VII. В светлом храме ученья и науки

Не желая тратить силы на борьбу с кланом Гершензона, я в 1991 г перешел на работу в Киевский университет.

История биологического факультета Киевского университета берет свое начало с кафедр ботаники и зоологии, которые входили в физико-математическое отделение философского факультета университета св. Владимира. Первыми заведующими этих кафедр были немец Г. Бессер и поляк А. Анджейовский. С 1842 года на этом отделении преобразовывается в отдельную кафедра сельского хозяйства и лесничества. В первые 10 лет лекции читались преимущественно на латинском и польском языке. В имперский период на факультете работали такие всемирно известные ученые-биологи, как И. Ф. Шмальгаузен, С. Г. Навашин, М. Г. Холодный, Н. Северцов, Ф. Добжанский. В советский период — Г. В. Фомин, А. В. Палладин, Д. К. Зеров, Г. П. Маркевич, Д. С. Воронцов, А. Т. Емченко. В 1922 г. на базе физико-математического факультета образовывается факультет профобразования Института народного образования. В 1921 г. биологические кафедры, ботанический сад, гербарные коллекции и кадровый потенциал этих подразделений явились основой создания биологических учреждений вновь организованной в 1919 г. Всеукраинской Академии Наук. В 1933 г. был восстановлен Киевский государственный университет, в котором впервые был самостоятельно выделен биологический (естественный) факультет. По университетскому Уставу 1939 года на факультете функционировали такие кафедры: 1) морфологии и систематики цветочных растений; 2) низших растений; 3) зоологии позвоночных; 4) зоологии беспозвоночных; 5) биохимии; 6) физиологии животных; 7) анатомии и физиологии животных; 8) анатомии и гистологии; 9) микробиологии; 10) дарвинизма и генетики. Подразделения и кабинеты: научно-исследовательский институт биологии, 13 лабораторий, 8 кабинетов (в т. ч. биологической литературы), музеи и гербарии, биологическая станция в Каневе. Срок обучения устанавливался в 5 лет.

После изгнания немцев в октябре 1944 г. были готовы к занятиям студентов зоологический музей (проф. Артоболевский), ботанический сад (проф. Финн), биологический, геолого-географический и историко-филологический факультеты. С 1949 г. после сессии ВАСХНИЛ биологический факультет стал называться биолого-почвоведческий, с 1954 г. — опять биологический. Наибольшее число кафедр на биологическом факультете Киевского университета было в 1947-1948 гг. — 17. С 2000 г. работает 10 кафедр. П. К. Шкварников восстановил кафедру генетики в Киевском университете под названием "Кафедра генетики и селекции".

"Университет красный, а ректор Белый",— говорили в 70-е годы про Киевский государственный университет им. Т. Г. Шевченко. Главный корпус бывшего университета Святого Владимира окрашен в цвета орденской ленты Святого Владимира (красный с черным), а фамилия ректора была М. У. Белый. М. У. Белый — известный физик, прекрасный организатор высшего образования и университетской науки. Когда к нему привел меня профессор П. К. Шкварников, я сказал ректору Киевского университета члену-корреспонденту АН УССР М. У. Белому: "Михаил Ульянович, я не знаю украинского языка, как же я буду читать лекции?" Он мне ответил: "Мы все читаем лекции по-русски. И вы также читайте лекции на вашем родном языке". В университете меня поддержал первый проректор академик Петр Григорьевич Богач, который пригласил меня в возглавляемый им Институт физиологии Киевского университета заведовать также лабораторией физиологической генетики. В университете я начал работать сразу же после приезда в Киев, т. е. с 1968 г, по совместительству читая доцентский курс на восстановленной нами кафедре генетики и селекции, которой заведовал до 1971 г профессор П. К. Шкварников. Кафедра была бедной: два микроскопа, пишущая машинка и термостат для сушки семян — вот и все оборудование кафедры. Опираясь на поддержку П. Г. Богача, я смог за несколько лет преобразовать кафедру в мощную кафедру общей и молекулярной генетики. Через госкомитет по науке и технике СМ СССР в Москве с помощью А. Н. Белозерского я получал каждый год дополнительное финансирование, благодаря которому оснастил кафедру современным оборудованием, реактивами, создал при кафедре лабораторию генетики индивидуального развития (в лучшие годы в ней работало до 60 сотрудников). Кафедра и отдел физиологической генетики превратились в ведущий центр генетического образования на Украине, вызывая злобу у С. М. Гершензона, который часто заходил на кафедру, пил с нами чай, а сам строил план захвата кафедры своими людьми.

