КАК ВЫГЛЯДИТ БЕДСТВИЕ
КАК ВЫГЛЯДИТ БЕДСТВИЕ
УЧЕНЫЕ постепенно открывают в естественной истории страницы, относящиеся к древнейшим временам. Эти страницы повествуют о важных событиях. Не грех бы упоминать о них в иных летописях хотя бы уже потому, что речь идет о событиях, которые повлекли за собой далеко идущие последствия и наложили печать на все развитие мира живого.
К числу подобных событий, без сомнения, относится хотя бы рождение связей между цветковыми растениями и опыляющими их насекомыми. Эти связи небывало ускорили ход развития и совершенствование всего мира высших растений и насекомых.
К числу подобных событий с полным правом может быть отнесен и такой менее известный эпизод истории, как возникновение кормовых связей между хищными лесными муравьями и древесными тлями. Насекомоядные муравьи не только не истребляют тлей, но, наоборот, взяли их под опеку — защищают от врагов, воспитывают, расселяют. Эти тли снабжают муравьев сладким кормом. Лесные муравьи вообще питаются главным образом насекомыми-вредителями, но, если в лесу недостаточно «дичи» (в случае «недорода» вредителей), их выручают тли, так что муравьи сохраняются как живая стража лесов, как залог их жизненности и долговечности.
А вот другой, еще более древний союз, соединивший когда-то термитов с обитателями ампул их пищевого тракта. Этот союз сделал термитов губителями лесов и небывало убыстрил в органическом мире кругооборот веществ, ускорил возвращение в этот оборот веществ, законсервированных растениями в целлюлозе.
Симбиоз с простейшими превратил несъедобный и почти никем более не используемый в животном мире лигнин древесины в основной источник корма для термитов. Термиты по сей день никому не уступили завоеванного, так что спустя много миллионов лет они все еще остаются, по существу, единственными ненасытными потребителями и истребителями всего деревянного.
На этом пути и столкнулся с ними человек.
Древесина никогда не имела и вряд ли уже когда-нибудь получит для людей значение как корм. Однако если сказка о трех китах, на которых держится Земля, имеет какой-нибудь смысл, то такими тремя китами должны быть признаны только Камень, Металл и Дерево.
Именно из этой троицы, всячески преобразуемой всемогущими человеческими руками и всепобеждающей человеческой мыслью, тысячи лет создаются людьми все орудия труда, все оснащение быта. В разнообразные сочетания камня, металла и дерева облечены цивилизация и культура каждого народа в отдельности и всего человечества в целом.
Уже рассказывалось, как знаменитый Карл Линней в первом описании термитов совершил сразу две — и довольно существенные — ошибки. Их впоследствии устранили (это произошло не сразу). Однако общий вывод, которым ученый заключил изложенные им сведения о термитах Индии, до сих пор сохраняет значение. «Indiae calamitas summa», — написал Линней, объявив термитов самым ужасным бедствием всей страны.
За этой краткой, будто для медали вычеканенной латинской формулой стоят тысячи свидетельств, начиная с санскритских рукописей (1350 лет до новой эры!), справки всеведущего Плиния, упоминавшего об индийских муравьях — пожирателях древесины, и кончая негритянскими поверьями о насекомых, которые без пламени сжигают леса, и старинными мексиканскими притчами о древесных вшах, перед которыми равны и скромные хижины и великолепные дворцы.
О хижинах пойдет речь далее, здесь же перескажем историю одного дворца, выразительно описанную английским путешественником Г. Форбесом — автором «Восточных воспоминаний». История эта успела обрасти в разных сочинениях фантастическими подробностями, и рассказ о подлинном происшествии превратился в мрачную легенду о злом колдуне, не отступающем ни перед какими молитвами и заклинаниями.
Дело происходило где-то возле Калькутты. Знатный господин К., живший в великолепном замке, отправляясь в гости, отдал последние распоряжения слугам. Дверь в свои личные комнаты он запер, а ключ положил в карман.
Спустя какое-то время К. вернулся и поспешил к себе.
— И затхлый же воздух! — хмурится он, войдя в комнату. — Сейчас же поднимите шторы и откройте окна. Надо как следует все проветрить!
Слуги берутся за дело, но, едва они вздумали поднять штору, карниз рухнул.
