Заселение исчезнувших материков Сунды и Сахула

Каким бы путем люди ни вышли из Африки, их первой крупной остановкой была, судя по всему, Индия, потому что именно там обнаруживаются первые после выхода из Африки разветвления и на митохондриальном древе, и на древе Y-хромосомы.

Среди жителей Индии и сегодня часто встречаются представители вышедших из Африки линий M и N митохондриальной ДНК. Линия М широко распространена, и ее мутации в Индии старше, чем те, что обнаруживаются в ней дальше на восток: косвенное указание на то, что индийский субконтинент был заселен вскоре после исхода из Африки. Что касается Y-хромосомы, то несколько отростков ранних мужских ветвей встречаются только в Индии, и эта картина также согласуется с южным сценарием первой трансафриканской миграции: если бы миграция прошла северным маршрутом, эти отростки встречались бы не только в Индии, но и в Леванте{96}.

В Индии пути группы первоэмигрантов исторически разошлись. Часть прародителей и дальше держалась берегов, расселяясь вдоль южного края Азии и в итоге добравшись до Австралии, Китая и Японии. Часть отправилась вглубь материка, на северо-запад, через земли, ныне известные нам как Иран и Турция: этой группе предстояло долгое противоборство с неандертальцами за обладание Европой. Оба путешествия испытывали человека на прочность, требуя изобретательности, умения выживать во враждебной среде и преодолевать жестокие трудности. Сначала рассмотрим австралийскую миграцию, а затем проникновение в Европу.

Популяция, расселявшаяся вдоль побережья, двигалась на восток вокруг Индии и Индокитая и в итоге достигла двух ныне исчезнувших материков – Сунды и Сахула. 50 000 лет назад уровень моря был существенно ниже, чем в наши дни, так что Малайский полуостров и острова Суматра, Ява и Борнео были одной большой сушей, известной как Сунда, или Сундаленд, отходившей на юг от Азиатского континента. Австралия в те времена сливалась с Папуа – Новой Гвинеей на севере и с Тасманией на юге, и эти три острова вместе образовали материк под названием Сахул, лежавший строго к югу от Сунды.

Если не считать речных устьев, людям, селившимся по побережью, не приходилось пересекать обширные водные пространства, пока они не вышли к проливу, разделявшему Сунду и Сахул. При ширине около 100 км он представлял собой серьезную преграду. Присутствие земли на юге наблюдателям с Сундского берега могли выдать лесные пожары на Сахуле или миграции птиц. Так или иначе, современные люди достигли и Сахула, и это не оставляет сомнений в том, что они обладали навыками мореходства, необходимыми для исхода из Африки через Ворота слез.

Появление первых современных людей в Австралии – важное событие не только потому, что они совершили великое путешествие из далекого дома в Восточной Африке, но и потому, что благодаря этому событию появилась одна из первых возможностей соотнести генетическую историю с данными археологии. Известные археологам погребения позволяют датировать колонизацию Австралии 50 000 лет назад. Такая давность уже не проверяется радиоуглеродным методом, так что приходится использовать другой, так называемый термолюминесцентный. Термолюминесцентное датирование не всегда надежно, но в нашем случае его подтверждают другие свидетельства: 46 000 лет назад в Австралии внезапно вымерли все крупные, тяжелее 100 кг млекопитающие, птицы и рептилии{97}. Причиной наверняка были действия нового неутомимого хищника – человека-охотника. Такая же судьба постигла немного позже и крупных животных Америки, когда первые люди достигли Нового Света.

Довольно удивительно, что самые ранние стоянки современного человека за пределами Африки обнаружены именно в Австралии. Вероятное объяснение – мигрировать вдоль побережья легче, чем продвигаться вглубь суши. Море было надежным источником пищи и удобной дорогой, кроме пролива между Сундой и Сахулом. И поскольку в те дни уровень океана был значительно ниже, многочисленные прибрежные стоянки человека теперь оказались на дне, и таким образом свидетельства о промежуточных этапах путешествия еще предстоит отыскать.

