Глава 5. Негеоцентрический космизм

5.1. Эволюция космологии и эталонная модель Вселенной

История развития представлений об устройстве мироздания показывает, что это развитие проходит три основных этапа, соответствующие трём последовательно сменявшим друг друга на сцене человеческого познания научных картин мира. Первая из этих картин была всецело геоцентрической. Она принимала Землю за абсолютный центр мироздания, Солнце и планеты полагались вращающимися вокруг неё по идеально шарообразным сферам. В древней картине мира имело хождение чисто геоцентрическое понятие абсолютного верха и низа, вещественное наполнение мира сводилось к сочетанию четырёх элементов, или стихий, находимых на Земле, – земли, воды, воздуха и огня. При этом крупнейший философ-энциклопедист древности Аристотель считал характерной особенностью двух первых из них, – земли и воды, – стремление книзу, двух других, – воздуха и огня, – стремление кверху. Аристотель же создал первую в мире систематическую всеобъемлющую космологию. Она зиждилась на идее концентрического обтекания светящимися телами, жёстко закреплёнными на своих орбитах, небесной сферы.

Все несообразности и несовпадения наблюдательных данных с такой картиной скомпенсировал последователь Аристотеля, крупнейший астроном древности Клавдий Птолемей. Он объяснял отклонения в положении «светил» от положенных им по аристотелевской схеме мест так называемыми эпициклами. Если светило не оказывалось на положенном ему по Аристотелю месте, значит, оно по каким-то причинам, выяснить которые не представлялось возможным, «вильнуло» в сторону, «крутанулось» по проложенной рядом, неведомо откуда взявшейся дополнительной орбите. Система Птолемея была системой упорядочения гелиоцентрической видимости. Она вгоняла факты в прокрустово ложе описательных характеристик, получаемых земным наблюдателем, а объяснения явлений ограничивала схематизированным описанием перемещений тел соответственно их положениям, обнаруживаемым этим наблюдателем. Все неправильности, вытекавшие из геоцентрической схемы строения космоса, объяснялись комбинациями равномерных круговых движений. «Так оно движется», – вот и всё объяснение, на какое была способна делающая свои первые шаги конкретная наука. Когда действительность не укладывалась в схему, оставалось призывать на помощь либо умозрительное представление о хаосе, либо влияние всеблагих богов.

Вторая по счету научная картина мира, созданная людьми, механистическая картина мира Нового времени, была упорядочением уже не геоцентрической видимости, а внеземной действительности, упорядочением опять-таки геоцентрическим и антропоморфным. Мир не ограничивался теперь уже видимостью абсолютного центра движения объектов, образуемого земным положением человека-наблюдателя, но он ограничивался видимыми объектами, движущимися по аналогии с земными объектами и являющимися бесконечными повторениями гелиоцентрической системы.

Третья научная картина мира, возникшая в XX веке, квантово-релятивистская картина мира новейшего времени в истории человечества, разрушила и эту иллюзию. Она продемонстрировала негеоцентрическое строение мира, разнокачественность и разноуровненность различных процессов, чрезвычайно сложный и нетривиальный характер эволюционного единства мира.

Изучением Вселенной как некоторого вне нас существующего объекта в его проявлениях и пока еще непроявленных свойствах занимается особая наука – космология. Само название этой науки свидетельствует о том, что она стремится создать единое, максимально полное и эмпирически обоснованное учение о космосе, системе и устройстве мироздания.

Как уже отмечаюсь, слово «космос» древнегреческого происхождения, в языке Эллады оно означало не просто «мир как таковой», а определённый, выделяемый человеком порядок, строй, структуру (например, у Гомера – построение войска). Причём эта структурированность, определённость, упорядоченность рисовалась именно как противоположность абсолютно неупорядоченному, незакономерному, причинно необусловленному изменению – хаосу.

С самого своего зарождения в ткани древней культуры космология дополнялась учением о возникновении объектов космоса, происхождении и развитии самого наблюдаемого нами космоса – космогонией.

Возникнув в древности нa базе религиозно-мифологического мировоззрения, космология и космогония сводились к наивно-фантастическому, антропоморфному объяснению окружающего человека мира, и этот последний с его воздействующими на чувства человека реалиями рисовался людьми всецело земноподобным, геоцентричным. У всех без исключения древних и средневековых народов в основе космологии и космогонии лежит креационизм – учение о сотворении мира волей и деятельностью богов, антропоморфных существ, наделённых нечеловеческой силой и запредельным для человека знанием. Отрываясь от религиозно-мистической пуповины, космология и космогония стали натурфилософскими учениями, учитывающими данные конкретной науки, но строящимися в cвоих основах на умозрительном теоретизировании. А самое безудержное умозрение, как только оно отрывается от фактов, базируется опять-таки на земном наблюдательном и историческом опыте, заземляется на геоцентрические и антропоцентрические представления, выводимые из этого опыта. Это не умаляет, разумеется, достоинств конкретно-научной направленности космологии и космогонии Нового времени. Как уже говорилось, основной космологической моделью Нового времени была бесконечная в плоском евклидовом пространстве и вечная в абсолютном ньютоновском времени Вселенная, несотворимая и неразрушимая, наполненная безграничным множеством солнцеподобных звёзд со своими системами земноподобных планет. Всё в ней, от мельчайшего атома до крупнейшей звёздной системы считалось движущимся по законам классической механики, выведенным из земных экспериментов и наблюдений. Космогония этого периода по отношению к окружающему нас космосу как целому была, в сущности, антикосмогонией: она признавала космос вечно существующим, несотворимым и неуничтожимым.

Конечно, такое представление о Вселенной как мире в целом было важным достижением всё ещё наивного эволюционизма, отождествлявшего являющийся нам непосредственно геоцентрический «срез» космоса со всей материей Вселенной. Такой качественно однородный мир представлял собой дурную бесконечность, навязанную природе ограниченностью знания. В то же время ряд космогонических идей того времени, в особенности космогоническая теория Канта-Лапласа о происхождении Земли и других планет из сгустившихся газовых облаков, вводила в космогонию историческое видение, означала важную победу конкретно-научного космогонического исследования Вселенной. Сама Земля с этой точки зрения оказывалась возникшей из неземноподобной раскалённой газовой туманности. Недаром теория Канта-Лапласа coхранила свою жизнеспособность до сегодняшнего дня, в то время как сотни более респектабельных теоретических представлений за это время сделались всего лишь историческими реликвиями, вчерашним или даже позавчерашним днём науки.

К концу XIX века достраивается по всем направлением грандиозное здание классической науки, одним из стержневых элементов которого является устоявшаяся и общепринятая космологическая модель. Бесконечная и однородная в пространстве и времени, стационарная, т. е. устойчивая и постоянная, лишённая глобальных и всеохватных изменений, эта модель располагала космос в бескрайнем, но повсюду одинаковом плоском евклидовом пространстве и равномерно текущем, безотносительном к характеру протекания физических процессов, абсолютно одинаковом и равном себе, всеохватном ньютоновском времени. Вселенная в этой модели по своим пространственно-временным и прочим физическим характеристикам представлялась некоей копией с земного мира, что и неудивительно, поскольку наука того времени была ещё бессильна отобразить космические процессы иначе, нежели в их сугубо земных, непротиворечиво макроскопических проявлениях.

Но уже в конце века теоретиками был подмечен ряд несообразностей, ставивших под сомнение, по крайней мере, логическую непротиворечивость классической модели. Эти затруднения, проявившиеся как парадоксы бесконечного и конечного, были связаны с тем, что тривиально бесконечный космос, составленный по принципам этой модели, выглядел бы для земного наблюдателя и воздействовал бы на Землю совершенно иначе, чем тот, который мы имеем в действительности. Первая из этих трудностей, получившая название фотометрического парадокса, базировалась на следующем рассуждении. При равномерном расположении бесконечного числа звёзд светящаяся материя должна была бы заполнять всю небесную сферу, и в этом случае всё небо светилось бы так ярко, что даже Солнце выглядело бы на этом фоне чёрным пятном. Отсюда следовало, что либо число звёзд не бесконечно, т. е. сама Вселенная не бесконечна и где-то странным образом обрывается, либо – а в это особенно не хотелось верить, – классическая модель не отражает действительности, и Вселенная устроена как-то иначе.

В 1896 году немецкий астроном Зеелигер сформулировал второй парадокс, названный его именем, но известный также под названием «гравитационного парадокса». Согласно Зеелигеру, бесконечное количество звёзд и туманностей должно создавать бесконечно сильные гравитационные потенциалы и бесконечную энергию взаимодействия между любым макроскопическим телом и всей Вселенной.

К этим двум парадоксам, вносившим немалую сумятицу в умы исследователей, следует добавить и термодинамический парадокс, в соответствии с которым все виды энергии во Вселенной классической модели должны были перейти в теплоту, в результате чего Вселенная уже давно умерла бы «тепловой смертью». Равномерное распределение теплоты образовало бы в геоцентрически устроенном космосе сплошную «тепловую пустыню», уничтожавшую саму возможность существования жизни и даже самого космоса как определённого строения Вселенной,

Три парадокса огненной скрижалью нависли над устоявшейся космологической моделью, предрекая ей неминуемую гибель, так как отсутствие сколько-нибудь доказательной альтернативной модели делало присущий ей негеоцентризм неуязвимым. Подлинную альтернативу модели, базирующейся на геоцентрическом и плоско-макроскопическом изображении бесконечности могла составить лишь такая модель, которая приступила бы к многообразно-негеоценгрическому изображению бесконечности. А для этого нужно было создать принципиально новые изобразительные средства, которые нашлись лишь в математическом аппарате теории относительности.

Принципиально новый этап развития космологии начался в XX веке. Можно с абсолютной точностью назвать год, в который это произошло. В 1917 году Альберт Эйнштейн распространил на космологию выводы ранее созданной им общей теории относительности и тем самым заложил основы по-новому негеоцентрической теории космоса. Это было революционное свершение, открывшее путь к целому ряду других революционных свершений, обновивших сам фундамент наших представлений о Вселенной.

Вселенная Эйнштейна представляла собой трёхмерную сферу, закрученную в четырёхмерном пространстве-времени и замкнутую саму на себя. Объём этой Вселенной был конечен. Она должна была быть стационарной, т. е. неизменной во времени. Такая модель Вселенной вызвала целую бурю в головах современников. Как и теория относительности в целом, она была встречена многими с недоумением и недопониманием. Как же так? Вселенная замкнута. Стало быть, она не бесконечна? Но тогда что же находится за её пределами? Такие вопросы можно было множить до бесконечности. Вселенная всегда одинакова? Стало быть, мир в целом остаётся без изменений? И конечно, сразу же нашлись теоретики, которые отсюда сделали выводы о несовместимости конкретно-научной космологии с эволюционизмом. Замкнутость Вселенной трактовалась как не бесконечность материи, её предельность, как доказательство существования за мнимыми пределами беспредельного духа-Бога. Стационарность же рассматривалась этими теоретиками как невозможность развития. Конечно, подобное изображение выводов конкретно-научной космологии было основано на её полнейшем искажении. Научная теория предполагала как раз отсутствие чего бы то ни было за пределами замкнутой Вселенной, а вовсе не ограниченность материи Вселенной. Сама же стационарная модель Эйнштейна была лишь исходным моментом для дальнейшего развития релятивистской (т. е. основанной на выводах из теории относительности) космологии.

Модель Вселенной Эйнштейна была неньютоновской и неевклидовой, она представляла собой как бы исходное «яйцо», из которого должна была вылупиться более многообразная негеоцентрическая модель космоса.

В 1922 году А.А. Фридман сделал из теории относительности космологические выводы, качественно иные и более глубокие, чем сам Эйнштейн. Он выяснил, что согласно теории относительности Вселенная не должна оставаться долго в состоянии статического равновесия, а в зависимости от средней плотности вещества будет расширяться, либо сжиматься, либо «пульсировать» с определённым периодом, попеременно то расширяясь, то стягиваясь. Вскоре Эйнштейн вынужден был признать правоту Фридмана. А еще через четыре года был найден и ответ нa вопрос, в каком направлении реально изменяется окружающая нас Вселенная. В 1929 году американский астроном Хаббл исследовал спектры различных галактик при помощи спектроскопа, прибора, основным элементом которого является всем хорошо известная по опытам Ньютона и вошедшая во все школьные курсы физики призма, разлагающая белый свет на семь составляющих его цветов. С детства мы хорошо зазубрили эти цвета и часто наблюдаем их в земных явлениях: в радуге, в луже с каплей бензина, в выбоинах оконного стекла. Наблюдая то же самое в спектрах далёких галактик, учёный был поражен. В спектрах многих галактик спектральные линии оказались существенно смещёнными в красную сторону на одну и ту же величину! Причём величина смещения увеличивалась с увеличением расстояния до галактики. Как было объяснить это «красное смещение»?

Объяснение напрашивалось само собой в связи с давно известным физикам эффектом Доплера, установленным путём вполне земных опытов с земными явлениями. Ведь Доплер, именем которого назван данный эффект, давным-давно доказал, что красное смещение спектра должно возникать у светящего тела, удаляющегося от наблюдателя. А у приближающегося тела должен возникать сдвиг в противоположную сторону спектра – фиолетовое смещение. Применяя далее принцип Доплера к изучению движения галактик по лучу зрения, Хаббл установил определённую закономерность. Все галактики, кроме нашей и трёх ближайших удаляются от нас с огромными скоростями, и их скорость тем больше, чем дальше они находятся от нас. Возникло сильное искушение истолковать это «разбегание галактик» в духе геоцентризма. Но учёный XX века не мог уже пойти по этому пути. Он был научен всем предшествующим опытом развития знаний и обладал знаниями, позволяющими сразу же выбрать правильную ориентацию и в истолковании фактов, и во взглядах на космос. Он проанализировал ситуацию системно и пришел к единственно правильному выводу о глобальном характере открытого им «разбегания», о том, что оно является следствием расширения всей видимой нами Вселенной, а не нашего центрального положения в ней.

По наблюдениям Хаббла, подтверждённым в настоящее время, был установлен тот замечательный факт, что разбегание галактик происходит изотропно, т. е. повсеместно и во всех направлениях, и не имеет никакого центра расширения, ибо из каждой точки Метагалактики должна наблюдаться та же картина: чем ближе галактика к наблюдателю, тем быстрее она удаляется от него.

Скорость удаления галактик прямо пропорциональна расстоянию до них, независимо от положения наблюдателя. По первоначальным оценкам Хаббла это увеличение составляет 160 км/с нa каждый 1 млн. световых лет. По современным, более точным данным, эта величина в 5-10 раз меньше. Эта постоянная величина пропорциональности была названа константой Хаббла и является фундаментальной величиной, задающей скорость расширения Метагалактики. Кроме того, однородность распределения скоплений галактик в больших масштабах (не менее 100 Мегапарсек, в меньших масштабах, конечно же, обнаруживается определённая структура скоплений и самих галактик) получила в науке дальнейшее подтверждение, и таким образом обоснование со стороны наблюдательной астрономии получил принцип однородности и изотропности окружающей нас Вселенной.

Идея разбегания галактик была в своё время встречена как «безумная», т. е. никуда не годящаяся с макроскопической точки зрения. В противовес ей сразу же возник ряд альтернативных объяснений, а точнее, самых разнообразных догадок и домыслов, авторы которых пытались спасти стационарность модели Вселенной. Так, советский профессор А.Ф. Богородицкий выдвинул предположение, согласно которому красное смещение следует отнести к нашим средствам наблюдения, к самим фотонам, которые, якобы, «стареют», проходя межзвёздные расстояния. И хотя такое предположение оказалось явно невероятным, поскольку в этом случае происходило бы «размазывание» изображений на фотографиях галактик, многие староверы от науки продолжали цепляться за него, поскольку оно сулило восстановление в правах старой доброй космологической модели, восходящей к механике Ньютона и Галилея.

Впрочем, и открытие Хаббла нередко трактуется вполне в духе доэйнштейновского геоцентризма, как механическое расширение некоторого макроскопического «куска материи», чего-то вроде растягивающейся резины. На ошибочность подобной трактовки указывают известные российские специалисты по философским вопросам естествознания Л. Баженов и М. Ахундов. Баженов подчёркивает, что разбегание галактик вовсе не есть следствие особых динамических причин, действующих в ньютоновском времени и евклидовом пространстве, и потому бесполезно изыскивать или придумывать подобные объяснения. Оно есть выражение иной природы пространства-времени. Поэтому объяснение этого «разбегания», которое даётся релятивистской космологией, аналогично объяснению «невероятных» с механистической точки зрения эффектов сокращения длины и замедления времени (Баженов Л.Б, Философия естествознания – В кн.: Философия естествознания, вып. 1 – М.: Наука – 432 с., с. 196). М. Ахундов поясняет, что не галактики разлетаются в неизменном пространстве, а расширяется само пространство-время, в котором располагаются галактики (Ахундов М.Д. Пространство и время в физическом познании – М.: Мысль, 1982 – 246 с., с.145).

Но о каком же пути развития наблюдаемой Вселенной свидетельствовало открытие Хаббла, если его поставить в логическую связь с уже признанными научным сообществом, хотя и не без сопротивления, положениями релятивистской космологии? Если в настоящее время галактики «разбегаются», пространство-время нашей Вселенной постоянно растягивается, то этот односторонне направленный эволюционный процесс имел, очевидно, некоторый исходный пункт, из которого началось указанное расширение. Если нечто расширяется, то оно расширяется из некоторого сжатого состояния, что вполне соответствует представлениям, вытекающим из нашего макроскопического естественного способа восприятия явлений. Однако в данном случае и расширение, и предшествующее ему сжатие имеют немакроскопический, негеоцентрический характер.

Уже в следующем после открытия Хаббла 1927 году бельгийский математик и религиозный философ пастер Ж. Леметр, проанализировав темпы и характер расширения релятивистской Вселенной, выдвинул новую «сумасшедшую» гипотезу. Он предположил, что такая Вселенная могла образоваться путём Большого взрыва из почти точечного «атома-отца», в котором сосредоточивалась суммарная масса всех галактик (примерно 2,141055г.). Об источнике этого взрыва идеалист Леметр долго не задумывался, усматривая в нём не что иное как конкретно-научное доказательство проявления безграничной энергии всемогущего Творца Вселенной. Он пытался и мировоззренчески обосновать креационизм, считая отныне научно подтверждённым сотворением мира из некоей божественно одухотворённой первоматерии. Этот креационизм наряду с претензией на научность содержал элементы наивных мифологически окрашенных верований: рождение материи из ничего, представление о божественной воле как перводвигателе материальных преобразований, представление об абсолютном начале мира, сотворённого Богом в кратчайший промежуток времени, представление о конечности и ограниченности во времени Вселенной как универсального целого и т. д.

Но подобное креационистское доказательство бытия Бога с применением наукообразной аргументации оказывается и совершенно несостоятельным с научной точки зрения, и неприемлемым для традиционного религиозного миросозерцания. Библейский Бог, этот великий труженик и Творец Вселенной оказывается здесь в неприглядной и кощунственно преображённой роли подготовителя Большого Взрыва. Пока теория Леметра оставалась на почве науки, из неё следовало, что материя известной нам Вселенной образовалась не из пустой воли или какого бы то ни было идеального процесса, а из инобытия материи, и творческая сила здесь по меньшей мере ни при чём. Лишь геоцентрическое и антропоморфное искажение конкретно-научных данных навязывало нетривиальному «куску материи» нашей Вселенной божественное происхождение.

