Я не злой – мой мозг злой (Особенности работы нашего мозга, из-за которых мы проявляем жестокость к другим людям)

До этого момента все говорило о том, что человеческий мозг настроен на создание отношений и общение. Наш мир должен был бы состоять исключительно из людей, которые держатся за руки и поют веселые песни о радуге и мороженом. К сожалению, зачастую люди обращаются друг с другом чудовищно. Жестокость, воровство, эксплуатация, сексуальное насилие, тюремное заключение, пытки, убийства – все это не редкость. Даже геноцид, попытка стереть с лица земли целую популяцию или расу, известен настолько, что ему посвятили отдельный термин.

Есть известное изречение Эдмунда Берка: «Для того чтобы зло восторжествовало, достаточно, чтобы хорошие люди ничего не делали». Задача зла упрощается, когда хорошие люди подчиняются плохим.

Но почему они так поступают? Существует множество объяснений с точки зрения культуры, окружающей среды, политики, истории. Механизмы работы мозга тоже играют свою роль. Когда на Нюрнбергском процессе допрашивали людей, ответственных за Холокост, большинство из них говорили в свою защиту что-то вроде: «Я просто выполнял приказы». Жалкое оправдание, да? Конечно же, ни один нормальный человек не будет творить подобные ужасы, независимо от того, кто ему отдавал приказ? Но, судя по всему, люди все же вполне на это способны.

Стэнли Милгрэм, профессор Йельского университета, подробно изучил заявление «я просто выполнял приказы» при помощи знаменитого эксперимента. В нем участвовали два испытуемых, разведенных по разным комнатам. Один испытуемый должен был отвечать на вопросы другого. Если он ошибался, тот, кто задавал вопросы, ударял его током. После каждого неверного ответа напряжение тока повышалось [34]. Хитрость заключалась в следующем: никаких ударов током не было. Испытуемый, отвечающий на вопросы, был актером, который специально делал ошибки и издавал все более болезненные крики при каждом «ударе».

Истинной целью эксперимента было изучить поведение человека, задававшего вопросы. Эксперимент был устроен так, что испытуемые верили, будто на самом деле пытают человека. Они всегда проявляли дискомфорт или беспокойство по этому поводу и протестовали или просили прекратить эксперимент. Экспериментатор неизменно говорил, что исследование очень важно, поэтому они должны продолжать. И, вопреки всем ожиданиям, 65 % испытуемых продолжали причинять другому человеку сильную боль просто потому, что им так сказали[76].

Экспериментаторы не прочесывали самые защищенные тюремные камеры в поисках добровольцев – все, принявшие участие в эксперименте, были обычными, ничем не примечательными людьми, которые почему-то соглашались пытать другого человека. Они могли отказываться, но все же делали это.

На основе данного эксперимента было проведено множество других, которые дали более полную картину^*.[77] Люди были гораздо послушнее, если экспериментатор сидел с ними в одной комнате, а не говорил с ними по телефону. Если испытуемый видел, что другие участники отказываются подчиняться, то, как правило, следовал их примеру и тоже отказывался подчиняться. Очевидно, люди хотят быть бунтарями, но боятся устраивать бунт первыми. Кроме того, испытуемые охотней слушались экспериментаторов, если те носили белый халат, а исследование проходило в помещении, которое напоминало лабораторию.

Общий вывод заключается в том, что мы охотно подчиняемся легитимными авторитетным лицам, которые, как нам кажется, берут на себя ответственность за все последствия того, что они от нас требуют. Милгрэм предположил, что в социальных ситуациях наш мозг выбирает одно из двух состояний: автономное (когда мы принимаем собственные решения) и подчиненное (когда мы позволяем другим диктовать, что нам делать). Тем не менее в исследованиях со сканированием мозга это достоверно подтвердилось.

Можно высказать предположение, что с точки зрения эволюции склонность к бездумному подчинению полезна. Останавливаться и бурно выяснять, кто здесь главный, каждый раз, когда надо принимать решение, непрактично, поэтому у нас возникла склонность подчиняться авторитету вопреки всем сомнениям. Коррумпированные, но харизматичные лидеры как раз этим пользуются. Нередко люди чудовищно обращаются друг с другом и без приказов. По самым разным причинам одна группа людей делает жизнь для другой совершенно невыносимой.

