Охота сколий
Охота сколий
Мы знаем, что на жуков охотятся и церцерисы. Их добыча — долгоносики и златки, строение нервной системы которых напоминает таковое у пластинчатоусых. Эти охотники работают на открытом воздухе и не встречают тех трудностей которые приходится преодолевать сколиям. Их движения ничем не стеснены, они могут руководиться зрением. Но их хирургия должна разрешить другую задачу, не менее трудную. Дичь этих охотников со всех сторон одета в броню, непроницаемую для жала. Только в местах сочленений есть свободные проходы. Но места прикрепления ножек непригодны: укол здесь вызвал бы лишь местное поранение и не парализовал бы жука. Наоборот, раздражив дичь, он сделал бы ее опаснее. Непригоден и укол в место соединения головы с туловищем: он поразил бы головной нервный узел и повел бы к смерти добычи. Таким образом, остается лишь место сочленения груди с брюшком. Проникнув в эту точку, жало должно уничтожить сразу все движения дичи, которые могут оказаться опасными для личинки. Успех парализации связан со строением нервной системы: необходимо, чтобы все три грудных нервных узла были соединены вместе. Златки и долгоносики как раз отвечают этим требованиям. Выбор дичи определен особенностями ее строения, пусть добыча и защищена крепкой кирасой.
Но если дичь одета лишь мягкими покровами, то сближенные в один комок нервные узлы вовсе не необходимы для парализатора: он может ранить нервные узлы один за другим. Так и поступают аммофилы с гусеницами, сфексы с кобылками, сверчками и эфиппигерами.
Добыча сколий мягкая, ее кожу жало может проколоть в любой точке. Будут ли эти охотницы колоть много раз? Нет! Их движения стеснены условиями подземной охоты, и такая сложная операция здесь невозможна. Всего один укол — вот какой прием там нужен. И потому сколиям требуется добыча со сближенными нервными узлами, дичь такого же сорта, как для церцерис. Эта причина и обусловливает выбор дичи сколий: личинки пластинчатоусых жуков.
Охота сколий протекает под землей. Поэтому она ускользает от глаз наблюдателя, и мне казалось, что всегда будет ускользать. Действительно, можно ли надеяться, что охотник, привыкший работать в темноте, проделает все и при свете? Я совсем не рассчитывал на это, но все же ради достоверности помещаю под стеклянный колпак сколию и ее дичь. И хорошо сделал. Неожиданный успех! Редко удается видеть охотника, с таким увлечением нападающего на добычу. И где? Под колпаком!
Последим за сколией волосатой, парализующей личинку бронзовки.
Личинка, ползая на спине, много раз кружит по краям колпака. Вскоре внимание сколии пробуждается, и она начинает ударять усиками по столу, который теперь заменяет землю. Наконец она кидается, схватывает личинку за конец туловища и, упираясь концом брюшка, всходит на бронзовку. Дичь не свертывается, не принимает оборонительной позы, а продолжает ползти на спине еще быстрее. Сколия, падая и снова взбираясь, достигает передней части туловища личинки и вцепляется челюстями в спину. Затем садится поперек жертвы, изгибается и старается концом брюшка достать то место, куда должно погрузиться жало. Она коротковата, чтобы сразу охватить свою объемистую добычу, а потому ее попытки и усилия повторяются много раз. Конец брюшка прикасается к личинке то тут, то там, но нигде не останавливается. Столь упорное искание показывает, какое важное значение имеет точка, в которую должно погрузиться жало.
А личинка продолжает ползти на спине. Вдруг она свертывается и ударом головы сбрасывает врага. Сколия встает, чистит крылья. Она нисколько не обескуражена неудачей и опять нападает на великана, взлезая на него сзади.
Сколия нападает на личинку бронзовки. (Нат. вел.)
Наконец после многих неудачных попыток сколии удалось занять удобное положение. Она уселась поперек личинки, уцепившись челюстями за ее спину. Согнутое дугой туловище проходит под личинкой, конец брюшка достигает места прикрепления головы. Раздраженная, личинка бронзовки свертывается, развертывается, поворачивается. Держась за добычу, сколия падает и перевертывается вместе с нею. Она так возбуждена и увлечена охотой, что я могу снять колпак и на свободе следить за всеми подробностями схватки. Наконец, несмотря на всю сумятицу, конец брюшка сколии почувствовал, что подходящая точка найдена. Выпускается и вонзается жало. Все кончено! Личинка становится неподвижной и вялой: она парализована. Теперь уже не будет движения нигде, кроме усиков и частей рта, содрогания которых еще долго будут указывать на присутствие некоторой жизни.
