Женская власть

Мама была главной самкой в колонии шимпанзе в Арнеме. Хотя доминировать над взрослыми самцами физически она не могла, властью и влиянием она превосходила большинство из них. Я знал и других выдающихся самок шимпанзе, которые умели постоять за себя, вертели самцами как хотели (вырывали еду у них из рук, отталкивали с удобного места) и играли настолько важную роль в жизни группы, что каждый старался заручиться их поддержкой.

Однако шимпанзе далеко в этом плане до бонобо. В дикой природе альфа-самке бонобо ничего не стоит выйти гордой поступью на поляну, волоча за собой огромную ветку, – и все расступаются, предпочитая наблюдать это зрелище со стороны. У самок бонобо в порядке вещей прогонять самцов и прибирать к рукам крупные фрукты, чтобы поделить их между товарками. Плоды анонидиума весят до 10 кг, а плоды трекулии, хлебного дерева, – до 30 кг, почти столько же, сколько взрослый бонобо. Как только такой гигантский плод обрушивается на землю, его тут же присваивают самки и редко считают нужным поделиться с самцами, выпрашивающими у них лакомство. Отдельные самцы могут оттеснять отдельных самок, особенно тех, что помоложе, но в общем и целом самки доминируют над самцами[169].

Такое происходит не только в дикой природе, аналогичную картину я наблюдал в каждом зоопарке, где мне довелось побывать. Во главе колонии бонобо неизменно стоит самка. Единственное исключение – если в зоопарке содержится только один самец и одна самка. Самцы бонобо крупнее и сильнее самок, и клыки у них длиннее, так что в паре верх будет одерживать самец. Но стоит колонии разрастись и появиться второй самке – мужскому господству приходит конец. Самки всегда объединяются, если самец пытается угрожать одной из них. Появление других самцов уже мало что изменит, поскольку в отличие от шимпанзе, которые легко сколачивают коалиции, самцы бонобо к объединению не склонны.

Бонобо, разумеется, очень симпатичны феминисткам, которые превозносят их в посвящениях к своим книгам, – как Элис Уокер, которая благодарила Жизнь за их существование. Если шимпанзе решают сексуальные проблемы силой и властью, то бонобо решают проблемы власти с помощью секса. Сексом они занимаются в любых возможных комбинациях, в том числе с представителями своего пола. Однако ученые и журналисты усиленно сопротивляются возведению бонобо на пьедестал, поскольку уж слишком идиллическая получается картина. Что если эти «хиппи» из животного мира – просто «политкорректная» выдумка на потребу левых либералов? Один журналист даже добрался до Демократической Республики Конго в попытке доказать, что бонобо совсем не так миролюбивы, как их изображают. Из своей поездки он привез один-единственный очерк о том, как бонобо охотился на дукера. Хотя карликовая антилопа благополучно ускользнула, журналист не преминул расписать в красках, как бонобо мог бы задрать ее и съесть. Между тем никакого отношения к обсуждаемой теме этот эпизод не имел, поскольку хищничество – это не агрессия. Охотиться побуждает голод, а не конкуренция.

Незнакомые с этим видом ученые критикуют тех, кто осмеливается называть самцов бонобо подчиненными. Лучше считать их «галантными», утверждают они, поскольку своим влиянием слабый пол определенно обязан снисходительности сильного. Кроме того, доминирование самок вряд ли так уж важно, поскольку проявляется только при дележе пищи. Очень странный аргумент, поскольку, если и существует критерий, применимый ко всем животным планеты без исключения, он именно в этом и состоит: если особи А позволено отгонять особь В от еды, особь А называют доминирующей. Основоположник изучения бонобо, японский полевой исследователь Такаёси Кано, двадцать пять лет наблюдавший за ними в заболоченном лесу, отмечал, что как раз на распределении пищи и строится доминирование самок. Если это важно для них, значит, должно быть важно и для исследователей. Как подчеркивает Кано, даже если никакой пищи поблизости нет, взрослые самцы все равно демонстрируют подчинение при виде приближающейся высокоранговой самки[170].

Эта коллективная женская власть тем более удивительна, что самки бонобо не состоят между собой в родстве. Они лишь подруги, не родня. В период полового созревания самка покидает свое сообщество и уходит к соседям, где ее берет под опеку кто-нибудь из самок постарше. То есть на новой территории у нее обычно никого из родных нет. Я называю складывающееся в результате ядро женской власти «вторичным сестричеством», поскольку состоящих в нем самок побуждают к сестринской солидарности общие интересы, а не кровные узы. За последние годы нам удалось пополнить свои знания об этих связях между самками благодаря возобновившемуся изучению диких бонобо, которое из-за войны пришлось надолго прервать. Проводить полевые исследования в одном из самых труднодоступных лесов мира крайне тяжело, однако японский ученый Наоко Токуяма сумел собрать ценнейшие данные о сотрудничестве самок. В основном они объединяются в ответ на посягательства самцов. Если самкам шимпанзе приходится страдать от самцов и даже иногда переживать гибель детеныша от их рук, самки бонобо ничего подобного не потерпят. Высокоранговые старшие самки всегда вступятся за младших, если тех начнут донимать самцы. Благодаря этому «сестринскому» товариществу, позволяющему обуздать самцов, самки бонобо ведут относительно беззаботное существование[171].

