Из заключительного слова
Прошедшая сессия Академии сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина дала много всем участникам и особенно мне лично. Много я почерпнул полезного для себя и для руководимых мною работ из выступлений товарищей, высказывавшихся против основных положений, выдвигаемых мною как в докладе, так и в недавно вышедших наших работах.
Исследователь обязан быть упорным и настойчивым в своей работе. В то же время исследователь должен уметь подниматься выше колокольни разрабатываемого им предмета, иначе из-за деревьев такой исследователь не будет видеть леса. Агроисследователь, который не может правильно увязать разрабатываемую им дисциплину с другими разделами агробиологической науки, не является полноценным самостоятельным исследователем. Это не значит, что работа таких людей бесполезна. Она полезна, но только в определённой системе, при определённой плановой расстановке людей.
Многие из выступавших указывали на то, что я недооцениваю науку, другими словами, недооцениваю теорию. Науку я ценю и уважаю не меньше любого из здесь сидящих товарищей. В Советском Союзе наука вообще и, в частности, агронаука ценится несравненно более высоко, чем в капиталистических странах. По заслугам у нас ценятся и люди науки, особенно академики. Ведь роль Академии огромна: Академия должна быть ведущим звеном, должна быть верхушкой агронауки.
Сельскохозяйственная наука имеет настолько важное значение, что играть ею ни в коем случае нельзя. В наш век недооценивать роль теории — это значит не быть советским исследователем. Говорить о семенах, самых обычных, идущих для засева совхозных и колхозных полей, и не затрагивать теоретических основ селекции и генетики — это значит не понимать, что такое теория, это значит предоставить практике идти вслепую, оторвавшись от теории. Поэтому я в своём докладе, рассматривая вопросы, имеющие сугубо практическое значение, всё время затрагивал вопросы теории генетики и селекции.
Генетика по праву называет себя теоретической основой селекции, но тем самым она должна быть теоретической основой и семеноводства. Говоря о семенах, необходимо затронуть всю цепь данного раздела агронауки сверху донизу — от генетики через селекцию до совхозных и колхозных семян.
Начну своё заключительное слово с возражений, выставляемых по моему докладу генетиками.
Главное центральное возражение генетиков направлено против следующих наших положений: 1) выщепенцы из любой гетерозиготной формы не могут быть более раннеспелыми, чем сама исходная гетерозиготная форма; 2) первое гибридное поколение в основном не может быть более позднеспелым, нежели ранний родитель. Доктор Лепин привёл здесь фактический материал из своей личной работы, говорящий как будто бы против выдвигаемых нами положений. Он здесь заявил, что в скрещиваниях сорта пшеницы Прелюдка (наиболее ранняя пшеница) с одной из ранних сибирских пшениц первое гибридное поколение по длине вегетации было промежуточным. В доказательство этого он нам привёл число дней от посева до колошения: один из родителей — 38 дней, другой — 43 дня, а гибрид — 40 дней. На основе приведённого факта Лепин приходит к выводу, что первое гибридное поколение пошло не по раннему родителю, а заняло промежуточное место. Мне кажется, что здесь дело проще: 38 дней и 40 дней — это одно и то же. Ведь ни на одной делянке из сотни высеянных растений колошение не наступает в один день. Приведённый в данном случае Т. К. Лепиным пример, на мой взгляд, не является возражением против выдвигаемого нами положения, что F1 не может быть более позднеспелым по сравнению с ранним родителем. Выставляя данное положение, мы имеем в виду разрыв между ранним и поздним не в 2 дня, а действительный разрыв, выходящий за пределы варьирования.
Т. К. Лепин, исходя из этого же своего фактического материала, возражал нам и против другого положения, а именно, что выщепенцы любой гетерозиготы не могут быть более раннеспелыми, чем сама исходная гетерозигота. Он утверждал, что в F3 указанной комбинации выделился куст, из которого в дальнейшем была выведена пшеница, получившая название Экстрапрелюд. Эта форма пшеницы известна только небольшому кругу генетиков и специалистов, работающих с мировой коллекцией пшениц. В нашем институте в посеве коллекции она также имеется.
По заявлению д-ра Лепина, указанная пшеница на 8 дней более ранняя, нежели мировой стандарт по скороспелости Прелюдки (один из родителей). А так как первое поколение шло одновременно по длине вегетации с Прелюдкой, то, следовательно, в дальнейших поколениях получилась форма более раннеспелая — на 8 дней в сравнении с первым гетерозиготным поколением.
