Эпилепсия и эпилептоидность

Эпилепсия и эпилептоидность

Как известно, сила сокращения мышц зависит от числа мышечных волокон, входящих в состав мышцы, и от интенсивности проходящих к ним нервных сигналов. Такие сигналы поступают к мышцам всегда, даже во время сна. В результате каждая наша мышца постоянно находится в состоянии тонуса (греч. tonos — напряжение), то есть слегка напряжена. Тонус мышц исчезает только после кончины человека. Если число проходящих к мышце сигналов увеличить, произойдет ее сокращение. Чем больше сигналов и чем они интенсивнее, тем сильнее сокращается мышца. После сокращения мышцы следует период ее расслабления, тонус мышцы уменьшается.

Интенсивность прохождения к мышцам нервных сигналов зависит от двух типов нервных клеток — нейронов. Одни нейроны действуют как возбуждающие. Они усиливают проходящие по ним нервные сигналы. Веществом, способствующим передаче сигнала от одного возбуждающего нейрона другому, является ацетилхолин. Другие нейроны работают как тормозящие. Они гасят проходящий по ним нервный импульс. Веществом, которое необходимо для такого «тушения» нервных сигналов, является ГАМК — гамма-аминомасляная кислота. Образно говоря, ацетилхолин и ГАМК являются для мышц «кнутом» и «вожжами». Соотношение между этими двумя веществами определяет совместную и согласованную работу возбуждающих и тормозящих нейронов.

В критических ситуациях, вызванных страхом или резким возбуждением, сила мышц может резко возрасти. Все дело в дополнительных нервных сигналах, которые они в этот момент получили. Если к мышцам поступит чрезмерный, резкий «залп» импульсов, начнутся их непроизвольные сильные сокращения — судороги. У людей, страдающих эпилепсией (греч. epilepsia — схватывание) они возникают как бы самопроизвольно.

Медицинские справочники приводят более 80 различных разновидностей эпилепсии, среди которых различают утренние, дневные и ночные приступы. Бывает акустическая эпилепсия, начинающаяся в результате сильного звукового воздействия. Припадки у подверженных эпилепсии людей могут быть вызваны алкогольным отравлением, сифилисом, менструациями, травмами и наркотиками. Описаны случаи эпилепсии, начинающейся в старости. Бывает даже музыкальная и телевизионная разновидности эпилепсии.

Некоторые формы эпилепсии передаются в ряду поколений. В последнем случае говорят о семейной эпилепсии. На роль генетических факторов в предрасположенности к эпилепсии указывают наблюдения над однояйцовыми близнецами. Если один близнец подвержен припадкам, то и второй, с очень большой долей вероятности, будет страдать от этого недуга.

Вероятно, в этой ситуации происходит разлад работы тормозящих и возбуждающих нейронов. Однако такой разлад не всегда приводит к судорогам. Нередко его следствием является неспособность четко контролировать на уровне сознания множество нервных провесов, одновременно протекающих в коре больших полушарий мозга. В результате, у людей с такими проблемами проявляется так называемый эпилептоидный характер. Они вспыльчивы, легко идут а конфликты, порой до занудной педантичности сверхаккуратны, навязчивы, злобны и одновременно сентиментальны, напористы в преследовании своих целей, и в то же время им трудно сосредоточиться и контролировать проявления своих эмоций.

Каждый из перечисленных признаков может являться чертой характера, никак не связанной с эпилептоидностью. Мало ли на свете педантичных, аккуратных людей! Однако, как показали специальные исследования лаборатории генетики Московского НИИ психиатрии Минздрава РСФСР, вместе они образуют четкий комплекс, который может передаваться по наследству. Исследователи изучали 43 семьи с проявлениями эпилепсии-эпилептоидности. При этом выяснилось, что из 12 признаков эпилептоидности 6–9 обычно передаются в чреде поколений единым блоком! При этом эпилептоидность может проявляться одновременно с эпилепсией или независимо от нее.

Характерный пример наследуемой эпилепсии-эпилептоидности демонстрирует род классика русской литературы Ф. М. Достоевского. Его отец М. А. Достоевский, врач по образованию, был настоящим тираном как для своих домашних, так и по отношению к собственным крестьянам, коих имел более 500 душ. Он преследовал своих дочерей, выискивая в их комнатах несуществующих любовников; требовал от сыновей почти дословного зазубривания уроков и устраивал настоящее следствие по поводу пропавшей ложки. Излюбленной его шуткой было подкрасться к работающему крестьянину и первым низко поклониться ему в пояс. Поскольку же по рангу работнику следовало первым приветствовать своего барина, «провинившегося» немедленно посылали на конюшню для порки. В конечном счете, доведенные до отчаяния крестьяне убили своего мучителя, связав и насильно влив в него объемистую бутыль самогона.