— Что такое! — ворчит К. и приказывает завести остановившиеся часы.
Увы! Деревянный футляр рассыпается и механизм с гулким звоном падает на пол.
К., однако, ничего не слышит: он протирает глаза и, не скрывая испуга, смотрит на стену, на которой, уезжая, оставил свои любимые картины.
Стекла все на месте, но они оклеены по краям серой, похожей на цемент полоской, а от рам и от самих картин и следа нет. Только кое-где под стеклом сохранился слой краски.
— Что здесь произошло? — растерянно повторяет К.
Он нервно подходит к столу. Это старинный стол из индийского тикового дерева. Все здесь на месте, как в день отъезда, но только сильно запылено, и К. переводит дыхание.
Однако стоит ему дотронуться до первой, второй, третьей стопки, как бумаги сразу превращаются в кучки грязного сора.
В потайном нижнем ящике стола лежал лакированный ларец. Здесь хранились важные фамильные документы. Какое счастье — ларец на месте! На его лаке — ни трещинки, ни морщинки.
И снова одно прикосновение рассыпает в прах и содержащее и содержимое — и ларец и бумаги.
Все, что выглядит лежащим в полной сохранности, превращается в тлен, в пыль, в ничто.
На настенном ковре висит ружье. К. срывает его вне себя от гнева, ударяет прикладом о стену и чувствует, как крошится и рушится ложе, видит, как рассыпается и осыпается ткань ковра.
Все замирают от неожиданности, и только старый дворецкий указывает господину на черные, землистого цвета обрывки шнура, свисающие с потолка и местами кое-где пересекающие стены. Он шепчет:
— Белые муравьи!..
На земле нет другого насекомого, которое с такой методичностью и так успешно уничтожало бы всевозможные творения рук человеческих, как это делают многие термиты в тропических, субтропических и просто жарких странах мира.
Начиная с И. Съестеда (1900) и до С. Скаиффа (1954), опубликовавших исследования о термитах Африки; начиная с Д. Остен-Сакена (1877), Ф. Сильвестри (1902), Н. Холмгена (1906) и до Ч. Митченера (1952), давших сводки о термитах Северной и Южной Америки; начиная с уже знакомого нам Г. Смисмена (1781) и кончая авторами всех позднейших книг о термитах тропической материковой Азии; начиная с К. Губбарда (1878), К. Эшериха (1911), Н. Кемпера (1934) и кончая составителями более поздних монографий о термитах Цейлона и Индонезии; наконец, в наиболее подробных трудах о термитах всего мира — Е. Хег (1922), В. Вилер (1928), Ч. Кофоид (1934), Т. Снайдер (1949), А. Герфс (1952) — все, как один, занимавшиеся этими насекомыми специалисты в той или иной форме признают: термиты — настоящее бедствие во всех тропических странах.
На десятках языков, в сотнях книг, в тысячах статей, на десятках тысяч страниц излагается и обосновывается этот вывод, приводятся свидетельства. Будничные факты, исторические события, анекдоты, трагедии, шутки, драмы…
Вот рассказ китайских строителей с континента и с Тайваня. Они заявляют, что атаку Коптотермес выдерживают только хорошо цементированные стены и фундаменты: кладка на известке, как бы тщательна она ни была, здесь недолговечна…
Вот рассказ землемеров с Гвинеи. Вечером они вбили колышки, чтобы с рассветом продолжить работу, а наутро вместо колышков нашли одни их подобия, склеенные не то из глины, не то из папье-маше…
Вот рассказ о цейлонском рикше. После трудового дня он погрузился в каменный сон на циновке рядом со своей тележкой. Проснувшись утром, бедняга нашел одни только волокна циновки, а вместо тележки — два железных обода от колес и несколько рассыпанных гвоздей…
Вот рассказ о торговце из Манилы на Филиппинах. В его доме заночевал приезжий из Северной Японии. И надо же случиться такому: ночью платье гостя исчезло. От него на месте остались одни металлические пуговицы и крючки.
Вот рассказ о разорении одного мадагаскарского винодела. Его богатство хранилось в бочках и бутылях с вином. Все в винном погребе выглядело нетронутым, и вдруг бочки потекли, а пробки в бутылях насквозь истлели. И молодое и старое вино сбежало, ушло в землю…
Рушатся дома, рассыпается утварь, мебель, в прах превращаются платье, обувь, незаметно опустошаются склады, засыхают и подъедаются дикие и выращенные человеком культурные деревья и злаки, рушатся под напором вод источенные шлюзы и плотины, стены оросительных каналов, трубы деревянного водопровода, обшивка барж, связки плотов.