Возражение, как будто бы, серьёзное. Разрыв в 8 дней созревания двух пшениц никто из нас, в том числе и я, не рискнёт объяснять вариацией. Но в приведённом примере мы, по-видимому, имеем дело с неправильной методикой сравнения фенологических наблюдений, что нередко имеет место.
В данном случае это особенно относится к обычным записям фенологических наблюдений генетиков и селекционеров, которые, насколько мне известно, не ставили даже целью сравнивать по длине вегетации различные гибридные поколения одной и той же комбинации при одновременном посеве. Только теперь, возражая против выдвинутых нами положений, наши оппоненты-генетики обратились к литературе и половым тетрадям, где они стали выискивать «факты», подтверждающие установившийся в формальной генетике взгляд, что гетерозигота может выщеплять любых выщепенцев по длине вегетации. Но так как специально по данному вопросу опытов (за исключением наших) нигде не проводили, то генетикам невольно приходится неумело оперировать такими фактами, как, например, случай у Т. К. Лепина, когда сравнивание длины вегетации F1 и F3 одной и той же комбинации велось хотя и в одном и том же пункте, но в разные годы.
Акад. Н. И. Вавилов сегодня, в перерыве между дневным и вечерним заседанием, просмотрел у нас на гибридном поле хлопчатника свыше 150 комбинаций первого поколения, высеянного одновременно со своими родителями. Я же просмотрел все данные фенологических наблюдений появления первых бутонов у растений в этом опыте. Громадное большинство F1 из всех этих 150 комбинаций бутонирует раньше, нежели ранний родитель. Меньшинство F1 из всех этих комбинаций бутонирует одновременно с ранним родителем. И нет ни одной комбинации, которая противоречила бы выставляемым нами положениям.
Таким образом, мы получили лишнее подтверждение неоднократно проверенного опытами нашего положения о том, что F1 по цветению в основном не может быть более поздним, нежели ранний родитель. Более же ранним F1 бывает, и если предварительно до скрещивания произведён стадийный анализ, то заранее можно предвидеть длину вегетационного периода F1 в сравнении с ранним родителем.
Думаю, что Н. И. Вавилов в данном виденном им случае со мною согласен.
Но в то же время в своём выступлении на сессии Н. И. Вавилов говорил, что, специально просмотрев мировую литературу по вопросам доминирования вегетационного периода, он нашёл там следующее: в некоторых случаях раннеспелость в первом гибридном поколении доминирует, в некоторых случаях длина вегетационного периода гибридного поколения промежуточная, и во всех случаях у риса, по сводке японского исследователя, раннеспелость является рецессивным признаком. Гибридное первое поколение идёт не по раннему родителю, а по позднему. К сожалению, в японскую сводку по гибридизации риса не могли войти 10 комбинаций риса, полученных одним из наших сотрудников в прошлом году и высеянных в текущем году вместе со своими родителями. Уже сегодня каждый из вас воочию, на живых растениях, может убедиться в том, что растения первого гибридного поколения всех без исключения 10 комбинаций идут или раньше или одновременно с ранним родителем.
Чем же объяснить расхождение фактического материала, указанного в литературе по рису, и фактического материала, находящегося у нас сейчас в посеве? Это легко объяснить тем, что часто факты, упоминаемые исследователями в выпускаемых ими книгах, приводятся голо, оторванно от той действительной обстановки, в которой они получались. Такие литературные факты, конечно, не следует игнорировать, но нельзя также, но проанализировав обстановки получения этих фактов, слепо на них базироваться.
Вы все видели, что в нашем Институте генетики и селекции весь огромный, находящийся в живом виде, продемонстрированный вам материал целиком подтверждает наши теоретические положения. С другой стороны, оппоненты приводили факты из литературы, противоречащие нашей теории.
Может создаться впечатление, что выставляемые нами положения пригодны только для условий Одессы, что это — не общая закономерность развития наследственной основы растительных форм. К счастью, мы имеем «факты» и в Одессе, как будто бы противоречащие нашим положениям. Т. К. Лепин сослался на эти факты. Отсюда, конечно, нетрудно сделать вывод, что эти факты участникам сессии мною не были показаны, и только иные товарищи, работники нашего института, уже в частных беседах и экскурсиях показали их. Об этих противоречащих фактах я ничего не говорил только потому, что был уверен, что их уже «не существует», так как и раньше они существовали не в действительности, а в голове экспериментатора. Речь идёт о более позднем колошении первого гибридного поколения пшеницы в сравнении с ранним родителем в опыте Л. П. Максимчука.
