Рейс Молокова

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

(лирическое отступление)

Мы — материалисты. Мы не верим в загробную жизнь и в переселение душ, мы не верим и в существование самой души. И все-таки часто говорим о ней. Потому что еще не придумано другое слово, так полно определяющее характер и нрав, эмоциональность и внутренний мир живого существа. И если исходить из этого — душа у собак есть. И хорошая душа. И только те, кто совершенно не знает этих животных, могут считать бранным словом «собака» или «собачья душа».

Так случилось, что японские исследователи в 1958 году вынуждены были срочно покинуть одну из полярных зимовок. С трудом вывезли людей. А собак вывезти не могли. Пришлось оставить их на зимовке. Оставить на верную смерть. В том, что собаки погибнут, никто не сомневался. И в память о них японские ученые в городах Токио и Осака поставили памятники.

Через год люди вернулись на зимовку. И какова же была радость ученых, когда их встретили живые и невредимые собаки! Они выжили в неимоверно трудных условиях — мерзли, голодали, питаясь случайно пойманными грызунами и птицами. Неизвестно, что чувствовали собаки. Но безусловно чувствовали себя покинутыми. И ведь знали, что покинули их люди. А может быть, верили, что люди не предадут, вернутся? Но так или иначе, собаки встретили людей восторженно.

А как восторженно, радостно умеют встречать собаки — знают все, у кого собаки были или есть. Мой пес приветствует меня таким бурным танцем, так улыбается (морщит нос, показывая в улыбке свои снежнобелые зубы), прижимает уши, машет обрубком хвоста, как будто считал меня пропавшим без вести или по крайней мере вернувшимся из кругосветного путешествия.

Один сибирский охотник — отличный знаток собак — как-то полушутя, полусерьезно высказал мне по этому поводу свое мнение. Собака настолько сроднилась с человеком, настолько считает себя его частью, что разлука с ним, даже короткая, кажется ей разлукой навсегда. И пес начинает тосковать в ту же минуту, когда человек закрывает за собой дверь. И как не радоваться собаке, если ушедший (а для нее любой уход человека — уход навсегда) вдруг снова возвращается к ней?!

Я не знаю, да и никто не знает, что пережили собаки японских полярников, как болела и тосковала их собачья душа, но когда люди вернулись — души собак ликовали!

Никто не знает и не узнает, что пережили собаки, находившиеся в ледяном лагере челюскинцев. Но можно представить себе…

Это случилось в 1934 году. Советский ледокол «Челюскин» вышел в рейс в 1933 году, чтобы за одну навигацию пройти по Северному морскому пути от Мурманска до Владивостока. В Беринговом проливе он был затерт льдами и, вынесенный в Чукотское море, затонул 13 февраля 1934 года. Участники рейса — люди и находившиеся на борту собаки — успели высадиться на лед.

Два месяца жили в ледовом лагере люди и собаки рядом. Но вот 13 апреля последняя группа покинула лагерь. Семь отважных летчиков, получивших за спасение челюскинцев семь первых Золотых Звезд Героев Советского Союза, работали в неблагоприятных погодных условиях, при отсутствии посадочных площадок, при постоянном движении льдов. К тому же льдины вокруг лагеря и в самом лагере часто трескались. Самолеты нагружались сверх нормы. И все-таки последнюю группу вывозили на пределе возможности. Собакам места в самолете не хватило.

Мы не знаем, как вели себя покинутые собаки — может быть, тоскливо выли, может быть, с надеждой прислушивались, стараясь уловить сквозь треск льдин рокот мотора самолета, может быть, бродили по лагерю или неподвижно лежали у палаток, обреченно положив головы на лапы. Мы не знаем. Но знаем, что чувствовали и как вели себя люди.

Последняя группа прибыла на мыс Ванкарем не последним рейсом. Самолет, пилотируемый В. С. Молоковым, вновь поднялся в воздух и взял курс на покинутый лагерь. Рискуя жизнью, Молоков отправился за собаками.

Это был самый трудный и опасный полет из всех полетов, связанных со спасением челюскинцев. Но как иначе могли поступить настоящие люди, если имелась хоть малейшая возможность спасти друзей?