Тысячи случаев, происшествий, аварий.
Справки экономистов, подсчитывающих убытки. Жалобы инженеров, строителей, архитекторов, призывающих принимать предупредительные меры, чтобы исключить возможность повреждений.
Нет числа рассказам о том, как термиты уничтожают книги, архивы, библиотеки.
Знаменитый ученый-путешественник А. Гумбольдт, вернувшись из Южной Америки, заметил, что ему там почти не доводилось видеть книги старше пятидесяти лет. И он объяснил почему: за такой срок ни одну книгу не удается уберечь от термитов.
«Эти насекомые представляют собой угрозу не только для цивилизации вообще, но и для литературы в особенности», — писал один бразильский термитолог и при этом, пряча улыбку, добавил, что он лично «не слишком доверяет рассказам о том, будто везде, где это возможно, термиты в первую очередь расправляются с книгами по вопросам термитологии и особенно о борьбе с термитами».
Это замечание стоит особо оценить, так как, когда речь идет о термитах, мало кто сохраняет чувство юмора.
Действующий тайно и вслепую, не слишком разборчивый и постоянный в выборе объектов атаки и форм нападения, бесшумный, немой невидимка, о злых забавах которого здесь рассказывается, действует исподволь, скрытно, без спешки.
Вот Франция. Здесь как и в других странах Средиземноморья, термиты известны давно. Однако никто не придавал значения тому, что время от времени то в одном, то в другом месте с некоторых пор стали обнаруживаться деревянные строения, изъеденные крошечным (его размеры три-четыре миллиметра) и необычайно тугорослым (каждая особь солдата или крылатого растет от полутора до двух лет) насекомым.
Впервые об этих термитах заговорили лишь после того, как выяснилось, что они поели все бумаги в префектуре города Ла-Рошель. Подробности этого конфузного происшествия довольно точно описаны Катрфажем. Пересказ его сообщений опубликован в петербургских «Отечественных записках» за 1853 год.
В том же округе Ла-Рошель одна из местных жительниц, много лет сохраняя сундук с приданым для дочери, в день, когда оно потребовалось, обнаружила, что никакого приданого не существует, что все платья, все белье и даже обувь представляют собой нечто немногим более прочное, чем хрупкая пластинка золы, оставшаяся от сожженной бумаги. Сообщение об этой новой проделке термитов обошло в свое время чуть ли не все французские газеты, включая и самые важные, столичные.
Еще больше разговоров вызвало вскоре другое сообщение, и на этот раз не из округа, а опять из самого города Ла-Рошель.
Здесь в мансарде тихого двухэтажного домика на одной из окраин жил одинокий старый человек, чья фамилия в данном случае не представляет никакого интереса. В один прекрасный день он вернулся из деревни. Пробыв в гостях целый месяц, он привез с собой подаренный ему пузатый, тяжелый, как если бы он был полон свинцовой дроби, горшок с вареньем. Старик оставил груз на пороге и, переведя дыхание, открыл дверь, вошел к себе, снял сюртук и бросил его на вешалку. Крючок обломился. Старик подхватил падающий сюртук и повесил его на другой крючок. Однако и этот не выдержал! Бормоча проклятия, старик оставил сюртук на полу и, подняв горшок, понес его в комнату, к столу, тихонько поставил на угол и, не успев прийти в себя, увидел, что ножка стола, хрустнув, рассыпалась, а сосуд, рухнув, проломил доски и исчез, оставив в полу зияющее отверстие. Ничего не понимая, чувствуя, что опора уходит из-под ног, старик ухватился за шнур от лампы, висящей на центральной балке, и в то же мгновение потолок, кровля с грохотом, скрежетом, сокрушая пол мансарды, обрушились, вздымая удушливую пыль.
Впоследствии такие же сообщения стали поступать из городов Торн-е-Гарон, Рошфор и других. Здесь, в частности, официальные архивы мерий тоже погибли.
Через несколько лет в Марселе целая семья, сидевшая за праздничным столом вместе с гостями, рухнула с третьего этажа на второй, а оттуда — на первый.