Л. П. Максимчук в прошлом году в июле высеял первое гибридное поколение пшеницы в ящики. В ящики же были высеяны и родительские формы. Ящики с растениями, во избежание заражения гессенкой и шведкой, переставлялись с места на место; они были и у теплицы, и в теплице, и в открытом поле. Осенью обнаружилось, что первое поколение отстаёт в колошении от раннего родителя. Ещё тогда я указал. Л. П. Максимчуку, что это, наверное, произошло оттого, что родители и гибриды выращивались не в одинаковых условиях и что это легко в данной же комбинации проверить во втором поколении. Если будут выщепенцы более ранние или идущие одновременно с ранним родителем, тогда оправдается моё объяснениеданного случая. Такие выщепенцы действительно и оказались в посеве, произведённом тем же Л. П. Максимчуком.
При выращивании зимой в теплице также получились в F3 выщепенцы на несколько дней более раннеспелые, нежели в F2. Но каждому, хотя бы немного знающему условия теплицы зимой, ясно, что даже чистолинейная пшеница, высеянная в одном и том же ящике в количестве100 растений, может растягивать своё колошение на протяжении одной-двух недель.
Для того чтобы Т. К. Лепин и другие, ухватившиеся за эти (факты), сообщённые им Л. П. Максимчуком, убедились в их нереальности, я вынужден буду привести ещё один пример из работ Максимчука, указывающий, как он сам относится к изложенным «фактам».
Чем объяснить, что Л. П. Максимчук, как в своей селекционной практической работе, так и в работах руководимой им аспирантки, на 100 % использует разрабатываемую нами методику, правильность которой оспаривается многими генетиками. Ведь таким образом получается, что Л. П. Максимчук на деле руководится той методикой, в теоретических основах которой он, если судить по его замечаниям, сомневается.
Но мы не можем ни в коем случае разрывать теорию и практику.
Неверные теоретические положения мы не можем советовать для использования в практике и в то же время верные в практическом использовании положения мы не можем нацело отвергать, отрезать от науки.
Н. И. Вавилов в своём выступлении заявил, что на 90 % он согласен с нашими положениями и подписывается под выдвигаемой нами методикой селекции. Он хорошо и убедительно логически разбил теорию инцухта и в то же время указал, что всё это он признаёт только на 90 %. Эти-то оставшиеся 10 % и не дают ему до конца, до корней, расшифровать теоретическую неправильность инцухта. Не расшифровав же этого, нельзя присоединиться к выдвигаемому нами положению о семеноводство самоопылителей. Когда я говорю, что теорию инцухта нужно расшифровать до конца, это не значит, что необходимо выбросить все изоляторы, отстранить от работы людей, занимающихся инцухтом, и выбросить все инцухтируемые семена.
Это далеко не так.
Не так давно, зимой этого года, я настаивал, чтобы Баранский (специалист по подсолнечнику) не высевал инцухтируемые линии: мне тогда уже стало ясно, что вести селекцию подсолнечника методом инцухта невозможно. Тов. Баранский тогда, так же как и Н. И. Вавилов теперь, соглашаясь во многом со мной по вопросу инцухтирования, всё же настаивал на том, что инцухтированный материал, который в прошлом (да и в этом) году занимал основную площадь селекционных посевов подсолнечника (включая сюда и гибриды инцухт-линий), необходимо высеять в 1935 г. Наиболее веским доводом было то, что в этом инцухтируемом материале есть немало номеров, которые устойчивы (по данным прошлых лет) против заразихи. Зная, какое громадное значение для подсолнечника имеет устойчивость против заразихи, я не мог запретить произвести эти посевы. Правда, у меня в голове никак не могло увязаться, почему это инцухт-линии, ослабленные биологически, дегенераты, становятся более стойкими против заразихи. Но если есть фактический материал, то одними расуждениями его разбить не всегда представляется возможным не только для других, но и для самого себя. Но что же мы вчера видели при осмотре селекционных полей подсолнечника? Ни одна инцухт-линия, «стойкая против заразихи» до посева, и намёка не даёт на устойчивость после посева. На большинстве из этих «устойчивых линий» заразиха оказалась выше, чем сам подсолнечник. И тут же рядом стоят ждановские сорта, выведенные на Северном Кавказе не путём инцухта. Последние имеют мощное развитие и практически устойчивые против заразихи.
