у меня кокосовый орех, чтобы показать в школе (у меня оставалось несколько штук неочищенных орехов). Ребята не удовлетворились осмотром сморщенной побуревшей оболочки, а захотели взглянуть на самый орех. Учитель уверенно достал перочинный нож, чтобы вскрыть оболочку и достать орех. Но не тут-то было: кончик ножа с трудом входил в оболочку и застревал. К концу урока плод был исковырен со всех сторон, но и только. В таком виде орех вернулся ко мне. Так как он был уже изуродован, я решил удалить оболочку. Вспомнил, как ловко открывал торговец свежий орех мачетой. Мачеты у меня не было, я вооружился топором. Топор делал вмятину и отскакивал. Взял стамеску-дело тоже не подвигалось. Использовал все домашние инструменты и все без заметного результата. И уже после всего этого старой бритвой стал срезать тонкие пластинки. «Бритье» ореха заняло по меньшей мере час, пока круглая костянка не была освобождена от своей волокнистой оболочки. Обычно койру получают путем мочки в воде и дальнейшей обработки на чесальных станках или машинах. Койра идет на изготовление веревок, циновок, щеток, грубых тканей (для этого добывают волокно от недозревших еще орехов) и многих других предметов. Особенно распространено промышленное использование койры в Индии и на Цейлоне. Производимые там щетки расходятся по всему свету.

В Швеции, Германии, Голландии дворники метут улицы не метлами, а щетками из койры, сделанными в Индии или в Индонезии.

При надрезании молодого соцветия кокосовой пальмы из надреза вытекает сок, содержащий около 15 % сахара. При выпаривании его образуется сахар; сок, подвергнутый брожению, дает вино, из которого путем перегонки можно получить водку. Листья кокосовой пальмы широко используются для всевозможных плетеночных изделий, а также для изготовления веревок, канатов и т. п.

Ствол пальмы идет и для строительных целей и из него выдалбливают лодки.

Помимо всего, кокосовая пальма очень декоративна. Ее стройные гибкие стволы, достигающие 15–20 м высоты, с пышной кроной листьев на вершине, украшают природные ландшафты и широко используются для парковой архитектуры в городах.

Всего на земном шаре до 1435 тысяч гектаров занято под насаждения кокосовой пальмы, из них 1300 тысяч приходится на Азию. Происходит кокосовая пальма, вероятно, из Океании, оттуда морские течения могли разнести ее орехи по ближайшим архипелагам и континентам, причем, несомненно, человек много способствовал ее дальнейшему распространению. В настоящее время собственно кокосовая пальма в диком виде не известна (есть около 30 видов, относящихся к этому же роду, дико растущих в Южной Америке; некоторые из них также приносят съедобные плоды).

***

Уже в полной темноте мы подошли к вокзалу. Мальчишки бдительно стерегли наши вещи, вдохновленные желанием не упустить своих клиентов и подзаработать еще и при посадке в вагон.

Поезд пришел с опозданием на 40 минут. Пассажиров скопилось много и провожающих еще больше; они весело и шумно прощались со своими родственниками, работающими в столице и приехавшими на воскресный день к семье.

Вагоны-дачного типа, с местами только для сидения на двоих, по обе стороны прохода, с удобной перекидной спинкой. Если едет своя компания, то спинки двух соседних сидений откидываются в противоположные стороны, и приятели сидят как бы в купе. Багажных полок нет, и все вещи ставятся в проходе и между скамейками. Размер вагона побольше, чем тот, в котором поехали наши астрономы из Ангры: здесь железнодорожная колея шире.

Все окна были открыты, и первые минуты пути были очень приятны, когда свежий ветерок продувал вагон. Но вскоре пошел проливной тропический дождь, который яростно захлестывал сидящих у стенки, и пришлось опустить шторы, плетенные, наподобие циновки, из мягких листьев какой-то пальмы. В неподвижном воздухе сразу становилось невыносимо душно. Ночь была темна и непроглядна. Большая часть пути проходила по побережью, поезд шел быстро, делая крутые повороты по изгибам берега океана, и только под конец пути, когда вышли на прямую дорогу от океана, вагон перестало качать. Из-за темноты ночи и дождя ничего не видели вокруг.

В Рио-де-Жанейро мы прибыли уже после полуночи.

***

У нас в Союзе принято встречать прибывающих к нам из других стран ученых, писателей, артистов, простых рабочих.

Была и нам организована «встреча».

В 0 час. 30 м. по местному времени поезд подошел к перрону центрального вокзала столицы.

Как заведено здесь, к окнам бросились носильщики, и мы стали было передавать им наши чемоданы, как вдруг они прекратили их брать, а взятые ранее составили в одну кучку. В вагон вошел полицейский, и несколько полицейских оказалось под окнами. Вагон опустел, носильщики не входили за оставшимися вещами, а стояли в нескольких шагах. Мы вышли из вагона и увидели вокруг более полдюжины полицейских. К нашей группе подкатил носильщик с мототележкой с явным намерением погрузить наши вещи, но полицейские что-то буркнули ему и тот укатил назад. Стало ясно, что нас задерживают. На перроне уже стих шум высыпавшей из поезда толпы, но еще проходили пассажиры из задних вагонов. Видя нас в окружении полицейских, они останавливались любопытства ради, но полицейские их быстро спроваживали прочь. Возле кучки наших чемоданов поставили одного из полицейских, а нас пригласили следовать за старшим. Мы отказались.

Консул пытался было сказать полицейским, что они, вероятно, ошиблись, задерживая нас, но старший был непоколебим и все продолжал уговаривать нас пойти с ним. Консул отправился звонить в наше посольство (его полиция не задерживала). Лишь он ушел, к нам подошел советник посольства СССР. Он приехал нас встречать, долго пробыл на перроне и ушел на несколько минут уточнить время прибытия нашего опаздывавшего поезда и вот не подоспел к началу событий. Советник, узнав о происходящем, успокоил нас и отправился заявить протест Министерству иностранных дел.

Мне надоело стоять, и я направился к находящейся неподалеку скамейке. Мои спутники последовали моему примеру. Полицейские проявили явное беспокойство, но, поняв, что мы не собираемся бежать, расширили свое кольцо вокруг нас, держась на расстоянии метров в десять. Кое-кто из них куда-то уходил, и приходили другие полицейские, число их как-то дошло до 11, иногда сокращалось до трех.

Тем временем приехал переводчик из нашего посольства, где недоумевали, что долго нет ни ожидавшихся гостей, ни советника. Переговорив с нами, он ушел искать советника или консула. Наконец, через полчаса вдали показались все трое в сопровождении какого-то крупного полицейского чина, судя по его форме и всяким побрякушкам на мундире.

Консул спросил, будем ли мы возражать, если наши фотоаппараты будут опечатаны, а пленка будет проявлена. Мы хоть удивились, но не возражали. Однако полицейский чин продолжал упорствовать в чем-то, так что советник с консулом снова куда-то ушли. Наконец, появился какой-то штатский (потом мы узнали, что это был начальник тайной полиции); он переговорил с полицейским офицером, потом с советником и попросил наши паспорта. Один из полицейских стал переписывать что-то из наших паспортов, другой же размножил этот список в трех экземплярах. После этой процедуры охранявшие нас полицейские убрались, а нам была разрешена, так сказать, «свобода передвижения». Носильщики подхватили наши чемоданы, и мы двинулись к выходу. На двух машинах мы поехали в Советское посольство по пустынным, черным улицам, исхлестанным проливным дождем.