Я много раз наблюдал охоту под колпаком. И всякий раз видел, что точка укола не изменялась: она всегда находилась на брюшной стороне личинки, посередине линии, отделяющей переднегрудь от среднегруди. Отметим, что церцерис, парализующая долгоносиков с подобным же строением нервной системы, жалит в ту же точку. Одинаковость строения нервной системы приводит и к одинаковым приемам парализации. Отметим также, что жало сколии остается некоторое время в ранке и роется там с явной настойчивостью. По движениям конца брюшка можно видеть, что инструмент оператора исследует, выбирает. Очень вероятно, что острие, которое может направиться в ту или иную сторону в узких пределах, ищет тот маленький нервный комочек, который оно должно уколоть или хотя бы полить ядом, чтобы вызвать немедленный паралич.
Я не окончу моего протокола борьбы, не приведя нескольких фактов меньшего значения. Сколия волосатая — горячий преследователь личинок бронзовок. Одна и та же оса поражает на моих глазах подряд трех личинок. Она отказывается от четвертой, может быть, по усталости, а может быть, оттого, что истратила весь запас яда. Этот отказ временный: на следующий день она возобновляет охоту и парализует двух личинок. Продолжается охота и на третий день, но со все уменьшающимся пылом.
Осы-охотницы, совершающие дальние охотничьи экспедиции, тащат парализованную добычу каждая на свой лад. При охоте под колпаком они долго пытаются выбраться на свободу и отправиться в свою норку. После долгих безуспешных попыток они покидают добычу.
Сколия никуда не тащит своей добычи. Она оставляет ее лежать на спине там, где парализовала. Вытащив жало из личинки, сколия начинает летать у стенок колпака и не обращает никакого внимания на свою жертву. Так должно происходить и в природе — под землею. Парализованная личинка никуда не переносится. Здесь же, на месте борьбы, на растянутое брюшко, дичи откладывается яичко. Но под колпаком сколия яичко не отложила. Очевидно, она слишком осторожна, чтобы отложить яйцо на свету, на открытом месте.
Почему же, замечая отсутствие подземного убежища, сколия все же охотится за личинкой бронзовки? Ведь эта дичь ей не нужна, она парализует ее непонятно зачем. Другие осы-охотницы, посаженные под колпак, пытаются убежать оттуда с добычей. Сколия не делает и этого.
Я спрашиваю себя: думают ли все эти мудрые хирурги о яйце, которое должны отложить? Измученные своей ношей, убедившиеся в невозможности бегства из неволи, узнавшие из опыта о бесцельности охоты, они не должны были бы повторять ее и проделывать работу парализаторов. Но проходит всего несколько минут, и они снова охотятся, снова парализуют. Эти удивительные анатомы ровно ничего не знают, не знают даже, для чего пригодится им их добыча. Блестящие знатоки дела убивания и парализации, они проделывают это в подходящих случаях, но не считаются с конечным результатом. При всех их «талантах», столь смущающих наш разум, они не имеют и тени представления о совершенном деле.
Поражает меня и другая подробность: азартное упрямство — остервенение — нападающей сколии. Я видел, как борьба продолжалась добрую четверть часа. Много раз сменялись успехи и неудачи, прежде чем сколии удавалось занять нужное положение и достать кончиком брюшка то место, куда должно вонзиться жало. Во время борьбы сколия много раз прикладывала конец брюшка к личинке, но не жалила. И не потому, что она не может пробить кожу личинки: покровы личинки бронзовки мягкие и доступны жалу везде, кроме головы. Сколии нужна вполне определенная точка, и только здесь она выпустит жало.
Иной раз сколия, согнувшаяся в дугу во время схватки, попадает в тиски к личинке, которая корчится и свертывается. Тогда сцепившиеся противники беспорядочно кружатся, причем то один, то другой оказывается внизу, и все же сколия не выпускает добычи, не разжимает челюстей, даже не разгибается. Если личинке удается сбросить врага, то она снова развертывается и начинает быстро ползти на спине. Этим и ограничиваются ее способы обороны. Когда-то, когда я еще не видел борьбы, мне казалось, что личинка бронзовки хитрит, словно еж, свертывающийся в комок при нападении собаки. Сколия бессильна развернуть такую личинку и ужалить ее после этого в желанную точку. Прекрасная защита! Оказалось, что я был слишком высокого мнения об изобретательности личинки бронзовки. Вместо того чтобы лежать свернувшись, подобно ежу, она ползет. Да еще ползет брюшной стороной кверху: принимает как раз ту позу, которая позволяет сколии пустить в ход жало.
Перейдем к другим сколиям.
Я только что поймал сколию пятнистую, которая рылась в песке, разыскивая свою дичь. Нужно скорее воспользоваться случаем, пока охотничий пыл осы не погас под колпаком. Я знаю, что добыча этой сколии — личинка аноксии. Эта личинка живет на склонах соседних холмов: в песчаных наносах, скрепленных корнями розмарина. Нелегко будет мне найти ее: нет ничего труднее, как найти что-нибудь очень обыкновенное, если оно вам понадобится сейчас, сию минуту. По жгучему солнцу мы отправляемся на поиски, взяв с собой лопату и маленькие вилы. Надежда не обманула меня. Перерыв и просеяв сквозь пальцы по крайней мере два кубических метра песка, я добыл двух личинок. А если бы они не были мне нужны, то наверняка я нарыл бы их целую пригоршню. Впрочем, моей скудной и так дорого доставшейся мне добычи на этот раз хватит.