Наш мозг убеждает нас сбиваться в группы и набрасываться на тех, кто им угрожает. Ученые исследовали, какие именно свойства мозга делают нас жестокими по отношению к любому, кто посмеет противодействовать нашей группе. Одно исследование, проведенное Моррисоном, Дисети и Моленбергсом, показало, что, когда испытуемые считали себя частью группы, в их мозге активировалась нервная сеть, включающая в себя структуры медиальной поверхности коры больших полушарий, височно-теменные стыки и передняя часть верхней височной извилины [35]. Было неоднократно замечено, что эти области сильно активируются в ситуациях, где требуется взаимодействовать с окружающими, из-за чего некоторые исследователи окрестили данную сеть «социальным мозгом» [36]^*.[78]

Другое крайне интересное открытие заключалось в обработке испытуемыми стимулов, определяющих принадлежность к какой-либо группе. Во время данного процесса наблюдалась активация сети, в которую входила вентромедиальная префронтальная кора, а также передняя и дорсальная части передней поясной коры. Согласно другим исследованиям, эти области связаны с чувством собственной личности [37]. Таким образом, можно предположить, что самовосприятие и восприятие членства в группе существенно пересекаются. Получается, наша личность во многом основана на идентификации с группами, к которым мы принадлежим.

Любая угроза нашей группе – по сути, и наша угроза. А главная угроза для большинства групп – это… другие группы.

Фанаты конкурирующих футбольных команд настолько часто вступают в жестокие схватки друг с другом, что это практически стало продолжением самой игры. Война между конкурирующими бандами – главный сюжет всех суровых криминальных драм. Любое современное политическое противостояние быстро перерастает в борьбу между одной стороной и другой, во время которой нападки на оппонентов стали важнее объяснений того, почему вы должны за них голосовать. Разместите в интернете любое слегка критичное или противоречивое мнение о чем-нибудь важном для всех (например, напишите, что приквелы «Звездных войн» были, в общем-то, не так уж и плохи), и ваша электронная почта начнет разрываться от гневных писем прежде, чем вы успеете включить чайник. Я веду блог на площадке международного СМИ, так что я знаю, о чем говорю.

Кто-то может подумать, что предрассудки возникают в результате того, что человек на протяжении долгого времени неоднократно сталкивается с проявлением личностных черт, из-за которых эти предрассудки формируются. У нас нет врожденной неприязни к определенным типам людей.

Знаменитый Стэнфордский тюремный эксперимент при поддержке команды исследователей под руководством Филипа Зимбардо был направлен на изучение того, как тюремная обстановка влияет на психику охранников и заключенных [38]. В подвале Стэнфордского университета была воссоздана реалистичная тюремная обстановка, а испытуемых разделили на заключенных и охранников.

Охранники стали невероятно жестокими, грубыми, агрессивными. Они оскорбляли заключенных и враждебно к ним относились. Заключенные начали (обоснованно) думать, что охранники – невменяемые садисты, поэтому подняли восстание и построили в своих камерах баррикады, которые охранники взяли штурмом и разобрали. Вскоре заключенные впали в депрессию, у них начались приступы рыданий и даже появилась сыпь на нервной почве[79].

Продолжительность эксперимента? Шесть дней. Планировалось, что он будет идти две недели, но его пришлось прервать раньше, потому что дело зашло слишком далеко. Важно помнить, что никто из участников эксперимента на самом деле не был заключенным или охранником. Они были студентами престижного университета. Но их поместили в четко идентифицируемые группы, вынудили сосуществовать с другой группой, у которой были другие цели, что очень заставило проявить групповой менталитет. Наш мозг очень быстро относит себя к какой-либо группе, и в определенных ситуациях это серьезно влияет на наше поведение[80].

Наш мозг вызывает у нас враждебность по отношению к тем, кто «угрожает» нашей группе, даже если все на самом деле вполне безобидно. Большинство из нас помнят это по школе. Кто-то невезучий нечаянно делает что-то выбивающееся из группового стандарта нормального поведения (например, делает необычную стрижку), подрывает тем самым однородность группы и подвергается за это наказанию (постоянным насмешкам).

Люди не просто хотят быть частью группы – они хотят занимать в ней высокое положение. Иерархия и социальные статусы распространены в природе. Даже у куриц есть иерархия – они борются за то, в каком порядке будут клевать корм, то есть буквально за «место у кормушки», а люди стремятся к повышению своего социального статуса точно так же, как самые зазнавшиеся курицы. Мозг способствует такому поведению, используя нижнюю часть теменной доли, дорсолатеральную и вентролатеральную коры, веретенообразную и язычковую извилины. За счет слаженной работы всех этих областей мы осознаем свое социальное положение, то есть не только принадлежность к какой-либо группе, но и свое место в ней.

Следовательно, любой, кто делает что-то, не вызывающее одобрения у группы, угрожает ее «целостности» и тем самым провоцирует других членов группы повысить свой статус за счет его несостоятельности. Вот откуда берутся насмешки и обзывательства.

Человеческий мозг настолько сложен, что «группа», к которой мы принадлежим, оказывается очень растяжимым понятием. Это может быть целая страна, что демонстрирует любой, размахивающий своим государственным флагом. Иногда люди считают себя «представителями» определенной расы, что, несомненно, очень легко, потому что расовая принадлежность человека определяется его физическими характеристиками.

