Дни и ночи, главный инженер участка №6

В конце ноября 1955 г. меня вызвал главный инженер Управления Борис Карлович Липгарт, и сказал, что принято решение назначить меня главным инженером участка №6. Эту должность исполнял Семён Розиноер, он числился хорошим работником, но с начальником участка Петром Петровичем Хотько он не сработался и его С. Б. Фогельсон забирает в Москву в стройлабораторию треста, позднее он стал начальником техотдела треста. Я ответил, что не считаю себя достаточно подготовленным, на что Борис Карлович возразил, что пришла пора надевать на меня серьёзный производственный хомут.

«Хомут» действительно был серьёзным, на участке работал земснаряд 1000—80 (начальник земснаряда А. И. Лебедев), четыре земснаряда 500—60, два малых земснаряда «сотки», работавшие в ковше водосливной плотины и обеспечивающие беспрерывную откачку фильтрационных воды из котлована совместно с земснарядом 500—60.

Но главная трудность заключалась в обеспечении зимнего намыва ответственных земляных сооружений — правобережного и левобережного примыкания к бетонной водосливной плотине с замывом временного судоходного канала №31, так как к весеннему паводку 1956 г. нужно было создать напорный фронт сооружений, раскрыть перемычки и пропустить весенний паводок через водосливную плотину. При неготовности сооружений к приёму паводка последствия могли быть катастрофичными, а зима выдалась суровой с постоянными морозами до -30 ⁰ С.

Прежде всего, я столкнулся с необходимостью немедленно начать работы по замыву временного судоходного канала, на котором начал образовываться лед. Приёмочная комиссия выходила на место каждый день и констатировала, что лёд растёт и что до начала намыва его нужно удалить. Но удалить лед на площади около 5000 кв. м было физически невозможно. Приняли решение измельчить лёд взрывным способом. Взорвали лед накладными и погружными зарядами ВВ, но получилась ледяная каша, которая через сутки снова смерзалась и становилась ещё толще.

Председатель технической инспекции Перепелов не давал разрешение на начало намыва. Выезжали на место все технические руководители стройки вплоть до гл. инженера «Куйбышевгидростроя» Н. В. Разина, но никто не брал на себя ответственность замывать лед, толщина которого достигла уже 40 см.

Я отправился к начальнику работ Левого берега Владимиру Ивановичу Севостьянову и сказал ему, что намыв нужно начать немедленно, т.к. лёд растёт с каждым днём и обстановка с каждым днём ухудшается. Он написал телефонограмму на моё имя о немедленном начале намыва, которую я храню до сих пор. Моя инициатива по существу спасла положение, но, конечно, превышала полномочия.

При намыве лед крошили взрывами, но много льда было погребено в тело сооружения. Ширина сооружения была около 500 м по урезу воды, сплошной ледяной «дыры» в сооружении, конечно, не было, но впоследствии парапет дамбы просел и его пришлось перекладывать, за что впоследствии, Н. В. Разин сначала упрекнул меня при встрече на намыве плотины Плявиньской ГЭС, а затем похвалил, за то, что задача создания напорного фронта была решена. При оформлении формы №2 для оплаты работ Перепелов долго «мурыжил» подписание акта приемки работ.

На правобережном примыкании к водосливной плотине случилась другая беда. Дамба была перегорожена высокой шпунтовой стенкой из металлического шпунта, а с двух сторон работали два земснаряда 500—60. Естественно, земснаряды не работали синхронно, и на шпунтовой стенке образовывался перепад давления, от которого стенка кренилась и была реальная угроза завала всей стенки длиной около 400 м.

Увидев такую страшную картину, я принял решение немедленно без разрешения технической инспекции прорезать два окна в шпунте и изготовить телескопические стаканы на водосбросных колодцах с тросовым регулированием для их подъема и опускания с целью выравнивания прудка по обе стороны шпунта. Отверстия в шпунтовой стенке заваривали по мере намыва с составлением акта.

До этого к обычному шандорному колодцу намывщики из заключенных плавали по глубокому прудку на маленьком плотике с опасностью упасть в колодец и утонуть, и такой случай произошел, утонувшему приписали попытку побега, т.к. конец водосбросной трубы выходил за охранную зону.