Многие генетики считают, что современные люди вышли из Африки много раньше чем 50 000 лет назад. Недавняя датировка на основе подсчета мутаций в древе человеческой митохондриальной ДНК показывает, что исход случился 65 000 лет назад{98}. Однако генетические данные, хотя неизменно интересные, основываются на допущениях, не всегда верных, даты же, устанавливаемые археологами, гораздо надежнее. Сегодня самые ранние известные археологии следы современного человека за пределами Африки датируются периодом 46 000 лет назад – таков возраст погребений у озера Мунго в юго-восточной Австралии и современных ему находок в Леванте. Археологов не особенно убеждают аргументы о том, что более ранние стоянки человека, располагавшиеся на морском берегу, ныне лежат на дне, потому что люди определенно откочевали бы вглубь материка, вместо того чтобы ждать, пока их поглотит медленно прибывающее море.

Разумеется, блокировать на морском берегу мигрировавших из Африки современных людей могли архантропы, расселившиеся по Евразии многими тысячелетиями ранее. На Аравийском полуострове время от времени появлялись неандертальцы, а Дальний Восток занимал Homo erectus. Возможно, архаичные люди поначалу не позволили современным пройти вглубь Евразийского материка, вынудив их жаться к его краю, зато сами они так и не добрались до Сахула. Может быть, этим и объясняется то странное обстоятельство, что старейшие из известных науке останков современного человека нашлись на самом дальнем отрезке его миграции, в Австралии.

Тому, что именно в Австралии наука обнаружила первый «привал» человечества, есть и другое объяснение – климат. Наши африканские прародители не были приспособлены к холодному климату. Далее в главе 6 речь идет о том, что людям, видимо, пришлось сначала эволюционно адаптироваться, чтобы заселить холодные области Евразии. Не исключено, что именно климат заставлял первых мигрантов концентрироваться на побережье и стремиться в теплые земли вроде Сунды и Сахула.

Как бы там ни было, наверное, правы археологи, не видящие оснований предполагать, что исход современных людей из Африки мог состояться ранее 50 000 лет назад – даты, которая согласуется и с поведенческими изменениями, о которых сообщают археологические находки в самой Африке, и с другой датой – 46 000 лет назад, – начиная с которой можно точно говорить о присутствии современного человека в Австралии.

Но если археологи верно называют дату исхода, то генетики, очевидно, не ошиблись с числом миграций: она была только одна.

Сахул находится в стороне от миграционной трассы прародителей, и его не затронули последующие передвижения и смешения народов, и поэтому аборигены Австралии, возможно, носят в своих генах удивительный портрет первых эмигрантов из Африки. Однако разница в массивности первых австралийских скелетов и появление людей с полуодомашненной собакой (динго) указывают на то, что после прибытия современных людей было еще несколько волн миграции в Австралию. Нынешние политические ограничения на отбор образцов ДНК у аборигенов не позволяют получить ясную картину последовательности этих волн, которую могли бы воссоздать генетики.

До появления европейцев австралийские аборигены делились на шесть сотен разных племен численностью от 500 до 1000 человек, говоривших на разных диалектах и имевших свои территории обитания. Судя по всему, браки заключались только внутри племен, между ними гены почти не перемешивались, и вследствие древности популяции в каждом племени сформировался неповторимый генофонд с особенными разновидностями генов, не встречающимися больше нигде в мире. Анализ митохондриальной ДНК племени валибри, живущего на северо-востоке континента, показал присутствие нескольких генеалогических линий, не встречающихся ни в одном другом племени, а это означает, что племена сильно различаются по генетике{99}.

По сравнению с многообразием митохондриальных типов вариантов Y-хромосомы, напротив, совсем немного: половина всех туземных мужчин имеет одну Y-хромосому. Это могло быть результатом ситуации, известной у генетиков под названием «эффект основателя»: снижения генетического разнообразия в популяции, основанной малым числом особей{100}. Могли сработать и другие факторы. Например, полигамия (когда часть мужчин имеет по несколько жен, а часть – не имеет вовсе) значительно снижает разнообразие в Y-хромосомах. Так же как и постоянные вооруженные конфликты, бремя которых падает на мужчин.