Гораздо меньше нам известно об отношениях доминирования среди самок. Обычно у них имеется выраженная альфа – в случае бонобо она будет еще и всеобщей альфой, главенствующей над всеми, не только над самками. Однако борьба за этот статус ведется совсем не такая напряженная, как у самцов шимпанзе. Все потому, что самкам почти нечего проигрывать, у них не так много поставлено на кон. С точки зрения эволюции главное для животного – распространить свои гены. У самцов в этом плане преимущество, поскольку главенствующая позиция позволяет оплодотворить множество самок. Для самок же эволюцией прописаны принципиально иные правила игры: независимо от статуса и количества партнеров для спаривания детеныш в результате беременности все равно появится только один. Из-за того, что продолжение рода устроено именно так, самцу высокий статус приносит больше бонусов.

Однако самки бонобо и тут находят выход. В иерархических состязаниях они всеми силами поддерживают своих сыновей. Самые яростные стычки между бонобо возникают, когда самки включаются в борьбу своих отпрысков за статус. Самцы бонобо рвутся к вершинам иерархии, держась за материнскую юбку, и в результате высокоранговые матери получают возможность увеличить число внуков. Возьмем, например, дикую альфа-самку Каме, имевшую не менее трех взрослых сыновей, старший из которых был вожаком. Когда Каме начала дряхлеть, она уже не так рвалась защищать своих детей, и сын бета-самки, должно быть, почувствовав это, принялся задирать сыновей Каме. Его собственная мать стояла за него горой, не боясь нападать ради него на альфа-самца. Выяснения отношений продолжались, пока две матери, обменявшись оплеухами, не сцепились в драке, и бета-самка не пригвоздила Каме к земле. Оправиться от такого позора Каме уже не смогла, и вскоре ее сыновья опустились на средние ступени иерархической лестницы. После смерти Каме их оттеснили окончательно, а на вершине воцарился сын новой альфа-самки[172].

Ближайшая параллель, которую мы находим в человеческом обществе, – жестокая конкуренция и интриги среди рабынь-наложниц в гареме султанов Османской империи. Некоторым из этих рабынь удавалось сравняться в статусе с законными женами султана, и сыновей они растили для султанского трона. Взойдя на престол, победитель неизменно приказывал казнить всех своих братьев, чтобы дальнейший род шел только от него. Просто мы, люди, всегда действуем более радикально, чем бонобо.

Хотя самцы были и будут одержимы властью сильнее, чем самки, тяга к ней свойственна не только мужскому полу. И все же нельзя отрицать, что в человеческом обществе женщинам с политическими амбициями приходится преодолевать особые препятствия. Одно из них заключается в том, что, если для мужчины привлекательная внешность – это плюс (вспомним Джона Кеннеди или Джастина Трюдо), для женщин все несколько сложнее. Это связано с сексуальным соперничеством, которое включается у избирателей, половину которых составляют женщины, а половину – мужчины. Привлекательных женщин, особенно детородного возраста, другие женщины воспринимают как соперниц, поэтому их голоса кандидатке завоевать труднее. Джон Маккейн, борясь в 2008 г. за президентский пост с Бараком Обамой, выбрал в качестве будущего вице-президента относительно молодую Сару Пэйлин. Мужчины, судя по отзывам в СМИ, сочли этот ход блестящим – Пэйлин называли «красоткой» и «секс-бомбой», но никто, кажется, не подумал, что их вожделение отнимет у нее голоса женской части избирателей. Обама же не особенно впечатлил мужскую аудиторию (49 % голосов против 48 % у Маккейна), но отыгрался за счет значительного перевеса у женской (56 % против 43 %).

Женщины обретают потенциал в большой политике только после выхода из детородного возраста, когда перестают притягивать оценивающие мужские взгляды. Все современные государственные руководительницы – Голда Меир, Индира Ганди, Маргарет Тэтчер – уже пережили менопаузу. Самая влиятельная женщина наших дней, канцлер Германии Ангела Меркель, старается в принципе не подчеркивать свой пол, одеваясь как можно нейтральнее. Меркель – опытный и проницательный политик, мужчинам ее не запугать. Принимая Меркель в 2007 г. у себя на «даче», Путин привел своего лабрадора, прекрасно зная, что гостья боится собак. Однако уловка не удалась, Меркель, хоть и занервничала при виде собаки, не дрогнула перед ее хозяином. «Я понимаю, почему он вынужден так поступать: он доказывает, что он мужчина. Он боится собственной слабости», – сообщила она журналистам[173]. Маневр Путина в очередной раз подтвердил, что мужчины всегда пытаются добиться превосходства путем запугивания.

Судя по тому, что на отлучение от власти мужчина реагирует точно так же, как младенец, у которого отобрали погремушку, тяга к господству укоренена в нас очень глубоко. Хотя мы и недооцениваем эмоции, которые управляют нашей жизнью и общественными институтами, они стоят за всем, что мы делаем и чем являемся. Желание контролировать других движет многими социальными процессами и структурирует сообщество у приматов. Этот мотив прослеживается повсюду – от сражений Трампа и Клинтон за должность главы страны до драк между матерями бонобо за статус сыновей. Стремлению к власти мы обязаны грандиозным достижениям под руководством вдохновляющих лидеров, и по его же вине мы оставляем за собой кровавый след – в том числе и политических убийств, которые для нашего вида не редкость.

Эмоции могут быть и «хорошими», и «плохими», и «отвратительными» – как у животных, так и у нас.