Экология: искушение авторитаризмом
В 1972 г. в первом издании книги «Пределы роста» авторы предсказывали, что в случае сохранения темпов роста экономики и населения к 2020 г. нас ждет резкий спад производства продовольственных и промышленных товаров из расчета на душу населения. И тогда удел мира — погружение в тотальный ресурсный кризис: истощение запасов питьевой воды, замедление темпов нефтедобычи, нехватка индустриального сырья, чрезмерная эксплуатация сельхозугодий и тотальное загрязнение воздуха приведут к кризису цивилизации. Через некоторое время понизится продолжительность жизни человека и резко сократится мировое население. Рекомендации, которые команда Медоуза обосновывала своими, казалось бы, неопровержимыми компьютерными расчетами, сводились к строгому ограничению экономического фактора и роста населения, вступив таким образом в латентное противоречие с либеральным политическим и экономическим миропорядком. Примечательно, что авторитаристская тенденция доклада почти не обсуждалась (по крайней мере в экологических кругах). Между тем, если единственное спасение в том, чтобы «подчиниться природным пределам роста», такой авторитаризм неизбежен[54]. Если человечество не подчинится добровольно, то добиваться этого придется либо принуждением со стороны государства, либо к покорности понудит крах промышленной цивилизации. Поскольку корень зла для Медоуза — рост, то и экологического коллапса можно избежать только посредством перехода в «состояние равновесия». Это касается как роста населения, так и экономической активности, из чего следует, что а) рождаемость не должна превышать смертность и б) инвестиции не должны превышать износ капитала[55]. Первое требует рестриктивной демографической политики, второе — тотального государственного контроля в экономике. Нетрудно заметить, что такая позиция вступает в противоречие с индивидуальной свободой и рыночной экономикой.
Правда, сегодня Медоуз утверждает, что катастрофа несколько откладывается. К перечисленным ранее кризисным факторам добавился еще парниковый эффект, обостряющий проблему водообеспечения и продовольственного снабжения. Не будет воды в достаточном количестве — понизятся сельскохозяйственные урожаи. Время пошло. Следуя логике Медоуза, чрезмерная эксплуатация возможностей планеты неотвратимо приведет к понижению уровня промышленного производства и сельскохозяйственных урожаев. Также сократится до приемлемого для планеты уровня и население. Поскольку человечество, судя по всему, не готово добровольно умерить свои запросы, ограничить его численность и потребление вынудят экономические кризисы. С погружением промышленного Модерна в сумерки нависает опасность и над демократией и свободой: когда физические резервы планеты на исходе, «практически нет шансов на процветание свободы, демократии и многих нематериальных ценностей, которые нам так дороги»[56]. Представление о том, что мы сможем сохранить прежний жизненный уровень и при этом бедные народы будут постепенно богатеть, такая же иллюзия, как и надежда на то, что «при помощи волшебной техники» можно избежать великого коллапса. Разговоры об устойчивом развитии для Медоуза еще один большой самообман. Вносить превентивные коррективы уже слишком поздно. Остается только одно средство — как можно лучше подготовить наши общества к предстоящим экологическим, экономическим и социальным потрясениям. Демократии по своей структуре созданы для истощения экологических систем, поскольку партии и правительства покупают лояльность к себе все новыми актами благотворительности, расплачиваться за которые предстоит в будущем. В этом смысле наращивание экологических долгов лишь оборотная сторона растущих финансовых долгов: покупай сейчас, плати позже (buy now, pay later). На совместимость демократии и устойчивого развития Медоуз смотрит скептически: «У людей очень узкий временной горизонт. Если они хотят решить такие глобальные проблемы, как, например, изменение климата, то временной горизонт должен составлять 30, 40, а то и 50 лет. Политики же планируют только до следующих выборов. Поэтому вряд ли дело дойдет до обязательных к исполнению договоров по охране климата»[57]. Антропологические аргументы здесь накладываются на сомнения в том, что демократия сможет политическими методами отстоять долгосрочные интересы общественного благосостояния. Антропологическое доказательство звучит так: мы все время бросаем мяч за черту видимости. Иными словами, совершаем поступки, чреватые долгосрочными последствиями, которые мы не в состоянии предвидеть. И даже осознав последствия, мы не в состоянии действовать в соответствии со своим пониманием, так как все наши чувства, мысли и поступки диктуются сиюминутными побуждениями: немедленным удовлетворением потребностей, страхом реальной угрозы или погоней за удовольствиями. Гюнтер Андерс называет это «устарелостью человека»[58].
