Глава XX КАТРИН

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава XX

КАТРИН

Площадь Сан-Марко в Венеции снова под водой. Море с журчанием и бульканьем поднимается все выше, просачивается сквозь каменные шлюзы, и озабоченные власти отдают приказ доставить деревянные тротуары, чтобы застелить ими площадь. Ничто, даже море, не может остановить туристов, переполняющих Базилику и Дворец дожей. Венеция медленно погружается в море. А пятнадцать тысяч лет назад здесь жила Катрин. В то далекое время море отстояло на сотни миль от современного города. Адриатическое море было совсем мелким, к тому же, в результате глобального понижения уровня вод в конце ледникового периода, оно было почти вдвое меньше, чем в наши дни. Она жила на бескрайней лесистой равнине, которая простиралась до самых Альп, захватывая широкую долину реки По от Болоньи до Милана и Турина. Будь климат более суровым, здесь бы простиралась тундра. Но благодаря тому, что на южных широтах было относительно тепло, здесь росли леса. Сам по себе лес напоминал тот, в котором жила Тара, еды в нем было достаточно, если знать, где ее искать, и постоянно без устали трудиться, разыскивая ее. Однако леса в местах Катрин занимали существенно большее пространство, и немногочисленное население было рассеяно по этим просторам. Люди по-прежнему жили группами, общинами, которые встречались на охоте в лесу, общались и соединялись. Такое слияние общин становилось общей тенденцией. Община Катрин жила в северной части леса, где он выходил к отвесным склонам Альп. Горы подобно башням возвышались над равниной, их покрытые снегом вершины и громадные ледники, куда более обширные, чем в наши дни, представлялись Катрин другим миром, недоступным и запретным.

С раннего детства она была хороша собой, светловолосая, с зеленовато-карими глазами, и женщиной стала рано, забеременев задолго до своего пятнадцатилетия от друга своего старшего брата. Перед рождением ее ребенка, летом, община перебралась в горы, где можно было охотиться на горных козлов и серн. Ее избранник был молод и неопытен, ему еще не приходилось охотиться так высоко в горах, с такой опасностью он встречался впервые. Преследуя стадо серн, он оказался на уступе скалы и решил подкрасться к животным незаметно и воспользоваться переполохом, возникшим от своего внезапного появления. Но тут нога его соскользнула, потеряв равновесие, он рухнул в пропасть со стометровой высоты и разбился насмерть. Он был горячим, импульсивным и к тому же, надо признаться, самоуверенным юнцом, так что община встретила известие о его гибели со смешанным чувством грусти и раздражения. Он только что повзрослел, пришло его время отдать общине долг за годы, которые община затратила на него, пришла его очередь кормить и поддерживать других.

Катрин, узнав новость, стала грустной и озабоченной. Глупость и неосмотрительность ее юного друга привели к тому, что ей теперь предстояло одной растить ребенка. Для себя она решила — как можно скорее найти мужу замену. Дочь родилась в конце октября, к тому времени они уже вернулись из гор и снова бродили по лесу в поисках съестного. Малышка была хорошенькая, с большими темными — как у отца — глазами. Но Катрин с самого начала не испытывала к ней теплых чувств. Сам вид младенца, сосущего грудь, вызывал у нее не умиление, а сильнейшее раздражение. Она была обречена возиться с ребенком от никуда не годного мужчины, который не имел права рисковать собой. Катрин не могла на кого-либо переложить свои заботы. В ее общине не было женщин, потерявших детей, поэтому вскармливать ребенка она должна была сама.

Мать Катрин видела, что с ее дочерью творится что-то неладное, но не знала, чем помочь ей и внучке. Оставалось одно — ждать, пока девочка не подрастет хотя бы лет до трех. Шло время, девочка стала ползать, потом ходить, но ситуация не улучшалась, Катрин была раздраженной, в дочери не видела никаких своих черт. Зато в каждом новом проявлении — в том, как улыбается дочь, как она машет ручонкой,— она узнавала ее отца — безответственного юнца, которого она теперь уже ненавидела всей душой. Прошло четыре долгих, нескончаемых года, пока девочка полностью отказалась от груди. Теперь Катрин могла не посвящать ей все свое время. При каждом удобном случае она оставляла ребенка с матерью, а сама искала общества друзей старшего брата. За прошедшие три года она была близка с каждым из них неоднократно, но это ни разу не закончилось беременностью. Ее мать, догадываясь о происходящем, не раз предостерегала дочь. Отцу, казалось, до этого нет дела.

И вот неизбежное, разумеется, случилось. Она вновь была беременна, случилось это почти сразу после того, как первый ребенок был отлучен от груди. Отцом был один из трех юношей, только она понятия не имела, который именно. Заводить второго ребенка без мужа, который бы взял на себя обязательства обеспечивать семью, об этом нельзя было и помыслить. Мать, желая ей помочь, умоляла определиться и указать на будущего отца. Но она упрямо отказывалась назвать матери имена трех кандидатов на отцовство. Брату тоже не удалось ничего узнать. Положение было совершенно безысходным. У отца Катрин, а ведь он с годами стал слабее, в семье уже было два лишних рта, еще один было просто не прокормить. Отец любил свою дочь, поэтому он попытался ей помочь и старался выяснить у нее имя отца будущего ребенка. Она продолжала молчать. Новость о ее беременности распространилась по становищу, ни один из трех молодых людей не явился к Катрин.

