Мадагаскарские лемуры
Мадагаскарские лемуры
Размножаются дважды в году. Детенышей один-два, редко три. Матери галаго оставляют детей в гнездах, когда сами уходят в ночь: прыгать с лишним весом на животе совсем не просто. Если случается переносить детеныша, то берут его обычно в зубы за загривок или за спину, реже малыш виснет на брюхе у матери. Кормят молоком недолго: от полутора до четырех месяцев (лори – больше года). Двухнедельный детеныш уже неплохо прыгает, месячный ест сам. Четырехмесячный – вполне взрослый.
На Мадагаскаре нет обезьян, копытных (кроме кистеухой свиньи, вымерших уже ныне бегемотов и одичавших быков), нет носорогов, слонов, хищников (кроме нескольких видов виверр), зайцеобразных, настоящих крыс и мышей, некоторых рептилий (например, агам и варанов), многих африканских птиц.
Зато есть свои местные, нигде больше не обитающие, как говорят, эндемики. Прежде всего (помимо хамелеонов, которых тут 35 видов!) это лемуры: две пятых всех мадагаскарских млекопитающих. Остальные, почти три пятых, – танреки. Золотые летучие мыши – один вид, представляющий особое семейство, тоже только мадагаскарские. Итого: пять эндемичных звериных семейств – три полуобезьян, одно танреков и одно золотых летучих мышей. Четыре эндемичных семейства птиц, два подсемейства лягушек, одно питонов и два рода игуан, которые, как известно, обитают только в Южной Америке, кроме еще одного рода на островах Фиджи.
Сходство с фауной отдаленных континентов демонстрируют не только эти огромные ящерицы, игуаны, но и лягушки, типичные для Индо-Малайской области, грызуны, родственные американским, танреки – «кузены» антильских щелезубов, и, наконец, сами лемуры, которые, кроме Африки, встречаются еще в весьма удаленных южноазиатских странах.
Как мог собраться на Мадагаскаре такой зоологический коктейль?
Самое вероятное объяснение: когда-то все эти далекие ныне острова и материки соединяла суша. Этот предполагаемый гигантский континент, 150 миллионов лет назад совмещавший в себе Африку с Мадагаскаром, Южную Америку, Австралию, Южную Азию и, возможно, Антарктиду, называют Гондваной или Гондванией. Он раскололся, образовав современные континенты и острова. Первой уплыла на юго-восток Австралия и по-видимому, Антарктида. Море стало наступать на ту область Гондваны, которая затоплена сейчас Индийским океаном. Но еще значительная часть континента соединяла Африку с Азией через острова Мадагаскар, Коморские, Амирантские, Мальдивские, Лаккадивские и прочие. Его называют часто Лемурией, так как, возможно, этот материк послужил центром развития лемуров. И по сей день наибольшее число их видов сохранилось на Мадагаскаре, этом «трепещущем сердце» погибшей Гондваны. С Африкой Мадагаскар был соединен очень давно и, по-видимому, еще раз в ледниковое время через цепь промежуточных островов (Коморских и других). Тогда, наверное, и перебрались на него бегемоты, позднее здесь вымершие, и кистеухие свиньи.
Все мадагаскарские полуобезьяны – из инфраотряда лемурообразных. Три семейства: настоящие лемуры (16 видов, из них 6 карликовых лемуров), индри (4 вида), руконожки (1 вид).
У всех настоящих лемуров пышные, длинные одноцветные хвосты. Лишь у катта хвост исчерчен поперечными чернобелыми кольцами. В роде настоящих лемуров еще пять видов, все живут на деревьях, а катта – на земле и вообще лесов и деревьев избегает, предпочтя им скалистые районы Южного Мадагаскара. Образ жизни его преимущественно дневной, как, впрочем, и у других представителей его рода, кроме лемура вари, который, кажется, также единственный из них, кто строит гнезда.
Хвост у катта – главный информационный орган: точно черно-белый полосатый флаг, задранный вверх, он приводит в возбуждение сотоварищей катта. Когда катта направляет свой «флаг» в их сторону, те мурлычут, мяукают удовлетворенно. Но обычно началу «собеседования» предшествует ароматизация хвоста. Подогнув его под себя и пропустив под брюхом между всеми четырьмя лапами, катта прижимает конец хвоста к внутренним сторонам правого и левого предплечья. Трет о железы, отмеченные роговыми шипами. Надушив хвост, поднимает его сначала над головой и, помахивая им, словно развевая по ветру приобретенную хвостом отдушку, попискивает, мурлычет, жалобно мяукает.