Бывает и так, что люди, даже не принадлежа к какой-либо группе, могут быть удручающе жестокими по отношению к тем, кто этого не заслуживает. Бездомные и нищие, жертвы насилия, инвалиды и больные, отчаявшиеся беженцы, – вместо того чтобы предложить им помощь, в которой они так нуждаются, люди смешивают их с грязью. Это идет вразрез с элементарной логикой и любыми представлениями о человеческой совести. Так почему же это настолько распространено?

Наш мозг воспринимает мир с крайне эгоцентрической точки зрения. При малейшей возможности он пытается представить нас и себя в лучшем свете. Возможно, из-за этого нам сложно сочувствовать другим людям, потому что они – не мы, а мозг, принимая решения, берет в расчет в основном то, что случилось с нами. Было показано, что некоторые области мозга, в основном правая надкраевая извилина, распознают и «корректируют» этот эгоцентризм, благодаря чему мы способны к полноценному сочувствию.

Существуют также данные, что эти области повреждены. Еще один интересный эксперимент, проведенный Таней Сингер из института Макса Планка, показал, что у этого компенсаторного механизма есть и другие ограничения. Она разбивала испытуемых на пары и давала им потрогать разные на ощупь поверхности (им надо было прикоснуться к чему-то приятному либо к чему-то мерзкому) [39].

Оказалось, что если оба испытуемых переживают что-то неприятное, то каждому из них очень хорошо удается сочувствовать другому, распознавать его эмоции и интенсивность ощущения, которое он испытывает. Если же один испытывал приятное ощущение, а второй – неприятное, то тот, которому было приятно, серьезно недооценивал страдания другого. Таким образом, чем более привилегированна и комфортна чья-то жизнь, тем труднее ему оценить потребности и проблемы тех, кому живется хуже.

Мы уже знаем, что мозг склонен к эгоцентрическому искажению при восприятии мира. Другое (связанное с ним) когнитивное искажение называется «гипотеза справедливого мира» [40]. Согласно ей, мозг по своей природе склонен верить, будто мир честен и справедлив и за хорошие поступки полагается награда, а за плохие – наказание. Это искажение помогает людям жить в обществе, потому что благодаря ему плохое поведение пресекается до того, как успевает начаться, и поэтому люди склонны поступать хорошо (не то чтобы иначе бы они так не делали, но это помогает). Такое искажение также дает нам мотивацию – если вы будете считать, что в мире все происходит случайно и все действия в конечном счете не имеют смысла, то не захотите в положенное время вылезать из постели.

К сожалению, эта гипотеза неверна. Плохие поступки не всегда наказываются, а с хорошими людьми часто происходит что-то плохое. Но искажение настолько прочно укоренилось в нашем мозге, что мы все равно продолжаем его придерживаться. И когда мы видим, как кто-то стал безвинной жертвой чего-то ужасного, то испытываем диссонанс: мир справедлив, а то, что случилось с этим человеком, – несправедливо. Мозг не любит диссонансы, поэтому у него есть два выбора: он может прийти к выводу, что мир в конечном счете жесток и хаотичен, или же решить, что жертва чем-то это заслужила. Второе предположение жестоко, но оно позволяет нам сохранить свои уютные (ошибочные) взгляды на мир. Поэтому нам свойственно винить жертв за их несчастья.

Этот эффект и множество его проявлений были продемонстрированы в огромном количестве исследований. Например, люди менее критически относятся к жертвам, если могут вмешаться и облегчить их страдания или если им говорят, что жертва впоследствии получила компенсацию. Если люди никак не смогли помочь жертвам, их отношение к ним становится более пренебрежительным. Такое положение вещей вполне соответствует гипотезе «справедливого мира»: с жертвой не случилось ничего хорошего, значит, она наверняка это заслужила, правильно?

Люди склонны винить жертву, с которой они идентифицируют себя. Если вы видите, как человека другого возраста/расы/пола ударило падающее дерево, посочувствовать ему очень просто. Когда перед вами человек вашего возраста, роста, телосложения, пола ведет такую же, как у вас, машину и врезается в дом, то вы охотнее будете обвинять его в неумелости или глупости, несмотря на то что у вас нет этому никаких доказательств.

В первом случае никакая из характеристик пострадавшего человека к нам не относится, поэтому логичней обвинить в произошедшем злой случай, – ведь нас подобное затронуть не может. Во второй ситуации легко могли бы оказаться мы сами, и тогда наш мозг интерпретирует ее так, будто виноват вовлеченный в нее человек. Он должен быть виноват, потому что в противном случае это был злой случай, а значит, он может произойти и с вами.

Несмотря на склонность к общительности и дружелюбию, наш мозг слишком сильно озабочен сохранением чувства идентичности и душевного спокойствия.