Глава X Изображения ученых мужей, устанавливаемые в библиотеках согласно заслуживающему похвалы обычаю, берущему начало от Азиния

Но, по моему суждению, наилучшее и достойное подражанию украшение, которое ныне еще не применяют, это изображения или статуи ученых мужей, поставленные перед полками с книгами. Разве не было такое украшение прекрасным и привлекательным для глаз и рассудка? Ведь нас естественно влекут к себе образы и изображения великих мужей, достойных памяти. Их тела, в которые был облачен их дух, кажутся обителями небожителей. Так и было. И ты видишь и вкушаешь творения Гомера^{253}, Гиппократа^{254}, Аристотеля^{255}, Пиндара^{256}, Вергилия^{257}, Цицерона^{258} в единении с образом самого автора. Повторяю, это прекрасно! Почему же ты, сиятельнейший предводитель, такому примеру не следуешь? Кажется, этот обычай был римский, стало быть, не все прекрасное происходит лишь от греков. Плиний высказал замечательную мысль (XXXV, гл. II): «Я полагаю, нет более счастливой судьбы, чем та, когда все желают знать, каков ты был. Автор этого новшества — Азиний Поллион, тот, о котором уже было сказано, что он устроил первую библиотеку в Риме, сделав человеческие достижения общим достоянием. Может быть, раньше, в своем великом состязании, украшали таким же образом библиотеки цари Александрии и Пергама, но мне о них трудно судить»^{259}. Стало быть, зачинателем видится Азиний Поллион. Он, как передал Плиний (кн. VII, гл. XXX)^{260}, «в библиотеке, которая была первой доступной для всех в городе» (а не в мире, как переводят некоторые издатели, что является полным абсурдом)^{261} «распорядился поставить бюст М. Варрона^{262} еще при его жизни». Вижу, как впоследствии та же почесть была оказана и другим, по личному расположению или по общему суждению, а именно — поэту Марциалу, который был столь славен, что (Введ. кн. IX)^{263} «Стерциний^{264} пожелал образ его разместить в своей библиотеке». Но по большей части бюсты ставили умершим, чья слава по общему суждению делала их достойными обожествления. Плиний (Кн. XXXV, гл. II): «Не следует упускать из виду этот не столь древний обычай. Известно, что не только из золота и серебра, но также из бронзы устанавливают в библиотеках изображения тех, чьи БЕССМЕРТНЫЕ ДУШИ говорят с нами в этих местах, а также тех, чьих книг там нет, и даже присутствуют изображения тех, чьи портреты, к сожалению, не сохранились»^{265}. Он называет инициатором этого новшества Поллиона, который ставил изображения по большей части из металла, но добавлю, в частных библиотеках также из гипса (из него, разумеется, делались копии).

Ювенал^{266}:

Вовсе невежды они, хотя и найдешь ты повсюду

гипсы с Хрисиппом^{267} у них…

Даже, как я предполагаю, были живописные портреты на досках; и может быть, портреты помещались на обложках книг. Сенека (Об успокоен. души): «Собраны лучшие и портретами своих божественных авторов запечатленные труды»^{268}. Светоний в [жизнеописании] Тиберия (Гл. LXX): «Он поместил в общедоступных библиотеках их сочинения и портреты среди древних и современных авторов»^{269}. Плиний в своих письмах^{270}^ «Геренний Север^{271}, ученейший муж, сильно возжелал поставить в своей библиотеке бюсты Корнелия Непота^{272} и Тита Аттика»^{273}. Стало быть, имелись и те, и другие, как статуи, так и портреты. Плиний также пишет о Силии Италике: «Он владел в этих местах многими виллами, и везде у него были библиотеки, а в них — много статуй и портретов, не только тех авторов, чьи книги у него имелись, но и тех, кого он почитал, прежде всего — Вергилия»^{274}. Вописк в [жизнеописании] Нумериана^{275}: «Его ораторское искусство было столь совершенно, что было предложено исполнить ему статую для установки в Ульпиевой библиотеке не только как Цезарю, но и как оратору, и чтобы была надпись: НУМЕРИАНУ ЦЕЗАРЮ СИЛЬНЕЙШЕМУ ОРАТОРУ СВОЕГО ВРЕМЕНИ»^{276}. Но и Сидоний, заслуженно гордясь своей статуей, замечает:

Когда-то [форум] Нервы Траяна^{277} видел

Надписи за пьедесталом статуи моей прочной,

Запечатленной среди писателей обеих Библиотек^{278}.

Он заявляет, что статуя его принадлежала и Греческой библиотеке, и Латинской. Кажется очевидным, что такие вот меньших размеров статуи или бюсты писателей размещались вдоль стен, напротив их книг. Ювенал: «Бюстам Клеанфа прикажет стеречь свои книжные полки»^{279} . Древнее двустишие, что посвящено бюсту Вергилия на его могиле, сообщает об этом же обычае:

Ничто на свете не способно нанести ущерб такому поэту

Чью славу хранят песни и стены^{280}.

Это означает, что живым кажется тот, кто живет в своих книгах и изображениях своих. Отсюда и настенные медальоны, упоминаемые Цицероном в письме к Аттику^{281}. И ныне библиотеки украшаются медальонами, изображающими если не авторов, то богов.