Затем следуют довольно загадочные манипуляции, смысл которых еще не совсем ясен.
Встав на задние лапки, катта выносит хвост вперед и, пригибая к нему то правую, то левую переднюю руку, опять натирает ими хвост. Подбирает с земли листья, кусочки коры и, прижав их к тем же железам, натирает резкими движениями. Потом трется о ветки железами предплечий, подмышек и анальными, которые у катта тоже есть.
Очевидно, так он маркирует границы своего ревира. Но натирание хвоста менее объяснимо. Если это «косметика», смазка шерсти, то почему только шерсти хвоста?
По земле катта шествует, элегантно изогнув над спиной свой шикарный хвост. Дикие бананы и фиги ест аккуратно, чтобы не запачкать шерстку. Взяв в лапки, сдирает зубами кожуру, а затем, запрокинув голову, чтобы сок тек прямо в рот и не пачкал мех, ест очищенный фрукт. Любит греться, «загорать» на солнце, усевшись на камень и раскинув широко в стороны четыре конечности и хвост. Прыжки зверька изящны и превосходны: на три метра вверх он скачет, как резиновый мяч, без труда.
Все лемуры так или иначе метят границы своих владений. Одни делают это, как галаго и тупайи, другие – иначе. Например, черный лемур. На ладонях и запястьях у него много потовых желез, и он усердно натирает лапками ветки деревьев.
У каждой стаи черных лемуров свои кормовые территории. Если соседи их нарушают, все законные владельцы сейчас же кидаются на защиту своих границ. Шум, вопли, грызня обычны в таких пограничных конфликтах. Но места ночевок, всегда на одном определенном месте, у многих таких групп, днем враждовавших между собой, общие. Каждая стая приходит туда своей дорогой, по пути оглашая леса дикими криками, а на заре той же дорогой уходит. Впереди идет белоусая самка старшего ранга, за ней гуськом все другие. Темп движения колонны то убыстряется, то замедляется; отставшие, а такие всегда найдутся, сердито кричат, требуя подождать их. Отстают обычно малыши. А с малышами все в стае нежны и заботливы. Свои ли они, чужие ли – их ласкают, лижут, причесывают.
Из-за белоусых самок случилось зоологическое недоразумение. Самцы у этих лемуров буро-черные, а самки рыжие с белыми усами, точнее бакенбардами. Поначалу решили, что и те и другие – животные разных видов.
По деревьям черные, или макаковые, лемуры скачут восьмиметровыми прыжками и носятся в листве, словно птицы! Когда ж их самих преследуют хищные птицы, черные лемуры спасаются, как мотыльки, уходящие от эхопеленга летучих мышей: падают с высоты дерева вниз, молнией проносятся сквозь нижние ветви и подлесок, затем – по земле через гущу кустов к отдаленному дереву и дальше по вершинам.
Девять десятых лесов Мадагаскара уничтожено лесоразработками. Это грозит гибелью многим видам лемуров. Карликовый мохноногий лемур уже, кажется, вымер. Такая же судьба ждет, по-видимому, в скором времени и лемура вари.
А лемур интересный. У него пышные баки и густой воротник на шее. И шерсть удивительно густая для жителя тропиков, так плотна, что ливневые потоки не пробивают ее. Окрашен очень красиво: у одних рас пегий, черно-белый мех, у других – рыже-черный. Живет в высокоствольных лесах на севере острова.
Лемур катта. Единственный лемур с черно-бело-полосатым хвостом.
Вари – единственный ночной зверек в роде настоящих лемуров. И единственный, кто строит гнезда. Самка, перед тем как родятся детеныши, рвет шерсть у себя на боках и выстилает ею гнездо. Малыша мать носит, как пояс, поперек живота, позднее на спине.
Он долго не расстается с ней. Но двухмесячный уже прыгает и играет с отцом.
Вари, как и катта, мурлычет, мяукает, когда душевный покой его не нарушен. Но, возбужденный или испуганный, исторгает такие жуткие и оглушительные вопли, что мороз по коже пробирает даже дальнего слушателя. Когда вари вдруг вздумают кричать в зоопарках, с нервными посетителями случаются неприятности. В диких горных лесах усиленные, многократно эхом, хоровые вопли вари звучат особенно жутко.
