От инстинктивных запретов — к морали

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

От инстинктивных запретов — к морали

Мораль и этика, огромные области проявления человеческого разума, из чего возникли они?

Родимся ли мы безморальными, и только воспитание делает нас гуманными, или мы появляемся на свет с каким-то набором понятий, что хорошо, а что плохо, а воспитание направляет и развивает их? Вы вольны принимать одну из этих точек зрения, но в любом случае теперь вы не можете не учитывать знаний, полученных этологами.

Этологи открыли у животных, как высших, так и низших, большой набор инстинктивных запретов, необходимых и полезных им в общении с сородичами. Конрад Лоренц пятьдесят с лишним лет назад, открыв первые из них, решился написать: «Мораль в мире животных».

О том, что мораль не абсолютно чужда животным, люди знали с незапамятных времен: перед ними была собака. Каждый, воспитывая собаку, мог убедиться, как легко ей привить некоторые морально-этические правила человека, которые ей исходно совершенно чужды. Вы не хотите, чтобы она без разрешения ела пищу, которую может найти в доме, — пожалуйста, она не ест. Вы не хотите, чтобы она справляла нужду в доме, — пожалуйста, она будет терпеть, пока вы не выведете ее. Вы не хотите, чтобы она запрыгивала на стол, стул или кровать, — она не будет этого делать. Нельзя играть игрушками вашего ребенка, такими соблазнительными для нее, — она вздохнет и не будет. И главное, она переживает, если нарушит ваш запрет, просит простить ее. Более того, она может сама запрещать то же своим щенкам. Но если бы в ней были только эти понятливость и послушность, боязнь наказания, мы назвали бы ее своим четвероногим рабом. А мы зовем ее другом. И, помимо придуманной нами для нее этики, мы видим в хорошей собаке ее собственную мораль, во многом совпадающую с нашей. Нам нельзя бить женщину, ребенка — пес не может применять силу к щенку. Нужно выручать друга в беде — и наша собака умрет за друга. Нужно защищать своих, свой дом — так же поступает и собака. Если друг расстроен, мы чувствуем потребность видеть его, обласкать — и наша собака наделена той же чуткостью. Нельзя лгать, обманывать, скрывать — и собаке противен обман. Если обидим, мы извиняемся — и собака тоже. Трус презрен для нас обоих, и оба мы уважаем храбрость. И так далее, и так далее. Более того, хороший человек перед хорошей собакой чувствует себя немного виноватым: ее устои кажутся сильнее и бескомпромисснее. «Благородное животное», — говорят люди. «У сильного животного сильна и мораль», — говорит Лоренц.

Так что же это за «мораль» животных? Это созданные естественным отбором врожденные запреты на выполнение в некоторых случаях обычных программ.

Не убей своего — первый запрет у очень многих видов.

Для одних свои — это любые особи своего вида, для других — только члены своей группы, лично знакомые или носящие общий отличительный признак группы. У последних тогда обязательно есть пограмма — различай всех на своих, к которым запреты применяй абсолютно, и на чужих, к которым применение их не строго обязательно. Человек — среди этих видов. Раньше все было просто: свои — это наше стадо, а остальные — чужие. Мир человека стал неизмеримо сложнее, а мы все ищем своих и чужих: родные — не родные, соседи — не соседи, земляки — не земляки, одноклассники — не одноклассники, соотечественники — иностранцы, единоверцы — неверные. И так без конца.

Другой запрет: чтобы не убить своего, прежде всего не нападай неожиданно, сзади, без предупреждения и проверки: нельзя ли, поугрожав, разрешить конфликт без драки?

Посмотрим на этом рисунке, как выясняют свой иерархический ранг самцы джейрана. Они вооружены острыми рогами и действуют строго по правилам, ритуалу. Он позволяет выяснить отношения, не калеча друг друга. Завидев противника, вторгшегося на территорию, самец стоит на высоком месте на выпрямленных ногах, высоко подняв голову и рога.

Сблизившись, самцы идут параллельным курсом. Тут важно, кто окажется выше ростом. Если никто не испугался, рога переводятся в позу атаки. Но стоят животные параллельно, каждому пока еще можно убежать. Теперь дуэлянты встают напротив и показывают, бодая кусты, что они могут сделать оружием.