Одной из главных трудностей зимней работы было поддержание бесперебойной работы земснарядов и особенно сохранение пульпопроводов от замерзания воды. Я четко придерживался определённого порядка. При остановке продолжительностью менее 2 суток вода из пульпопровода не сливалась (вопреки инструкции), при более длительных остановках вода сливалось только под моим личным контролем до полного слива воды.

Я брал в руки молоток и шёл, постукивая им по трубе, вдоль всего пульпопровода на несколько километров. Если обнаруживалась водяная пробка, я вызывал бульдозер, рвал пульпопровод и выпускал воду. Занятие было утомительное, особенно ночью в мороз, но такая практика контроля полного слива воды и планирования времени остановок земснаряда оправдала себя. За все пять зимних месяцев работы случаев «замораживания» пульпопроводов и остановки работы земснарядов не было.

В эту же зиму на соседнем участке №2 на намыве основной плотины были «заморожены» десятки километров пульпопроводов от пяти земснарядов 1000—80, пульпопроводы пришлось полностью разбирать, удалять лёд и сваривать заново. Этой бесполезной работой участок занимался до весны. А, главное, остановился намыв русловой плотины, и на её верховом участке пришлось насыпать узкую дамбу «сухим» способом для удержания весеннего паводка.

Другим осложнением при намыве в зимнее время было устройство обвалования карт намыва, предотвращение замыва льда и недопущения образования промороженного водонасыщенного неуплотнённого грунта. Эти задачи решались бесперебойной работой земснарядов с поддержанием незамерзающей акватории в забое с помощью мощной струи воды от самих земснарядов и плавучих станций перекачек типа 300—40.

В зимний период 1955—56 гг. участком было намыто более 6 млн кубометров грунта в сооружения с хорошим качеством. Дались эти миллионы для меня бессонными ночами и днями, часто проводимыми в «бытовке» вместе с бригадами заключенных, хлебая с ними «баланду» из одного котла. Успех в работе обеспечивали и ст. прораб Горгоний Михайлович Подъяков, прораб Фёдор Баженов, ст. прораб Макотрин и, конечно, ЗК. Я к ним относился с полным уважением.

Командам земснарядов зимой также было очень тяжело, особенно добросовестно работал начальник земснаряда Иван Кулинич, трудно было молодым ребятам совмещать напряжённую работу на земснарядах и участках с учёбой в вечернем строительном институте.

В конце 1955 г. ко мне, в виде наставника и контролера, был командирован из треста гл. инженер Проектной конторы Сергей Петрович Владимирцев, он вместе со мной утром приходил на карту намыва. Я имел полную возможность хорошо познакомиться с ним и его опыт много помог мне в работе.

Как отмечал я выше, один из земснарядов 500—60 находился в ковше водосливной плотины и одновременно с разработкой грунта откачивал фильтрационную воду. В это время шли бетонные работы на откосах ковша и земснаряд нельзя было остановить на профилактический ремонт. Механиком участка был Григорий Соболев, отбывший заключение в Цимле.

Помню, как я вместе с ним и начальником земснаряда Вашуриным сменили грунтовый насос вместе с электродвигателем в одном агрегате во время ремонта за одну ночную смену, это был рекорд по времени, и, наверное, он не был побит.

По существу, вопреки существующим инструкциям, и по самостоятельным решениям, мне удалось при постоянных морозах до — 30⁰ С обеспечить качественный намыв примыканий к водосливной плотине в объеме 6 миллионов кубометров грунта на одном объекте, что обеспечило прием весеннего паводка Волги в 1956 г. Такого в истории гидромеханизации ранее и потом не было. Моя зимняя работа была отмечена приказом по Управлению о благодарности и хорошей премией. Привожу запись из моей трудовой книжки.

Выписка из трудовой книжки Кожевникова Н. Н.

Главный инженер «Куйбышевгидростроя» Н. В. Разин в книге «Опыт строительства Волжской гидроэлектростанции» так отметил этот этап строительства: «Способом гидромеханизации было выполнено за зиму 1955/56 г. более 7 млн кубометров качественных насыпей, что является весьма показательным. Успех намыва был достигнут правильным выбором забоев, обводненных относительно теплыми грунтовыми водами, сосредоточенной подачей пульпы, что можно осуществить при безэстакадном способе намыва и бесперебойной работе земснарядов».