Хотелось бы знать, как увязать эти факты, что «устойчивые» инцухт-линии против заразихи до посева оказались абсолютно неустойчивыми после посева.
Этот пример я привёл только для того, чтобы ещё раз показать, как трудно спорить против голых фактов, приводимых некоторыми из выступавших по моему докладу.
При обсуждении доклада многие из выступавших соглашались с нашим положением о непригодности метода инцухта для выведения сорта у перекрёстноопылителей. Однако подчёркивали, что путём инцухта легко и быстро можно вывести устойчивые формы против той или иной болезни, а потом уже эти устойчивые, хотя биологически и ослабленные, формы использовать путём гибридизации. Я всё же себе не представляю, каким путём инцухтирование может повысить стойкость против болезней? Где это видано, чтобы биологически ослабленный организм оказался более стойким против болезней в сравнении со здоровым, неослабленным организмом?
Но если даже представить себе такой случай, что чем больше растение биологически ослаблено, тем оно более стойко против некоторых болезней, то что же из этого получится? В этом случае путём инцухта, действительно, можно вывести устойчивые формы. Допустим, что некоторым исследователям уже удалось вывести такие формы. Но ведь в данном примере эти формы стойки только потому, что они биологически слабые. Спрашивается, где же будет эта стойкость, когда данную инцухтированную форму введут в скрещивание и во много раз повысят жизнеспособность организма? Ведь, таким образом, вместе с повышением жизнеспособности нового гибридного организма, наверное, снизится и стойкость, связанная со слабостью организма. Этим путём защищать теорию инцухта неубедительно.
Более убедителен пример Н. И. Вавилова с селекцией кукурузы в Америке. Как известно, родина теории инцухта — Америка. В основном инцухт-метод разработан на кукурузе. Н. И. Вавилов заявил, что американцы — народ практичный и зря денег не тратят. В защиту инцухта акад. Вавилов указал, что в Америке около 5 % кукурузной площади засевается гибридными сортами, выведенными от скрещивания инцухт-линий.
Мне непонятно, в чём именно в данном примере практичность американцев — в том ли, что они «хорошее дело», а именно теорию инцухта, использовали в практических посевах кукурузы только на площади в 5 % или же в том, что американцы 95 % кукурузной площади засевают сортами кукурузы, выведенными не только не методом инцухта, но даже не методом индивидуального отбора и даже не методом узкогруппового отбора, а обычным массовым отбором, то есть методом, совершенно противоположным инцухт-методу.
Более того, в литературе (может быть, я не всю её знаю) я не нашёл подтверждения цифры в 5 % кукурузной площади в Америке, засеваемой гибридными сортами, полученными от скрещивания инцухт-линий. А ведь при всём этом Н. И. Вавилов, безусловно, прав, говоря, что американцы — народ практичный.
Заявление части выступавших товарищей, что работать необходимо всякими методами, и старыми и новыми, а тем более соединёнными — старыми с новыми — мне кажется неверным. Для достижения практической цели мы должны работать, безусловно, разными методами, но не всякими. Если исследователю ясно, что метод работы, которым он пользуется, неправилен в своих теоретических основах, то зачем же продолжать работать этим методом?
Я всегда советую своим товарищам и сотрудникам никогда не ставить ни одного опыта, если не имеешь предположений, что из этого получится, И не знаешь, для чего этот опыт проводится.
Вся дискуссия по моему докладу, хотя и была полезной и продуктивной, всё же пошла не по тому руслу, не в том направлении, в каком ей необходимо было бы пойти.
В самом деле, центральным местом во всём моём докладе, который необходимо было подвергнуть критическому обсуждению, являлось то — каким путём семеноводу в практике удержать семена на том уровне, на каком они были в момент выпуска их селекционером в производство.
Эта проблема была затронута выступлениями Н. И. Вавилова, В. Я. Юрьева и некоторыми другими лишь частично, а именно лишь со стороны вопроса о долговечности чистой линии. Поэтому вначале отвечу по существу этих выступлений.
Мой тезис гласит, что ни один сорт самоопылителя на значительных площадях в практике долго не держится. Выступавшие привели пример, что в практике такие сорта есть. В частности, В. Я. Юрьев указал, что он знает сорта на сотнях и тысячах га, живущие не менее 50 лет.