Нельзя не заметить в этих тезисах крайне культур-пессимистический, почти уже экодарвинистский крен: пределы роста для человечества далеко позади, и оно не в силах дать задний ход. Инновации в данном случае не помогут. Поэтому на путь сокращения своих потребностей человечество развернут кризисы, они же поставят его на экологически приемлемую ступень. При этом Медоуз как эмпирически, так и ментально невольно конструирует будущее по образцу настоящего. Он, правда, учитывает возможность повышения эффективности ресурсопотребления и большего распространения возобновляемых источников энергии, но это прогресс в частностях. Он может лишь отсрочить катастрофу, а чтобы предотвратить крах, необходимо остановить подъем экономики. С такой точки зрения устойчивый рост просто невозможен. «Большой скачок» к экологическому укладу экономики в самом деле не вытекает из статус-кво — для этого тут слишком много неизвестных. Мы можем лишь наращивать потенциал и наметившиеся сегодня тенденции зеленой революции. Гарантии, что они реализуются, успев предотвратить надвигающиеся катастрофы, у нас нет. Но в любом случае конструктивнее видеть в будущем «универсум возможностей» (Эрнст Ульрих фон Вайцзеккер), чем фатум. Мысль о том, что человеческий род благодаря своей изобретательности может преодолеть критическую нехватку ресурсов, Медоузу не приходит в голову. Но ведь именно способность к техническим и социальным инновациям и отличает человека от остальной природы. По этой причине будущее нельзя предсказать, проецируя на него настоящее.
Разговоры о неподвижных пределах роста, с которыми под угрозой гибели должно примириться человечество, имеют не только экономическое измерение. Вопрос о том, видим ли мы будущее открытым, поддающимся реформированию пространством или эрой крайнего дефицита, важен и для демократической политики. Норвежский специалист по экономике окружающей среды Йорген Рандерс, многолетний соратник и соавтор Денниса Медоуза, в докладе, написанном к 20-й годовщине Конференции в Рио-де-Жанейро, открыто симпатизирует авторитарной модели[59]. Он идет даже дальше, чем Медоуз, который полагает, что парламентские демократии всегда будут стремиться к максимальным краткосрочным выгодам, жертвуя долгосрочными интересами человечества. Для Рандерса решение дилеммы — «добрый диктатор». Он напоминает историю Древнего Рима, где в военное время назначали единоличного правителя, который «без долгих разговоров быстро принимал решения». Избранные парламенты могли бы воспользоваться этим примером и на ограниченный срок назначать подобного доброго диктатора, который должен «вести климатическую политику во благо людей».
Трудно поверить: ленинская теория авангарда в экологическом облачении. Но тогда вполне логично, что образцом Рандерсу служит Коммунистическая партия Китая. Китайская государственная партия для него и есть тот «добрый диктатор, который делает благие дела, а поэтому не так уж плохо, что партия наделила себя этой властью». Рандерс в восторге от централистски-авторитарного руководства, которое может реализовывать крупные проекты, не пускаясь в общественные дебаты и не обращая внимания на тех, кого они затрагивают. Мне при этом вспоминается знаменитая гидроэлектростанция «Три ущелья», построенная в буквальном смысле слова без оглядки на потери: в ходе строительства было затоплено 13 крупных и 140 мелких городов, а также 1350 деревень; уступая место водохранилищу длиной 600 км, 1,2 млн человек покинули родные места, через 5 лет после окончания строительства правительство переселило еще 300 000 человек. Публичная критика этого воистину фараонова проекта была запрещена, протестующих ждало заключение или другие крупные неприятности. После интервью телеканалу ARD, содержавшего критику, активист Фу Ханькай был жестоко избит, вследствие чего оказался практически парализован[60].
Но об этом Рандерс не рассказывает. Он нахваливает строительство железнодорожных трасс для скоростных поездов: «Благодаря тому, что решения принимают централизованные структуры, права на землю некоторых проживающих в том районе людей не являются тормозом для строительства. Железные дороги прокладывают с невероятной скоростью, хотя и за счет тех, чьи интересы не учитываются». Лес рубят, щепки летят, не правда ли?