Леметровской модели расширения Вселенной предшествовала модель голландского физика де Ситтера, в которой это расширение объяснялось лишь определённым применением уравнений Эйнштейна. «Модель же Леметра, – пишет знаменитый писатель-фантаст Айзек Азимов, – расширялась вследствие физического явления – взрыва, который отличается от взрыва на Земле своими размерами, но не природой. Леметровская модель легка для понимания, она конкретна, эффектна и опирается на привычные представления» (Азимов А. Вселенная – М.: Мир, 1969 – 368 с., с. 252). Как видим, Азимов подчёркивает относительную геоцентричность леметровской модели. Но при всей своей геоцентричности и макроскопической эффектности леметровский Большой взрыв содержал в себе сильнейший негеоцентрический заряд, или, точнее, был его результатом. Геоцентрическими, механическими причинами объяснить его не удалось.

Но именно вследствие кажущегося геоцентризма модель Леметра получила мгновенное признание. Первым её распространителем и популяризатором стал знаменитый физик Эддингтон. А её дальнейшее развитие и совершенствование было осуществлено американским астрофизиком, русским по происхождению Джоржем Гамовым, ставшим с самого начала её восторженным сторонником. В 1946–1948 гг. Гамов разработал теорию начального этапа развития Вселенной сразу же после леметровского Большого взрыва. Согласно этой теории, на ранних стадиях своего существовали Вселенная была достаточно горячей, чтобы в ней могли идти термоядерные реакции. Таким образом, расширение должно было начаться из сверхплотного горячего состояния, при котором происходил синтез ядер гелия. В начале своего развития Вселенная представляла собой чудовищную термоядерную бомбу. Всё из бомбы произошло, бомбой и закончится? Но такой пессимистический вывод был бы явно неконструктивным и преждевременным.

Прежде всего, наша Вселенная «вылупилась» не из тривиального макроскопического «яйца», содержащего в себе термоядерный заряд, а из совершенно негеоцентрического состояния вещества, получившего название сингулярности. В переводе с латинского языка слово «сингулярный» означает «особенный», «странный», «ни на что непохожий». Приходя к явлению сингулярности, теоретики лишь логически продолжали рассуждения Леметра на базе общей теории относительности и других явлений современной физики. Они рассуждали следующим образом. Если в настоящее время галактики разбегаются, то был момент, когда наличествовало состояние с максимальной плотностью, соответствующей предельному сжатию. Это – уже известный нам «атом-отец» Леметра. Но попробуем описать этого «отца» Вселенной в эйнштейновских уравнениях гравитационного поля. Получается, казалось бы, чистейшая нелепость, в чём-то воспроизводящая уже описанный нами выше гравитационный парадокс. Откуда ни возьмись, появляются числа с бесконечными значениями. Вещество оказывается спрессованным и слитым в единый совершенно нерасчленённый ком с бесконечной плотностью. Кривизна пространства-времени макроскопического типа не существует. Это дало основание известному современному астрофизику Уилеру говорить о догеометрическом состоянии материи. А раз бесконечна кривизна пространства-времени, и сила гравитационного взаимодействия по теории Эйнштейна определяется этой кривизной, то бесконечна и сила гравитации, воздействующая на всё вещество и стягивающая его в не имеющую никакого протяжения точку. И если к этому добавить бесконечную температуру всего вещества, спрессованного в этой точке, картина адского негеоцентрического котла, из которого при своём зарождении вырвалась известная нам макроскопическая вещественность, станет ещё более удивительной.

Первоначально, получив в уравнениях сингулярность, учёные посчитали её абсолютно невероятным, нереалистичным следствием уравнений и попытались избавиться от неё. Вначале попробовали применить разного рода математические приёмы и даже фокусы, но ничего интересного и полезного для познания из этого не получилось. Тогда стали говорить о том, что однородная и изотропная расширяющая Метагалактика – всего лишь идеализация, что учёт неоднородности, неизотропности позволит каким-то образом вывернуться из столь неудобного состояния науки, при котором она вынуждена изучать негеоцентрическую бесконечность, не поддающуюся описанию при помощи каких бы то ни было макроскопических средств. Но и эта попытка не увенчалась успехом. В 1965–1970 гг. Р. Пенроузу и С. Хокингу удалось доказать ряд теорем, из которых следовала неизбежность сингулярности. А в 1972 г. российские учёные В. Белинский, Е. Лившиц и И.Халатников, получив общее устойчивое решение с сингулярностью, тем самым доказали, что от сингулярности не удастся уберечься и «копаниями» в неоднородностях космической материи.

В сингулярности драматическому здравомыслию было от чего взбеситься. В этой чудовищной гравитационной могиле, бездонной пропасти, температурном аду пропадает вообще какая бы то ни было макроскопическая определённость. Единственно определённым оказывается полное отсутствие сколько-нибудь земноподобной определённости, и, как отмечает известный российский философ А.М. Мостепаненко, в сингулярности «все геодезические линии «обрываются», любые объекты как бы прекращают существовать» (Мостепаненко A.M. Пространство-время и физическое познание, – М.: Атомиздат, 1975, с. 189–190). «Сингулярность, – констатирует также виднейший английский астрофизик С. Хокинг – это место, где разрушается классическая концепция пространства и времени так же, как и все известные законы физики, поскольку все они формируются на основе классического пространства-времени». (Чёрные дыры. – М: Наука. 1978, с. 169). Вот, оказывается, как возник наш любимый макроскопический мир! Он «вырвался» из немакроскопического «сгустка» материи и до сих пор продолжает «твориться», сохраняя полученный в то время импульс к расширению.

Но не только неопровержимость сингулярности, но и её особая роль в современной научной картине мира, любопытные возможности, которые она открывает своим исследователям для дальнейшего развития представлений о Вселенной, привлекают к ней сегодня внимание учёных. Недаром знаменитый английский астрофизик Р. Пенроуз настаивает, что сингулярности являются реальным свойством нашей вселенной при условии, что выполняются уравнения Эйнштейна (Пенроуз Р. Структура пространства времени. – М.: Мир, 1972. с. 174), а крупнейший российский астрофизик Я.Б.Зельдович отмечает, что хотя в течение многих десятилетий теоретики относились к сингулярности как к нежелательному ребёнку, рождённому от брака общей теории относительности и наблюдений, сейчас многие из них счастливы, когда исследуют смысл этих бесконечностей. (Зельдович Я.Б. Речь на торжественном открытии конференции – В кн.: Космология. Теория и наблюдения. – М.: Мир, 1978. с. 11).

Изучение начальной сингулярности позволяет сделать выводы о физических процессах и закономерностях, происходящих «вблизи сингулярности», сразу же после Большого взрыва.

Учёные сейчас исследуют Метагалактику в первые три минуты её существования, в первые часы и недели, месяцы и годы. Как сейчас считается, вблизи сингулярности эволюцией Метагалактики управляли иные, нежели сейчас, квантово-гравитационные закономерности. Уточнив константу Хаббла, т. е. постоянную скорость расширения нашей вселенной, учёные получили уникальную возможность рассчитывать сроки её существования с момента Большого взрыва, когда она была сжата в точку с нулевым макроскопическим радиусом, и вплоть до сегодняшнего дня. Расчеты показывают, что если судить по расширению, возраст нашей Вселенной от её рождения должен составлять 13–18 млрд. лет и, уж во всяком случае, не больше 20 млрд. лет. Много это или мало? По-видимому, очень мало, слишком мало, чтобы можно было обрести какую-то уверенность. Такой вывод можно сделать, сравнив данные о возрасте макроскопической вселенной с данными других наук о возрасте её объектов. Так, по данным геологии возраст Земли составляет 5–6 млрд. лет. Было бы, конечно, весьма проблематично, если бы возраст Земли оказался больше возраста Метагалактики. Надо, однако, отметить, что возраст песчинки-Земли, составляющей около четвёртой части срока существования колосса-Метагалактики, не менее обескураживает, чем, если бы казалось, что Земля старше. Но в Метагалактике известны и объекты, существующие по современным данным и более длительные сроки, чем те, которые отпускаются теорией на существование самой Метагалактики. Так, возраст ряда галактик астрономы исчисляют в сроки не менее 20 млрд. лет. Самым старым звездам нашей Галактики около 10 млрд. лет. Нужно признать, что сроки возникновения фундамента макроскопической Вселенной и укладки в её здание «кирпичей» на самые верхние этажи очень плохо стыкуются между собой. Это обстоятельство требует дальнейшего совершенствования теории, пересмотра некоторых её существенных моментов. Но уже сейчас ясно, что макроскопические процессы и объекты вряд ли могут послужить причиной этой нестыковки, что следует искать объяснений в немакроскопических объектах на основе негеоцентрического углубления наших знаний. В частности, уже сейчас для объяснения природы квазаров пришлось «задержать» расширение Вселенной. Российские астрофизики И.С.Шкловский и Н.С. Кардашев в начале 80-х годов привели убедительные аргументы в пользу картины расширения с задержкой. У квазаров, этих самых странных объектов современной астрономии, характеризующихся поистине чудовищными, пока теоретически необъяснимыми выбросами энергии, была обнаружена ещё и странная ocобенность спектров их излучения и поглощения света. Линии излучения в их спектрах показывают красное смещение больше 1,95, а по линии поглощения оно равно 1,95. Шкловский и Кардашев объяснили это явление задержкой в расширении Метагалактики, произошедшей в эпоху, от которой мы получаем свет с красным смещением, равным 1,95. (См.: Новиков И.Д. Эволюция Вселенной. – М.: Наука. 1983, с. 64). Теперь нужно выявить процессы, которые могли бы послужить причиной этой задержки.

Но если со сроками и с самим процессом расширения современная космологическая модель вызывает ряд сомнений и недоумений, то в области представлений о физических процессах и их взаимосвязях её использование привело к ряду захватывающих воображение успехов. Убедительное подтверждение теория горячей расширяющейся вселенной получила только в 60-е годы, когда было открыто так называемое реликтовое микроволновое излучение. До этого в космологической науке происходила непримиримая междоусобная борьба между основными теоретическими схемами, каждая из которых объясняла для всех уже практически неоспоримый факт расширения.

В 1950 г. теоретиками было отмечено, что если эволюция Метагалактики происходила в соответствии с моделью Фридмана-Леметра, то есть с расширением по законам теории относительности из некоторого начального состояния, и если верна теория исходного горячего состояния, предложенная Гамовым, то от эпохи горячего состояния, от тех изначальных времён в нынешней Вселенной должно сохраниться реликтовое, т. е. остаточное излучение, имеющее спектр абсолютно чёрного тела, т. е. тепловой, с температурой около 300 К, приходящего на Землю из космоса по всем направлениям, чрезвычайно равномерно (изотропно) и составляющего поэтому единый микроволновой фон.

И вот через 15 лет после предсказания, в 1965 г., такой 2,7-градусный микроволновой фон был действительно открыт, и его свойства почти идеально совпадали с предсказанными. Совершили это открытие американские астрономы Пензиас и Уилсон, удостоенные за него Нобелевской премии. Единственно разумным объяснением такого излучения является его происхождение от начальных моментов расширения Метагалактики, когда излучение смогло «отделиться» от вещества, т. е. Вселенная стала «прозрачной» для электромагнитных волн. В этот момент Вселенная представляла собой «огненный шар» с температурой около 3000° К (по другим данным – около 50000 К), её размеры были в тысячу раз меньше современных, возраст после первичного взрыва составлял несколько сотен тысяч лет, а вещество представляло собой водородно-гелиевую плазму. При столь высокой температуре существовало равновесие между веществом и излучением. Расширение от этого до теперешнего состояния привело к остыванию излучения, и оно стало вестником первых мгновений расширения Вселенной – Большого Взрыва.

Поистине захватывающая картина! Нас окружают сейчас фотоны, около 20 миллиардов лет назад находившиеся в первичном негеоцентрическом «бульоне», из которого образовалась вся наблюдаемая (и ненаблюдаемая) Метагалактика. Впоследствии были получены и другие, ещё более тонкие свидетельства в пользу модели Большого Взрыва, например, высокое содержание в окружающей нас Вселенной гелия и дейтерия, наблюдаемое астрономами. Другими причинами образование такого количества этих элементов объяснить никак не удаётся, а при Большом Взрыве сверхвысокие температуры и давления должны были способствовать термоядерному синтезу и, как показывают расчёты, именно этих ядер, а не тяжелее. Всё это не означает, разумеется, что указанная модель может претендовать на абсолютную истину. Наоборот. Дальнейшее развитие науки внесёт, несомненно, в наши представления свои коррективы. И не исключено, что это случится уже при жизни нашего поколения: очень велики темпы развития, а стало быть, и изменения наших знаний. Но ясно, что эти изменения произойдут по линии дальнейшего возвышения негеоцентричности системы знаний, отыскания всё более негеоцентричных источников саморазвития космоса, а не на путях возврата к старым, макроскопически-механическим представлениям. И вполне естественно, что именно модель, берущая начало из теоретических положений Фридмана-Леметра, обогащённая «горячей» концепцией Гамова, развитая на базе современных физических представлений и получающая всё более весомые опытные подтверждения, занимает в современной космологии центральное положение. Хотя эта модель, в отличие от прежней, механистической космологической модели, не является единственной, абсолютно общепризнанной, полностью охватывающей весь фундамент современной космологии, а в настоящее время, напротив, существует неисчислимое множество альтернативных ей моделей, ни одна из последних не может противопоставить ей сколько-нибудь убедительных аргументов. Поэтому она получила название эталонной, стандартной модели и играет в современной космологии роль той «печки», от которой «танцуют» в своих теоретических представлениях и астрофизики, и астрономы, и даже микрофизики, корректирующие свои теории с тем, чтобы они подходили под имеющийся космологический эталон.

Дальнейшее развитие эталонная модель получает в направлении экстраполяции тех физических превращений, которые претерпела материя Метагалактики в процессе своей эволюции после Большого взрыва к её нынешнему состоянию, в близкое и более отдаленное будущее. Итак, сегодня космологи получили возможность изучать историю и даже прогнозировать дальнейшее развитие окружающей нас Вселенной. Историческое видение распространяется тем самым на весь окружающий человека космический мир. Происходит это благодаря тому, что эталонная модель выступает как модель эволюционирующей горячей Вселенной, идея которой в первоначальном виде была выдвинута Г.А. Гамовым, а в 70-е годы всесторонне разработана российскими учёными А.П. Дорошкевичем, Я.В. Зельдовичем и И.Д. Новиковым. Последние, отталкиваясь от факта измеренной Пензиасом и Уилсоном температуры реликтового фона, проследили тепловую историю Метагалактики назад во времени и в связи с современными микрофизическими данными о ядерных превращениях и превращениях элементарных частиц. Это дало возможность проследить и ядерные превращения во Вселенной возрастом всего в несколько минут. Поистине захватывающие перспективы открылись перед исследователями – узнать, что делалось в макроскопической Вселенной через три минуты после её возникновения! Они рассчитали процессы образования сложных ядер по мере их вычленения из первичного негеоцентрического «комка». Получилось, что около 27 % первичных нуклонов (частиц в ядрах атомов) должны были слиться в ядра гелия. Дальше, пользуясь теми же методами, можно восстановить историю образования всех элементов таблицы Менделеева и всех известных астрономических объектов.

Однако возникает вполне закономерный вопрос: насколько вообще правомерна подобная вселенская космогония, не заходит ли наука слишком далеко за пределы своих сегодняшних конкретных возможностей в своем неуёмном стремлении постигнуть истину? В этом вопросе нет единства в лагере науки. Известный шведский астрофизик X. Альвен характеризует всю эволюционную космологию как «миф, украшенный софистическими математическими формулами, что делает его более престижным, но не обязательно заслуживающим большого внимания» (Альвен Х. Как следует подойти к космологии. – В кн.: Вопросы физики и эволюции космоса. Ереван, 1978, с, 48).

Но нигилистическое отрицание наших современных дерзких прорывов в историю Космоса ничего не даёт науке и оказывается теоретически неплодотворным. Более перспективным и реалистическим представляется подход крупнейшего американского астрофизика Стивена Вейнберга. «Конечно, – пишет Вейнберг, – вполне возможно, что эталонная модель частично или полностью неверна. Однако её ценность заключается не в её непоколебимой справедливости, а в том, что она служит основой для обсуждения огромного разнообразия наблюдаемых данных. Обсуждение этих данных в контексте эталонной космологической модели может привести к уяснению их значения для космологии независимо от того, какая модель окажется правильной в конечном счете» (Вейнберг С. Гравитация и космология. – М.: Мир, 1975, с. 503).

Эталонная модель позволяет выделить стадии, основные этапы в истории вещества Метагалактики: вначале образование из водородно-гелиевой плазмы элементарных частиц и атомов, затем – звёздная и галактическая стадия эволюции частиц и атомов, и наконец – стадия эволюции так называемой космической морфологии, включающей звёзды, собранные в галактики, галактики, образующие скопления галактик, скопления, образующие почти однородную массу, своеобразный космический газ.

А отсюда встаёт чрезвычайно интересный вопрос о будущем Метагалактики, её дальнейшей судьбе, а стало быть, и о дальнейшей судьбе крохотной частицы Метагалактики – Земли, и покоящейся на ней человеческой цивилизации, делающей в космос лишь свои первые шаги. Уравнения Фридмана приводят к двум вариантам дальнейшей эволюции Метагалактики – открытому и закрытому. В обоих случаях пространство-время не имеет абсолютных границ, но в открытом случае Метагалактика будет расширяться вечно, а в закрытом – расширение сменится сжатием, т. е. Метагалактика окажется пульсирующей. Всё зависит от плотности материи в Метагалактике. Подсчитано, что если плотность материи достигнет так называемой критической величины, т. е. около 1029 г/см3, гравитационное взаимодействие вещества постепенно пересилит импульс к расширению, данный Большим Взрывом, и «разбегание» вещества будет постоянно тормозиться, затем остановится, и, наконец, сменится сжатием.

По данным современных наблюдений, средняя плотность несколько ниже, она составляет около 10-31 г/см3, поэтому большинство ученых склоняются к открытой модели, к возможности безграничного расширения. Но не исключено, и для этого есть определённые основания, что действительная плотность материи может оказаться выше, и притом значительно выше, чем мы можем судить по данным своих макроскопических наблюдений. Тогда Метагалактика уже сейчас становится закрытой системой. Как отмечает Д.П. Грибанов, «ответ о величине средней плотности материи зависит от того, насколько полно будут учтены все реальные состояния и формы материи во Вселенной» (Грибанов Д.П. Философские проблемы теории относительности – М.: Наука, 1983. с. 35). Дело в том, что учёные имеют основание предполагать в наблюдаемой Вселенной наличие так называемой скрытой массы, образуемой объектами, не поддающимися наблюдению вследствие своей немакроскопической природы, но вступающих в гравитационное взаимодействие с окружающим веществом. Не исключено даже, что скрытая масса значительно превышает наблюдаемую, и что, стало быть, негеоцентрическое состояние вещества превалирует даже в макроскопической структуре Вселенной.

В сущности, знакомый нам по наблюдениям с земли космический мир открывается нам именно потому, что межзвёздное пространство заполнено чрезвычайно разреженной макроскопической средой. Эта безвоздушная среда содержит лишь газ с некоторой примесью пылевых частиц. Так, довольно плотные газопылевые туманности, поглощающие свет, обусловливают известное «раздвоение» в северной части неба. Нужно специально замечать признаки межзвёздной среды, так слабо они проявляют себя в беспредельных пространствах видимого нами космоса.