Теперь в награду за тяжелый труд полюбуемся драмой, которая разыгрывается под колпаком.
Грузная и неловкая в движениях, сколия медленно ползает по кругу. Увидя дичь, она оживляется. О близкой схватке возвещают те же приготовления, что и у сколии волосатой: оса чистит крылышки и похлопывает по столу кончиками усиков. Нападение началось. Личинка аноксии не может ползать по гладкой ровной поверхности: ее ноги слабы и коротки. Ползать на спине, подобно личинке бронзовки, она не умеет. Остается одно: свернуться в клубок. Своими сильными челюстями сколия схватывает ее за кожу то здесь, то там. Согнувшись почти в кольцо, она пытается просунуть конец брюшка внутрь плотного кольца, в которое свернулась личинка. Схватка протекает спокойно, без особых приключений. Сколия упорно пытается проникнуть внутрь кольца, личинка изо всех сил сжимает кольцо.
Сколия пускает в ход ноги и челюсти, пробует развернуть личинку то с одной, то с другой стороны. Личинка сжимается все сильнее и сильнее. Внешние условия схватки сильно затрудняют работу сколии: личинка скользит и перекатывается по столу от толчков. Сколии не достает точек опоры, а когда она упирается ножками в стол посильнее, то толкает личинку и та скользит по столу. Больше часа продолжаются эти напрасные попытки сколии просунуть конец брюшка внутрь кольца. Иногда противники отдыхают, и тогда видишь как бы два кольца, тесно вдетые одно в другое: и во время передышки сколия не отпускает личинку.
Что нужно сделать личинке бронзовки, чтобы защититься от сколии волосатой? Свернуться на манер ежа и так лежать, а она развертывается, чтобы уползти, и потому гибнет. Личинка аноксии упорно не изменяет своей оборонительной позы, и она успешно сопротивляется врагу. Что это? Приобретенная осторожность? Нет! Это просто невозможность поступить иначе на скользкой поверхности стола. Тяжелая и толстая, изогнутая крючком, наподобие личинки обыкновенного майского жука, личинка аноксии не может перемещаться на гладкой поверхности. Ей нужна сыпучая почва, в которую она углубляется при помощи челюстей.
Попробуем, не сократит ли песок схватку, которой иначе не будет конца. Я усыпаю арену боя песком. Нападение возобновляется. Личинка, почувствовав под собой песок, пытается ползти. Неосторожная! Я хорошо знал, что ее упорство было вызвано не осторожностью, а необходимостью: ничего иного, кроме свертывания в кольцо, она не могла проделать на поверхности стола. Впрочем, на столе не все личинки были осторожны. Самые крупные из них словно забывали то, что знали в юности: искусство защищаться, свернувшись в кольцо. Более крупная и взрослая личинка не свертывается, как это делает молодая и вдвое меньшего роста. Лежа на боку, она, полуразвернутая, неуклюже двигается, открывая и закрывая свои большие челюсти.
Сколия схватила наудачу полуразвернувшуюся личинку. Обхватила ее своими ножками, усаженными грубыми волосками. Около четверти часа она мостилась на личинке, прилаживаясь то так, то этак. Наконец удобное положение найдено, и жало вонзается в грудь личинки на одном уровне с передними ножками. Действие укола моментально: все тело становится неподвижным, лишь вздрагивают усики и ротовые части. Сколько раз я ни повторял это наблюдение, всегда сколия колола в ту же точку и всегда результаты укола были схожими: полный паралич.
Скажу в заключение, что сколия пятнистая нападает не с таким азартом, как сколия волосатая. Большая часть сколий пятнистых на другой и на третий день отказывались от второй жертвы. Они выглядели сонными и становились подвижными лишь тогда, когда я дразнил их соломинкой. Не всегда нападала на личинок и сколия волосатая, более горячая охотница. У всех этих ос-охотниц есть моменты бездействия, и тогда дичь не привлекает их.
Больше сколии ничему не научили меня: других видов их наблюдать не пришлось. Но и полученные результаты немаловажны: они подтверждают мои мысли. Еще не видя, как парализует свою добычу сколия, я сказал, что личинки бронзовки, аноксин и носорога должны быть парализованы одним уколом жала. Анатомическое строение добычи говорило мне о том. Я даже смог назначить точку, в которую вонзится жало. Мое предположение подтвердили два вида сколий, и я уверен, что третий вид не опровергнет его. Астроном, делающий вычисления, не с большей точностью предсказывает положение планеты.