И только если оба не уступили, они скрещивают оружие. Но при этом они не наносят смертельного удара в бок и брюхо, как поступили бы с хищником, а всего лишь бодаются, заставляя противника пятиться и сворачивая ему шею вбок. Более слабый убегает. Победитель гонится за соперником, но не очень быстро, давая ему уйти. Прекратив погоню, победитель издает вдогонку победный крик. Этот крик утверждает его в собственных глазах (и глазах самок, если они видели турнир), а проигравшего — подавляет.

Для соблюдения этого правила у животных существует масса забавных и красивых ритуалов подхода, демонстрации намерений и силы. Более того, у хорошо вооруженных природой животных есть запреты применять смертоносное оружие или убийственный прием в драке со своим. Волк может убить оленя или даже лося одним ударом, клыками разорвав горло или брюхо. Но в драке с другим волком он этих приемов применять не имеет права. Он бьет сородича-противника открытыми зубами по губам, разбивая их в кровь. Очень больно, достаточно, чтобы выиграть психологически и «по очкам», но не смертельно. Лев, наскочив на быка сбоку, одним ударом лапы ломает ему позвоночник, а кривыми ножами-когтями делает огромную рану на боку. Но два дерущихся льва не смеют применять этот «коронный удар». Они бьют друг друга когтями по ушам. Тоже очень больно, но тоже не смертельно. Собаке или другому врагу не своего вида кот норовит попасть когтями в глаза и часто достигает успеха. Когда дерутся два кота, удары сыплются градом. Но среди бродячих котов-драчунов почти нет одноглазых. Уши же изодраны в клочья. Олень, защищаясь от хищника, норовит ударить его рогами в бок, и этот удар страшен: несколько копий сразу пронзают тело. Но в драке с оленем же он бьет его по рогам или, сцепив рога, заставляет опустить голову и пятиться. Грохот боя слышен на весь лес, а соперники невредимы.

У сильновооруженных животных — сильная мораль. Конфликтуя, два самца ядовитой гадюки тягаются, кто встанет выше, пытаются уронить («унизить») друг друга, но не раскрывают пасти. Более того, они так уверены в соблюдении правил, что могут поворачиваться затылком к пасти противника, не боясь быть укушенными насмерть.

Люди вооружены от природы слабо, два человека, дерущихся голыми руками, не смертельно опасны друг другу. В стычке один из них устанет и отступит раньше, чем противник его убьет. Поэтому у человека, как и у многих других слабовооруженных животных, почти нет врожденных ограничений для действий в драке. Они были не нужны. Но человек изобрел оружие и оказался редчайшим существом на Земле: он убивает себе подобных. Мы пытаемся компенсировать отсутствие врожденного запрета воспитанием: в драке не хватай в руки что ни попадя, особенно орудие; защищаясь, не превышай меры; стыдно вооруженному конфликтовать с безоружным… А оружие все совершенствуется и накапливается, а люди убивают друг друга все в большем и большем количестве… Плохо, оказывается, разуму, когда он не обуздан инстинктом. Будь он сильным, мы бы решали мировые конфликты турнирами.

Следующий запрет: не бей того, кто принял позу покорности. О нем уже шла речь выше. Наше: не бей лежачего и повинную голову меч не сечет. Как проигравшему остановить распаленного в драке победителя? Отбор нашел блестящее решение: пусть слабый предложит сильному нарушить запрет. И запрет остановит его. Проигравшие волк, лев или олень вдруг прыжком отскакивают от противника и встают к нему боком, в положение, самое удобное для нанесения смертельного удара. Но именно этот-то удар противник и не может нанести. Проигравший мальчишка закладывает руки за спину и, подставляя лицо, кричит: «На, бей!» Даже для нас, людей, в которых запрет очень слаб, это действие впечатляюще. Этот мальчишка ничего не слышал о Библии, в которой еще несколько тысяч лет назад безвестный психолог написал загадочную фразу: «Если ударят по одной щеке — подставь вторую». Зачем? Да чтобы не ударили еще. Тьма комментаторов не могла понять место, которое волк объяснил бы нам сходу.