Таким образом, и дальнейшее изучение нашей Вселенной в её нынешнем состоянии, и конкретизация научно обоснованных прогнозов на будущее зависят от углубления наших знаний о негеоцентрическом строении Космоса и открытия непосредственно ненаблюдаемых, скрытых от антропоморфных наблюдателей, чрезвычайно экзотичных объектов. А может быть, не только объектов, но и целых космических миров. Конечно, открытие таких объектов, таких миров гораздо сложнее, чем открытие обычных астрономических объектов. Будучи скрытыми от наших по-земному устроенных глаз, вооруженных сколь угодно мощными усилителями зрения – астрономическими приборами, эти объекты и негеоцентрические миры могут быть обнаружены нами только по косвенным данным при помощи самого разнообразного теоретического анализа и очень большого числа макроскопических наблюдений.

Несколько позже мы ещё вернёмся к проблеме «скрытой массы» Вселенной, она сегодня ставится и разрешается в связи с новой, недавно возникшей и ультрасовременной областью исследований – теорией так называемых «отонов», или «отонных миров». Отонная теория выводит нас за пределы нашей Метагалактики, это теория суперметагалактическая по своей природе. Занимаясь отонами, учёные делают попытку представить себе, казалось бы, непредставимое для человека как земного существа: воспроизвести процессы, по самой своей природе выпадающие не только из поля зрения человека, но и из его Вселенной. Крохотная частица этой Вселенной, человек сегодня дерзает уже вырваться познанием за её пределы.

5.2. Отонные космические миры

Термин «отоны» впервые введен в монографии российских астрофизиков Я.Б. Зельдовича и И.Д. Новикова «Теория тяготения и эволюция звёзд» (М.: Наука, 1971. с. 441). Он образован от сокращения «ОТО», общая теория относительности, с присоединением латинского суффикса «н», обозначающего некий особый класс материальных объектов. Но отоны – это не просто некоторые материальные образования, существование которых предполагается на основе общей теории относительности и описывается на её математическом языке. Это – целые миры с нетривиальной, не встречающейся в земном мире геометрией и топологией, причудливыми пространственно-временными свойствами. С точки зрения земного макроскопического опыта отонные миры – настоящие чудовища мироздания, поглощающие либо искажающие привычную нам макроскопическую определённость. Поэтому их так трудно открыть, доказать их существование не теоретически, а практически и эмпирически.

Слово «отоны» возникло в качестве видового наименования, объединяющего все разновидности тел с релятивистским полем тяготения, находящихся внутри так называемого «горизонта событий» или асимптотически приближающегося к нему. В этом знаменитом определении Зельдовича и Новикова содержится понятие «горизонта событий», т. е. некоторой границы, отделяющей события привычного нам макроскопического мира, от событий, скрытых от нас и как бы выпавших из этого мира благодаря мощному полю тяготения отонов и происходящему вследствие воздействия этого поля искривлению пространства – времени. Итак, горизонты событий – это особенные по своим пространственно-временным свойствам поверхности, нарушающие свободное проникновение световых и прочих ипформационных сигналов из одной области в другую. Находиться внутри «горизонта событий» – значит существовать вне макроскопического, хорошо просматриваемого при помощи оптических приборов пространства, и даже непосредственно установимых этими приборами причинно-следственных отношений. К отонам относятся, прежде всего, всевозможные «дыры» в пространстве-времени: чёрные, белые, серые. Однако в последние годы понятие отонов существенно расширилось и включило в себя самые разнообразные объекты, модели которых могут быть построены на основе ОТО: замкнутые и полузамкнутые миры, фридмоны, планкеоны, геоны, голые сингулярности и прочие загадочные формы геометрически иных миров. Принципиальное отличие отонов от всех прочих, классических астрофизических объектов, заключается в том, что, как подчёркивает белорусский философ А.П. Трофименко, для последних ОТО либо несущественна, либо даёт лишь количественные поправки. (Трофименко А.П. Вселенная и развитие. – Минск.: Наука и техника, 1982, с. 27). Применение ОТО даёт возможность «нарисовать» совершенно новое, негеоценрическое многообразие природы, а затем продолжить изучать это многообразие всевозможными физико-астрономичсскими методами.

Первыми отонами, существование которых вытекало из распространения на объективную реальность результатов теории относительности, были чёрные дыры (сокращенно – ЧД). Характерно, что некоторые представления о возможности подобных объектов зародились уже задолго до возникновения общей теории относительности и релятивистской космологии, на основе теории тяготения Ньютона. Первым, кто предсказал феномен чёрной дыры, был английский физик Джон Мичелл. Он на тринадцать лет опередил выдающегося французского космолога и философа Лапласа, независимо от него в 1796 г. обосновавшего возможность существования чрезвычайно массивных и вследствие этого невидимых объектов. Лаплас рассуждал просто и остроумно. Сила, действующая в гравитационном поле, должна неограниченно возрастать с увеличением массы источника и уменьшением расстояния до центра гравитации. Однако эта, по существу, негеоцентрическая ситуация имеет только внешнее сходство с проблемой ЧД, так как в рамках ньютоновской теории подобные объекты – это всего-навсего глубокие, пусть даже очень глубокие и «тёмные» гравитационные ямы, никак не связанные со свойствами пространства-времени.

Начало науки об отонах в виде учения о релятивистских чёрных дырах было положено в 1916 году немецким учёным Карлом Шварцшильдом. Заметим, что произошло это сразу же после формулировки Эйнштейном основных принципов ОТО и чуть раньше публикации работы Эйнштейна, положившей начало релятивистской космологии. Шварцшильд впервые получил точное решение уравнений Эйнштейна для так называемой «сферической симметрии», т. е. для некоторого математически описанного сферически-симметричного распределения вещества. В ходе решения оказалось, что при таком распределении должна возникнуть некоторая сфера с весьма специфичными свойствами. Если в области пространства-времени, ограниченной этой сферой, сосредоточится определённая масса вещества, никакой объект не может покинуть её. И не только объект, но и никакой вещественный носитель информации об объекте. Изобразительными средствами ОТО теория Шварцшильда «нарисовала» гравитационную яму бесконечной глубины, так как это на самом деле не яма, а дыра, бездонный провал в самом пространстве-времени. Искривление пространства-времени вблизи указанной сферы оказывается настолько сильным, что оно как бы прорывается, резко изменяются не только его метрические, но и топологические свойства. Представить это себе в какой-то степени наглядно можно, взяв лист бумаги и протыкая его иглой. До определённого момента лист будет искривляться, а затем – проколется или его плоскость прорвется. Место прокола – и есть некий аналог сферы Шварцшильда на плоском пространстве двухмерного листа, а края этого прокола – горизонт событий. Ни одно материальное тело, идущее по листу, не сможет двигаться дальше, попав за этот горизонт. Оно неизбежно проваливается и выпадает из пространства листа.

Черная дыра есть, прежде всего, ненаблюдаемый непосредственно объект, который сам «проглатывает» свои макроскопические связи с внешним миром. Она может образовывать сингулярности, подобные той, из которой скачкообразно «вырвалась» Метагалактика в момент своего возникновения. Она, наконец, представляет собой гравитационную ловушку, в которой могут мгновенно исчезнуть для внешних макроскопических наблюдателей различные макроскопические объекты, – даже если это объекты грандиозных масштабов.

Но как же могут образовываться подобные «чудотворные» с макроскопической точки зрения, катастрофические для плоско-созерцательного взгляда на космос гравитационные впадины? Теория звёздной эволюции, созданная трудами Л.Д. Ландау и С. Чандрасекара показала, что чёрные дыры должны образовываться в результате нормальной эволюции многих обычных, хорошо видимых нами звёзд. Всякая звезда «горит» и испускает свой таинственный блеск, пока в её недрах происходит термоядерная реакция, непрерывно поддерживаемая плазменным веществом звезды. Но вот водородное «горючее» подходит к концу, – ибо всему, даже таким грандиозным явлениям, как звёзды, рано или поздно приходит конец. Как только иссякает питающее звезду вещество, с ней происходит неминуемая катастрофа – так называемый гравитационный коллапс. Погибающую звезду – коллапсар – ожидает неудержимое сжатие под воздействием её собственного гравитационного поля. Расчёты показывают, что звезды, раз в 5 более массивные, чем наше Солнце, будут сжиматься неограниченно и обязательно превратятся в чёрные дыры. Звезда с массой Солнца при этом сократилась бы до размеров сферы с радиусом всего 3 км., в то время как сегодня радиус фотосферы Солнца составляет 0,7 млн. км. Масса же звезды остается прежней. На месте умершей звезды оказывается гравитационная могила с чрезвычайно специфическими свойствами. На близких расстояниях от этой могилы траектории всех макроскопических предметов, в том числе и света, испытывают существенные отклонения от тех, по которым они движутся вблизи других чрезвычайно плотных объектов, например, нейтронных звёзд. На расстоянии в полтора гравитационных радиуса свет может быть пойман на круговую орбиту и стать «спутником» чёрной дыры; в непосредственной же близости от шварцшильдовской сферы вообще не существует устойчивых орбит для физических тел, они не могут превратиться в спутники и неминуемо поглощаются ЧД. Кроме того, вблизи этой сферы имеет место сильное релятивистское замедление времени и бесконечное красное смещение у сигналов, испускаемых из окрестности ЧД.

Это означает, что для удалённого наблюдателя, т. е. для нас с вами, падающая на ЧД частица будет постепенно останавливаться, а все связанные с ней процессы замедляются, а затем и вовсе застывают. Подобно заколдованному мертвецу, чёрная дыра вокруг себя останавливает время, не допуская прохождения сигналов и «криков о помощи» в окружающий мир. Никакие сведения о событиях внутри «гравитационной могилы» получены быть не могут. По этой причине сферу Шварцшильда и называют горизонтом событий. Мир под горизонтом существует как бы сам по себе и геоцетрическому миру недоступен.

И все же, несмотря на негеоцентрическую недосягаемость чёрных дыр, возможность их обнаружения была найдена. Именно вследствие необычных свойств чёрных дыр мы можем получить косвенные данные об их существовании. Прежде всего, ЧД есть невидимый объект, который своим мощным гравитационным полем оказывает существенное влияние на окружающее вещество. Невидимка обнаруживает своё присутствие по своему влиянию на окружающий макроскопический мир, оставляя на нём свои следы. Для обнаружения чёрных дыр астрономы ищут, прежде всего, «двойные» системы, состоящие из чёрной дыры и находящейся в её гравитационном поле звезды. Если существуют двойные звёздные системы, которые отнюдь не редкое явление в нашей Галактике, то почему бы не существовать паре «звезда – чёрная дыра»? При этом извечная предательница чёрная дыра неизбежно сыграет с попавшей с ней в пару несчастной звездой свою злую шутку. Вещество звезды будет в этом зловещем танце постоянно втягиваться в бездонное чрево дыры. При этом, раскручиваясь и разогреваясь до плазменного состояния, прежде остывавшее вещество разрушающейся звезды будет испускать согласно расчетам мощное рентгеновское излучение.

Такое предсказание было сделано ещё в 60-е годы российскими учёными Я.Б. Зельдовичем и О.X. Гусейновым. А в начале 70-х с помощью рентгеновских телескопов, установленных на спутнике «Ухуру», было открыто несколько источников рентгеновского излучения в составе двойных систем. Наиболее вероятным кандидатом в чёрные дыры признан знаменитый рентгеновский источник «Лебедь-X–I». Другим вероятным кандидатом является «Лебедь-Х-3».

Многообещающими и интенсивно изучаемыми являются также модели ЧД не только в двойных системах, но и в ядрах галактик, квазаров и т. д. Делаются попытки обнаружения ЧД по такому негеоцентрическому излучению, как гравитационные волны, хотя ввиду слабости гравитационного взаимодействия эффект «гравитационных сигналов» чрезвычайно труден для обнаружения в земных условиях. Мощное гравитационное излучение должно возникать при рождении дыр.

Чёрные дыры могут вызвать эффект «гравитационной линзы», искривляя своим сильным гравитационным полем лучи света и удваивая для земного наблюдателя изображения звёзд. Вследствие воздействия гравитационного поля ЧД могут возникать сильные концентрации звёзд в так называемой «потенциальной яме» вокруг горизонта событий.

Начало 70-х годов XX века в астрофизике было отмечено бурным всплеском глубоких исследований по проблеме пространственно-временных многообразий гравитационных полей чёрных дыр и их обнаружения. Шёл поиск новых негеоцентрических каналов информации, способных значительно усилить познавательный потенциал астрономической науки. Обнаружились глубокие связи между законами физики чёрных дыр и обычной термодинамики, основные понятия которой приобретают совершенно новое негеоцентрическое содержание. После пионерной работы английского физика-теоретика С. Хокинга открылось совершенно новое направление исследований на стыке теории гравитации и квантовой физики. Хокинг показал, что чёрные дыры не обязательно являются такими уж абсолютно чёрными, т. е. изолированными от макроскопического мира, как это думали раньше. Они могут «испаряться» и даже взрываться, а при определённых обстоятельствах даже излучать свет и потоки самых разнообразных частиц.

В 1971 г. Хокинг обосновал возможность существования мини-ЧД, т. е. чёрных дыр сравнительно небольших размеров и массы. В 1977 г. Я.Б. Зельдович выдвинул гипотезу о существовании микро-ЧД, для которых характерны квантовые масштабы и соответствующие им законы. Но и классическая, шварцшильдовская чёрная дыра время от времени показывает исследователям свой крутой норов, демонстрирует им всё более и более сногсшибательные свойства. Благодаря работам Казнера, Эддингтона, Леметра, Синга, Новикова, Крускала, Секереша выяснилось, что шварцшильдовская ЧД может таить в себе не единое пространство-время, а два различных, каждое из которых имеет свою внешнюю область и область под горизонтом событий, образуя в итоге четыре области, соединяющиеся на горизонтах, вследствие чего между ними нет двусторонней причинной связи. Налицо, таким образом, чрезвычайно сложный немакроскопический рисунок пространственно-временной конфигурации внутри чёрных дыр.

Судьба наблюдателя, провалившегося в немакроскопический мир чёрной дыры, поистине трагична. Первоначально он не обнаружит никаких особенностей в течении времени и не сможет даже отметить факт пересечения горизонта событий. Но для внешнего наблюдателя он уже пропал. Страшная гравитационная могила поглотила его, и нет таких сил, которые помогли бы вырваться из неё. Макроскопическая Вселенная тоже исчезает для него без возврата, вместо звёзд и галактик во всех направлениях вспыхивает свет. Картина эта в точности тождественна той, которую нарисовал Л.Н. Толстой в рассказе «Смерть Ивана Ильича», описывая, как безнадёжный больной ощутил свою смерть. Он будет разорван вместе со своей ракетой так называемыми приливными силами чёрной дыры, либо ощутит катастрофическое нарастание своего веса по мере приближения к центру гравитации и будет сдавлен и сжат в лепёшку своей собственной массой.

Но, несмотря на свою безнадёжную и безрадостную черноту, дыры в пространстве-времени способны пролить свет на очень важные проблемы, связанные с устройством мироздания. Благодаря чёрным дырам космологи нашли, наконец, объект, в котором может таиться скрытая масса вещества нашей Вселенной, причём не какая-то незначительная часть общей массы Метагалактики, а около 90 % этой массы. Более того, появились весьма серьезные основания для того, чтобы видеть в чёрных дырах не только «хранилища» скрытой массы нашей вселенной, более обширные, чем суммарная масса всех видимых объектов, – галактик, газовых туманностей, потоков космических лучей и т. д. Когда в 1960-е годы были построены знаменитые диаграммы Крускала и Пенроуза, позволяющие весьма наглядно и вместе с тем математически точно производить манипуляции с нетривиальными областями пространства-времени, это открыло возможности для представления геометрически иных физических миров. И вот тут-то выяснилось, что чёрные дыры внутри себя, т. е. под гравитационным радиусом, представляют собой не инертные и застывшие тела, а воплощают в себе движение в качественно иной, негеоцентрический мир. Каждая из них, если верна теория, представляет собой своего рода горловину, ведущую в иное пространство-время, иную метагалактику.

Итак, чёрные дыры были и остаются одним из самых негеоцентричных объектов современной науки о Вселенной, и вполне возможно, что каждая из них представляет собой туннель, ведущий в ещё более негеоцентрическую вселенную. Или, точнее, не туннель, а своеобразный пролом в обваливающейся кое-где сплошной стене макроскопического мира. «Из всех измышлений человеческого ума от единорогов и химер до водородной бомбы, – пишет известный астрофизик К. Торн, – наверное, самое фантастическое – это образ чёрной дыры: и, тем не менее, законы современной физики фактически требуют, чтобы чёрные дыры существовали. Возможно, только наша Галактика содержит миллионы их». (Торн К. Поиски чёрных дыр. – Успехи физических наук, 1976, т. 188, вып. 3, с. 453).

Антиподом чёрных дыр являются белые дыры. Это антиколлапсары, взрывающиеся после коллапса звёзд и образования чёрных дыр в другом, «потустороннем» нашей Метагалактике пространстве-времени. Есть ещё и серые дыры, нечто среднее между чёрными и белыми. Это – белые дыры, которым не хватило энергии для расширения во внешнее пространство, и поэтому начавшееся расширение вновь переходит в коллапс.

Поистине фантастическая картина рисуется в воображении, если проанализировать выводы теории о судьбе гравитирующей материи: две Вселенные, соединённые между собой горловиной, или, по укоренившемуся ныне образному наименованию, «кротовьей норой», взаимодействуют через эту нору, оставаясь внеположенными друг другу за пределами таких нор. При этом вещество через чёрную дыру в одной вселенной перекачивается во вторую, выходя в неё из белой дыры.

Ещё более усложнились наши представления о «дырах» в пространстве-времени, когда учёные стали рассматривать не только массу, которой характеризовался классический шварцшильдовский отон, но и электрический (либо магнитный) заряд, а также момент вращения. Все другие макроскопические параметры у ЧД отсутствуют, что было доказано рядом соответствующих теорем. Это дало основание известному американскому физику Дж. Уилеру выдвинуть свою знаменитую образную формулировку: «Чёрные дыры не имеют волос». Правда, впоследствии выяснилось, что ЧД могут иметь ряд экзотических параметров, идущих из микромира составляющего их вещества. К ним относится, например, цвет – квантовое число кварков. Но структуру пространственно-временных отношений такие параметры существенно не изменяют. Поэтому чёрные дыры сейчас усиленно изучаются с точки зрения их «безволосых» макроскопических параметров. Электрически заряженные чёрные дыры получили название ЧД Рейсснера-Нордстрема по фамилиям учёных, впервые описавших их при помощи определённого решения уравнений Эйнштейна. Вращающиеся чёрные и белые дыры были названы именем Р.П. Керра, американского математика, которому впервые в 1963 г. удалось отыскать для таких объектов решение уравнений гравитационного поля.

В настоящее время делаются попытки классифицировать чёрные дыры по этим параметрам и даже создать своеобразную «таблицу Менделеева» для таких отонов. Причудливое сочетание макроскопических и немакроскопических параметров ещё больше осложняется проблемой так называемой «голой» сингулярности. То, что сингулярность, лежавшая в начале нашей вселенной, может таиться и сегодня в столь немакроскопических объектах, как чёрные дыры, ни у кого особого удивления не вызывает. Но оказывается, что эта сингулярность вдобавок может быть и «голой», то есть иметь непосредственный контакт с нашим макроскопическим миром! В мире, насыщенном «голыми» сингулярностями, имела бы место существенная «непредсказуемость» физических явлений. Поэтому теоретики всеми силами стараются блокировать выводы теории, предсказывающей существования «голых» сингулярностей и поправить теорию таким образом, чтобы источить возможность существования подобных «нелепых» с макроскопической точки зрения свойств немакроскопических объектов – отонов. Р. Пенроуз придумал для этого гипотезу «космической цензуры», согласно которой сингулярности ЧД должны быть обязательно отграничены от макромира, т. е. отделены от него непроходимыми для физических взаимодействий горизонтами событий. Уже возникают, однако, модели гравитационного коллапса с совершенно «голыми», ничем не прикрытыми сингулярностями. Беспредельный негеоцентризм продолжает проникать в теорию космоса сквозь любую, даже космическую цензуру.