Интересно проходило весной 26 апреля 1956 г. затопление котлована водосливной плотины. Верхняя перемычка котлована взрывалась, получившаяся промоина шириной до 10 м все быстрее и быстрее размывались водопадом воды, зрелище было захватывающее и неповторимое. За один час песчаная перемычка была размыта на длине до одного километра. При затоплении котлована присутствовало все руководство «Куйбышевгидростроя» и гидромеханизации.

В ковше водосливной плотины оставалось 2 малых земснаряда и один земснаряд 500—60, их нельзя было увести, и они оставались в ковше при затоплении котлована.

Для сохранения земснарядов в Управлении гидромеханизации было принято решение их заякорить, а минимальный экипаж оставить на земснарядах для принятия мер.

Но меня в последний момент обуревала мысль о сохранения жизни оставляемых на земснарядах моих работников. В конце концов, земснаряды можно было поднять, если они уйдут под воду, а люди?

Я обратился к Борису Карловичу Липгарту, стоявшему рядом с начальником «Куйбышевгидростроя» И.В.Комзиным: «Я считаю опасным оставлять экипаж на земснарядах при затоплении котлована». Борис Карлович ответил: «Поступай, как считаешь нужным, ты отвечаешь за сохранность земснарядов и людей». Я немедленно распорядился снять всех работников на берег. И оказался прав, нарушив первичный приказ.

При полном раскрытии перемычки в котловане образовались огромные волны и водовороты. Земснаряды сорвало с якорей и носило в водоворотах как щепку, волны перекатывались через рубку. При наличии людей их непременно бы смыло за борт, и они были обречены. Земснаряды получили повреждения, но не утонули, все закончилось благополучно.

В конце апреля мне и заместителю начальника СУ гидромеханизации Рафаилу Моисеевичу Мланину дали для отдыха от бессонных зимних дней и ночей бесплатные путёвки в санаторий в Хосту, где я впервые увидел курортное Черное море.

Вода в море была еще холодная, после купания принимали по 100 гр. водки. Съездили с ним в Батуми на огромном лайнере «Россия» (полученный по репарации теплоход «Адольф Гитлер», близкий к «Титанику» по водоизмещению). Кончились деньги, Рафаил Моисеевич дал жене телеграмму: «Вышли 100 руб., куплю тебе туфли». На второй день пришел ответ: «Туфлей не надо, если надо на дорогу — вышлю».

Пришлось мне дать телеграмму о подкреплении в Данков родителям. Но белый теплоход стоил этого, хотя билеты у нас были последнего класса.

Отдохнули мы от бессонных ночей с Рафаилом Моисеевичем хорошо.

О Черном море и горах остались воспоминания на всю жизнь. Удалось нам съездить и на озеро Рица, расположенное высоко в горах. Вода в озере была кристально чистой, а по берегам лежал снег. Вид был изумительный.

Но нельзя не отметить, что в России, и не только, не любят самостоятельности исполнителей. Это подтвердилось по отношению и ко мне в дальнейшем, инициатива часто бывает наказуема.

Официальное открытие ввода в эксплуатацию Куйбышевской ГЭС произошло в августе 1958 г. с приездом Н. С. Хрущева, который включил символический рубильник. Как глава государства, он щедро наградил строителей орденами и медалями. Я был представлен Управлением Гидромеханизации к ордену «Трудового Красного Знамени».

Но список награждения гидромеханизаторов окончательно утверждал Управляющий трестом «Гидромеханизация» С. Б. Фогельсон. По выходу Указа Верховного Совета я не обнаружил себя в списке награжденных.

Я не обиделся на это, но впоследствии спросил у Б. К. Липгарта, почему и за что меня лишили награды. Он ответил, что С.Б.Фогельсон вычеркнул мою фамилию из списка представления и вписал фамилию С. И. Александрова — старого начальника производственного отдела треста, который на нашей стройке никогда не был, мотивируя тем, что я молод для награждения.

Еще в 1953 г., при передаче стройки в ведение Минэнерго, С. Б. Фогельсон поручил мне расследовать аварию с падением построенного намывного пульпопровода, я дал заключение, которое оправдывало начальника участка

Козловского. Это очень не понравилось Фогельсону, сказал, что я выгораживаю Козловского, которого следует уволить, что он выполнил.

Но ради объективности по отношению ко мне, нужно отметить, что С. Б. Фогельсон, в том же 1958 г., перевел меня в Москву на должность заместителя главного инженера Московского СУ. Это, конечно, была высокая оценка моей инженерной деятельности, но ордена я не получил.