Сентябрь Двухъярусная драма
Сентябрь
Двухъярусная драма
Драма тем временем разыгрывалась на двух уровнях. Если на подмостках, представлявших собой поверхность земли Раннего Мела, главные роли гигантских хищников играли рапторы и акрокантозавры, то под сценой, то есть под землей, «вспомогательный состав» разыгрывал другой сюжет. Исполнителями были маленькие создания, избегающие дневного света.
Если вы размером не больше мыши, жаба покажется вам гротескным монстром из страшной сказки. Эгиалодон был всего лишь маленьким насекомоядным пушистым шариком весом в одну унцию[6]. Дергающийся комочек мускулов с вытянутой мордой, черными бусинками глаз, чрезвычайно чувствительными усиками и сжимающимися пятипалыми когтистыми лапками.
В норе возникла морда лягушки. Лягушачья пасть была такая широкая, что могла спокойно заглотить эгиалодона.
Для эги были опасны не только лягушки, но даже какой-нибудь достаточно большой жук. Рапторы же были чересчур громадны, чтобы быть замеченными. Для эгиалодонов рапторы и акрокантозавры, тяжело топающие по земле над их норами, представляли собой Стихийные Силы Природы, подобные землетрясению.
Эгиалодон уже полчаса чувствовал, как содрогаются стенки его жилища. Потом в отверстие норы посыпались листья. Внутри их оказалась лягушка. Она пряталась там, как в гнезде, пока акрокантозавр не задел ее своей гигантской лапой и не загнал несчастное земноводное во владения эги, как в лузу.
Лягушка своим крошечным мозгом не могла осознать, что произошло. Она умела только прятаться от гигантских гороподобных животных, то и дело грозивших расплющить ее маленькое тельце в лепешку.
Лягушка попала в нору головой вперед. Эги ощутил мерзкое прикосновение влажной шершавой лягушачьей кожи к своей морде и отпрянул в глубь норы, в жилое отделение, представляющее собой камеру шириной в два его тела, выстланную изнутри мягкой сухой шерсткой, выпавшей у него при линьке. Лягушка проникла и сюда. Она сжалась в углу, и клочки шерсти прилипли к ее влажному приземистому тельцу.
В норе было абсолютно темно. Эги, с его хорошим обонянием и замечательным слухом, улавливающим высокочастотные звуки, следил за тем, что делалось наверху. Там было подозрительно тихо.
Случаются ситуации, к которым гены вас не подготовили. В таком затруднительном положении оказался сейчас акрокантозавр наверху. Он стоял посреди обломков поваленного дерева, не зная, что делать: кусать, нападать, убегать или просто стоять на месте.
Упавший детеныш раптора шипел, как медленно спускающая камера большого колеса. Акрокантозавр испытывал соблазн нагнуться, схватить и встряхнуть детеныша. Так он всегда поступал с мелкой добычей, которая шумела или трепыхалась. Детеныш весил фунтов сто шестьдесят — в двадцать раз меньше его самого.
Но рапторы опасны. Акрокантозавр еще в ту пору, когда подрастал, заметил, как мать всегда напрягалась вблизи рапторов. А рядом с детенышем валялся изрядный кусок туши страусового динозавра, который он затащил с собой на дерево. Тридцать фунтов свежего мяса. Может, стоит просто нагнуться, стащить мясо и убежать? Это было бы гораздо безопаснее.
Дело осложнилось тем, что в нескольких сотнях ярдов от него раздался угрожающий крик взрослого раптора. Один раптор не представлял серьезной опасности для акрокантозавра. Одиночки обычно обходили друг друга стороной. Но эта самка ютараптора наступала на него, размахивая лапами, била хвостом и вообще вела себя, как настоящий камикадзе, стремящийся взять его на таран.
Детеныш начал проявлять признаки жизни. Он сжимал и выпускал передние когти, его задние лапы дрожали.
Два раптора — это слишком много — укушу этого и убегу.
Акрокантозавр медленно принимал решение. Он мог схватить маленького ютараптора, вытряхнуть из него душу вон, и у него осталось бы еще достаточно времени для того, чтобы отступить на открытое место, подальше от взрослой самки, где он мог бы в случае необходимости защищаться.
Акрокантозавр выпрямил шею, которая обычно была у него круто изогнута в виде буквы «S». Разинул пасть. Длина его челюстей от кончика носа до ушей составляла три фута.
