68

В своей истории исследования Тихого океана, Дж.?К. Биглхол говорит о трех его фазах — испанских исследованиях шестнадцатого века, «воодушевленных страстью к религии и деньгам»; голландских путешествиях семнадцатого века, предпринятых ради торговых целей; и наконец английских и французских исследованиях, посвященных приобретению знаний. Однако автор отмечает дух любопытства и жажду чуда как факторы, вдохновлявшие все эти исследования. Определенно, это верно в отношении Антонио Пигафетты, дворянина-добровольца, присоединившегося к Магеллану «из страстного желания увидеть чудеса океана». Это справедливо и в отношении путешествий голландских мореплавателей, в которых участвовали натуралисты, стремившиеся попасть в неведомые уголки мира. Так, например, Румфиус и Рид, отправившись в голландскую Ост-Индию в семнадцатом веке, внесли неоценимый вклад в биологию (особенно это касается первых описаний и зарисовок саговников и других растений, неизвестных до тех пор в Европе). Это верно и в отношении Дампира и Кука, которые в некотором смысле явились предтечами великих путешественников-натуралистов девятнадцатого века.

Репутация Магеллана, впрочем, тоже не была безупречной. Открытие Гуама было сделано в очень тяжелых условиях. Матросы голодали и страдали цингой. Они съели всех крыс и кожу, предохранявшую канаты от перетирания. Путешественники провели в море девяносто семь дней, прежде чем увидели — 6 марта 1521 года — землю. Когда они, бросив якорь в бухте Уматака, сошли на берег, туземцы украли у них шлюпку, канаты и часть такелажа. Магеллан обычно бывал хладнокровен и терпелив, но на этот раз вскипел и отреагировал совершенно чудовищным образом. Взяв с собой группу матросов, он сжег сорок или пятьдесят домов и убил семерых чаморро. Взбешенный Магеллан назвал Гуам (и Роту) «Ладронес» — Островами Воров, и относился к их жителям с жестоким презрением. Сам Магеллан тоже вскоре встретил смерть от рук разъяренных туземцев на Филиппинах, которых он сам и спровоцировал на жестокость. И все же о Магеллане не стоит судить по действиям в последние месяцы жизни, ибо он умело командовал своими больными, разозленными, нетерпеливыми и подчас мятежными матросами; блистательно открыл Магелланов пролив — и, как правило, вполне уважительно относился к туземцам. Но, как и всем первым испанским и португальским мореплавателям-первооткрывателям, Магеллану была свойственна склонность к насилию — Биглхол называет ее «христианской надменностью» и полагает, что Магеллан в конце концов, как и все остальные, пал ее жертвой.

Этой «надменности» был, как представляется, начисто лишен восхитительный Пигафетта, который (хотя он и сам был ранен во время убийства Магеллана) тщательно описал путешествие: чудеса природы, народы, встретившиеся мореплавателям, отчаяние экипажа, характер Магеллана с его героизмом, безупречной честностью, мистической глубиной и фатальными пороками — описал с симпатией натуралиста, психолога и историка.