Впрочем, тот же Р. Пенроуз, рассматривая керровские вращающиеся чёрные дыры, нашёл способ извлекать из них для внешнего макроскопического мира энергию. Если некоторое тело при приближении к ЧД разделится на две части, и одна часть упадет в дыру, то вторая может уносить часть вращающейся энергии дыры. Кто бы мог подумать, что чёрная дыра, этот монстр, безвозвратно пожирающая вещество, может в принципе служить щедрым источником энергии с практически неисчерпаемыми запасами. Итак, сегодня уже созданы даже зачатки негеоцентрической энергетики! Конечно, вопрос о практической реализуемости такого механизма даже в случае открытия ЧД на близком расстоянии от Солнечной системы следует отнести к весьма далекому будущему. Но ведь и во времена опытов Кюри с радиоактивностью вопрос о её практическом использовании в качестве энергетического источника непосредственно не ставился. А сегодня негеоцентрическая энергетика атомного распада при всей её опасности для геоцентрического существа – человека – покорно служит этому существу, и может повредить ему только тогда, когда сам человек превращается в бесчеловечное, социально ограниченное существо, способное действовать во вред Земле и человечеству. Тогда и возникают разнообразные катастрофы, символом которых стала Чернобыльская АЭС.

Если существование чёрных дыр считается в настоящее время теоретически и экспериментально установленным, то с белыми дырами (БД) нет еще достаточной ясности, хотя в отличие от чёрных они не невидимы, а могут проявлять своё существование в астрономически доступном макромире, так как являются источниками разлетающейся, взрывающейся материи. Дело в том, что существованию белых дыр могла угрожать так называемая ультрафиолетовая катастрофа, которая должна была бы привести к быстрому превращению БД в ЧД. В противоположность ЧД, обладающих бесконечным красным смещением у горизонта событий, что не позволяет увидеть их проявления, белые дыры у своего горизонта должны обладать бесконечным фиолетовым смещением. Но за счёт квантового рождения частиц вблизи сингулярности белая дыра быстро лишилась бы своей энергии и погибла бы в ультрафиолетовой катастрофе, превратившись в чёрную дыру. Правда, современная теория расширенных пространственно-временных многообразий спасает БД от неизбежности ультрафиолетовой катастрофы. С точки зрения этой теории белая дыра – закономерный продукт эволюции гравитирующей материи со сложной пространственно-временной структурой.

При помощи белых дыр сейчас предполагается объяснить ряд сложных космических явлений. Возможно, именно в них кроется разрешение загадки громадных энерговыделений, открытых астрономами в окружающем нас космосе. Ведь объяснить энерговыделения квазаров, активных ядер галактик, мощных всплесков гамма-излучения не удаётся никаким другим механизмом, кроме белых дыр. Обычное объяснение, которое даётся, например, энергетическим запасам звёзд, на этом уровне уже не работает. Термоядерная реакция, которой объясняется существование постоянно излучающих звёзд, не может, согласно расчётам, создавать столь мощных энерговыделений в силу своей еще слишком большой геоцентричности. Только взрывным расширением белых дыр можно объяснить сверхэнергоносители окружающего нас космоса. И ими же легко объясняется вдобавок происхождение так называемых войдов – громадных пустот в распределении галактик, обнаруженных в 70-е годы XX века.

Но самое главное значение белых дыр для построения современной негеоцентрической картины космоса заключается в том, что они явились бы прямыми вестниками тех других миров, вселенных, метагалактик, с которыми вполне возможно, именно через них сообщается известная нам Метагалактика. Стало быть, именно изучение БД может дать нам достоверную информацию о «запредельных» для нас негеоцентрических мирах.

«Дыры» в пространстве-времени ведут нас в удивительные миры, столь же непохожие на наш макроскопический мир, как наша Земля непохожа на питающую её энергией звезду – Солнце. Вращающаяся чёрная дыра, обладающая электрическим зарядом и названная по фамилиям своих исследователей ЧД Керра-Ньюмена, поражает нас тем, что она предполагает вход в антигравитирующую вселенную, т. е. такую вселенную, в которой все тела обладают не положительной, а отрицательной массой, и, стало быть, не притягивают, а отталкивают друг друга. Сингулярность в такой ЧД представляет собой не точку, в которую по причине бсзграничной кривизны пространства-времени спрессована потенциально безграничная масса вещества, а кольцо, расположенное в экваториальной плоскости вращения. Проходя через сингулярное кольцо, объект попадает в царство антигравитации, мир, в котором все тела имеют отрицательную массу и центры не притяжения, а отталкивания. Ньютон этого мира, если бы в нём были возможны разумные существа, открыл бы закон всемирного отталкивания. Как ни парадоксален с точки зрения геоцентрического здравого смысла вопрос об отрицательных массах и отрицательной кривизне пространства-времени, он имеет под собой определённые физические основания. В современной физике нет никакого закона, запрещающего существование отрицательных масс. А что не запрещено законом, то должно быть разрешено. И как ни сопротивляется земной опыт представлению о физической реальности отрицательных масс, исследования в этом направлении продолжаются. В последние годы многие учёные предлагают привлечь теорию отрицательных масс к объяснению колоссальных энерговыделений, обнаруживаемых в космосе.

Все в мире соотносительно. Если есть гравитация, то должна быть и антигравитация, хотя и необязательно в нашей Вселенной. Если мошка, ползущая по искривленному листу бумаги, переползёт через дырку на противоположную сторону листа, она попадёт на лист с отрицательной кривизной. А отрицательная кривизна пространства-времени – это и есть антигравитация. И очень может быть, что на обратной стороне пространственно-временного «листа» Вселенная будет не только не гравитирующей, а отталкивающей, но и не расширяющейся, а сужающейся.

Возможность существования антигравитации вытекает из основных принципов общей теории относительности. Начало теоретическому изучению этого чрезвычайно интересного гипотетического явления было положено в 1957 г., когда Г. Бонди рассмотрел задачу о движении вдоль одной прямой двух тел с массами разного знака, т. е. притягивающего и отталкивающего. Тело с положительной массой будет отталкиваться от тела с отрицательной массой и падать от него, одновременно увлекая его своим притяжением за собой. И «преследуемое» гравитирующее тело, и его антигравитирующий «преследователь» будут двигаться с ускорением свободного падения.

Понятие антигравитации вводится в физику по аналогии между теорией гравитации и теорией электромагнитного поля. Генератором антигравитации может явиться поток ускоренных масс, подобный переменному электрическому току в круглом соленоиде. Возможность существования антигравитации влечёт за собой очень интересные космологические следствия. Такое допущение предполагает правомерность модели Метагалактики с общей массой, равной нулю. Тогда очень может быть, что гравитирующая материя собрана в наблюдаемых космических объектах, антигравитирующие же частицы равномерно заполняют всю Метагалактику. (См.: Терлецкий Я.П. Космологические следствия гипотезы отрицательных масс. – В сб.: Проблемы гравитации. Тбилиси: Мецниереба, 1965, с. 238–241). Признание сосуществования гравитации и антигравитации порождает ряд важных для размышления физиков парадоксов. В частности, при определённом расположении гравитирующих и антигравитирующих масс возникает эффект весьма специфичного отражения света. Свет может полностью отражаться в точку своего испускания. В 1981 г. Ф. Альзофон предложил идею создания аппарата, работающего на принципе антигравитации. Проблему антигравитации при всей её гипотетичности нельзя представить в виде какого-то досужего вымысла, порождённого только игрой ума учёных. Это – не физическая головоломка, а реальная, серьёзная научная проблема, разрешение которой, при всей нашей сегодняшней слабости в области экспериментальной проверки, обогащает науку новыми идеями, приёмами, методами исследования, готовит почву для грядущих открытий.

Другая подобная проблема – возможность существования антимиров – материальных образований, состоящих из антиматерии. С этой проблемой учёные столкнулись уже при жизни Эйнштейна. Малейшее взаимодействие объектов, состоящих из материи и антиматерии приводит к так называемой аннигиляции, взрыву с взаимным уничтожением объектов и большим выделением энергии.

Ограниченность нашей Метагалактики как относительно всеобщей, геоцентрической Вселенной, проявляется в предельной скорости, выше которой, согласно теории Эйнштейна, не может двигаться ни одно макроскопическое тело. Если старая классическая механика не знает никаких ограничений на скорость перемещения предметов, как не знает она и пространственно-временного различия миров, то теория относительности вводит запрет на сверхсветовые скорости. В связи с этим запретом надолго утвердилось представление о невозможности сверхсветового движения вообще. Однако в настоящее время зреет и укрепляется убеждение учёных в том, что подобное представление исходит всего лишь из геоцентрической трактовки теории относительности, трактовки, неправомерно ограничивающей её подлинный смысл. На каком основании и для каких объектов теория относительности признаёт невозможным движения быстрее скорости света? Для физических тел макроскопического типа, на том основании, что по мере приближения их скорости к скорости света приближается к бесконечности их масса и само наполняющее тело вещество становится абсолютным макроскопическим тормозом механического перемещения. Но тем самым мир с точки зрения скорости просто разбивается на две части: на геоцентричный, включающий систему относительно медленных движений, и – разворачивающийся за пределами присущих ему взаимодействий мир сверхсветовых движений. И поскольку постулат о наличии фундаментальной скорости распространения взаимодействий нельзя подменять постулатом о максимальной скорости всех возможных движений, сразу же возникает вопрос об исследовании сверхсветовых движений и тех немакроскопических взаимодействий, которые могут быть с ними связаны.

Одним из первых исследователей сверхсветовых движений явился известный российский физик профессор Терлецкий. Ещё в 50-е – 60-е годы он опубликовал ряд работ, в которых оперировал поистине невероятными величинами – мнимой и отрицательной массой. Вывод Терлецкого был недвусмыслепен: объект с обычной, земноподобной, макроскопической массой быстрее света двигаться в принципе не может. Но сочетание термодинамики с уравнениями Эйнштейна позволяет описывать их, исследовать объекты с иным характером массы. Объект с мнимой массой может двигаться со сверхсветовой скоростью. В 60-е годы, когда у физиков-теоретиков наметилось известное потепление в отношении к сверхсветовым скоростям, их возможные носители получили специальное название. Они были окрещены именем «тахионы», происходящим от греческого «тахис» – быстрый. Носители же обычных досветовых скоростей движения и взаимодействия назвали брадионами, что по-гречески означало «медленные». Объекты же, движущиеся со скоростью света, назвали люксонами (от лат. «люкс» – свет).

Одной из причин обращения учёных к этой проблеме явилось то, что во многих моделях теорий поля появились решения, предполагающие у микрообъектов тахионоподобные свойства. Кроме того, негеоцентричность многих астрономических объектов и их описаний при помощи физической теории наводила на мысль о привлечении тахионов к их объяснению. И хотя слабые, пока еще немногочисленные попытки экспериментального поиска тахионов не дали положительного ответа об их существовании, а теории, предлагаемые исследователями из различных стран, содержали неустранимые противоречия, популярность тахионных гипотез не только не упала вновь до нуля, а продолжает расти.

Углубилась теория тахионных процессов в особенности в связи с созданием так называемой теории расширенной относительности, одним из авторов которой является российский физик В.С. Ольховский. Совместно с итальянскими коллегами, – группой под руководством профессора Реками, – им был предложен новый подход, развившийся в единственную на сегодняшний день непротиворечивую теорию сверхсветовых объектов. Согласно этой теории тахион ведёт себя в досветовой системе как брадион, брадион же в сверхсветовой системе – как тахион. Только люксон в любой системе остается объектом, движущимся со световой скоростью. Принцип этот, названный принципом дуальности, весьма необычен. В соответствии с ним брадионы, т. е. объекты нашего мира (и мы с вами), попав в тахионную систему, станут тахионами. Вся беда в том, что попасть туда они не смогут ни при каких обстоятельствах, ибо их собственная масса не позволит им преодолеть световой барьер.

Являясь таким образом «симметричными» брадионам, тахионы противоположны им по своим свойствам. Если для ускорения брадиона нужно подводить к нему энергию, то тахион ускоряется при рассеянии своей энергии. При приложении же к нему энергии извне он будет всё сильнее и сильнее приближаться к скорости света, достижение которой возможно лишь с приложением бесконечной энергии. В то же время вообще лишённый энергии тахион будет двигаться с бесконечной скоростью. Такие тахионы, – их называют трансцендентными, – обладают поистине удивительными свойствами. Это в высшей степени негеоцентрические объекты, настоящие чемпионы негеоцентричности. В любой момент времени каждый из них находится во всех точках Вселенной, в том числе и нашей метагалактики. Для трансцендентных тахионов не существует никакого центра, выделенной точки в пространстве, они везде и нигде, для них всё едино: и человек, и звезда, и чёрная дыра. Не они ли суть основа связи всего со всем, извечная ткань мироздания? Прямого ответа на этот вопрос нет, и не может быть в нынешней науке, но вопрос о бесконечно многообразной негеоцентрической первооснове всего мироздания и нашего макроскопического мира в частности является отнюдь не праздным.

Но не только трансцендентные, но и «рядовые» тахионы чрезвычайно необычны. Они немакроскопичны не только по скорости движения, но и по своей форме. Даже если в тахионной системе тахион является компактным, например, шарообразным, попав в брадионную систему, он становится нелокализуем в компактной области, принимая геометрические очертания от двуполостного гиперболоида до двойного конуса. Но и на этом перечень сенсационных свойств тахиона не заканчивается. Переход из тахионной системы в брадионную и обратно приводит не к возвращению исходного объекта, а к возникновению его антипода по таким характеристикам, как заряд, масса, барионное, лептонное, квантовое число и т. д. Если в наш мир ушёл, например, сверхсветовой электрон, назад он возвратится уже позитроном. Частица обернётся античастицей и т. д. Антитахионы и антибрадионы сильно осложняют картину взаимодействий суперлюминального (т. е. сверхсветового) и сублюминального (досветового) миров.

Суперлюминальные представления уже активно вторгаются в анализ явлений привычного нам макроскопического мира. Они используются для объяснения такого распространённого на Земле явления, как магнитное притяжение и отталкивание. Мы убеждены, что знаем, каковы причины земного притяжения и горения звёзд, но мы не имеем удовлетворительного объяснения того, почему прямо в наших руках магнит притягивает кусок железа. Вместо такого объяснения наука содержит несколько десятков правдоподобных, но не развиваемых и не проверяемых должным образом гипотез. Причиной этого является немакроскопический характер первоисточника магнитного воздействия. Одним из возможных путей обнаружения этого источника является решение проблемы магнитного монополя, т. е. некоторого аналога электрического заряда в области магнитных явлений. В природе до настоящего времени монополи не обнаружены, хотя поиски «следов» их существования ведутся со времени их предсказания известным английским физиком-теоретиком П. Дираком. Известно, что магнит как макроскопический источник магнитного поля всегда представляет собой двуполюсник с замкнутыми силовыми линиями; никакое макроскопическое разрезание или измельчение магнита не может превратить его в однополюсник, т. е. в мопополъ.

Существует множество теоретических моделей, пытающихся воспроизвести качества магнитных мопополей и их удивительную немакроскопичностъ. В рамках же теории сверхсветовых взаимодействии магнитные монополи получают чрезвычайно простое и красивое объяснение: это не что иное как сверхсветовые электрические заряды, т. е. электрически заряженные тахионы. Разумеется, для нас, медленных существ, «поймать» тахион в экспериментальную ловушку так же трудно, как словить сачком: зайца. Зато сам процесс «ловли» помогает нам многое понять не только в – повадках тахионов, но и в окружающем нас брадионном мире.

Развивая представления о сверхсветовых процессах, учёные стали интенсивно изучать многомерные пространства как возможную сферу распространения тахионов. Проникая своим мышлением в возможные миры, более широкие и многообразные, чем наш 3+1-мерный мегамир, они раскрывают этому мышлению новые горизонты. Потребность в рассмотрении пространств высшей размерности обусловливается нарушением макроскопической причинности при взаимосвязи брадионного и тахионного миров. Дело в том, что события брадионного и тахионного миров происходят как бы в разных измерениях. Причинная связь явлений может существенно нарушаться в весьма сильных гравитационных полях и при движении с большими ускорениями. Как уже говорилось, гравитационные поля чёрных и белых дыр могут влиять на связь причины и следствия. Под горизонтом событий, образуемым подобными объектами, брадионы становятся тахионами, тахионы – брадионами. В тахионной системе чёрная дыра брадионного мира оказывается белой, белая – чёрной, коллапс в одном мире оказывается антиколлапсом в другом.

Другим мостом между тахионным и брадионным мирами является, естественно, ускорение движения брадионов и замедление тахионов. Положение специальной теории относительности о невозможности достижения светового барьера обладает абсолютной непререкаемостью только в рамках нашего 3+1-мерного мегамира. Если же смотреть на этот процесс из расширенного пространственно-временного многообразия, то переход через световой барьер представляет собой всего лишь разновидность движения через горизонт событий, процесс, аналогичный «проваливанию» в чёрную дыру. К тому же чрезвычайно экзотичные взаимопревращения тахионов и брадионов могут появиться при движении в гравитационных полях чёрных и белых дыр типа Керра-Ньюмена, т. е. вращающихся и электрически заряженных. Таким образом, путь к чрезвычайно негеоцентрическому тахионному миру может пролегать через горизонты событий. Наш мир, – Метагалактика, – с этой точки зрения представляет собой лишь как бы одно сечение в многомерной Вселенной с комплексным пространством-временем. Это «сечение» изолировано от других систем в таком случае лишь макроскопически определённым способом движения, таким состоянием материи, при котором ограничено взаимодействие объектов и их проникновение в другие «плоскости» бытия.

А можно ли практически подтвердить или опровергнуть такую картину негеоцентрической Вселенной? Не суждено ли ей навеки оставаться умозрительной, экспериментально непроверяемой философской доктриной? Оказывается, уже сегодня можно предложить способы наблюдательной проверки новых представлений о Вселенной. Для этого как раз и следует проанализировать возможности наблюдательного проявления взаимопереходов между тахионным и брадионным мирами, а если рассуждать более общо – между областями пространства-времени, разделенными горизонтами. Такими проявлениями могут оказаться взрывы в нашей Метагалактике белых дыр, которые, выплескивая материю в нашу ограниченную область пространственно-временного многообразия, забирают её в результате коллапса из другой области. Белая дыра выходит из-под горизонта событий, переходя, согласно многомерной трактовке, из одного измерения в другое. Процесс антиколлапса при этом должен приводить к выделению колоссальной энергии в виде вспышки в различных диапазонах электромагнитных воли. Поиск и изучение белых дыр, а также их следствий в нашей Метагалактике может дать нам знания о материи внеметагалактических миров. Такими следствиями могут оказаться мощные всплески космического гамма-излучения, кратковременные рентгеновские источники, квазары, гигантские пустоты в крупномасштабном распределении скоплений галактик и т. д. Энергия, выделяемая при космических катаклизмах типа белых дыр, в принципе может превышать все энергетические и вещественные «запасы» нашей Метагалактики. Поэтому для поиска проявлений других вселенных, как и для поиска проявлений внеземных цивилизаций, целесообразен поиск так называемых «космических чудес» – явлений, не укладывающихся в привычные рамки нашего геоцентрического «сечения» Вселенной.