Когда родился ребенок, мать Катрин приняла его и осторожно передала дочери. Катрин взглянула на новорожденного, ожидая, что, как и в первый раз, его вид вызовет лишь неприязнь. Но этого не произошло. Когда она взяла на руки крошечную девочку и поднесла к груди, ее внезапно переполнило нахлынувшее чувство теплоты и нежности. Ни раздражения, ни безысходности, как при виде первой дочери, она не ощущала. Хотя положение теперь было куда более тяжелым, даже угрожающим, она ни о чем не жалела. Никто из мужчин не пришел ей на помощь. Но рядом с ней был кто-то несравненно более слабый и беззащитный, кто нуждался в помощи гораздо больше, чем она сама. Ее отношение ко второй дочери было совершенно противоположным. Этой перемене в чувствах трудно было найти объяснение, но не было никаких сомнений в том, что и сама Катрин стала совсем другой. С нежностью и любовью заботилась она о ребенке, пестовала его. Она оставляла вторую дочь с матерью только в случае крайней необходимости, на время, когда она уходила на поиски съестного в лес. Даже отношение к старшей дочери постепенно менялось, становилось более теплым. Теперь она уже не воспринимала ее как обузу, камень на шее, ей все чаще хотелось защитить и старшую девочку. У столь резкой перемены не имелось видимых причин, но положительные результаты были налицо. Катрин после долгого перерыва присоединилась к другим женщинам и с удвоенной энергией работала в лесу. Отцу и брату Катрин стало легче не только физически, но и морально — появилась надежда прокормить увеличившуюся семью. Когда пришло лето и мужчины снова отправились в горы, Катрин даже высказала желание пойти вместе с ними на охоту. Еще год назад это было бы трудно себе представить — настолько она была апатична, погружена в свои обиды, даже не думала о том, чтобы помочь кому-нибудь. Но для похода с охотниками в горы время еще не подошло — у нее был маленький ребенок, которого необходимо было часто кормить.

Пока брат и отец были в горах, в базовом лагере, разбитом в сосновом лесу, ниже линии снега, случилось странное происшествие. Темной, безлунной ночью Катрин с матерью сидели рядышком, придвинувшись к костру. Дети спали, старшая девочка положила голову на колени матери, младшая лежала рядом на мягкой земле. Катрин и сама собиралась устроиться на ночлег, как ей вдруг показалось, что в лесу кто-то есть — метрах в десяти, по другую сторону костра, она уловила какое-то движение. Лес по-прежнему оставался опасным местом, где рыси, волки, медведи рыскали по ночам в поисках добычи. Она долго еще пристально вглядывалась в лес, но, больше не увидев ничего подозрительного, наконец, улеглась и заснула.

Назавтра повторилось то же самое. Катрин позвала мать, но та ничего не разглядела: ее глаза уже не так хорошо видели. Но вот движение в лесу повторилось. Катрин протерла глаза и немного подалась в сторону, чтобы пламя костра не мешало смотреть. Теперь она должна была разглядеть «это», если оно еще раз шевельнется. Но все было тихо. Катрин отошла от костра метров на десять, чтобы глаза привыкли к темноте. Через несколько минут она подумала, что, наверное, обозналась, приняв большую серую тень от валуна за что-то живое. Но тут движение повторилось, очень легкое, почти незаметное, теперь она была уверена, что видела это шевеление. Она напрягла глаза. Там, вытянув перед собой лапы, почти неподвижно лежал крупный взрослый волк. Она издала резкий крик. Волк мгновенно исчез в темноте. Катрин тоже одним прыжком отскочила в безопасное место, к костру. От ее крика все проснулись и повскакивали, ожидая нападения из тьмы. Катрин, успокоившись, рассказала, что произошло. То, что волк так близко подошел к человеческому жилью, было очень необычно. Вокруг ходили целые стаи волков, можно было часто слышать их вой, который эхом отдавался в темных долинах. Иногда люди чувствовали, что кто-то идет следом, тогда, резко обернувшись, можно было разглядеть в отдалении длинноногие тени. Они не убегали, только стояли поодаль, словно говоря: «Будь с нами поосторожнее». Но, надо признать, на людей они нападали крайне редко, а уж группу людей, да еще у костра не атаковывали никогда. Все решили, что Катрин, должно быть, задремала и все привиделось ей во сне.

Свою ошибку они поняли следующей ночью, когда волк явился снова. Он сидел на небольшой поляне, заросшей травой, перед теми же большими валунами. Он был один. Один из мужчин медленно пошел к нему. Животное оставалось на месте до тех пор, пока разделявшее их расстояние не сократилось до двадцати метров, после чего встало и медленно отошло назад, в темноту. Что нужно этому существу? Нападать зверь явно не собирался, но какой был смысл просто так сидеть и наблюдать за людьми? Те же события повторились и на другой день.