На кафедре меня приняли доброжелательно — я с 1968 года работал там доцентом, читал молекулярную генетику, медицинскую генетику, онтогенетику, меня знали. Однако доцент Е. Л. Голынская, назначенная в переходный период исполняющей обязанности заведующей кафедрой, объявила мне открытую войну. Она рассчитывала, что я не выдержу ее нападок и уйду. Е. Л. Голынская — кандидат биологических наук, талантливый педагог, автор двух учебников по генетике на украинском языке. Она руководила работой научного студенческого кружка, руками студентов делала себе докторскую диссертацию по фитогемагглютининам. Студенты ее любили, у ней было много сторонников на факультете, так как она работала на кафедре физиологии растений с 1945 года. Во время войны она была партизанкой, за свои подвиги была награждена орденом и медалями. Имея задиристый характер, она продолжала свой партизанский бой и в мирное время: не признавала начальство, воевала с ректором Киевского университета, деканами, заведующими кафедрой, даже с секретарями ЦК КПУ, отвечающими за вузы и науку. Заведующий кафедрой физиологии растений Д. И. Проценко избавился от нее, переведя ее доцентом на кафедру генетики и селекции, где она держала в страхе всех сотрудников кафедры. Когда она узнала, что меня берут заведующим кафедрой, она ходила с протестом к ректору КГУ профессору М. У. Белому и декану биологического факультета Б. Г. Новикову. Но ректор и декан, много натерпевшиеся от ее вздорного характера, оставили ее протесты без внимания. Зная мою борьбу с С. М. Гершензоном, она объединила свои усилия с ним, Гершензон взял к себе в аспирантуру ее замужнюю дочь И. Карпову. Темой ее диссертации он назначил исследование мутагенного действия ДНК у бактерий. Это была вторая, кроме обратной транскрипции, идея-фикс С. М. Гершензона, против которой мне пришлось вести бой. Когда я был с ним в большой дружбе, он попросил меня изучить мутагенное действие лососевой ДНК на аспергиллюс нидуланс. Я с интересом взялся за работу, ознакомился с литературой, приготовил для опытов привезенные из Владивостока препараты лососевой ДНК, сформировал коллектив экспериментаторов. В опытах согласился участвовать приехавший вместе со мной из Новосибирского Института цитологии и генетики кандидат химических наук С. П. Коваленко и заместитель С. М. Гершензона кандидат биологических наук Ю. Н. Александров. С. П. Коваленко — талантливый химик и генетик, выпускник Московского университета, Ю. Н. Александров был питомцем Ленинградского университета и считался официальным заместителем заведующего отделом молекулярной генетики (т.е. С. М. Гершензона). Он в противоположность своему шефу был честным и принципиальным ученым и часто конфликтовал по научным вопросам с С. М. Гершензоном. Проведя исследование, мы не обнаружили мутагенного действия лососевой ДНК на аспергилюс нидуланс и опубликовали на эту тему статью в журнале "Генетика" в 1970 г (131). Статья вызвала гнев С. М. Гершензона. Он публично обвинил нас в неумении экспериментировать, затаил злобу на авторов статьи. С. П. Коваленко он выгнал из Сектора молекулярной биологии и генетики и вообще с Украины — он смог устроиться на работу лишь в Белоруссии, в Минском институте микробиологии. Ю. Н. Александрову же Гершензон несколько раз срывал защиту докторской диссертации и в конце концов отправил его на пенсию.

Если С. М. Гершензон как-то смирился с нашей критикой его работ по обратной транскрипции и после 1972 года никогда не упоминал больше о своем "приоритете", то эту статью в "Генетике" он не мог мне простить. Наши результаты подрывали его претензии на очередное его открытие мутагенного действия химических соединений.

