Вечная ночь в царстве Нептуна

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Вечная ночь в царстве Нептуна

Мрак пучины

Царство это велико и обширно: две трети (71 %) поверхности земли залито водой. Обширно и глубоко: величайшая гора мира Джомолунгма (прежде именовавшаяся Эверестом) устремляет в небо свои снежные вершины не более чем на девять километров (точнее, лишь на 8882 метра). А дно глубочайших впадин Тихого океана отделяет от поверхности моря толща воды в десять, одиннадцать и, возможно, двенадцать километров. Средняя глубина всех океанов около 3800 метров. Под большей частью их поверхности лежат глубины, достигающие шести километров. Самые глубокие впадины океанов (6000–11 000 метров) немного места занимают в просторах океанов — 1–5 % от их общей площади.

На всех глубинах, кроме самых малых, близких к поверхности, вечная ночь. Уже несколько миллиардов лет с начала истории Земли, когда впервые рожденная горными породами вода залила гигантские впадины нашей планеты и образовались океаны, ни один солнечный или лунный луч не коснулся глубинных вод.

В восьми — десяти метрах от поверхности исчезают красные и оранжевые краски, только желтые, зеленые и синие лучи проникают глубже. Еще двадцать метров — и лишь синие и фиолетовые тона окрашивают бездонную толщу вод. В 400 метрах от поверхности нет и их, глубже — вечный мрак.

Конечно, рубежи проникновения света в глубины моря не всюду одинаковы: они зависят от чистоты воды и высоты солнца в зените. Самая прозрачная вода в Саргассовом море. Здесь только один процент света, падающего на его поверхность, поглощается до глубины в 150 метров. Здесь глазам человека, который погружается в батисфере или батискафе, после последовательной смены красок: голубовато-зеленой, синей, черно-синей — лишь через 600 метров погружения открывается полный мрак. А на глубинах вдвое меньших освещенность еще такая, как полнолунной ночью в поле или в степи, когда краски и детали пейзажа наш глаз не различает, но все-таки еще неплохо видно. В других местах океана, например у берегов Ньюфаундленда, на глубине немногим более чем тридцать метров царит полный мрак.

Ниже восьмидесяти метров света очень мало, и растения не могут там жить и развиваться. Зона, ими обитаемая, занимает приблизительно лишь два процента объема водных масс Мирового океана.

Но и в поверхностной зоне, достаточно освещенной солнцем, ночь вступает в свои права много раньше, чем на суше в тех же широтах. Например, в середине марта на острове Мадейра ночь длится 10 часов. А в море у берегов этого острова на глубине около двадцати метров — 13 часов. На тридцати с небольшим метрах — уже 19 часов, а на сорока — почти круглые сутки темно, кроме 15 минут в полдень.

Мрак — не единственный фактор, который ставит жизнь на глубинах в особые, исключительные условия. Кому приходилось нырять хотя бы метра на три-четыре, тот испытал на себе (точнее, на барабанных перепонках своих ушей) начальный, пока еще слабый эффект другого постоянного воздействия глубинных вод на все и на всех, что попадает в их пределы. Давление! С погружением на каждые десять метров оно возрастает на одну атмосферу, на каждый квадратный сантиметр живого и неживого тела давит после такого погружения еще килограмм. На пятидесяти метрах водные массы нагружают уже пять дополнительных килограммов (на каждый квадратный сантиметр), на пятистах — пятьдесят и так дальше, до тысячи атмосфер на самых больших глубинах. Пробка, даже сравнительно неглубоко погруженная (на 900 метров), сжимается так сильно, что теряет половину своего объема. Кусок дерева менее податлив, но и он теряет здесь свою плавучесть, ибо его удельный вес от сжатия увеличился. Дерево на глубинах тонет! Стекло рассыпается в пыль. Телеграфный кабель, заключенный в прочную свинцовую оболочку, вполовину делается тоньше (на глубине уже одной мили). А человек… Человек, каким-либо образом попавший, скажем, на десять километров глубины в том беззащитном виде, как создала его природа (допустим такое невероятие!), сплющен будет со всех сторон так сильно, что превратится, надо полагать, в тонкую пластинку.

Холодно в глубинах океана! На всех широтах, даже в тропиках, где над морем — жаркое солнце. В тысяче метрах от поверхности температура воды лишь на четыре градуса выше нуля. В двух тысячах — три, в четырех километрах — лишь один градус по Цельсию.