Благом Рандерсу видится не только политическая монополия КП Китая, но и отсутствие правового государства: там, где претензии к властным органам не имеют шансов на успех, не бывает и проволочек при выполнении более или менее целесообразных экологических решений. Только «добрый диктатор» одним росчерком пера может снести сотню устаревших бумажных фабрик и построить вместо них огромный целлюлозно-бумажный комбинат, отвечающий самым высоким экологическим требованиям, игнорируя при этом рабочих старых фабрик, которые потеряли работу. Комментарий Рандерса: «Подобные решения в перспективе полезны для окружающей среды, но в демократических обществах их сложно претворить в жизнь. В долгосрочной перспективе это имеет огромные экологические преимущества, хотя в краткосрочной перспективе наносит ущерб некоторым людям». По этой же причине надо приветствовать запрет на деятельность независимых профсоюзов.
Утверждая, что «китайцы решили проблему климата», Рандерс весьма идеализирует крайне противоречивую внутриполитическую ситуацию в стране. Вовсе даже не решили. Темпы роста выбросов CO2 в Китае приблизительно совпадают с экономическими: по официальным данным, в 1997–2010 гг. — 7,5 % в год, по неофициальным — 8,5 %[61]. Объем выбросов на душу населения (7,2 т) заметно превышает общемировой среднестатистический показатель. Хоть доля возобновляемых источников энергии с 1992 г. выросла в 4 раза, уголь по-прежнему остается основой китайского энергоснабжения. Китайское руководство утвердило масштабные планы по повышению доли солнечной и ветровой энергии, эффективности энергопотребления и лесонасаждений. Но до устойчивого развития стране еще довольно далеко. Да и представляя Коммунистическую партию «добрым диктатором», Рандерс скорее выдает желаемое за действительное, игнорируя закоренелую коррупцию и обогащение номенклатуры, неизбежные при отсутствии правового государства, общественного контроля и разделения властей. Наконец, Рандерс упускает из виду, что мнимое преимущество «централизованного правления» ведет к тому, что никто не слышит критику, не рассматривает альтернативные предложения, не учитывает многоаспектность задач. Поэтому в конечном итоге процедура обсуждения эффективнее авторитарных способов принятия решений. Конечно, это занимает больше времени, но, как правило, приносит лучшие результаты. А учет критических голосов в конце концов дает шанс достичь консенсуса, а не просто определить победителей и побежденных.
Невозможно отрицать, что неотъемлемой частью парламентской демократии является движение в сторону «больше»: там больше мест в детских садах, здесь больше пособий на детей, а еще гарантированная минимальная пенсия, улучшенный уход за престарелыми, бесплатное обучение, новые концертные залы, которые в случае чего можно построить и в кредит. Правительство, которое не обещает построить государство благосостояния, рискует потерять власть. И все-таки пессимисты вроде Медоуза недооценивают способность демократий учиться на своих ошибках и одновременно переоценивают шансы авторитарных режимов в будущем. Представление о том, что граждане только и делают, что пытаются урвать кусок, не думая о перспективе, чистая карикатура. Граждане все-таки хотят получать информацию и быть участниками процесса, а еще они хотят, чтобы их принимали всерьез, и настаивают на справедливости и более-менее честном распределении налогов.
То, что Германия стала лидером в деле охраны окружающей среды и экологических технологий, явилось следствием многолетнего существования в стране оппозиции и критики. Поклонники авторитаризма упускают из виду значение обратной связи для повышения экологической грамотности при демократических режимах. Гражданские инициативы, критически настроенные СМИ, политический плюрализм и свободные выборы — незаменимый катализатор перемен. Помимо функциональной роли важно фундаментальное значение экологической политики. Ее смысл и цель не просто выживание человечества. Слова Ханны Арендт «Цель любой политики — свобода» имеют отношение и к зеленой политике. Речь идет о том, чтобы дать возможность будущим поколениям самостоятельно распоряжаться своей жизнью. Эта цель должна определять и нашу политику. Заигрывание с авторитаризмом губительно для экологии.