Подергать вставшего в позу покорности противника за волосы — одна из программ снятия победителем собственной агрессивности. Она есть и у человека. На этом барельефе пятитысячелетней давности сдавшийся после боя полководец Южного Египта точно выполняет позу подчинения, а победитель — царь Верхнего Египта Нармер — точно воспроизводит программу снятия с себя агрессивности. Но из-за слабости инстинктивных запретов у человека нам нелегко предсказать, чем кончилось дело. К этому времени египтяне научились писать, поэтому мы знаем, что программы не достигли цели, пленный был убит.

Ацтекский воин дергает за волосы побежденного протвника.

А вот еще один принцип: победа с тем, кто прав. Животное, защищающее свою территорию, свой дом, свою самку, своих детенышей, обычно выигрывает в конфликте даже с более сильным. И не только потому, что отчаяннее обороняется или нападает, но и потому, что противник заранее ослаблен. Его агрессивность сдерживается запретом — тем самым, который когда-то люди формулировали как «не пожелай ни дома ближнего своего, ни жены его…», а современные юристы называют неприкосновенностью жилища, личной жизни и имущества. Очень забавно наблюдать, как ссорятся две птицы, самцы-соседи, на границе своих участков: по очереди проигрывает тот, кто залетит на участок другого.

В территориальном конфликте двух самцов каменки-плясуньи выигрывает тот, кому принадлежит участок (на рисунке он дальше от нас), потому что агрессор знает свою неправоту. Померившись ростом (слева), самцы встают параллельно, трясут хвостами и кричат. У хозяина участка все получается лучше, потому что он не заторможен запретом. Наконец, вторженец принимает позу приуменьшения себя и умиротворения, а хозяин — позу превосходства и торжества победы (справа).

Многие морально-этические нормы поведения человека, называемые еще общечеловеческой моралью, имеют свои аналоги во врожденных запретах разных видов животных. В некоторых случаях можно предполагать, что это совпадение чисто внешнее. Что моральная норма у человека возникла на разумной основе и случайно оказалась похожей на инстинктивный запрет животного. Но по крайней мере часть наших так называемых общечеловеческих норм морали и этики генетически восходит к врожденным запретам, руководившим поведением наших предков, в том числе и дочеловеческих.

Остановимся на этом. Надеюсь, мой Благосклонный читатель, я убедил вас в том, что в поведении ребенка много врожденного. Если вы сперва и не соглашались со мной, то по естественной причине: вы многих фактов не знали. Видели что-то похожее, но не ведали, как это назвать. Теперь вы «сами с усами» и будете легко сажать в лужу тех, кто многое знает, но скрывает от вас «по идеологическим соображениям».

Семье, правда, легче. Основу благополучного развития своих детей и внуков мы с вами закладываем более или менее правильно независимо от господствующей идеологии, потому что эта идеология не может лишить нас главного оружия — непроизвольной, инстинктивной любви к детям. Но вспомните о детях в приютах, где господствует идеология рационального воспитания («сыт, одет, обучен, послушен»). Раньше вы могли верить, что «там все в порядке», а теперь? И если вам сейчас что-то «сжало сердце», то это опять инстинктивная программа сработала — программа сопереживания. Недаром древнеримский стоик Сенека утверждал, что сопереживание противоречит разуму, что оно иррационально. А раз так — от него надо освобождаться. Рационалистически воспитывая в этом духе своего ученика Нерона, Сенека поплатился: ученик, повзрослев и став императором, велел своему воспитателю умереть. Это было далеко не единственное злодеяние рационалистически воспитанного Нерона: за ним числится и убийство собственной матери.

А Неблагосклонный читатель скажет:

— Ну хорошо, пусть правы этологи. Но что мне проку от этих знаний? Много ли мне пользы от того, что я знаю, что эмбрион сначала похож на рыбку, потом на крокодила, потом еще на кого-то? Кому все это нужно?

Эти знания полезны многим. Они нужны учителю и врачу, психологу и социологу; без них трудно воспитателю, офицеру, тюремщику, судье, администратору. Очень хотелось бы, чтобы для пользы всего человечества ими обладали политики. Но самое главное — они нужны каждому из нас, ведь у всех нас есть или будут дети, младшие братья, внуки. Природа наделила нас самым долгим среди живых существ детством, чтобы мы могли, овладевая своими инстинктами и учась, пройти за полтора десятка лет огромный путь от прачеловека до современного человека. Этот путь будет прямее, а результат выше, если мы будем любить и понимать наших детей такими, какими их создала природа, а не такими, какими их рисует наше воображение.