Отцом С. М. Гершензона был выдающийся русский пушкинист М. О. Гершензон, с помощью бонн и дядек давший своему сыну хорошее домашнее образование. С. М. Гершензон хорошо знал несколько европейских языков, свободно говорил по-английски, внимательно читал генетические журналы Запада, переписывался со многими известными учеными за рубежом. Еще на заре своей научной деятельности он разработал свой метод делать великие открытия в науке. Он выбирал какую-либо нерешенную из-за отсутствия объективных условий (несовершенство оборудования, методов исследования и т. д.) проблему науки, сам без помощников ставил примитивные опыты (например, заменяя ультрацентрифугирование из-за отсутствие мощных центрифуг молочным сепаратором), "решал" эту проблему, публиковал в солидных журналах серию статей о своих "открытиях". Его друзья-журналисты и вообще работники средств массовой информации как по команде устраивали чествование автору "открытия", фамилия Гершензона гремела в СССР и затем на Украине. Он раньше американца Френкель-Конрата "собрал" из белка и нуклеиновой кислоты живой вирус, хотя технический уровень украинской биологии отставал от американского лет на сто. Он "открыл" трансдукцию у эукариот, химический мутагенез, обратную транскрипцию, прыгающие гены и т. д. и т. п. Хотя никто из серьезных исследователей серьезно не воспринимал эти "открытия" С. М. Гершензона, однако дивиденды они ему принесли немалые. Он стал академиком АН УССР, получил государственную премию Украины, диплом на открытие мутагенного действия ДНК, многие ордена и медали. Опираясь на свои регалии, сколько он погубил молодых ученых - украинцев и русских, довел их до смерти, выгнал с работы!

Он сделал еврейскими два академических института, которые стали воспроизводить кадры исключительно еврейской национальности. Все это ему удалось сделать с помощью еврейских организаций России и Украины, опираясь на поддержку руководства Академии Наук сначала СССР, а затем Украины, используя помощь купленных "шестерок" славянского происхождения.

Поскольку я ушел из его паучьих тенет в Киевский университет, где ректор М. У. Белый не допускал еврейского расизма, культивировал интернационализм и славянское единство, С. М. Гершензон более 10 лет не мог найти подходов к возглавляемой мной кафедре. Поскольку раньше он был заведующим этой кафедрой, мы приглашали его, П. К. Шкварникова и всех других бывших работников кафедры на различные юбилеи, торжества, пили с ними чай, фотографировались, чуть ли не обнимались и не целовались. Все эти годы он изучал обстановку в университете, на кафедре, планируя многоходовую комбинацию нанесения уничтожающего меня удара. Вместе с К. М. Сытником он начал везде и всегда кричать, что университет готовит слабые кадры генетиков. Они внушали эту мысль президенту АН УССР Б. Е. Патону, который, однако, нас никогда не критиковал, потому что на нашей кафедре училась его дочь Евгения Борисовна Патон, я был ее научным руководителем и она рассказала отцу о том, что уровень обучения на нашей кафедре был высокий, не ниже, чем в Московском или Ленинградском университетах. Мы преподавали, например, впервые в мире курс биологической инженерии, курс охраны генофонда и многие другие самые современные генетические курсы. Отчеты кафедры слушались на Президиуме Украинского общества генетиков и селекционеров им. Н. И. Вавилова (УОГиС), президентом которого был украинский академик А. А. Созинов, избранный директором Института общей генетики в Москве. Президиум давал самые прекрасные отзывы об уровне преподавания и подготовки кадров на нашей кафедре. Все ведущие генетики Украины были питомцами нашей кафедры. Даже директор Института молекулярной биологии и генетики академик Г. Х. Мацука не раз отмечал высокий уровень подготовки выпускников нашей кафедры, многие из которых трудились у него в Институте.

На кафедре со времен П. К. Шкварникова работали члены Президиума УОГиС, а я был несколько сроков первым вице-президентом этого общества, фактическим его руководителем (президент А. А. Созинов жил в Москве). Мы проводили съезды, печатали тезисы докладов, монографии, сборники трудов. Нас поддерживали все генетики и селекционеры республики. Но Гершензон все-таки нашел наше слабое место и нанес по кафедре уничтожающий, как он считал, удар.