В сильный шторм, когда на море вздымаются многометровые волны (самая высокая штормовая волна, научно зарегистрированная, — 15 метров!), когда буря превращает поверхность океана в хаос вздыбленных бешенством ветра пенных бурунов, в ливень соленых брызг, слабые, едва уловимые следы такого шторма затихают уже на глубинах в триста метров. Ниже все спокойно, никакого волнения, никаких водоворотов. Воды умиротворенно тихие. Ничто не колеблет их. Полный и вечный штиль!

Таковы «бытовые условия» в глубоководном царстве Нептуна. Холодная, мрачная пустыня, где толща вод давит с непомерной силой. Где камень и металл сжимаются. Возможно ли, чтобы живое тело все это выдержало? Чтобы сколь-нибудь высокоорганизованная жизнь могла здесь существовать?..

Так и думали: глубины океанов пустынны и безжизненны. Казалось бы, здравый смысл иного решения подсказать не может. Но первые же глубоководные экспедиции это скептическое заключение развеяли.

Начало сделали англичане. В 1872 году в четырехлетний рейд по океанам земли вышел исследовательский корабль «Челленджер». Пятьдесят больших томов с описанием и рисунками диковинных созданий — далеко не полный результат исследований, произведенных на «Челленджере». Через четверть века — поход по морям немецкого исследовательского судна «Вальдивия» (24 еще более толстых тома — результат этой экспедиции). В то же примерно время датский корабль «Сибога» добыл столько научных материалов, что описание их едва уместилось в 60 томах.

Затем были еще французские, бельгийские, датские, австрийские, индийские экспедиции и, конечно, наши, советские, ветераном которых стал знаменитый корабль Института океанологии АН СССР «Витязь».

Большая книга нужна, чтобы рассказать об этих экспедициях (даже об одном только «Витязе»!). Наша задача скромнее: знакомство с теми (далеко, конечно, не всеми), кто в океанской бездне живет — там, куда вторглись тралы и сети научных экспедиций.

Мысленно последуем за этими тралами: светлая голубизна вод, темнея, синеет, синяя — чернеет. Дальше мрак непроглядный.

И вдруг… то тут, то там свет во мраке! Мерцают огоньки… Вот облако вспыхнуло желтое… Красноватое сияние… Словно шлейф кометы, метнулось оранжевое пламя и тут же потухло…

Теперь это истина известная: в черной пучине океана многие его обитатели «зажгли» на своем теле «фонарики». Световой код — удобный метод общения между единокровными жителями глубин. Разнообразие опознавательных огней заменяет «узникам» вечного мрака яркую окраску обитателей суши. Животные одного вида находят друг друга по сиянию привычных огней. Самцы и самки идут на свидание, оповещая друг друга световыми сигналами. И вполне понятно поэтому, что расположение и число «бортовых» огней у самок и самцов (одного вида) не всегда одинаково. Еще издали по цвету и основному коду огней соплеменники узнают друг друга, а дополнительные «лампочки» оповещают их, к какому полу принадлежит каждый из них (есть и другое биологическое назначение у биолюминесценции — свечении животных, но о том позже).

Около половины типов[11] животного царства и больше трети всех его классов имеют в числе своих представителей светящихся животных.

В пресных водах живых светоносцев почти нет. Но в море их множество. Тут и одноклеточные «шарики» с хвостиками — жгутиконосцы. Тут и губки, испускающие сияние, и медузы, и кораллы, черви, сальпы, офиуры (а возможно, и морские звезды), раки, морские «пауки» и, конечно, рыбы, и всякого рода моллюски — улитки, каракатицы, кальмары, даже осьминог, черный, с двумя яркими «прожекторами» на голове и множеством мелких светящихся точек на спине. Научное название его — вампиротевтис инферналис, что означает примерно: адский осьминог-вампир. Вид у осьминога действительно «адский», вампироподобный — страшный. Но слишком мелковат он для упыря: не то что человеку — и не очень крупной рыбе не опасен. Как почти все жители больших глубин, вампиротевтис ростом невелик — лилипут в сравнении с теми своими сородичами, что прячутся в камнях и скалах недалеко от берегов.

Глубоководных осьминогов наука знает уже немало, но странно: все они лишены светящихся органов — фотофоров. Странно потому, что родные их братья и ближайшие родичи в подводном мире — кальмары — производят свет в расточительном изобилии.

Лишь еще один глубоководный осьминог — цирротаума, существо безглазое, хрупкое и прозрачное, как медуза, — кажется, наделен органами, производящими свет. Они у него необычные: спрятаны в присосках. Вернее, в бывших присосках. Чашечки их атрофировались, а ножки вздулись в виде усеченных веретен.