Рассказывая выше об отонных мирах, мы ограничивались теми их них, что могут быть затеряны в безграничных просторах космоса далеко от Земли. Но не таятся ли они от нас не только в бесконечно большом, но и в бесконечно малом? Гипотезы о связи самого элементарного уровня материи и самых больших масштабов высказывались не раз. Уже древнегреческий философ Анаксагор говорил, что любая гомеометрия (т. е. по-особому понимаемая им элементарная частица бытия) содержит в себе свойства целой Вселенной. Подобная «многоэтажная Вселенная» в свете успехов атомистики XIX и XX веков казалась совершенно наивным представлением. Однако с появлением общей теории относительности появилось не только оправдание умозрительных представлений о частицах-мирах, но и теоретический фундамент, позволяющий описывать и конкретизировать для нас внутренние закономерности бытия подобных объектов.

Новый аспект, внесённый общей теорией относительности в проблемы связи элементарного и крупномасштабного, состоит, прежде всего, в геометризации пространства-времени. Искривление пространства-времени может быть настолько сильным, что определённые области, содержащие материю, оказываются замкнутыми сами на себя и отгороженными от других областей своей пространственно-временной геометрией. Вспомним хотя бы фридмановскую модель Метагалактики, которая будет замкнутой, если плотность вещества в ней окажется больше 10-29 г/см2. Если учесть, что для определения плотности использовано не всё вещество Вселенной, а значительная часть, существуя в виде «скрытой массы», нейтрино и т. д., может оказаться ненаблюдаемой, тo вполне возможно, что Мегагалактика действительно является именно такой, как её рисовал А. Фридман. Но если следовать этой логике, – а она с точки зрения наших сегодняшних знаний неопровержима, – могут существовать другие метагалактики, никак не связанные с нашей в четырёхмерном пространстве-времени. Говорить о внешних размерах такого мира и о взаимном отношении различных миров друг к другу можно, но лишь представляя их вложенными в пространство-время более высокой размерности. Замкнутые миры, внутри которых справедливы уравнения Фридмана, современные физики назвали фридмонами, и хотя в принципе законы поведения вещества в них могут сильно отличаться от фридмановских, это название укрепилось за всеми замкнутыми мирами. Исследования российских физиков М.А. Маркова и В.П. Фролова показали, что замкнутые миры не настолько уж недоступны, и могут «частично размыкаться». При этом они проявляют себя определённым образом для внешнего мира уже не в качестве макроскопических вселенных, а в качестве заряженных элементарных частиц. Их огромная масса для внешнего наблюдателя испытывает так называемый гравитационный дефект и оказывается равной одной стотысячной доле грамма, а их радиус, опять же с внешней «точки зрения», составляет приблизительно 10-32 см. Первооткрыватель и «крёстный отец» фридмонов М.А. Марков ставит совершенно резонный вопрос: не являются ли все известные науке элементарные частицы различными видами фридмонов? Такой гипотетический микро-мега объект, связанный узкой горловиной с нашей Метагалактикой, представляет собой настоящее чудо негеоцентрической физики. Ведь и наша Метагалактика может оказаться элементарной частицей, используемой в экспериментах какого-нибудь трансметагалактического физика. Недаром В.С. Барашенков характеризует фридмоны как «самые диковинные объекты, созданные фантазией человека» (Барашенков В.С. Существуют ли границы науки. М.: Мысль, 1982, с. 77). По самому своему существу, фридмон представляет собой не только гибрид макро– и мегамира, но и гибрид строгой науки и безудержной научной фантазии.

В 1970 г. профессор К.П. Станюкович дал несколько иное изображение возможных полузамкнутых миров. Он назвал их планкеонами в честь пионера квантовой теории М. Планка. Такое название обусловлено тем, что их размер с точки зрения внешнего наблюдателя близок планковской длине – 10-33 см. Учитывая огромные внутренние массы таких полузамкнутых миров, можно прийти к выводу, что подобные элементарные частицы заключают в себе грандиозную энергию, которая не идет ни в какое сравнение не только с термоядерной, но даже и с той, что выделяется при взрыве микро-чёрных дыр. Может быть, где-то во Вселенной и наблюдается выделение такой энергии, тем более что и в нашей Метагалактике колоссальные энерговыделения – не такая уж редкость. В 1973 г. Станюкович ещё усложнил свою теорию планкеонов. Основываясь на идее академика Амбарцумяна о сверхплотном «дозвёздном» состоянии вещества, он предложил концепцию эволюции Метагалактики, согласно которой продуктами первоначального взрыва явились именно планкеоны. Последующая эволюция Метагалактики должна была привести к иерархии планкеонов, различающихся между собой по массе на много порядков. Среди них – планкеон, равный по массе Метагалактике (1055 г.), планкеоны, равные по массе звёздам, отождествляемым с квазарами или пульсарами (1035 г.), планкеоны с некоей гипотетической промежуточной массой (1015 г.). (Станюкович К.П. Гравитационное поле и Метагалактика. – В кн.: Труды 5-го съезда ВАГО. – М.: Наука, 1973, с. 55–73).

Кстати, объекты массой около 10-5 г. фигурируют и в теории фридмонов М.А. Маркова, в которой они представляют собой особые, максимальные по своей массе для внешнего наблюдателя частицы – максимоны. И планкеоны Станюкевича, и максимоны Маркова могут появляться как результат «испарения» чёрных дыр. Они разнообразят картину эволюции Метагалактики. Но главным значением фридмонно-планкеонных гипотез является мировоззренческое: физика микромира и Вселенной выступают в единстве, а привычное геоцентрическое разделение миров по их антропоцентрическим масштабам проявляет свою относительность и ограниченность. Возможным оказывается огромное многообразие вселенных. Если в нашей Метагалактике преобладающим на макроуровне является гравитационное взаимодействие, могут существовать метагалактики с сильным взаимодействием, антигравитирующие, тахионные, антивещественные и т. д.

Мы проникаем в своеобразный круг мироздания: уходя в микромир, мы попадаем в космические просторы, отправляясь во Вселенную, мы оказываемся в микромире. В начале 1980-х годов для микровселенных стали использовать теорию раздувающейся вселенной, оперирующей взятым из повседневной жизни термином «пузыри». Совокупность пузырей, как говорят, образует пространственно-временную «пену», а всё глобальное пространство-время Вселенной представляет собой сложное переплетение искривленных, расширяющихся, а кое-где и сжимающихся областей, соединённых между собой «кротовьими норами», «ходами» и т. д.

Обратимся теперь к этой теории, созданной усилиями российских (Л.Д. Линде, А.А. Старобинский) и американских (А. Гус и др.) астрофизиков. Привлекая в космологию известные из физики элементарных частиц закономерности, эта теория завоевала значительную и заслуженную популярность. Эта теория исходит, прежде всего, из попытки воспроизвести эволюцию Вселенной на самой ранней стадии её существования, в возрасте не более чем через 10-35 секунды после её рождения в момент Большого Взрыва. Основная идея теории состоит в том, что в течение смехотворно малого времени после выброса из состояния первичной сингулярности – менее 10-35 секунд – Вселенная расширилась чрезвычайно быстро, по экспоненциальному закону, т. е. буквально раздувалась. Оно и понятно: Большой Взрыв – самый бурный процесс из всех процессов в нашей Вселенной. За это время вселенная успевает раздуться до гигантского радиуса, который, как показывают расчеты, может на много порядков превышать размеры нашей Метагалактики. Потом расширение замедляется. Единственный гигантский «пузырь» оказывается неустойчивым, он лопается и распадается на множество более мелких, а эти последние по мере своего расширения порождают множество метагалактик, в том числе и нашу.

При этом происходит также перестройка вакуума, рождаются различные элементарные частицы. В связи со сценарием «раздувающейся Вселенной» получила признание гипотеза о вакуумном рождении вещества. Квантовая теория поля вполне допускает подобное рождение, а с философской точки зрения оно представляет собой не что иное, как превращение «ничто» во «всё», а затем из «всего» – в «нечто». Очевидно, что описанная вкратце картина раздувающейся Вселенной не противоречит космологии Фридмана-Леметра, лежащей в основе эталонной модели современной космологии, а лишь дополняет её для ранних стадий расширения. «Пузырящаяся» Вселенная только по видимости геоподобна. Она обогащает космологию оригинальными представлениями о комплексе метагалактик, которые вовсе не обязательно должны быть похожи на нашу Метагалактику.

В конце XX века на страницы физических журналов буквально хлынул поток работ, в которых размерность пространства-времени Вселенной представлялась значительно большей, чем 3+1. Некоторые физики рассматривают сегодня 256-мерные миры. В основе большинства этих построений лежит гипотеза Калуцы и Клейна, сформулированная в 20-х годах XX столетия, но практически забытая вскоре. Согласно этой гипотезе, дополнительные размерности проявляют себя лишь на чрезвычайно малых расстояниях, не более 10-33 см. В макромире они практически не проявляются, но зато играют заметную роль на самых ранних стадиях эволюции Вселенной, еще до начала её раздувания.

Теория отонных миров позволяет внести в эти представления большее негеоцентрическое многообразие, чем теория раздувающейся Вселенной. Коллапс и антиколлапс материи в отонах открывают возможность перемещения материи с одного «листа» пространственно-временного многообразия на другой. И хотя терминология, использующая понятия «листов» пространства-времени, исходит из известного упрощения, привлекая для наглядности аналогию с двухмерной искривленной плоскостью обыкновенного листа бумаги, представление о многолистных многообразиях, т. е. геометрически иных мирах имеет огромное значение для изучения негеоцентрической Вселенной.

Получается «многолистное» пространство-время, каждому листу которого соответствует своя метагалактика, отделённая от другой горизонтами событий. Обосновывается и конкретизируется концепция множественности миров, преодолеваются представления о «тепловой смерти» Вселенной, эволюционных тупиках и т. д. Концепция отонных миров приводит к трансформации картины горячей раздувающейся Вселенной в картину Вселенной нетривиальной топологии. Отонная концепция идет в авангарде изучения негеоцентрической Вселеной. Она переворачивает наши взгляды на Вселенную подобно теории Коперника. И в то же время у учёных зреет убеждение в том, что даже самые передовые теории множественных миров охватывают всё же не всю Вселенную в целом, а только её ничтожную часть – Трансметагалактику.

5.3. Эволюция негеоцентрического космизма

Хотя, как уже говорилось, философы давно облюбовали не по-земному устроенные миры и размышляли о них по-своему глубоко и серьёзно, их негеоцентрические размышления страдали целым радом весьма значительных недостатков. Во-первых, даже когда они базировались на научных открытиях своего времени, был неизбежен отрыв от конкретно-научной базы, погружение в область умозрительно-натурфилософских построений. Пробелы в конкретно-научных знаниях их эпохи натурфилософы дополняли нередко фантастическими предположениями, точно так же, как их древние и средневековые предшественники дополняли недостаток географических знаний измышлениями о фантастических живых существах (например, лотофагах, людях с пёсьими головами и проч.), населяющих якобы целые страны на ещё неисследованных территориях. Во-вторых, все попытки негеоцентрического объяснения были, в силу ограниченности конкретно-научных знаний, механистичности научной картины миря Нового времени, опять же чересчур геоцентричны и атнропоморфны. При этом философы-идеалисты конструировали сущность Вселенной по образу и подобию человеческого сознания со свойственными ему психическими процессами, материалисты же абсолютизировали окружающую их земную материю.

Двадцатый век явился эпохой целой серии научных революций, и одновременно периодом своеобразной «перманентной» революции в науке, в ходе которой познание человечества вторглось в области бытия, качественно отличные от собственной макроскопической среды обитания и организации человека – как психофизиологической, так и познавательной. Человек в своём познавательном процессе, манипулируя экспериментальными средствами и познавательными структурами, сделался негеоцентрическим существом. И в это же время он становится в подлинном, а не умозрительном смысле, космическим существом, существом, реально, а не только в мыслях и фантазиях осваивающим космос и конкретно отображающим его. Всё это потребовало соответствующей переориентации философии.

В муках рождается новое космическое мировоззрение. Его родоначальник – великий русский ученый К.Э. Циолковский. Циолковский, «калужский мыслитель», человек, которого многие считали просто чудаком, обосновал неизбежность выхода человека в открытый космос при помощи особого типа летательных аппаратов, он открыл основные принципы устройства этих аппаратов и дал теоретическое освещение ряда возникающих в связи с этим проблем.

Всё это читателю хорошо известно. Но есть область теоретического исследования, в которой Циолковский также совершил крупнейшие открытия, и которая, тем не менее, широкому читателю неизвестна. Эта область – философия космоса и космизации человечества.

Прежде всего, Циолковский настаивал на необходимости изучения истории человечества, как прошедшей, так и будущей, – в связи с историей Вселенной. «Нельзя судить о жизни человека и животных, – утверждал он, – основываясь только на познании Земли. Это узкая точка зрения. Она приводит ко многим неверным выводам. Между прочим – к самому отчаянному взгляду на настоящую и будущую судьбу человечества» (Циолковский К.Э. Направление работ. ААН СССР, ф.555, оп. I, ед. хр.544, л.2). По мысли учёного, Земля как результат истории Вселенной обусловила ту конкретную форму, в которой воплотился человек и его специфически человеческое видение Вселенной. Человек частичен, он порождён Вселенной, её развитием и самоопределением как некоторый результат, ограниченный той материей, земной материей, которая дала ему жизнь. По мере своего развития человечество осознаёт эту ограниченность и стремится преодолеть её. Оно устремляется в космос, пытается обрести универсальность, вырвавшись за пределы Земли, его колыбели, используя ресурсы космической среды и преобразуя себя. Только благодаря проникновению в космос человечество может обрести настоящее могущество, самопознание и гуманизм. Люди встретятся со своими собратьями по разуму, вступят с ними в союз, будут сотрудничать с ними. Но суть их грядущих взаимоотношений – не только взаимодополнение и взаимопомощь. В каждом из них воплощена крошечная частица Вселенной, все же они вместе есть разум Вселенной, средство для возвращения Вселенной к самой себе и конечная цель её развития. Мысль есть фактор эволюции Космоса, она разумно преобразует Космос, сделает его средством для расцвета жизни и торжества разума.

В космизме Циолковского обнаруживается принципиально новый подход к познанию и философскому осмыслению Вселенной. От умозрительного теоретизирования о космосе к проекту его практического освоения материально-техническими средствами, от представлений о неизбежности «земного плена», в котором должно прозябать человечество до рокового момента своей гибели вместе с закономерным разрушением Земли, к представлению о космическом будущем человечества, – таков мировоззренческий скачок, совершённый «чудаком из Калуги». Обосновав неизбежность проникновения людей в непохожие на земной космические миры, Циолковский впервые показал практическую применимость негеоцентрического познания.

Наряду с Циолковским идею космизма разрабатывали такие непохожие друг на друг теоретики, как основоположник теории биосферы В.И. Вернадский, естествоиспытатель Н.Г. Холодный, религиозный мыслитель Н.Ф. Фёдоров, соратник Циолковского, создатель теории космического влияния па здоровье человека Чижевский, Николай, Святослав и Елена Рерихи. Согласно В.И. Вернадскому, «жизнь и живое… есть общее проявление Космоса» (Вернадский В.И. Избр. соч. Т. У. М, 1962. С. 120). Рассматривая земную биосферу как своеобразное космическое явление, Вернадский приходил к выводу, что в иных изначальных физико-химических условиях, на других планетах и иных материальных образованиях, должны возникать качественно иные биосферы и качественно иные носители психики и сознания. Вслед за Циолковским, таким образом, Вернадский заложил основы современных негеоцентрических представлений о жизни и разуме во Вселенной.

С точки зрения Н.Г. Холодного, человек должен осваивать космос для того, чтобы сделать гуманной среду своего собственного существования (См: Холодный Н.Г. Мысли дарвиниста о природе и человеке. Ереван, 1944. С. 35, 38 и т. д.) Он называет свое мировоззрение антропокосмизмом. Важной заслугой антропокосмизма Холодного явилось то, что он рассматривает и изучает не только возможности «окосмичивания» человечества, но и очеловечивания космоса, превращения его в геоцентрическую среду обитания человека. Для Н.Ф. Фёдорова слияние с космосом есть распространение на вечность общего дела человечества, средство для достижения людьми реального бессмертия.

Космические искания русских учёных и философов, при всех их методологических и мировоззренческих различиях, имели большое значение для дальнейшего развития взглядов на человечество и его космическое будущее. Они проторили дорогу, с одной стороны, практической космонавтике, с другой – более широкому и глубокому взгляду на космос как негеоцентрическую среду обитания человечества. Геоцентризовать окружающий космос и проторить себе дорогу в таинственные, манящие, загадочные негеоцентрические слои космоса, становится отныне исторической задачей человечества. Космическая устремлённость проникает в обыденном сознание людей, будит их фантазию, пробуждает смелые обобщения фантастов и почти фантастические, кажущиеся безумными теоретические обобщения учёных.

На базе целого ряда научных дисциплин, в особенности астрономии и астрофизики, возникает современная космология, конкретно-научное учение о космосе, его строении и развитии. Наряду с ней, – и в тесной связи с ней, – возникает и развивается современная космогония, тоже конкретно-научная дисциплина, стремящаяся ответить на вопрос о возникновении и происхождении той космической среды, которая окружает нашу Землю и доступна вооруженному приборами отображению землян. Уже само по себе существование конкретно-научной космологии и космогонии означает колоссальное достижение науки XX века, результат интенсивного преодоления геоцентрической ограниченности человеческого познания. Возникновение релятивистской космологии, доказательной стандартной космологической модели, глубочайшая взаимосвязь микрофизических, астрономических, астрофизических знаний о микромире, наконец, возникновение «отонных» космологических моделей, дающих конкретные изображения множества негеоцентрических миров, – все это создало прочную естественнонаучную базу для дальнейших философских обобщений.

Все вышеуказанные достижения естественнонаучного познания XX века, колоссальный рост возможностей и результатов этого познания послужили основой для принципиально нового этапа развития философского негеоцентризма. Заслуга выдвижения и разработки новой коцепции негеоцентризма, соответствующей уровню и возможностям науки XX века, всецело принадлежит российской философии. Характерно, что современная западная философия, также находясь под влиянием тех же самых выдающихся естественнонаучных открытий и скрупулезно анализируя их с самых различных точек зрения, не выработала достаточно развитых негеоцентрических концепций, оставаясь в этой области на уровне немногочисленных догадок, полученных в готовом виде от естествоиспытателей и не связанных в сколько-нибудь развитую систему.

В конце 50-х – начале 60-х годов в Советском Союзе вокруг новой постановки ряда философских проблем, связанных именно с негеоцентрической направленностью современного научного познания, сформировалась школа философов, получившая название ленинградской (ныне – петербургской). Впрочем, оговоримся, что хотя в философской литературе это название встречается не так уж редко, наличие такой особой школы никогда официально не признавалось и ни в какие учебники и энциклопедии не попало. Ленинградская (петербургская) школа философов была концептуально-центрической, она занималась разработкой философского негеоцентризма. Появление этой концепции совпало с «потеплением» в общественной жизни, связанным с разоблачением «культа личности» Сталина. И это не случайное совпадение. Возникшая на короткое время в стране социальная атмосфера дала жизнь ряду прогрессивных философских идей, выдвижение которых в иных условиях было бы воспринято как крамола и ересь, как нарушение канонов официальной идеологии, что повлекло бы для авторов этих идей опалу и преследования со стороны последней.