За эти душераздирающие крики и манеру греться на утреннем солнце с раскинутыми руками и мордой, обращенной к солнцу (в молитвенной позе), мальгаши прежде считали эту полуобезьяну священным солнцепоклонником. Боялись и не обижали вари. И те привыкли не пугаться людей. Ныне цивилизация и образование освободили многих от старых суеверий, и вари лишились вековой «охранной грамоты». Так странно и по-разному зависит благополучие или гибель животных от древней веры человека в сверхъестественное.
Пока речь шла о мадагаскарских полуобезьянах из подсемейства настоящих лемуров. В последнем, кроме родов лемуров и гаполемуров, есть еще один или два вида «резвых» лемуров из рода лепилемуров. Интересны резвые лемуры тем, что по деревьям скажут стоя, солдатиком. Отталкиваясь от ветвей лишь выпрямленными задними ногами и балансируя раскинутыми в стороны руками и хвостом (так же, скажу забегая вперед, прыгают и индри). Подобной акробатикой лепилемуры занимаются по ночам, так что и увидеть эти цирковые номера невозможно. Но недавно на Мадагаскаре провели большое исследование лемуров и рассмотрели все это в телескоп в инфракрасном свете.
Новорожденный детеныш лепилемура так слаб, что первые дни сам держаться за мать не может, и она носит его во рту.
В семействе настоящих лемуров, но в подсемействе карликовых, еще шесть видов, и среди них самый крохотный из приматов – мышиный лемур.
Он с крупную мышь. Серый сверху, беленький снизу, на мордочке вдоль по переносице белая полоса. Ночной зверек, кормится насекомыми, немного фруктами. Днем спит в дуплах, выстлав их листьями. Нередко строит в развилках деревьев гнезда из прутиков, похожие на птичьи, и выстилает их шерстью.
И еще: мышиный лемур запасает жир и в жаркий сухой сезон года, с июля по сентябрь, спит, не пробуждаясь ни днем, ни ночью.
Новорожденные детишки (два-три в одном помете) такие крохотные – в тысячу раз меньше, чем у человека. Мать носит малышей, ухватив зубами за шкурку на боку, и они никогда не виснут на ней ни снизу, ни на спине.
Семейство индриевых особое. В нем четыре вида: индри, диадемный сифака, сифака Верро и аваги.
Самый большой – индри, когда стоит на задних ногах – 93 сантиметра. Но хвостик у него крохотный. У всех мадагаскарских лемуров хвосты длинные. Длинные и у всех других индриевых (правда, почти без мышц и потому вроде бы бесполезны). Встречаются и черные индри, и почти белые, но обычно сочетание тонов как у сиамской кошки: беж с темно-коричневым. Морда безволосая, черная. С гортанью соединен горловой мешок. Очевидно, это резонатор; голос у индри мощный, «с жалобными интонациями и гармоничными модуляциями». В его криках слышатся и человеческие вопли муки и ужаса, и что-то собачье, потому и прозвали его «лесным псом». А «индри» – по недоразумению: от мальгашского «индри иэю» («вот так так»). Восклицание, к делу не относящееся, и было принято за местное название животного.
Прозвище индри «амбоанала» («лесной пес») старая легенда объясняет еще и так: в прежние времена приручали будто бы индри для охоты на птиц. Много легенд о нем на Мадагаскаре: и то, что он родной брат человека, и то, что на него опасно охотиться. Во-первых, потому, что индри брошенное копье хватает на лету и тут же метко кидает в охотника. Во-вторых, он солнцепоклонник. На восходе, утренними часами, индри и сифака, повернувшись к востоку и воздев руки к небу, греются в лучах солнца. Поза на человеческий взгляд молитвенная, отсюда и суеверный страх пере q мнимыми жрецами солнца.
У сифаки морда удлиненная и безволосая, как у индри, но хвост длинный и ушки маленькие, спрятанные в шерсти. Окраска изменчива, с желтыми, рыжими, белыми тонами. У сифаки лучше, чем у всех индрис эых, развит так называемый патагиум: удлиненная кожа по бокам рук вплоть до подмышек и груди. Это зачаток парашюта, который в совершенной форме мы наблюдаем у белок-летяг и других зверей-планеристов.