Детеныш стал откатываться, но его правый бок, ушибленный при падении, все еще сильно болел, и он не мог подняться на ноги.
Под землей пушистый шарик эги услышал высокий звук, очень громкий, пронзительный, почти болезненный для его чувствительных ушей. Затем раздался звук ужасного удара, земля задрожала, и нора обрушилась. Комья земли и корни пригвоздили эги и лягушку к полу.
Акрокантозавр совершенно не заметил, как подкрался второй взрослый ютараптор. Только он собрался захлопнуть пасть, сомкнув челюсти на детеныше, как раздался устрашающий шум. Он инстинктивно пригнулся.
Самец раптора ударил акрокантозавра в шею передними когтями. Острия когтей пропороли шею по диагонали сверху вниз, едва не задев глаз.
Шкура акрокантозавра в этом месте была очень плотной. Он неистово затрясся всем телом и стряхнул самца на кучу щепок от сломанного дерева. Потом подпрыгнул, бросаясь на раптора, но промахнулся, зато разрушил жилище эгиалодона.
«Спасите меня!» — возопил мозг акрокантозавра ко всем своим двигательным нервам. Его рефлекторные узлы возбуждались беспорядочно. Он бил хвостом во все стороны, никуда определенно не целясь, и лишь по чистой случайности задел самца раптора.
Акрокантозавр бросился бежать, но выбрал неверное направление. Самка раптора почти запрыгнула к нему на спину. Он неловко развернулся на одной ноге и нагнул защищенную броней голову.
Акрокантозавр опять лишь слегка задел самца раптора и сбил его с ног. Перескочив через поваленное дерево, он снова произвел землетрясение в подземном убежище эги.
«Бежать, бежать, бежать!» — думал акрокантозавр. Механизм его легких и сердца начал постепенно выдыхаться и работал с перебоями. Каждый глоток воздуха шел прямо в огромные воздушные камеры внутри его шеи, туловища и черепа. Каждое сокращение грудной клетки переправляло воздух из этих камер в компактные легкие, расположенные в верхней части его тела.
Воздух с большой скоростью направлялся в тонкие трубочки, которые сообщались с мельчайшими капиллярами, наполненными кровью из легочной артерии. Дающий энергию кислород проникал из воздушных трубочек в кровоток с эффективностью, вдвое большей, чем через легкие млекопитающих.
Акрокантозавр пробежал полмили и только после этого немного притормозил. Он был счастлив, что остался жив.
Эти рапторы — очень опасные и ловкие. Никогда больше он и близко не подойдет ни к одному раптору.
Тем временем детеныш раптора пытался подняться на ноги. Не было никаких сомнений, что его чуть не съели. Его мать пронеслась мимо, чтобы угрожающе порычать вдогонку убегавшему акрокантозавру. Наконец она вернулась к своему детенышу и как следует толкнула его. Птенец перекувырнулся, но не ушибся и не поранился.
Самец, напротив, был ранен: три сломанных ребра от одного удара акрокантозавра. Ему было больно дышать.
Сестра Рэд уселась рядом со старшей дочерью. Впервые за все время, что она знала самца, ей не хотелось укусить его. И это как нарочно в тот момент, когда она могла бы легко сделать это.
Через несколько минут появилась и Рэд. Она слышала шум и суматоху из-за песчаных дюн, где помогала двум младшим племянникам расчленять утреннюю добычу. Она не была готова к той сцене, которая открылась ее взору.
Ее самец лежал на земле раненый. Сестра сидела рядом с ним в растерянности, не зная, что предпринять. Старшая племянница быстро приходила в себя и уже вынюхивала нору, пытаясь схватить то, что так прочно застряло там, под землей. А вокруг всего этого валялись кучи навоза, оставленные убегавшим в панике акрокантозавром.
Самец был подавлен. Его одолевали примерно такие мысли: «Какой дурак! И зачем я это сделал? О, идиот, ну почему, почему я так поступил — детеныш не родной — и Рэд даже не заметила — ох!»
Он увидел Рэд, которая шла к нему. Его зрачки сузились и снова расширились, как линзы самофокусирующегося автоматического фотоаппарата. Это была реакция сильного волнения — и радости.
«Когда сомневаешься в отношениях, приласкайся» — таков был неписаный девиз Рэд. Она села между сестрой и самцом и стала по очереди прижиматься то к одному, то к другой.