Философы из Ленинграда (Петербурга) – В.П. Бранский, А.С. Кармин, В.В. Ильин и ряд других, – дерзнули отстаивать принципиально новую концепцию, и не где-нибудь, а в сфере философии, где после появления сталинских «Вопросов ленинизма» все спорные вопросы считались решёнными, дискуссии допускались лишь по вопросу о том, как понимать те или иные высказывания классиков, включая самого «великого друга учёных». Лишь то обстоятельство, что вместе с авторитетом «вождя народов» с исторического пьедестала оказалась свергнутой и освящённая его авторитетом «абсолютная» истина, дало возможность начать и в философии делать кое-что такое, что не совпадало с официальной доктриной и противоречило административно насаждаемому единству взглядов. Эта деятельность группы философов, наших современников, несомненно, была предвосхищением грядущих демократических перемен. И, конечно же, выдающийся вклад этих философов в науку оценён вовсе не так высоко, как он того стоит. Возможно, мы ещё не осознали вполне этого вклада. Первоначальный вариант концепции онтологического негеоцентризма был изложен профессором В.П. Бранским в статье «О философском значении «проблемы наглядность» в современной физике», опубликованной в 1957 г. в «Вестнике Ленинградского университета». Бранский начинает с того, что формулирует в современном виде проблему наглядность знания, остающуюся и поныне предметом острых философских дискуссий. Почему в XX веке знание утратило свою наглядность, зрительную представимость своих описаний и объяснений? На этот вопрос, который мучил всех без исключения крупнейших естествоиспытателей и многих философв нашей бурной эпохи именно Бранский даёт наиболее обоснованный, доказательный, аргументированный ответ. Это не потому, что наука слаба, что она не вполне охватывает свои объекты, как думали очень многие учёные, терзая свою научную совесть и пытаясь преодолеть ненаглядность как якобы несовершенство науки. Просто объекты, вовлечённые в сферу научного познания, совершенно другие, нежели те, что представали перед познанием раньше. Если до конца XIX века познание имеет дело с объектами геоцентрически-макроскопического мира, допускающими отображение в наглядных, геоцентрически-макроскопических образах, то с начала XX века познание имеет дело с объектами, принципиально неотобразимыми при помощи таких, психически наиболее близких человеку познавательные структур.

Подобная постановка вопроса, считает Бранский, требует принципиально нового взгляда на атрибуты материи. Т. е. она, в сущности, требует нового переворота в человеческих взглядах на мир и то, что существует в нём. Характерно, замечает Бранский, что «ни Аристотель, ни Декарт, ни Кант, ни Гегель и никто из философов, много занимавшихся анализом всеобщего содержания атрибутов материи», не ставил вопроса о том, насколько всеобщее содержание атрибутов материи укладывается в ту геоцентрическую картину этого содержания, которая господствовала в современных им представления о мире. (См.: Бранский В.П. О философском значении «проблемы наглядности» в современной физике – В кн.: Вестник Ленингр. ун-та, серия экономики, философии и права, 1957. вып.1, № 5, с. 88.). Атрибуты материи, её всеобщие свойства (пространство, время, качество, количество, причинность и т. д.) не сводятся к геоцентрическому представлению о них. «На самом деле, на основании обобщения результатов, полученных теорией относительности и квантовой механикой, можно заключить, что формы пространства, времени, движения, качества и качественного изменения, количества и количественного изменения, закона, возможности, случайности, необходимости, причинности и т. д. в онтологическом смысле так же неисчерпаемы, как неисчерпаемы в естественнонаучном смысле атом и электрон» (Там же. С. 90).

В 1962 г. В.П. Бранский издаёт свою первую книгу, вышедшую под тем же названием, что и цитированная выше статья. В книге расширяются, углубляются и конкретизируются полученные в статье результаты. Прежде всего, Бранский формулирует принцип онтологического негеоцентризма (ПОН). Согласно этому принципу, объективная реальность (материя) по своей природе, в своём внутреннем бытии не может быть однотипна, не может быть сведена к геоцентрическому типу, адекватному, соответствующему нашей собственной природе. Стало быть, должны существовать различные типы объективной реальности, характеризующиеся особым типом пространства, времени, движения, взаимодействия и т. д. Эти типы реальности заключают в себе онтологически различные миры, т. е. миры, все атрибуты, неотъемлемые свойства которых отличны от геоцентрического мира, и потому они отличаются от него в самых основах своего существования.

Дальнейшее развитие концепция онтологического негеоцентризма получила в книге В.П. Бранского «Философские основания проблемы синтеза релятивистских и квантовых принципов», выпущенной в 1973 г.

Принцип онтологического негеоцентризма есть не что иное, как конкретизация принципа качественной неисчерпаемости материи на уровне, достигнутом современной наукой. Наряду с геоцентрической неисчерпаемостью, проявляющей себя в бесконечном многообразии видов и форм, т. е., выражаясь философским языком, модусов (разновидностей) материи, она по мере её познания человеком проявляет и более глубокую негеоцентрическую неисчерпаемость, бесконечное многообразие самих атрибутов. Но как можно познавать эти онтологически иные миры, качественно отличные от нас даже по своему атрибутивному, т. е. охватывающему всю совокупность качеств и свойств содержанию? Как можем мы, геоцентрические существа, отображающие природу непосредственно в геоцентрических образах, дерзнуть на отображение неотобразимых этими образами процессов?

На этот вопрос призван, согласно Бранскому, ответить гносеологический негеоцентризм, являющийся следствием и органическим продолжением отологического в области теории познания. Познание онтологически иных миров, согласно Бранскому, возможно только на базе гносеологически иных представлений и понятий. Но как же они могут быть образованы, если психика человека изначально оперирует только наглядно-геоцентрическими образами? Ответ на этот вопрос Бранский находит в современной науке. Анализируя такие понятия, как частица – волна, соотношение неопределенностей, четырёхмерное пространство-время, кривизна пространства-времени, философ показывает, что эти понятия образованы путём особого комбинирования макроскопических, геоцентрически-наглядных образов. Образы-химеры, образы-кентавры – вот что это такое. В древнегреческой мифологии, как мы помним, кентавры представляли собой комбинированные существа, составленные посредством никогда не встречающегося в природе соединения лошади и человека. Химеры же, наоборот, включали туловище человека, на которое была насажена пёсья или звериная голова. Именно комбинируя атрибутивно различающиеся свойства, образуя никогда не встречающиеся в макроскопическом мире сочетания качеств, соответствующие опытно регистрируемым проявлениям онтологически иных миров в нашем геоцентрическом мире, способен человек познавать самые сложные и отдаленные от него по своему существованию и неотъемлемым свойствам негеоцентрические миры.

Негеоцентрической становится не только образная структура, но и опытно-экспериментальная база познания космоса и микромира, что достигается путем комбинирования взаимодействий макроскопических объектов с немакроскопическими объектами.

Важный вклад в дальнейшее развитие концепции онтологического и гносеологического негеоцентризма внёс доктор философских наук, профессор Анатолий Соломонович Кармин. Важнейшими отличительными чертами карминской программы развития онтологического и гносеологического негеоцентризма явилась её связь с конкретно-научными теориями отонных миров, её обращение к негеоцентрическому учению о бесконечности, а также уточнение и углубление на этой основе понятия Вселенной. Исходным моментом философской теории Кармина стала критика геоцентрического понимания бесконечности, возникающего в результате экстенсивного распространения (экстраполяции) на бесконечность характеристик, полученных посредством изучения некоторого конечного, пусть и очень большого, даже объемлющего все известные в данный момент человечеству объекты, «среза» материального бытия. Таким «срезом», охватывающим все без исключения физические и астрономические объекты, является сегодня Метагалактика. Кармин постоянно протестует против понимания бесконечного просто как гипертрофированного конечного, «которое настолько огромно (или, наоборот, мало), что граница находится неопределённо далеко, за пределами доступного в опыте» (Кармин А.С. Познание бесконечного. М.: Мысль, 1986. с. 36). Это всего лишь обеднённое, одноообразно-геоцентрическое представление о бесконечности, всего лишь «дурная» бесконечность. Подлинная бесконечность качественно неисчерпаема не только в том геоцентрическом «срезе», в котором она видится в непосредственно-опытном отображении, она и есть качественная неисчерпаемость материи в негеоцентрическом смысле.

Поэтому своей осознанной целью Кармин ставит философское исследование негеоцентрической природы бесконечности, которое на основе анализа всей системы и господствующих тенденций современного конкретно-научного познания стремится опередить это познание и дать науке понимание наиболее перспективных путей её дальнейшего развития. «Мы много говорим о бесконечности природы, – замечает Кармин, – однако до сих пор очень мало исследованной остаётся природа бесконечности. А между тем в вопрос о том, что собой представляет бесконечность и как её надо понимать, упираются многие другие вопросы, встающие перед научным познанием» (Кармин А.С. Книга о проблеме конечного бесконечного – «Вопросы философии», 1960, № 2, с. 163).

Никакое конкретно-научное знание о бесконечности нельзя отождествлять о бесконечностыо как таковой. Такое отождествление есть лишь некритическая абсолютизация сегодняшнего уровня знаний, связанная с неоправданной претензией на исчерпание наукой абсолютных основ бытия. Такая претензия всегда необоснованна и метафизична. Вселенная, ставшая объектом современной науки, никогда не исчерпывает бесконечной Вселенной, материального мира в целом. Под Вселенной, которую описывают все современные космологические модели, следует понимать не всё существующее, а лишь некоторую часть, соответствующую ныне обретённым познавательным возможностям. Они описывают нашу малую Вселенную – Метагалактику. Характерной особенностью и важным итогом современного научного познания оказывается разделение самого понятия Вселенной, конкретно-научная Вселенная оказывается нетождественной философской Вселенной. Малая вселенная – Метагалактика – по мере развития знания всё полнее проявляет свою конечность (См.: Кармин А.С. Проблема бесконечности Вселенной и космология. В кн.: Проблемы научного познания. Л.: Изд-во Ленингр. Ун-та, 1978, С. 114).

Ряд моментов новой негеоцентрической концепции бесконечности, развиваемой А.С. Карминым, был аргументирован и оригинально освещён В.И. Свидерским, И.И. Мочаловым, а также известным физиком и методологом науки Г.М. Идлисом. Весьма важен, в частности, аргумент Идлиса о неизбежности для каждого конкретного качества иметь свою определённую количественную меру и невозможности для него охватывать всю бесконечную Вселенную. «Поэтому, – делает вывод Г.М. Идлис, – никакую конкретную космическую систему (в том числе и нашу метагалактику) заведомо нельзя отождествлять со всей Вселенной» (Идлис Г.М. Бесконечность Вселенной с точки зрения теории множеств. В кн.: Бесконечность и Вселенная. М.: Мысль, 1969, с. 179).

Интересную гипотезу о негеоцентрической структуре бесконечности с точки зрения её раскрытия познающим человеческим субъектом выдвинул известный философ-космист из Казахстана К.X. Рахматуллин. Он выделяет пять типологических сфер бытия – пять миров, три из которых уже известны (микромир, макромир, мегамир), а ещё два находятся за их пределами, представляя собой качественно иное воплощение бесконечности. Первый из них, названный Рахматуллиным гипомиром (от греч. «гипо» – под, внизу) состоит из материи ещё более тонкой, чем квантово-механическая, и является ещё более «странным» и немакроскопичным, чем микрокосм. Другой, именуемый гипермиром (от греч. «гипер»– над, сверх, свыше) включает в себя материю самых различных космических образований за пределами Метагалактики. Оба «сверхмира», по представлениям Рахматуллина, должны быть ещё более негеоцентричными, чем два мира, – микро– и мегамир, – граничащие с макроскопическим космосом и содержащие в себе некоторые моменты макроскопичности (Рахматуллин К.X. Диалектический материализм и современная астрономия. Алма-Ата: Казахстан, 1965, с. 106–107).

Важнейший вклад в развитие пространственно-временного аспекта концепции онтологического и гносеологического негеоцентризма внёс доктор философских наук, профессор Ленинградского (Петербургского) государственного университета Александр Михайлович Мостепаненко. Характерно, что этот учёный официально отмежевался от данной концепции, заявив о своём несогласии с ней, объективно же способствовал её развитию.

Значителен и вклад Мостепаненко в концепцию множественности миров, которая, по существу, всегда понимается им как негеоцентрическая множественностъ, – хотя сам он всячески избегает термина «негеоцентрический». Сравнивая классическую философскую идею о логически возможных мирах с рядом сходных положений в современной астрофизике и физике макромира, он изучает вопрос о возможности существования физических миров (метагалактик), в которых фундаментальные свойства (т. е., фактически, атрибуты материи) окажутся качественно иными по отношению к «нашей Вселенной» – Метагалактике. Профессору Мостепаненко принадлежит очень много конструктивных идей, которые выдвинули его в первые ряды исследователей негеоцентрической Вселенной независимо от его собственных мнений и предпочтений по данному вопросу.

Очень важна для изучения негеоцентрического аспекта познания Вселенной книга украинских философов С.Б. Крымского и В.И. Кузнецова «Мировоззренческие категории в естествознании», вышедшая в Киеве в 1983 г. Хотя авторы книги обходят стороной терминологию онтологического и гносеологического негеоцентризма, они обращают основное внимание на обоснование идеи негеоцентрической множественности миров. Материальный мир рассматривается как всеобъемлющий Универсум, состоящий из бесконечного множества системно различающихся между собой особых миров, каждый из которых исчерпывает определённый слой бытия и связан с другими посредством определённого качественного скачка-перехода. С этой точки зрения Метагалактика представляет собой явленный Универсум, универсум «для нас». «В себе» универсум негеоцентричен и каждый новый прорыв познания за пределы геоцентрической явленности Универсума как бы «обнажает» его таким, каков он есть.

Целый этап развития гносеологического негеоцентризма связан с именем профессора В.В. Ильина. В статье В.В. Ильина, написанной совместно с В.Б. Борщевым и Ф.З. Рохлиным, не только впервые употреблён термин «гносеологический негеоцентризм», но и содержится ряд принципиально важных положений, необходимых для развития как гносеологического, так и онтологического негеоцентризма.

Значение указанной статьи, вышедшей еще в 1961 г. в г. Казани, состоит, прежде всего, в том, что негеоцентрическая проблематика развивается в ней не только на основе квантовой механики и теории относительности, но и современной кибернетики. Статья называется «Может ли машина мыслить», и первая её часть, посвящённая обоснованию невозможности в сколь угодно далёком будущем создания антропоморфно мыслящих машин, в общем-то излишне категорична. Но одновременно развиваемая идея о возможностях компьютеров как кибернетических средств, продолжающих познавательные способности человека в гносеологически чуждые ему негеоцентрические миры, является принципиально новым шагом в развитии негеоцентрических представлений. Весьма конструктивной оказывается и идея принятия, наряду с вещественно-энергетическим; также и информационного подхода к изучению онтологически иных миров. В этом плане они выступают для познания не только как пространственно иные, энергетически иные, но и информационно иные, и этот аспект изучения по мере развития компьютерной техники обретает всё более многообещающие перспективы.

В.В. Ильин разрабатывает не только гносеолого-кибернетическую сторону негеоцентрической концепции. Гносеологический негеоцентризм он понимает и как методологический подход, способный дать познанию качественно новые образные и логические средства исследования действительности. Поскольку всякая логика и всякая образная система есть в значительной мере результат приспособления определённых субъектов к определённому миру, в котором проходит их деятельность, изучение онтологически иных миров предполагает качественно новый уровень такого приспособления, создание принципиально новых образных систем и негеоцентрических логик. Притом возможности таких познавательных построений связываются В.В. Ильиным с проблемой искусственного интеллекта и развитием компьютерной техники. Он полагает, что создание так называемых неклассических логик и алгоритмизованных языков создаёт базу для возникновения гносеологически иных способов логического построения и выражения человеческих мыслей, отвечающего потребностям познания негеоцентрических миров. Эти миры нелогичны с макроскопической точки зрения. Отсюда и возникает необходимость построения негеоцентрической логики.

Важный этап в развитии современного философского негеоцентризма связан с разработкой проблем космизации науки. Философы-космисты А.Д. Урсул, Е.Д. Фадеев, Ю.А. Школенко и ряд других перешли к исследованию соотношения геоцентрического и негеоцентрического аспектов в процессе освоения космоса. Академик АН Молдовы Аркадий Дмитриевич Урсул дал развёрнутую картину негеоцентрической космизации знания. В работе «Освоение космоса», изданной в 1967 г., он определяет космизацию как «процесс появления всё новых видов негеоцентризма в результате преодоления геоцентризма» (Урсул В.Д. Освоение космоса. М.: Мысль, 1967, с. 24). В частности, негеоцентризм математического знания предвосхищает негеоцентризм естественных наук вообще и ведёт к образованию особого математического негеоцентрического мира, все области которого отражают какие-то, возможно, пока ещё неизвестные, космические закономерности (Там же. С. 23). Вывод Урсула таков: все науки в принципе находятся на различных стадиях преодоления геоцентризма, и невозможно указать науку, которая сейчас не была бы подвержена этому процессу (Там же). Неравномерная же космизация специальных наук выражается в неравномерной космизации философской науки (Там же. С. 42). Происходит столкновение геоцентризма и космизма, насыщения негеоцентризмом современной философии. Она опережает в этом отношении другие науки. Происходит это на базе космизации всей человеческой практики. Появление космической технологии, использование негеоцентрических типов энергии, субатомных процессов обработки вещества, особых экспериментальных установок (синхрофазотронов и т. д.) приспосабливает сознание людей через повседневную деятельность к овладению негеоцентрическими способами освоения мира. Негеоцентрической становится сама информационная база познания XX века (Там же. С. 43–57). В работе «Человечество. Земля. Вселенная» Урсул обосновывает концепцию космического геоцентризма, или геокосмизма, заключающуюся в освоении космоса ради Земли и приспособления окружающего космоса к потребностям жизнедеятельности человека (См.: Урсул А.Д. Человечество. Земля. Вселенная. М.: Мысль, 1977, с. 13–136).

Признавая безусловную правильность и полезность антропогеокосмической ориентации освоения космоса человеком в её урсуловском варианте, следует отметить, что геоцентризм этой ориентации есть такое же необходимое и в то же время лишь преходящее и первоначальное явление, как и геоцентризм первоначальной ориентации познания человеком космоса. Когда человечество окончательно выйдет из своей геоцентрической колыбели, оно, не отвергая ориентации на необходимое для человеческой жизнедеятельности превращение окружающего космоса в земноподобную среду, несомненно, пойдёт по пути негеоцентрической универсализации самого человека. Человек создаст средства для комфортной жизни в негеоцентрической среде. Производство станет в своей основе негеоцентрическим. Более того, современное развитие биотехнологии позволяет предположить, что производство станет в своей основе органическим, а затем приобретёт органические негеоцентрические формы.

Это значит, что человек научится выращивать биотехнологические машины, приспосабливая их к осваиваемым им онтологически иным мирам. Мир человека распахнётся уже не только в познании его, но и на практике, человек станет уже не только геокосмическим, но и универсально-космическим существом. Он универсализирует себя и своей связью с онтологически и гносеологически иными цивилизациями. И тогда на смену геокосмизму придёт новая космическая ориентация практики человечества – негеокосмизм как первоначальный вариант универсального космизма. Но уже сейчас мы должны принимать во внимание в своей познавательной ориентации не только геокосмизм (которым предполагает ограничиться академик Урсул, что приводит его в особенности в последнее время к представлению о некоем равноправии или даже преимуществе геоцентрического космизма по отношению к негеоцентризму), но и универсальный космизм негеоцентрического типа.