И снова все это были проделки тех же термитов.
Когда автор одной вышедшей в 1926 году книги о термитах написал, что термиты Франции, «в отличие от их собратьев в жарких странах, лишь иногда вторгаются в жилье человека и не причиняют здесь слишком большого вреда», да еще прибавил, что к северу от Пиренеев термиты акклиматизировались ценой вырождения, что они здесь безобиднее самого безобидного муравья, то эти успокоительные заявления вызвали настоящий шквал возражений.
Французские специалисты, напомнили, что, кроме разрушения зданий и утвари в домах, ненасытный Люцифугус повреждает и живые растения на корню: плодовые, особенно цитрусовые, миндаль, декоративные деревья — кипарис, липу, олеандр; огородные и цветочные культуры, нередко даже полевые посевы!
Перечислялись десятки случаев, когда атаке термитов подвергались, не говоря уже об обычных строениях, старинные дворцы в родовых поместьях знати, храмы и монастыри, где термиты уничтожали отделку, мебель, гобелены, библиотеки, украшения, картины…
С тех пор, как все это писалось, положение нисколько не выправилось, скорее наоборот.
В городе Бордо — это один из крупнейших городов Франции — термиты впервые были обнаружены в деревянных частях одного из окраинных домов в 1853 году. Сто лет спустя уже не отдельные улицы и кварталы, а целые районы города несли серьезный ущерб от термитов.
В специальной французской литературе замелькало новое словечко: «термитоз». Так называют заболевание… зданий, пораженных термитами. Болезнь проходит крайне тяжело, а часто оказывается неизлечимой.
В юго-западном районе Франции, в департаменте Восточные Пиренеи, беда: здесь серьезно вредит виноградникам термит Калотермес флавиколлис, личинки которого выгрызают сердцевину побегов. На одном растении бывает несколько сот насекомых.
Беда и в западной части Франции, и в самом Париже: здесь обнаружен новый вид — завезенный из США Ретикулитермес сантонензис.
Книга о термитах М. Матье, вышедшая в 1959 году в Париже, озаглавлена «Непризнанный бич». На обложке напечатана географическая карта, показывающая, что районы Франции, неблагополучные по термитам, занимают уже почти треть всей территории страны.
Франция не составляет в этом смысле исключения. Термиты не выводятся на Балканском полуострове, в Итальянском приморье, где Люцифугус немало хлопот причиняет на виноградниках. Они уничтожают здесь не только колья, к которым привязывается лоза, но и древесину побегов. Термиты давно расползлись по всей стране: и на Апеннинском полуострове, и на Севере — в зоне итальянских Альп, и на островах — в Сицилии и Сардинии. Они орудуют в деревнях и местечках, в селениях и городах. Когда-то весь Рим взбудоражило сообщение о гнезде термитов, обнаруженном в каких-то трущобах в черте города. Сейчас же приходится очищать от термитов книгохранилище Ватикана, национальные библиотеку и музей, исторические памятники, вроде виллы Боргезе. В Венеции термиты пробрались в собор Святого Павла, во Дворец Дожей.
Не так еще давно в Испании желтошеий Калотермес флавиколлис вредил главным образом плантациям олив. Здесь не было мира самим оливам. Сейчас термиты угрожают тут не только деревьям, но и зданиям, не только садам, но и жилым районам.
В 1960 году парижский журнал «Оризон» опубликовал большую статью под названием: «Тревога! Термиты атакуют Европу!»
В разных странах на термитов все чаще жалуются агрономы, строители, инженеры, а в последнее время даже радисты и летчики.
Здесь изъедены радиоприемники, телевизионные аппараты, выведены из строя деревянные опоры электрораспределительных линий, автомашины, кабель, повреждена электропроводка… Тут — посадочная площадка аэродрома настолько изрыта, что стала непригодна для посадки самолетов… Там — штурман вовсе не нашел посадочной площадки: она значилась по старым картам ровной, а на деле заросла башнями термитников…
Главный термитолог США Т. Снайдер пишет в своей книге, что энтомологи американских войсковых частей со всех концов Земли шлют в Вашингтон информацию о термитах, собирают образцы насекомых.
Давно ли о термитах в Западной Европе ничего не было слышно севернее Италии, Испании, Средиземноморья Франции? Теперь тревожные сигналы приходят даже из ФРГ.