Аваги в общем-то похож на сифаку, но меньше, морда округлая и поросла шерстью, будто аваги, единственный в своем семействе, всегда небрит. Буровато-серый с рыжим хвостом. Ночной зверь, прочие индриевые – дневные.
Все четверо вегетарианцы. Все прыгают по деревьям, подобно лепилемурам, вертикально, отталкиваясь и цепляясь после прыжка лишь задними ногами с такой силой, что сифаки, например, нередко пролетают десять метров. Лазают, спокойно перебирая лапами. По земле скачут на задних ногах, вытянув руки перед собой. Прыжки великолепны – четырехметровые!
На северо-востоке и кое-где на северо-западе, в уцелевших густых лесах и бамбуковых джунглях Мадагаскара, живет ай-ай. По-русски называют его еще руконожкой, хотя «рукоделец» подошло бы больше.
Вот он проснулся на закате. Вылез из дупла и первым делом, как заведено у лемуров, причесывается. Чистит старательно свою черную шерстку, и уши, и глаза, и нос. Пальцы у него длинные до удивления, а третий особенно тонок, точно усох, кажется, одни лишь длинные-длинные косточки остались в нем. Третьим пальцем руконожка и наводит чистоту.
Мышиный лемур – лилипут среди приматов. Самый крошечный из наших родичей: вес 45-85 граммов, длина с хвостом четверть метра.
Покончив с этим делом, скачет по деревьям. Найдет старое дерево, изъеденное личинками жуков, и сухоньким пальчиком постукивает по коре, словно дятел клювом. Стучит и, приложив большие чуткие уши к стволу, слушает: не обнаружится ли где пустота под корой, не выдаст ли себя глупая жирная личинка трусливой возней?
Как только такое случится, ай-ай сейчас же вводит в действие свои удивительные зубы. Они у него как у белки: клыков нет, а резцов сверху и снизу лишь по два. И резцы ну прямо как у грызуна: без корней, растут всю жизнь. Эмаль только спереди, сзади ее нет, и потому зубы самозатачиваются. Из-за них и считали прежде, что ай-ай ближе к грызунам, чем к приматам. Учредили для него одного особый отряд. Но знаменитый английский биолог Ричард Оуэн, изучив молочные зубы руконожки, установил, что по всем признакам это зубы примата. С возрастом они очень изменяются. А изменяются потому, что руконожка хоть и не грызун, но зубы нужны ему, чтобы грызть.
Так вот, установив точную дислокацию разветвленных ходов короедов, ай-ай грызет кору. Прокусив в ней дырку, сует в отверстие длинный третий палец и извлекает личинку.
Ест ай-ай сахарный тростник, грызет прочную скорлупу кокосовых орехов, плоды мангров. А дайте ему яйцо, так он прогрызет в нем аккуратненькую дырочку, затем все тем же своим незаменимым пальцем, не поломав скорлупы, извлечет по частям желто-белое содержимое и съест.
А знаете, как пьет ай-ай? Пальцем. Быстро-быстро макает его в воду: обмакнет и обсосет, обмакнет и обсосет.
Искусные, похожие на беличьи, шары-гнезда (полметра в диаметре) ай-ай плетет из листьев весьма известной пальмы «Дерево путешественников» и укрепляет сухими ветками.
Ай-ай молчалив. Редко слышат его голос, похожий на звук трущихся друг о друга кусков металла. Но в страхе он кричит: «Ррон-тзит!», а не «ай-ай», как думали вначале.
Людей не очень-то боится и нередко, вместо того чтобы бежать, царапается и кусается. Веками охраняли его людские суеверия. Убить руконожку, утверждало старое поверье, значит подписать себе смертный приговор, который войдет в силу не позже чем через полгода. Если уснет человек в лесу, а руконожка его увидит, то соорудит ему подушку из веток. Если, проснувшись, человек найдет подушку у себя под головой – быть ему богачом. Если под ногами – скоро погибнет, несчастный.
Но многое изменилось на Мадагаскаре, и, главное, леса, в которых жили руконожки, вырубаются. Зверьки очень редки, вымирают. Правда, правительство Мальгашской Республики решило спасти руконожек. Для их жительства отведен небольшой островок у северо-восточного побережья Мадагаскара.
«До 1966 года переселили туда девять руконожек. Это, конечно, только первые мероприятия, которые должны обеспечить спасение вида» (доктор Курт Коллар).