Интересную характеристику негеоцентрической космизации науки дал известный российский физик, астроном и философ-космист Е.Т. Фаддеев. Первую черту, или особенность преодоления научного геоцентризма он видит в превращении астрономии в подлинно космическую науку после Коперника. Вторая черта проявляется на рубеже XX столетия, когда объектом конкретно-научного познания сделался микро– и мегакосмос, и на путь космизации вступило всё естествознание. Третья черта обнаруживается во второй половине XX века и связана с возникновением сугубо космических отраслей знания, изучением внеземных обстоятельств и объектов, появлением теоретической и практической космонавтики. Четвёртая черта возникает сейчас и характеризуется тесным взаимопереплетением, интеграцией наук астрономического цикла с негеоцентрической физикой, космологией, философией. Пятая черта состоит в глобальном изучении нашей планеты, позволяющем выявить геоцентрические черты объектов в их исходном для нас варианте (Фаддеев Е.Т. Космонавтика и общество. Ч.I. M.: Знание, 1970, с. 7–8).

«Очевидно, – предполагает Фаддеев, – процесс космизации захватывает так или иначе всю науку, которая окончательно преодолеет остатки геоцентризма» (Там же. С. 13). Наука прощается со своим геоцентрическим прошлым и преобразуется на космических началах. Но космизация естествознания состоит не в отрыве от земных дел, а в изменении ракурса, в котором рассматривается природа. Вырисовывается и возможность космизации общественных, гуманитарных наук, например, появления космической психологии и социологии (Фаддеев В.Т. Некоторые философские проблемы освоения космоса. В кн.: Диалектический материализм и вопросы естествознания. М.: Изд-во Моск. ун-та. С. 175). Что касается прогноза об окончательном преодолении наукой геоцентризма то он вряд ли когда-нибудь осуществится.

Глубоко исследован Фаддеевым процесс космизации человеческой практики. Человек всё больше и больше ставит себе на службу природные силы космического порядка (Там же. С. 179). Так, промышленность трансурановых и других искусственных химических элементов интерпретируется им как типично космизирующаяся отрасль индустрии, имеющая дело с веществами, которых нет на Земле и которые лишь недавно стали обнаруживаться в звёздных оболочках (Там же. С. 180). Таким образом, ещё живя на Земле, человечество во всё возрастающей степени космизирует свою производственную деятельность. Фаддеев вплотную подходит к выводу о том, что покорение необозримых пространств космоса может стать возможным лишь с созданием негеоцентрической космической техники.

В то же время предложенная Фаддеевым концепция так называемого «ряда развития» носит ярко выраженный геоцентрический характер, смыкаясь в области онтологии с концепцией структурных уровней материи в её наиболее геоцентрическом, макроскопически структурированном варианте. Так называемый бесконечный ряд развития Фаддеева включает последовательно возвышающиеся ступени: дозвёздную, звёздную, планетарную, биологическую и социальную. И выше и ниже перечисленных он предполагает бесконечное множество других ступеней, хотя и неясно, какими они могут быть (Там же. С. 175).

Такое апеллирование к бесконечности может показаться высшим выражением негеоцентризма; поскольку за пределами известных структурных уровней, в которых проявляется для нас материя, предполагается бесконечное множество других, всё более негеоцентрических структурных уровней. Российский философ-космист А.И. Дронов так и полагает, противопоставив в одной из своих первых опубликованных статей концепции социогеокосмизма А.Д. Урсула (её изложение см. выше), которую он критикует за излишний геоцентризм, и концепцию бесконечного ряда развития Е.Т. Фаддеева как якобы всецело негеоцентрическую (См.: Дронов А. И. От геоцентризма к космизму: мировоззренческие истоки космической деятельности. В сб.: Человек, философия, культура. М.: Наука, 1984. с. 114). Однако концепция Фаддеева, несмотря на её негеоцентрические лозунги, на деле отстаивает геоцентрическую однорядность, однопорядковость развития материального мира. Она сводит материальный мир и его развитие к тому геоцентрическому «срезу», в котором они проступают в настоящее время для нас. Получается, что мир, насколько мы можем охватить его развитие, по своей природе геоцентричен, и лишь за пределами этого развития Фаддеевым оставляется место для негеоцентрических ступеней развития. Негеоцентризм, таким образом, как бы отправляется в «ссылку», отбрасывается за пределы известного нам мира, в область неведомого. Но незнание – не аргумент.

Мы видим, как трудно даётся современным космистам подъём к высотам подлинно космического мировоззрения. Любой неверный шаг – и они скатываются к самому примитивному и недалёкому геоцентризму, подчас даже не замечая этого, воображая себя на самой вершине. Крут и сложен этот подъём, и мало еще для него опор!

В противоположность геоцентрическому взгляду на мир другой известный философ-космист Ю.А. Школенко вводит понятие космоцентризма. Космоцентризм (в сущности, синоним негеоцентризма) рассматривается им как всеобщий космизм, «вселенское» мышление. (Школенко Ю.А. Философия, экология, космонавтика. М.: Мысль, 1983, с. 27). Недостатком термина является упор на «центризм», в то время как подлинный негеоцентризм связан с представлением об относительности всех центрирующих взглядов на Вселенную (хотя он признает необходимость и неизбежность такой центрации на каждом конкретном уровне познания). В то же время представление о негеоцентризме как универсальном космизме совершенно правильно обогащает новыми оттенками негеоцентрическую концепцию. Именно в универсальности, в нацеленности в будущее состоит основное преимущество негеоцентрического мировоззрения. И с этими качествами связана его возрастающая эвристичность, т. е. способность наталкивать учёных на новые решения стоящих перед наукой проблем.

Все вышеперечисленные авторы философских концепций, при всём различии их теоретических предпочтений и установок, так или иначе обосновывают правомерность негеоцентрического подхода к исследованию и освоению космоса. Значительное число учёных под влиянием научных открытий века сейчас признают возможность существования множества различных миров в негеоцентрическом смысле, т. е. считают, что должны существовать не только геоцентрически организованные миры. В то же время существует довольно сильная и влиятельная группа учёных, которые отрицают самую возможность существования миров, иных, нежели наша Метагалактика. Они отождествляют нашу Вселенную – Метагалактику – с Вселенной как целым. Единичность и уникальность Метагалактики они пытаются обосновать, опираясь на своеобразную «бритву Оккама», логический приём, гласящий, что нельзя умножать сущности без необходимости, нельзя придавать существование тому, чего нельзя вывести из данных наблюдения. Всякая попытка представить себе возможные негеоцентрические миры третируется ими как натурфилософское умозрение, как разрыв с данными конкретной науки.

К противникам концепции множества онтологически различных миров относятся известный английский астроном Д. Шама и крупнейший российский космолог А.Л. Зелъманов. «Мы не можем, – считает Шама, – допустить существование многих миров: расширяющихся, сжимающихся, более однородных, менее однородных и т. д., общие свойства которых могут быть установлены из наблюдений, а затем сформулированы в виде законов природы. Существует только одна Вселенная, так что в данном случае важным является реальное поведение этого единственного в своём роде феномена» (Шама Д. Современная космология М.: Наука, 197, с. 139).

Согласно А.Л. Зельманову, Вселенная – это «материальный мир, рассматриваемый с астрономической точки зрения; она уникальна, единственна, существует только в одном экземпляре, поскольку материальный мир един» (Зельманов А.Л. Многообразие материального мира и проблема бесконечности Вселенной. В кн.: Бесконечность и Вселенная. М.: Мысль, 1969, с. 277).

Характерно, что стремление ограничить весь сущий материальный мир границами Метагалактики А.Л. Зельманов аргументирует общефилософскими соображениями. Но когда он говорит о единстве мира в смысле уникальности и единственности Метагалактики, то совершает ошибку, известную в логике как подмена термина. Принцип единства мира не означает ограничения мира единством какой-либо конкретной материальной системы. Напротив. Мир един не в смысле какого-либо однообразия. Зельманов же незаметно для себя подменяет понятие бесконечно многообразного единства мира понятием качественно определённого и тем самым качественно исчерпаемого, не бесконечно многообразного единства. Это – геоцентрически ограниченное, узкое понимание, абсолютизирующее те знания о Вселенной, которые мы обрели в данной конкретной ситуации познания.

Компромиссную позицию занимает в этом вопросе известный российский философ-космологист В.В. Казютинский. Признавая возможность существования многих Вселенных за пределами Метагалактики, он протестует против «глобальной» постановки космологической проблемы, рассматривающей Вселенную в целом как уникальный объект, существующий лишь «в одном экземпляре». Единственно приемлемой альтернативой представлению о случайном, незакономерном возникновении нашей системы он считает представление о существовании других, аналогичных систем, но для нас целесообразно рассматривать «Вселенную как целое» в качестве физической системы наибольшего масштаба и порядка (Казютинский В.В. Космология, картина мира и мировоззрение. В кн.: Астрономия. Методология. Мировоззрение. М.: Наука, 1979, с. 231). Внеположенность, разъединённость подобных космических систем наибольшего масштаба и порядка приводит к необходимости познавать нашу систему, как если бы она была единственной системой.

Итак, концепции множественности миров в её современной, негеоцентрической трактовке противостоит в настоящее время, прежде всего, концепция единственности Метагалактики, отождествляющая её с Вселенной как целым на том основании, что конкретная наука охватывает якобы своими теоретическими построениями всю совокупность явлений природы и вопрос о бытии становится вопросом доверия к конкретной науке. В философской сфере эта концепция является выражением онтологического геоцентризма, в сфере же конкретной науки её сторонники всячески третируют «отонные» гипотезы, пытаются иронизировать над ними, называя их наукообразными фантазиями, романтическими космологиями, сочинением миров и т. д. Тем не менее, под весь этот шум новые космологические концепции завоёвывают всё более сильные позиции, пробивая дорогу новым воззрениям на мир и новому конкретно-научному штурму негеоцентрической Вселенной.

Сторонники новых взглядов отстаивают и диаметрально противоположную трактовку естественнонаучной картины Вселенной. Так, Г.М. Идлис отрицает самую возможность существования «одинокой» Метагалактики. Единичный макромир, по его убеждению, невозможен именно с конкретно-научной точки зрения, он есть лишь результат иллюзорного искажения накопленных наукой знаний. В мире, составленном из одной-единственной Метагалактики, должна была бы произойти взаимная аннигиляция частиц и античастиц и «выравнивание» других противоположно направленных процессов. Поэтому «наш макромир (впрочем, как и любой другой) просто нельзя считать единственным, исчерпывающим всю Вселенную или абсолютно замкнутым в себе; он лишь один из взаимосвязанных моментов структурно неисчерпаемой Вселенной» (Идлис Г.М. Принцип неопределённости и современная космология. В кн.: 50 лет квантовой механики. М.: Наука, 1979, с. 110–111).

Возможно, именно «асимметричность» каждого из миров, выражающаяся, например, в расширении нашей Метагалактики, является свидетельством его частичности, «отдельности», конечности. «Наша Метагалактика, – считает Л.О. Гуревич, – не обладает никакими исключительными свойствами, которые с несомненностью указывали бы на её единичность. Наоборот, отсутствие таких свойств делает правдоподобной гипотезу о существовании других метагалактик, отличающихся по свойствам от нашей» (Гуревич Л.О. Об одной фундаментальной проблеме в космологии. В кн.: Эвристическая роль математики в физике и космологии. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1975, с. 45). Конечно, наша Метагалактика, является исключительной, уникальной в том смысле, что она, несомненно, обладает, по крайней мере, некоторыми совершенно определёнными свойствами, уже открытыми современной наукой. Она расширяется, она обладает совершенно определённым набором физических характеристик и так называемых фундаментальных постоянных. «Необходимость набора фундаментальных физических постоянных, – пишет И.Л. Розенталь, – ставит исключительно серьёзный вопрос: почему природа «выбрала» именно этот набор. Пока наиболее вероятен ответ: существует множество вселенных, и этот набор имеет «случайный» характер». (Розенталь И.Л. Физические закономерности и численные значения фундаментальных постоянных. В кн.: Успехи физических наук, 1980. Т. 131. Вып. 2, с. 253).

Другой набор постоянных дал бы нам иную вселенную, качественно иной действительный мир. Так, если бы в нашем мире была бы иная скорость света, а макроскопические тела могли бы двигаться со скоростью, превышающей эту скорость, все качества вещей были бы иными. Но в качественно ином мире не могло бы существовать и подобных нам людей. По этому поводу значительно известность приобрело высказывание А.Л. Зельманова. «По-видимому, – остроумно замечает он, – мы являемся свидетелями лишь определённых типов процессов потому, что процессы других типов протекают без свидетелей» (Зельманов А.Л. Гносеологические аспекты космологии. В сб.: Материалы к симпозиуму по философским вопросам современной астрономии, посвящённому 500-летию со дня рождения Н. Коперника. Вып. 2. М.: Наука, 172, с. 24). Или, добавим от себя, они протекают при свидетелях совершенно иного типа, нежели мы.

Качественную определённость нашего мира (Метагалактики) с качественной определённостью нас самих как существ, познающих этот мир и живущих в нём, связывает так называемый антропный принцип, в последнее время завоевавший в философии необычайную популярность. Вопрос о том, как трактовать этот принцип и каковы его следствия для космологии, постоянно дискутируется и приобрёл необычайную остроту. Антропный принцип состоит в своеобразном «опрокидывании» взгляда на Вселенную через призму взаимоотношений с ней человека. Рассмотрение этих взаимоотношений всегда делало упор на выяснение того, каковы существенные черты Вселенной, независимые от человека и человечества. Руководствуясь антропным принципом, исследователи переносят упор на выяснение того, каковы черты Вселенной, соответствующие физическому и психофизиологическому устройству человека. Разумеется, это не препятствует, а способствует познанию природы и объективной истины о ней, относительно независимой от человека и человечества. Человек – сын Вселенной, и судить о Вселенной он может не только на основе её отражения людьми, но и на основе отражения ею своих собственных черт, – тех самых, которые способствовали формированию земного мира и человека как его представителя.

Может показаться, что антропный принцип является определённным возрождением на новом уровне, достигнутом наукой, антропоморфизма во взглядах на природу и онтологического геоцентризма. Тем более что геоцентрически мыслящие исследователи противопоставляют антропный принцип принципу онтологического негеоцентризма, негеоцентрическому взгляду на Вселенную. Окружающая нас Вселенная антропна, – рассуждают они, – стало быть, природа по своей сути геоцентрична. Но это – всего лишь антропоморфное искажение антропного принципа.

Развитое научное мировоззрение отвергает антропоморфистскую трактовку антропоморфных характеристик нашей Вселенной. Оно видит в ней лишь слой материи, соответствующий геоцентрическому типу отражения и возникших на его основе отражательных способностей человека. А человек уже развивает свои познавательные способности дальше непосредственной способности к отражению вещей, отпущенной ему его земной природой. Он ставит вопрос о множественности метагалактик, отличных от нашей, антропной. Тем самым антропный принцип получает негеоцентрическое, неантропоморфное звучание, превращается в косвенное свидетельство негеоцентрической множественности миров.

Разумеется, убеждение в единичности антропной Метагалактики гораздо труднее преодолеть, нежели убеждение в единственности нашей Галактики. Отличие Метагалактики заключается в том, что её бытие выходит за «края» наблюдаемого нами мира. О том, что за этими краями, можно только догадываться, рассуждая крайне абстрактно и умозрительно. Поэтому «метацентризм» и является наиболее трудным для преодоления видом геоцентрического мировоззрения, выступая уже в качестве определённого «крайнего космизма», «космоцентризма», высшего синтеза всех предстающих перед человеком космических образований. Убедительное доказательство преодолимости и этого геоцентрически-космического барьера на пути познания человечества дают не только «отонные» гипотезы, рисующие нам некоторые черты неантропных космических миров, но и анализ самого пути познания космоса от наивного геоцентризма к развитому негеоцентризму.

Как мы видели из данного выше исторического очерка, центральное место в вырабатываемых людьми обобщенных картинах мира последовательно теряли: 1) место человека на Земле; 2) Земля как центр Вселенной; 3) Солнце как центр Bcеленной; 4) Звёзды как бесчисленные центры, аналогичные Солнцу; 5) Наша Галактика – Млечный Путь; 6) Галактики как бесчисленные звёздные острова; 7) Скопления и сверхскопления Галактик в крупномасштабной структуре Вселенной; 8) Метагалактика как единственно возможная материальная система, охватывающая собой всю Вселенную. Логично предположить, что этот процесс не имеет абсолютных, раз навсегда данных границ, что в дальнейшем он будет преодолён открытием новых негеоцентрических уровней и «слоёв» неисчерпаемо многообразного бытия.

Знаменитый английский астроном Харлоу Шепли выделил в развитии астрономических знаний человечества следующие стадии: 1) топоцентрическая; 2) геоцентрическая; 3) гелиоцентрическая; 4) галактикоцентрическая; 5) метагалактическая; 6) суперметагалактическая (Шепли X. Звёзды и люди. М.: Изд-во иностр. лит-ры, 1962, с. 72). Характерно, что в основу периодизации астрономического знания ведущий современный астроном кладёт способ «центрации» космических явлений.

Д. Шремм называет принцип преодоления геоцентризма в астрономии и космологии экстремальным коперниковским принципом (Шремм Д. Ранняя Вселенная и физика высоких энергий – В кн.: Физика за рубежом. М.: Мир, 1984, с. 29). Но то, что он понимает под этим принципом, есть лишь слабое, философски не аргументированное выражение принципа онтологического негеоцентризма.

Наряду с концепцией уникальности и единственности Метагалактики современному философскому негеоцентризму противостоит также концепция структурных уровней материи и связанная с ней так называемая субстратная онтологическая модель. Эта концепция, конкурирующая с систематическим негеоцентризмом в объяснении разноуровневости вовлечённых в сферу науки явлений, включает в себя весьма разнообразный спектр идей, имеющих как геоцентрическую, так и негеоцентрическую направленность. Прогрессивный момент этой концепции заключается именно в постановке вопроса о негеоцентрической многоуровневости космоса. Но разрешаться этот вопрос может весьма по-разному, причём нередко всё различие уровней укладывается в рамки Метагалактики и служит обоснованием для утверждений о единственности нашего космического мира, его уникальности и абсолютности.

Наиболее характерным выражением концепции структурных уровней материи является структурно-масштабная лестница, выстроенная А.Л. Зельмановым. К структурным уровням Зельманов относит, прежде всего, Метагалактику как высший уровень, далее сверхскопления и скопления галактик, галактики, звёздные скопления и ассоциации, звёзды, планетные и спутниковые системы, космические тела, макроскопические тела, молекулы, атомы, атомные ядра, элементарные частицы, керны (См.: Зельманов А.Л. Многообразие материального мира и проблема бесконечности Вселенной. В кн.: Бесконечность и Вселенная. М.: Мысль, 1969, с. 225). Всего таких уровней двенадцать.

Концепция структурных уровней в её зельмановском варианте рассматривает уровни существования материи как внеположенные друг другу, занимающие строго определённое место на структурно-масштабной лестнице. Сама же эта лестница, каждая из ступеней которой состоит из хорошо известных современной пауке явлений, неявно исходит из человеческих масштабов, строится путём приложения масштабов и мерок, свойственных уровню макроскопических тел. Само структурирование космоса здесь макроскопично, работает по принципу «больше – меньше». При таком подходе стираются различия между мега-, макро– и микромиром, онтологически различные миры выступают как «отрезки» или, в лучшем случае, варианты однообразно расчленённого макроскопического мира. Уровней много, разнокачественность материи как будто бы признаётся, но изображается с геоцентрических позиций. Мир один в геоцентрическом смысле, хотя негеоцентрических уровней много. Строение космоса неявно группируется вокруг макроскопического «центра», в котором находится человек.