Тропические термиты не раз завозились сюда в приморские города с товарами, но не приживались. Однако в числе других сюда оказался завезен из Соединенных Штатов и желтоногий Ретикулитермес флавипес. В США он повреждает даже клубни картофеля в поле.
В 1937 году гнездовья желтоногого термита обнаружили в портовых сооружениях Гамбурга, какое-то время спустя — в Маннгейме, затем в нескольких селениях среднего течения Рейна… В 1950 году этот термит появился уже в Австрии, в Вене, причем не только Шенбрунне, где он уже однажды дотла уничтожил императорские оранжереи, но и в обычных строениях. В том же году он прибыл в древесине упаковочных деревянных ящиков с американскими товарами и в Зальцбург.
После того зарегистрированы такие сообщения о желтоногом термите в Зальцбурге: в 1955 году он обнаружен в одном из домов в полу из буковых досок; в 1956 году — в другом доме в дверных косяках из еловой древесины; в 1957 году — уже в нескольких местах, и не только в древесине строений, но и в железнодорожных шпалах.
А тем временем в Западной Германии появились гнезда нового термита Зоотермопсис, тоже завезенного из США.
Что это, в самом деле? Уж не возвращаются ли термиты на широты Балтики, где они когда-то обитали?
О, они, конечно, никакой реальной опасности здесь сегодня не представляют, как сто лет назад не представляли настоящей опасности гнезда, впервые обнаруженные в французском городе Бордо, как двести лет назад ничего особого не значили первые Люцифугус на французском побережье Средиземного моря, где они сегодня перестали быть редкостью…
Поучительно выглядит составленный в алфавитном порядке перечень предметов, становившихся объектом атаки термитов.
Автомашины, амбары, ангары, асбест….
Бамбук (и изделия из него), батат, белье (нательное и постельное), бивни слоновые (источены), бирки, бечева, блоки (электросвязи), бобы, бочки, брезенты, брусчатка деревянная (торцы мостовых), будки (собачьи), бумага (всех сортов, в том числе пропитанная)…
Вагоны, валы (колодезные вороты), вата, веревки, весла, ветряки, вешала, вешалки, виноградники, возки, вышки…
Гаражи, головные уборы, граммофоны, грибы…
Деревья (в том числе живые, на корню), доски, древесина (деловая)…
Жилые строения (от гребня крыши до фундамента — саманные, бревенчатые, даже кирпичные, если кладка велась с известью).
Засыпка (покрытие в леднике), здания (нежилые), землемерные знаки…
Игрушки (деревянные, тряпичные, из папье-маше), известь (в каменной и кирпичной кладке)…
Кабель (покрытие), кареты, карнизы, картины, картон, картофельные клубни, кегли, клепки, книги (любые, в том числе, как особо и сейчас отмечается во многих зарубежных сочинениях, книги конторские, бухгалтерские), ковры, коллекции (растений, семян, плодов, марок, почтовых открыток, спичечных этикеток, коробок и т. п.), колья, консервные банки (разъедается припой крышек), корзины, короба, корыта, кости, кровля…
Ледники, ленты, лестницы, линолеум, лодки, лопаты…
Мебель всевозможная, меха, мешки, молельни, молотки (деревянные или ручки металлических), мольберты, мосты, мумии (в египетских гробницах), мыло…
Надводные службы, непроводники, носки…
Ободья, обои, обувь, обшивка (корабельная), овощи, олово, опоры, органы (в храмах), орехи (всевозможные)…
Паромы, патефоны, пианино, планшеты, пластмассы (некоторые виды в изделиях разного рода), платье (всевозможное), плетенки, плоды (даже на дереве), плоты, покрытия (дорожные), покрышки, полки, приемники, пристани, причалы, пробки (вино вытекло), продукты (всевозможные, за исключением жидких и жиров), пряжа, птичники…
Ракетки, рамы, резиновые валы (на стиральных или пишущих машинах), рояли, рубахи, ручки деревянные всевозможных инструментов и машин…
Самолеты, свинец, семена, седла, скамьи, скирды (сено, солома), склады, силосные сооружения, сумки, сундуки, стебли, стекла (протравлено), столбы (телефонные, телеграфные, линий электропередач)…
Тачки, телеги, теплицы, тесьма, трубы долбленые, тряпичные изделия…
Украшения (из дерева, из кости), ульи…
Фонографы, фотоаппараты, фрукты, футляры…
Хлеб, хлопок, холст…
Цветы, циновки…
Частокол, часы (кабинетные, настольные, настенные) чемоданы, чертежи, чертежные доски, чехлы (музыкальных инструментов, пишущих и швейных машин), чучела…
Шары (для бильярда, крокета, гольфа, тенниса), шахтные крепления, шерсть, шкатулки, шланги, шорные изделия (хомуты, сбруя), шпалы железнодорожные (особенно на складах), штампы…
Щепа кровельная, щетина, щетки…
Элеваторы, электростанции…
Ягоды, ящики…
Этот невеселый перечень составлен по описаниям самых разнообразных, в том числе и совершенно невероятных, происшествий, вроде тех, о которых здесь рассказывалось.