К тому времени с гор вернулись отец и брат Катрин — каждый нес на плече по серне. Добычу быстро разделали, и вскоре над огнем уже вращался вертел, на котором жарилась дюжина сочных кусков мяса. Никто не заметил, как подошел волк, но он опять был здесь. Отец Катрин, с куском сырого мяса в одной руке и копьем в другой, медленными шагами направился к животному. Зверь поводил головой из стороны в сторону, как бы решая, убежать или остаться. Когда до волка оставалось двадцать метров, отец Катрин положил копье и опустился на землю. Он медленно двигался, почти крался к волку и одновременно говорил, обращаясь к нему тихим, спокойным голосом. Теперь их разделяло не больше семи метров. С каждым шагом охотника беспокойство волка росло. Но он не убегал. Мягко, не делая резких движений, отец Катрин бросил мясо, так что кусок упал рядом с волком, а затем, не поворачиваясь к зверю спиной, вернулся к своим. Когда он почти уже поравнялся с костром, волк поднялся, подошел к мясу, быстро обнюхал его и, схватив кусок, скрылся в темноте.

Несколько мгновений люди в полной тишине изумленно смотрели друг на друга, а потом наперебой бросились обсуждать удивительное событие. Кто-то из мужчин слышал, как подобное приключилось несколько лет назад в другом племени, к востоку отсюда, но не верил, что это правда. Поведению животного не было разумного объяснения. Ночь за ночью волк возвращался к людям и брал предлагаемое ему мясо. Он стал появляться и в дневное время. Шли недели, волк все больше привыкал к людям, становился ручным — он уже подходил к огню и в один прекрасный день, опасливо скалясь, взял мясо с руки. В одну из ночей он не пришел. Люди были огорчены. Они уже привыкли к своему необычному товарищу. Но мало-помалу о нем забыли и вернулись к привычному течению жизни, погрузившись в ежедневные свои заботы.

Через полтора месяца отец и брат Катрин снова возвращались с удачной охоты, и им показалось, что кто-то идет за ними следом. Обернувшись, они увидели, что сзади, на почтительном расстоянии, но прямо по их следам, идет тот самый волк. Рядом были двое волчат. Так это был вовсе не волк. Волчица с детенышами дошла за ними до самого жилья и уселась на своем обычном месте. Не это ли было причиной, по которой она стала приходить к людям? Может, чувствовала, что люди смогут облегчить ее существование в трудное для нее время? Она принимала угощения, а когда и волчата подросли настолько, что могли питаться мясом, кормила их объедками. Несколько недель волчица оставалась возле людей, волчата и дети играли вместе, возились на мягкой травяной подстилке. Когда подошло время сниматься и уходить вниз на равнины, волчица как будто не собиралась с ними, но видно было — ей хотелось, чтобы люди оставили у себя ее волчат. Она разворачивала их и подталкивала назад, к людям, которые готовились к переходу. Катрин поняла, чего просит волчица. Она подошла, взяла в охапку обоих волчат и отнесла в становище.

За зиму на равнине волчата выросли очень быстро, они подбирали за людьми объедки и лакомились кусками мяса, которые им порой кидали. Они по пятам следовали за охотниками, куда бы те ни направлялись, даже присоединялись к погоне, помогая догонять убегающего оленя или кабана, раненных копьями. Они явно отрабатывали свое пропитание. Когда охотники встречались с людьми из других общин, те не верили собственным глазам, видя рядом с ними волков и слушая рассказы о том, что звери живут вместе с ними. Выходит, старые истории не лгали. Волки пробыли с людьми всю зиму, помогая охотиться, они все сильнее привязывались к Катрин и ее семье. На следующее лето, когда нужно было по заведенному обычаю перемещаться в горы, волчат, точнее, молодых волков охватило беспокойство. С наступлением темноты они стали уходить и возвращались только на следующий день. Они разрывались между новой жизнью с людьми, безопасной, сытной, и зовом стаи волков, вой которых разносился ночами по долинам. Как-то раз они ушли и не вернулись.

Катрин и ее община всегда помнили волчицу-мать и молодых волков. Подобные встречи между людьми и волками повторялись неоднократно. Волчата оставались с людьми на один год, но иногда и больше. Мало-помалу они привыкали к жизни с людьми, к зависимости от них, постепенно утрачивали свои дикие инстинкты — они становились первыми домашними животными — собаками. Восемь тысяч лет назад собаки уже были постоянными спутниками охотников, заселивших всю Европу после отступления последнего ледникового периода. Некоторые собаки стали так важны для своих владельцев, что их удостаивали чести быть похороненными со своими хозяевами.

Клан Катрин процветал на территории северной Италии, позднее он распространился за ее пределы. Спустя десять тысяч лет после ее смерти, один из множества ее потомков погиб в горах, пытаясь перейти Альпы. Это знакомый нам Тирольский ледовый человек. В наши дни шесть процентов коренных европейцев относятся к клану Катрин. Особенно часто ее потомков можно встретить в районе Средиземного моря, но, как и в случае с другими кланами, многие из ее клана расселились по всей Европе.