Он говорит, что сорт № 120 имеется в практике на сотнях тысяч га. Но ведь этот сорт родился на свет, то есть выведен В. Я. Юрьевым, не 50 лет назад, и даже не 30 лет назад. Если же вы хотите этот сорт назвать Полтавкой, то тогда мне непонятно, почему в достижениях Харьковской селекционной станции фигурирует сорт № 120, выведенный из Полтавки. Всем товарищам, здесь сидящим, ясно, что сорт, выведенный из Полтавки, не есть сама Полтавка.
В. Я. Юрьев приводит пример с Арнауткой Кочина, которая является старым местным сортом. Верно, это старый местный сорт и хороший сорт, но мне непонятно, почему он в настоящее время занимает ничтожные площади в практике?
Н. И. Вавилов приводил пример из заграничной практики о существовании там сортов в течение длительного периода времени.
Все эти примеры говорят только за то, что разные сорта по-разному устойчивы — один сорт в практике может дольше держаться, другой сорт менее долго держится в неизменном виде. Большинство же сортов-самоопылителей всё же длительный период времени — для меня теперь это более чем ясно — не могло существовать в практике в неизменном виде: сорта обязательно изменяются. За это говорят и примеры, приведённые выступавшими, оппонентами. Оказалось, что не так-то легко и не так-то много можно было привести примеров длительного существования сортов-самоопылителей в практике.
Вопрос о недолговечности, об изменчивости чистых линий я затронул только потому, что хотел заострить ваше внимание на другом, менее спорном для вас вопросе, но в то же время чрезвычайно важном для нашей семеноводческой практики.
Все селекционеры выпускают или собираются выпускать за пределы своей станции в практику сорта гибридного происхождения. Чистая линия, десятки лет, а то, может быть, и сотни лет самоопылявшаяся ещё до выделения селекционером, после выделения отдельного колоса и размножения его оказывается, за сравнительно короткий промежуток времени в 20–30 лет, в той или иной степени изменённой. Что же бывает и будет через 10–15 лет с так называемым константным сортом, отобранным селекционером в четвёртом, шестом или седьмом гибридном поколении, размноженным, испытанным в сортоиспытаниях, которые показали, что данный сорт урожайнее в сравнении со старым на 20–40 %?
Через 5, в лучшем случае через10 лет после выхода сорта за пределы станции этот гибридный сорт настолько расщепится, что если он и будет похож на выпущенный селекционером сорт, то лишь грубо морфологически. Двадцати же или сорокапроцентного повышения урожая, благодаря которому этот сорт пущен в практику, в громадном большинстве случаев не останется и в помине.
Вот об этом вопросе, мне кажется, и необходимо было говорить на данной сессии. Этот вопрос касается не только тех созданных по нашей методике гибридных сортов, которые мы вчера видели у нас, хотя идея о пересмотре теоретических основ семеноводства у меня возникла в связи с заботой о семенах этих наших новых сортов. Я боялся и боюсь, как бы хорошее состояние этих сортов, выявленное на опытных делянках, не уступило место плохому состоянию на больших массивах по примеру многих других сортов в селекционной практике.
В. Я. Юрьев и другие оппоненты, возражая против выставленных в докладе положений о сравнительной недолговечности чистой линии, ни словом не обмолвились о предлагаемом нами методе поддержания на соответствующем уровне выпущенных гибридных сортов.
В своём докладе я затронул и вопрос устойчивости так называемых иогансеновских чистых линий и вопрос инцухта, а отсюда, конечно, и теоретические основы современной генетической науки исключительно только для того, чтобы совместными усилиями данного авторитетного собрания найти те теоретические положения, на основе которых можно было бы в практике не только не дать ухудшаться выпущенному селекционером гибридному сорту, а, по возможности, улучшать его.
До сих пор, мне кажется, семенное дело сводилось только к поддержанию в чистоте рубашки сорта. За наследственной основой сорта наша семеноводческая наука не следила.
Я не могу ни в коем случае согласиться с тем, что к семенному делу генетика не имеет никакого отношения. Говоря о таком сугубо практическом деле, как семеноводство, я не мог не затронуть и теоретических основ иогансеновской и моргановской школы. Говорить о практическом семеноводстве, не вскрыв теоретических корней этого вопроса, я не считал возможным.
Впервые опубликовано в 1935 г.