Живая масса семьи всего из двадцати пяти тысяч термитов занимает объем в сто кубических сантиметров и за год уничтожает примерно пятьдесят тысяч кубических сантиметров целлюлозы в любом виде.
Там, где термитные гнезда исчисляются на одном гектаре десятками, древесина истребляется ежегодно кубометрами.
Таковы факты.
Пора, однако, закончить эту главу, и без того перегруженную доказательствами очевидного. Правда, здесь еще не сказано о том, как во многих сухих и засушливых районах термиты повреждают земляную одежду оросительных каналов, особенно мелких, вызывая потерю огромного количества воды, путая планы поливов, разрушая дорогостоящую ирригационную сеть.
В местах с почвами, избыточно увлажненными круглый год, термиты, как правило, не живут. Не все из них научились, как обитатели рисовых полей в Камбодже, строить термитники, приподнимая основание над уровнем вод. Между тем многие обильно увлажненные земли на редкость богаты, осушение должно превратить их в настоящее золотое дно.
Но во многих местах, стоит только проложить кротовым плугом подземные борозды или прорезать болото наземными канавами и снизить уровень грунтовых вод, на осушенные участки проникают термиты. Избавиться от них совсем не просто.
Похоже, они только и ждали, когда им можно будет здесь поселиться…
Что же сказать в заключение?
Не ударить ли под конец в набат, сообщив о живых гнездах термитов, найденных в стенах домов, вблизи труб парового отопления, и в почве, вблизи труб теплоцентрали? Это произошло в одном из городов на севере Западной Германии.
Или, может быть, подивиться изобретательности случая, который столкнул древнейшее произведение природы с последним словом науки и техники? Термиты, повредившие изоляцию проводки, вывели из строя счетную машину и таким образом доказали, что живая модель живого способна в иных случаях одолевать механическую.
Или, может быть, привести еще один, тоже похожий на притчу, рассказ о том, как сонаты Бетховена и прелюдии Рахманинова исполнялись под небом Африки на рояле, закованном в цинк для защиты от термитов? Этот рояль — он весит три тонны — был изготовлен лучшими мастерами общества Баха для Альберта Швейцера — знаменитого, увенчанного многими наградами философа и ученого, композитора и музыканта.
Давно покинул Швейцер Париж и переехал в Габон, но не в столицу, не в Либревилль, а в крохотную деревню Ламборене на берегах Обовэ, в сердце ограбленной колонизаторами Экваториальной Африки. Днем Швейцер лечил негров в больничном городке, построенном им здесь, а вечера посвящал музыке, своему роялю, закованному в цинковые листы не менее прочно, чем сами термиты, защищаясь от врагов, заковывают свои гнезда в цемент…
Но нет, если уж о чем сказать в заключение, то уместнее всего вновь вернуться к тем необычайным событиям на острове Святой Елены, о которых шла речь в начале повести.
Летописец острова Д. С. Меллис писал в 1875 году: «Джемстаун выглядит как город, разрушенный землетрясением».
В более поздних изданиях истории острова мы читаем: «Джемстаун был, в сущности, совершенно разрушен термитами, его пришлось отстраивать заново».
То, что произошло на острове Святой Елены, может показаться событием неожиданным разве только в связи с тем, как быстро произвели все разрушения термиты, которым здесь благоприятствовали тепло, влажность, ограниченность островной территории.
Но жизнь показала, что события могут складываться еще более драматично.