В изложении известного философа советских времён академика Б. Кедрова концепция структурных уровней строится по аналогии со своеобразным космическим «деревом», в котором всякий более высокий уровень как бы «прорастает» из более низкого; «каждый более высокий уровень структурной организации материи возникает из более низкого уровня, может исследоваться… приёмами и способами, связанными с изучением более низкого уровня» (Кедров Б.М. Ленин и диалектика естествознания XX века. М.: Наука, 1971, с. 183). Всем структурным уровням без исключения присуща одна и та же структурная особенность – строение из ядра и оболочки (Там же. С. 221–222). Структурное единство мира рассматривается здесь, как и у Зельманова, по макроскопическому, антропоцентрическому образцу. В то же время здесь подчеркивается одна из важнейших структурных особенностей сложных систем.

Французский физик Жан-Пьер Вижье видит в теории структурных уровней ряд существенно новых идей. Согласно Вижье, количество структурных уровней бесконечно. Они последовательно раскрываются познанием (Вижье Ж.-П. Теория уровней и диалектика природы. – Вопросы философии, 1962. № 10, с. 94). Трактовка структурных уровней Вижье в чём-то прогрессивна, так как ведёт к отрицанию представлений о том, что Метагалактика – последний уровень бытия, тождественный Вселенной как целому.

Но чересчур механистично понимается отношение самих этих уровней. Различия уровней объясняются у Вижье разнонаправленностью сил вполне в духе классической механики и механистической философской классики. Когда одна из сил берёт верх, природа, по Вижье, качественно меняется, возникают новые противоречия, которых до этого не было. В этом он усматривает «сущность природы движения» (Там же. С. 102–103). Попытка объяснить качественные различия уровней материи различными комбинациями сил представляет собой, разумеется, чистый анахронизм, еще одну попытку найти макроскопическое объяснение закономерностям микромира.

В том же направлении «работала» и структурная концепция известного американского физика Д. Бома. Бом привлекает субквантовомеханический уровень (т. е. уровень, лежащий глубже известного нам микроскопического) для того, чтобы объяснить и преодолеть немакроскопический характер соотношения неопределённостей Гейзенберга. (Бом Д. Причинность и случайность в современной физике. М: Изд-во иностр. лит-ры. 1959, с. 157). «В итоге, – констатирует Бом, – представление о качественной бесконечности природы позволяет нам сохранить все положительные достижения механицизма» (Там же. С. 198).

Итак, для всех разновидностей теории структурных уровней материи характерна линейная упорядоченность уровней как отдельных частей онтологически однотипного мира, игнорирование онтологического, а не только видового многообразия материального мира, признание негеоцентричности уровней лишь в явлениях, но не в сущности. «В отличие от концепции структурных уровней материи, – отмечает А.С. Кармин, – концепция «онтологического негеоцентризма» предполагает, что миры могут находиться между собой в самых различных отношениях (т. е. не обязательно в отношениях «часть – целое» или в отношениях линейно упорядоченной иерархии)» (Кармин А.С. Познание бесконечного – М.: Мысль, 1981, с. 136).

В основе концепции структурных уровней материи лежит так называемая субстратная модель материи. Она заключается в представлении о некоем вещественном субстрате, всепроникающем первоначале, который пронизывает собой всю материю, как бы далеко в бесконечность она ни простиралась. Суть субстратной модели состоит в очень древнем, берущем начало еще в античной философии, убеждении том, что материальное единство мира держится на определённом веществе-субстрате, всепроникающем и многообразном лишь по своим явлениям нам, но не по своей сути. Геоцентризм субстратной модели очевиден: она изображает всю материю по образу и подобию той, что является нам в нашем земном бытии. Характерна и живучесть этой модели, особенно поражающая, если сравнить уровень развития научных знаний при Фалесе Милетском, высказавшем предположение, что всё в мире состоит из воды, и эпохой научно-технической революции, когда познавательная мощь человека возросла неизмеримо, когда человек реально, а не в умозрениях проник в глубины атома, в пространства Вселенной.

Сторонники концепции структурных уровней материи интерпретируют структурную бесконечность Вселенной в духе субстратной модели: вселенная бесконечна, так как она состоит из бесчисленного множества структурных уровней, каждый из которых обладает своим особым качеством в явлениях своих, но все они вместе суть проявления одинаковой по своим атрибутам материи. За атомом следует электрон, за электроном – керн или кварк, но все они, очень разные в явлениях нам, по своей сути отличаются не более, чем мяч из пористой резины от бильярдного шара.

Сторонники онтологического негеоцентризма противопоставляют субстратной модели атрибутивную модель бытия. Бытие не имеет однообразно единого материального субстрата. Единство мира зиждется не на какой-либо определённой материн, как бы разнообразна в своих внешних проявлениях она ни была. Вселенная едина в своем многообразии, и это многообразие по сути своей негеоцентрично. Это значит, что Вселенная как мир в целом есть система систем, различных не только по своим проявлениям (или, если выражаться классическим языком, по своим модусам), но и по своим неотъемлемым, наиболее существенным свойствам – атрибутам. Каждая из этих систем – онтологически различных миров – относится к другим мирам также весьма многообразно, эти отношения качественно неисчерпаемы. Всеобщего, абсолютного материального субстрата, будь то вода, земля и т. д., как думали в древности, совокупности квантовых полей или единого квантового поля, абсолютного метагалактического фундаментального уровня и т. д., как многие полагают сейчас, – не существует. Такая «праматерия» есть лишь результат возведения в ранг всеобщности и абсолютности неотъемлемых свойств нашего геоцентрического мира, по-земному организованной материи.

Концепция структурных уровней материи и связанные с ней моменты – представление о единственности метагалактики и субстратная модель материи – являются не чем иным, как философским выражением современного естественнонаучного геоцентризма. Основная его слабость заключается в том, что, будучи негеоцентризмом по отношению к обнаруживаемым современной наукой явлениям, он превращается, порой незаметно для самих теоретиков, в онтологический геоцентризм в понимании сущности. Естественнонаучный негеоцентризм недостаточно универсален, наоборот, в области понимания универсального бытия он обращается в геоцентризм. Современное естественнонаучное познание нуждается в более глубоком, универсальном, философски развитом негеоцентризме. Естественники, которые в своей повседневной деятельности сегодня руководствуются лишь естественнонаучным негеоцентризмом, приходя к нему на основании самого характера предстающих им явлений, лишаются тем самым более целостного взгляда на познаваемые объекты. Сегодня познание не может оставаться в рамках узкого понимания процессов бытия, оно создает и совершенствует универсальный философский негеоцентризм во взглядах на Вселенную и положение в ней человека.

Еще в 1980-е годы была сделана попытка раскрыть и исследовать ранее неизвестный аспект философского негеоцентризма. Была выдвинута концепция способа восприятия, позволяющая, как мы полагаем, по-новому взглянуть на соотношение исходных познавательных способностей человека и негеоцентрических процессов во Вселенной. Согласно этой концепции, весьма значительную роль в том, какой разумному существу предстает Вселенная, играет свойственный ему способ восприятия. Поскольку в процессе восприятия происходит преобразование воздействий на человека внешнего мира в целостные, психически значимые образы, именно процесс восприятия является исходным в формировании наглядно-образной мобилизационной структуры человеческого познания.

Человеческая психика имеет дело с внешним миром, переданным ей через органы чувств в форме образов восприятия. Мир не дан сознанию иначе, как в форме, поставляемой человеку восприятием, поэтому возникает иллюзия абсолютной адекватности структуры психики, образуемой на основе свойственного человеку способа восприятия, и структуры мира во всем его многообразии. Предметность восприятия создает у человека видимость, что его способ восприятия является абсолютно универсальным, что он способен дать адекватное отражение всего, что существует в мире и ничто не способно укрыться от него. На самом же деле, будучи сформирован в условиях Земли, являясь продуктом длительного развития земной биосферы, человеческий способ восприятия изначально геоцентричен. Восприятию даются в образах, а стало быть, для человека проступают в качестве непосредственных явлений, лишь те процессы неисчерпаемо многообразного мира, которые соответствуют земной макроскопической природе и организации человеческих органов чувств. Стало быть, на основе своего земного, макроскопического способа восприятия человек «высвечивает» лишь определённый «слой» природы космоса, соответствующий внутренней психической организации самого человека.

Итак, антропоморфизм и геоцентризм проникают в человеческое познание не только через практически детерминированные структуры социально организованного познания, но и через внутреннюю психическую организацию человека как земного биологического существа, устройство его физиологической аппаратуры и базирующейся на ней непосредственной способности к отображению. Особенности идеальных процессов, берущие начало из этого источника, накладывают затем отпечаток на практику и познание, которые всегда имеют восприятие формы материальных тел своей предпосылкой. Разумеется, историческое развитие человека преобразует восприятие, является основой прогресса идеального вообще. Человек более многообразно мыслит объекты и воспринимает в них неизмеримо больше, нежели любое другое земное существо. Но способ, каким непосредственно даются сознанию образы, естественный способ восприятия человека остается в своих физических и физиологических основах таким, каким он унаследован от наших животных предков, т. е. макроскопичным и геоцентричным, максимально приспособленным к отражению лишь той среды, в которой формировался человек. Зависимость способа восприятия от биологической среды ярко проявляется при сравнении способов восприятия земных животных, каждый вид которых имеет свой особый сенсорный мир, обеспечивающий оптимальную ориентацию и поиск жизненно важных объектов. Характерные примеры – «звучащий» мир дельфина, инфракрасные миры глубоководных рыб, поляризационное зрение пчёл, ультразвуковой мир летучей мышей и т. д.

Следует отметить, что исторически первая теория способа восприятия была выдвинута и аргументирована родоначальником немецкой классической философии И. Кантом в его знаменитом труде «Критика чистого разума». Она послужила исходным моментом его агностической (т. е. отрицающей беспредельную познаваемость мира) философской системы. Кант рассматривал способ восприятия как перегородку, стену, абсолютно непроходимую границу, отделяющую мир вещей самих по себе от вещей для нас. Наш мир есть лишь мир воспринимаемых явлений, не имеющий никакого отношения к вещам, каковы они за пределами области, «высвечиваемой» нашим способом восприятия. Способ восприятия якобы придаёт вещам пространственность и временность, и, стало быть, эти последние, суть лишь субъективные формы нашей чувственности, а не объективные характеристики реальных миров, существующих вне и независимо от человека.

Если следовать логике Канта, мы в принципе неспособны познавать ничего, кроме нашего геоцентрического мира; иные миры, – Кант называет их умопостигаемыми, – нами не воспринимаются, и, стало быть, для нас не существуют, не проступают в сколько-нибудь конкретные чертах. Интересно, что Кант предполагает существование разумных существ, обладающих иными способами восприятия, нежели мы. Но мы ни при каких обстоятельствах, как полагает Кант, не сможем узнать что-либо конкретное о них и их мире, а они – о нас и нашем мире. Мы никогда не сможем даже с какой-либо степенью достоверности представить друг друга.

Философы, начиная с Гегеля, по-разному спорили с Кантом, обосновывая более оптимистические, нежели он, трактовки возможностей человеческого познания. Естественнонаучную базу для дальнейшего преодоления кантовского агностицизма создало развитие современной науки.

Это и позволяет обосновать новую концепцию способа восприятия, связанную с концепцией онтологического и гносеологического негеоцентризма. Данная концепция предполагает и более современное разрешение проблемы познаваемости мира. В самом деле. Как может человек, наделенный геоцентрическим естественным способом восприятия и соответствующей ему наглядно-образной структурой психики, отображать процессы и целые миры, не укладывающиеся в эту структуру, обладающие негеоцентрической структурой и внутренней самоорганизацией?

На этот вопрос мы отвечаем следующим образом. Вовлечение в сферу научного познания объектов, не укладывающихся в обычные, восприятийно организованные образные структуры, приводит в начале XX века к кризису в физике и возникновению настоятельной потребности в создании качественно новых образных структур, которые нельзя было сформировать в рамках естественного способа восприятия. Эта потребность удовлетворялась путём приспособления математических описаний к анализу экспериментальных данных и создания для этой цели математизированных объектов, конструктов, лишь опосредованно относящихся к реальным объектам. Затем создаются особые, теоретизированные образные системы, адаптированные к отображению противоречивых, специфически «размытых» явлений немакроскопических объектов в макроскопическом мире. Эти негеоцентрические «копии» объектов и целые образные системы нового типа создаются на основе особых гносеологических феноменов, которые мы называем искусственными способами восприятия.

Мы выделяем четыре таких искусственных способа теоретизированного восприятия объектов – релятивистско-геометрический, квантово-вероятностный, системно-кибернетический и синергетический. Первый из этих способов возник в процессе создания и развития теории относительности Эйнштейна. Четырёхмерный пространственно-временной континуум Эйнштейна является результатом свособразной гносеологической комбинации, сочетания трёхмерного евклидового пространства макроскопического мира и одномерного последовательно текущего ньютоновского времени. Другой подобной комбинацией, в корне изменяющей образную структуру человеческого познания путём логического расчленения атрибутивных характеристик макроскопического мира в процессе приспособления этой структуры к онтологически иному, нежели макромир, надстраивающемуся над ним мегамиру, является сочетание пространственности и кривизны. Релятивистско-геометрический способ восприятия, возникший в качестве образной ткани теории относительности, представляет собой как бы своеобразный теоретический телескоп, направленный в мегамир. Немакроскопичность мегамира, особый характер свойственных ему закономерностей удалось доказать именно благодаря этому изобретённому Эйнштейном «телескопу».

Ещё один теоретизированный прибор для производства немакроскопических образов, своеобразный теоретический микроскоп, направленный в микромир, был изобретён в квантовой механике. Основной деталью этого прибора, его преломляющей «линзой» явилась также гносеологическая комбинация – сочетание квантового отображения, копирующего немакроскопическую прерывность, и вероятностного описания, воспроизводящего телесную неоформленностъ, зыбкость отношений микрообьектов с макроприборами. Это сочетание позволяет отобразить бестраекторное движение, телесно неопределённое проявление микрообъектов в макромире. В квантово-вероятностном «приборе» восприятия макроскопически определённое тело проявляет себя как результирующая взаимодействий огромного числа макроскопически неопределённых микрообъектов. Макроскопическая устойчивость и макроскопическая непрерывность земноподобных тел есть результат наслоения бесчисленных микрообъектов, которые сами по себе обладают немакроскопической неустойчивостью и прерывностью (квантованностью).

Третьим мощным прибором для производства «ненаглядных» образов явился способ восприятия, возникший в кибернетике. Он предназначен для отображения так называемых сверхсложных систем в кибернетических машинах – компьютерах. С этим способом восприятия связываются сейчас весьма далеко идущие проекты и надежды. Прежде всего, на основе данного способа восприятия возможно усиление вторичной наглядности образов, формируемых в вышеописанных искусственных способах восприятия, а также создание новых образных систем.

Чрезвычайно перспективны в этом отношении системы машинной графики, позволяющие резко усилить и конкретизировать геометрическое видение человека, сделать зрительно представимыми квантовые и вероятностные процессы. Дать объект в разрезе, повернуть его в любом направлении, поместить его в любой точке пространства и показать происходящие с ним превращения – всё это достигается не во внутреннем, быстро затухающем идеальном представлении человека, а в реальном изображении на экране дисплея. Тем самым громадные возможности раскрываются перед негеоцентрическим пространственным видением человека, возникает способность непосредственно обозревать «отонные» миры.

Есть все основания полагать, что применение компьютерных систем позволит отображать не только геометрически иные объекты, но и информационно иные миры, т. е. миры, сама информация в которых имеет иную структуру и иные материальные носители, чем в нашем мире. Но уже сейчас применение системно-структурных и информационно-кибернетических описаний позволяет отображать системы, на много порядков более сложные, чем те, к непосредственному отображению которых приспособлена психика человека. Сверхсложные системы изучаются в физике, астрономии, биологии, социологии, экономике и т. д. Они существуют и реагируют на внешние воздействия совершенно иначе, нежели объекты, доступные нашему непосредственному восприятию.

Данные нам в восприятии объекты суть системы, изменяющие свои чувственно определимые свойства адекватно чувственно определимым воздействиям, а эти изменения не так сложны, чтобы выходить за пределы охвата человеческой психикой. Сверхсложные же системы изменяются «в себе», не выказывая своих изменений для человеческого восприятия, и изменяются не несколькими свойствами, а сотнями, тысячами, а иногда и большим количеством различных параметров. Поэтому характерной чертой их описания и отражения является принцип «чёрного ящика», состоящий в регистрации и систематизации всей совокупгнсти воздействий на «входе» системы и всей совокупности реакций на её «выходе».

Синергетический способ восприятия связан с трансформацией хаоса в порядок. Haряду с искусственными способами теоретизированного восприятия в современной науке используется также ряд эмпирических искусственных способов восприятия. К ним относятся способы наблюдения в астрономии за пределами оптического диапазона частот электромагнитных колебаний, электронная микроскопия и т. д. Земное небо в лучах иного диапазона частот выглядит совсем иначе, чем оно же в лучах, воспринимаемых человеческим глазом. Человеческий глаз демонстрирует тем самым свою геоцентричностъ, а человеческое познание – способность выходить за пределы этой геоцентричности.

Концепция способа восприятия – гносеологическая теория, но она имеет ряд онтологических следствий. К ним относятся гипотеза о негеоцентрической многослойности материального бытия и гипотеза о существовании разумных существ, обладающих качественно иными способами восприятия. Коль скоро через наш земной естественный способ восприятия космос является нам лишь в определённой геоцентрической «плоскости», мы оказываемся непосредственными свидетелями лишь того «слоя», или «среза» космоса, который лежит в этой плоскости. Искусственные способы восприятия дают нам возможность расширить этот отображаемый слой, но очевидно, что в силу качественной неисчерпаемости материи таких слоев может быть бесчисленное множество и они должны быть качественно отличны друг от друга.

Возможно, Метагалактика представляет собой не что иное, как «слой» Космоса, соответствующий нашему способу восприятия. Не исключено также, что именно этим обстоятельством объясняется изложенный выше антроппый принцип, т. е. удивительное соответствие физических параметров нашей Вселенной физическим характеристикам, необходимым для существования биосферы и человека в ней.

Познаваемость негеоцентрических слоёв и онтологически иных миров может быть обеспечена теоретически и эмпирически созданием всё новых искусственных способов восприятия и на их основе – всё новых негеоцентрических процессов и систем.

Концепция негеоцентрической многослойности позволяет сделать ряд прогнозов относительно дальнейшего развития естествознания и научной картины мира. С ней связан особый методологический критерий, пригодный для оценки и отбора возникающих в науке гипотез, определения их перспективности. Из двух гипотез, обладающих равной или примерно равной объяснительной силой, предпочтение должно отдаваться той, которая способствует формированию нового аспекта искусственного способа восприятия, новой гносеологической комбинации, и тем самым открывает доступ науки к новому негеоцентрическому «слою» явлений природы, либо позволяет лучше, рельефнее «высветить» уже известный слой. Современная квантово-релятивистская (или квантово-полевая) научная картина мира рассматривается с этой точки зрения как первый, ещё очень несовершенный и ограниченный вариант негеоцентрически-многослойной картины мира, создаваемой на основе выработки гносеологически различных искусственных способов восприятия.

Порождая всё новые концепции и методологические подходы, а главное, глубоко и всесторонне объясняя феномены развития космизирующегося естествознания и предстающих ему естественных процессов, современный философский негеоцентризм доказывает свою практическую действенность и эвристическую применимость. Это значит, что он позволяет не только объяснять удовлетворительно уже имеющееся знание, но и открывать новое.