Ходячая реклама
Ходячая реклама
Эндрю Помянковски согласен с большей частью утверждений Райана и Киркпатрика, но не разделяет их взгляды на выбор самок. По его мнению, это — просто внешние условия, направляющие изменения украшений самца так, чтобы они «цепляли» самку, согласно с особенностями ее восприятия. Но это не значит, что «раздувание» какого-то свойства происходит без изменения предпочтений самок. Практически невозможно представить, как они могут избежать воздействия эффекта Фишера по мере того, как украшения самцов — поколение за поколением — становятся все более и более выраженными. Ведь самая придирчивая самка выбирает наиболее привлекательного самца и, таким образом, имеет наиболее привлекательных сыновей и, соответственно, наибольшее количество внуков. В общем, самки становятся все более и более привередливыми, и их все труднее соблазнить или загипнотизировать. «Главный вопрос, — писал Помянковски, — не в том, работает ли сенсорное объяснение Киркпатрика, а в том, почему самки позволили использовать свои идеи-фикс». Кроме того, странно считать, что эволюция может настроить ухо лягушки для обнаружения хищников, но не в состоянии сделать это для выбора самцов{270}.
Поэтому Райану и Киркпатрику можно возразить: хотя вычурные приемы и средства ухаживания самцов действительно соответствуют вкусам самок, из этого не следует, что эти вкусы бесполезны и не помогают выбирать лучшие гены для потомков. Хвост павлина одновременно является: доказательством того, что самкам нравятся похожие на глаза объекты, результатом вышедшей из-под контроля деспотической моды, а также бременем, демонстрирующим состояние своего владельца. Такой толерантный плюрализм не всем по вкусу, но Помянковский утверждает, что он далек от сомнительного желания угодить всем. В один прекрасный день, сидя в индийском ресторане, он нарисовал на бумажной салфетке список всех заслуживающих доверия теорий полового отбора, которые могут работать одновременно.
Любое украшение возникает у самцов в результате случайной мутации. Если оно западает в душу самкам (с их «багами» и идеями-фикс), то последняя начинает распространяться. По мере этого, набирает обороты эффект Фишера — и само украшение, и его привлекательность для самок начинают «раздуваться». В итоге, наступает момент, когда украшение имеется уже у всех самцов, поэтому самкам нет смысла и дальше оставаться придирчивыми. Ведь выбор тогда становится слишком «дорогим»: если он самке ничего не дает, то это просто трата ее времени и усилий на бесполезное сравнение самцов. Эффект Фишера угасает медленнее, если цена, которую платит самка за выбор, небольшая (например, у токующих видов, всех самцов у которых можно увидеть сразу). Но некоторые украшения не исчезают — те, которые являются индикаторами состояния здоровья их обладателей. К примеру, у них меняется цвет, если самец заражен паразитами. В этом случае самки продолжают выбирать самых красивых — тогда у них будет устойчивое к заболеваниям потомство. Поэтому, хотя «раздуваются» разные типы украшений, а не только отражающие конкретные обстоятельства (условия жизни, развития, наличие паразитов и т. п.), но именно последние существуют дольше всего. Как, скажем, у страшно привередливых токующих видов — потому что цена выбора невелика. Но даже у самых неразборчивых видов может возникнуть целый сонм обременяющих украшений, орнаментов и пятен. И Помянковски продолжает находить подтверждения своим гипотезам (произрастающим из представлений о симметрии, о которых мы говорили ранее), согласно которым многочисленные украшения у полигамных птиц (например, павлинов) — фишеровского типа, а единичные у моногамных (например, вилкообразные хвосты ласточек) работают по принципу «хороших генов» и рассказывают жизненную историю самца{271}.
Когда вы в следующий раз пойдете весной в зоопарк, постарайтесь увидеть, как самец китайского алмазного фазана демонстрирует себя самке. Это буря цвета! На его морде — бледно-голубое пятно, на голове — пурпурный гребешок, а вокруг шеи — отделанный черным белый воротник. Его горло — радужно-зеленого цвета, спина — изумрудного и ярко-синего, живот — белоснежный, а гузка — оранжевая. У основания его хвоста — пять пар алых перьев, а сам хвост, длиною превосходящий тело, испещрен черными полосами. В таком окружении линялое или поврежденное перо будет видно за милю. Эта гигантская реклама хороших генов, обремененная необходимостью содержать себя в чистоте и безопасности — ходячая иллюстрация самкиных сенсорных «задвигов».