Австралийские племена, судя по всему, жили в состоянии непрекращающейся войны, не пуская чужаков на свои территории, а торговлю вели на нейтральных землях. Набор орудий аборигенов, необременительный в дальних переходах, включал в себя оружие типа тяжелых палиц, бумерангов с крюком и копий{101}. Аборигены хорошо умели выживать в суровых условиях, но так и не освоили земледелия. Их уникальная генетика отражает древность популяции и дрейф генов, усиленный в условиях раздробленности на мелкие враждующие сообщества.

Похожую картину дает генетический анализ других ранних обитателей Сахула – народов Новой Гвинеи. Примерно до 8000 лет назад Австралия и Новая Гвинея представляли собой единый материк, так что население обоих островов могло произойти от одной миграционной волны. Научная группа Марка Стоункинга изучала Y-хромосому и митохондриальную ДНК многих новогвинейских племен и обнаружила поразительное однообразие в Y-хромосоме, особенно у высокогорных племен дани, яли, уна и кетенгбан{102}. Как и у австралийских аборигенов, такое однообразие может означать либо широкое распространение полигамии, когда лишь несколько мужчин производят все потомство в племени, либо высокий уровень насильственных смертей.

В Новой Гвинее, вероятнее всего, действовали оба фактора. Все папуасские популяции в этом регионе практикуют патрилокальный брак, т. е. мужчины всегда остаются со своим родом, а жены переходят в род мужа. Большинство, если не все новогвинейские племена, придерживались полигамии, по крайней мере до появления первых миссионеров. Например, у дани 29 % мужчин имели больше одной жены, притом число жен варьировалось от двух до девяти, а 38 % мужчин не имели ни одной.

Война была обычным делом в большей части папуасских обществ до второй половины XX в., отмечает группа Стоункинга, и смертность на войне была высока: по данным антрополога Карла Хайдера, приблизительно 29 % мужчин дани погибали в сражениях. Практически таков же уровень военных потерь мужских особей у шимпанзе и у южноафриканских яномамо, причем мотив у тех и других, предположительно, одинаков: репродуктивное преимущество, которое успешный воин получает для себя и для своего клана.

Стычки охотников и собирателей кажутся не такими уж кровопролитными в сравнении с мясорубкой современной войны. Начатый бой можно было остановить, как останавливают футбольный матч из-за, например, дождя или серьезной травмы кого-то из игроков. Хайдер, как и многие антропологи, поначалу считал, что война для дани не такая уж трагическая ситуация. После первого полевого исследования в Новой Гвинее в 1961 г. он написал книгу, в которой подчеркивал миролюбивость племени. Однако после многочисленных новых поездок и тщательной реконструкции родословных с выяснением причин смертей Хайдер увидел, как много мужчин на самом деле гибнет в сражениях. Если сражаться приходится еженедельно, даже при небольшом числе потерь убыль со временем будет гигантской.

Как и бушмены, дани бьются насмерть. Они не научились отравлять наконечники стрел ядом жука-листогрыза, но вместо яда используют экскременты, чтобы в рану попадала инфекция. Подобно многим другим человеческим племенам и шимпанзе из Касакелы («Гомбе»), дани знают, что истребление лишь некоторой части врагов дает выжившим повод для мести и потому более эффективно изводить врагов без остатка.

«На плоскогорье около 30 % автономных групп исчезают каждое столетие после военных поражений, – пишет о межплеменной вражде в Новой Гвинее археолог Стивен Леблан. – Племена вырезаются целиком или гибнут в сражении, уцелевшие после больших кровопролитий спасаются у союзников или дальних родственников. Последнее из незатронутых цивилизацией мест оказалось не мирным пастбищем, а полем незатихающей битвы»{103}.

Фенотип коренного австралийца называется австралоид, этот термин подразумевает темную кожу, волнистые или кудрявые волосы, вытянутое телосложение и крупные зубы. Новогвинейцы относятся к австралоидам, но имеют некоторые небольшие отличия: например, мелкокурчавые волосы. То, что народы Сахула выглядят похоже на центрально– и западноафриканцев, вероятно, не просто совпадение. Вследствие своей относительной изоляции австралоидные племена могли сохранить наиболее полное среди всех народов сходство с первыми африканскими мигрантами. Но точно сохранить облик первых современных людей, покинувших Африку, они тоже не могли бы, потому что к их популяции примешались поздние иммигранты, например полинезийцы, да и сами австралоиды сильно изменились под действием дрейфа генов.