Сестра писателя В. М. Достоевская, будучи владелицей 6 домов, отличалась ничем не оправленной скупостью. Зимой она почти не топила свою комнату и покупала самые дешевые продукты. Своего сына-студента она донимала мелочной опекой, граничившей с самодурством. Кстати, жизнь она закончила, как и старуха-процентщица из романа «Преступление и наказание» — была убита дворником, предполагавшим у старухи несметные сокровища. Эпилептоидными чертами характера обладал брат писателя — инженер А. М Достоевский. Он отличался крайней вспыльчивостью и в то же время педантичностью, болезненной пунктуальностью.

Факт тяжелых эпилептических припадков у Федора Михайловича хорошо известен. Один из его сыновей, Алексей, скончался еще в юности от тяжелых судорог. Другой сын, Федор, воспроизвел тяжелый характер своего деда по отцовской линии. Вместе с тем, дочь писателя Л. Ф. Достоевская, по счастью, не унаследовала эпилептоидный характер, отклонений в ее поведении не отмечено. В целом, наследование эпилепсии-эпилептоидности прослеживается в роду Достоевских на протяжении четырех поколений.

Тяжелое генетическое бремя, доставшееся Федору Михайловичу от своих предков, оказало глубокое влияние на все его литературное творчество. Многие персонажи его произведений ярко иллюстрируют, что собой представляют люди с эпилептоидным характером. В сознании многих читателей Достоевский предстает как певец «униженных и оскорбленных», однако не всем он казался защитником «маленьких левшей». Скорее, его персонажи — лишь демонстрация болезненного состояния человеческого разума. Литературный критик Н. Михайловский еще в 1882 г. в своей статье «Жестокий талант» так писал по этому поводу: «Мы… пришлем за Достоевским огромное художественное дарование и вместе с тем не только не видим в нем боли за оскорбленных и униженных, а, напротив, видим какое-то инстинктивное стремление причинить боль этому униженному и оскорбленному». Возможно, впрочем, что подобные портреты появлялись из-под пера Ф. М. Достоевского в силу болезненной противоречивости его собственной натуры.

Психологи в своих трудах нередко употребляют термин «подсознание». Для биолога он означает программы поведения, основа которых досталась нам от животных предков. Множество этих программ без ведома нашего сознания постоянно работают в мозгу человека. Мы лишь пытаемся находить их проявлениям разумные объяснения и как-то сдерживать с помощью воли этот «табун скакунов», тянущих нас в разные стороны. Помните, как пел по этому поводу Олег Газманов: «Эскадрон моих мыслей шальных, ни решеток ему, ни преград…» Обычно попытки обуздать «эскадрон мыслей» более-менее удаются. В сознании возникает определенная «доминанта» — главное направление действий, которое определяется разумно поставленной целью. Психика человека, страдающего эпилептоидным комплексом, часто не способна справиться с такой задачей. Она похожа на лишенную эпидермиса кожу. Без защиты от внешних воздействия она болезненно чувствительна и остро реагирует на любое прикосновение. В то же время, эпилептоида буквально раздирают внутренние противоречивые импульсы, которым он часто слепо следует, уподобляясь лодке, которую швыряют в разные стороны волны жестокого шторма.

В. П. Эфроимсон в статье «Генетика Достоевского и его творчество» отмечал следующее: «Секрет творчества: персонажи действуют так, как если бы слова и поступки не рождались как равнодействующая множества перекрещивающихся мотивов, не контролировались бы задерживающими центрами. Более того, важнейшие мотивы тут же забываются, сменяются совсем иными, возникают совершенно алогичные ситуации. Но именно способность Достоевского увидеть первичные импульсы (в норме погашаемые), возможность претворить их в действие, раскрыла бездны подсознательного и сделала его пророком событий XX века, когда эти первичные импульсы жестокости, господства, подавления, самопоказа, стяжательства вышли из-под власти разума, закона, и в мире начали командовать подонки типа Муссолини, Гитлера с их бесчисленными помощниками разного ранга… Достоевский был Колумбом черных импульсов и оказался в своих „Бесах“ провидцем».

Действительно, XX век не раз демонстрировал нам, к каким последствиям может привести практически неограниченная власть, оказавшаяся в руках человека с эпилептоидным характером.