8

«Петербург. 16 ноября 1869 года.

Пишу вам, мой милый, добрый, хороший Илья Ильич, с страшно тяжелым чувством: с одной стороны, я все-таки чувствую себя перед вами виноватым, что втянул вас в дело, которое кончилось неудачей, а с другой – все еще не могу придти в себя от чувства негодования и омерзения, которое вызвала во мне вчерашняя процедура вашего неизбрания. Дело происходило следующим образом. Я предложил вас, как вам известно, в ординарные; комиссия, разбиравшая ваши труды, тоже предложила вас в ординарные, а когда отчет ее был прочитан, я снова заявил конференции, что вы желаете баллотироваться только в ординарные. Вслед за этим и по закону и по разуму следовало бы пустить на шары вопрос о вашем избрании, а между тем президент академии, а вслед за ним Юнге и Забелин, предводители партии молодой академии, потребовали вдруг предварительного решения следующего вопроса: нуждается ли вообще наша академия в преподавателе зоологии в качестве ординарного профессора? Это подлое и беззаконное заявление в связи со слухами, начавшими доходить до меня в последнее время (об этих слухах я вам скажу после), сразу выяснило для меня положение вашего дела: достойная партия молодой академии не желала вас принять в свою среду, но вместе с тем не хотела положить на себя срама забаллотировать вас.

Под влиянием этой мысли я стал протестовать против незаконности и неуместности (так как мое предложение вас в ординарные не встретило ни малейшего возражения) предложения президента, сколько во мне было сил, и при этом руководствовался следующим соображением: уж если гг. профессора решили не пускать вас в академию, то пусть они по крайней мере публично позорят себя, провалив вас на баллотировке. Так как предложение президента было в самом деле незаконно, то и пущено было на шары ваше избрание.

Все положили шары в ящик; доходит очередь до Юнге; он начинает кобениться, говоря, что при этой баллотировке смешаны разом два вопроса. Ему возражают, что все, кроме него, решили баллотировку, стало быть, ему одному кобениться нечего; тогда он встает и произносит следующий торжественный спич: "По научным заслугам г. Мечникова я признаю его не только достойным звания ординарного профессора, но даже звания академика, но, по моему убеждению, нашей академии не нужно зоолога – ординарного профессора, а потому я кладу ему черный шар".

И вообразите себе злую насмешку судьбы – его-то именно шар и провалил вас, потому что он был 13-м черным против 12 белых.

Верьте мне или не верьте, но вслед за этой подлой комедией меня взяло одну минуту такое омерзение, что я заплакал. Хорошо еще, что успел вовремя закрыть лицо, чтобы не доставить удовольствия окружающим меня лакеям. Вслед за вами выбрали Сорокина за особенные заслуги в ординарные, а потом провалили Голубева и выбрали в ординарные же Заварыкина. Нужно вам заметить, что вакантных ординарных профессур было две, и на обе заранее были готовы кандидаты.

В заключение спектакля гг. достойные члены нашли совершенно необходимым предложить в звание адъюнкта зятя нашего достойного начальника.

Простите же меня еще раз, что я позволил себе ошибиться, как ребенок, насчет моральных свойств большинства моих "почтенных" товарищей, но вместе с тем посмотрите, в какую помойную яму попали бы вы, будучи избраны. Говорить перед этим собранием о том, чтобы вы читали по крайней мере по найму, я не имел положительно слов и, признаюсь вам откровенно, не возьмусь и впредь, потому что отныне нога моя не будет в конференции.

После заседания на вечере у Боткина Якубович старался доказать мне, что я проиграл оттого, что вел дело непрактически и не заискивал в вашу пользу у таких господ, как Неrr Забелин и К°. Может быть, он и прав, но вы, конечно, не обвините меня в том, что я не насиловал ни своей совести, ни своих убеждений ради доставления победы вашему делу; да, признаюсь, до самого последнего времени мне и в голову не приходило, чтобы вас могли провалить.

Только за неделю до вашего избрания Зинин сказал мне, что старики (и это он соврал) не хотят вас в ординарные, что было бы, впрочем, не опасно, так как их меньшинство, и вместе с этим сделалось известно, что Сорокин представляется за ученые заслуги в ординарные. Мне тотчас же пришло в голову, что последнее обстоятельство представляет уловку заместить одну из вакантных кафедр и уменьшить тем шансы вашего избрания. Но вы понимаете, что из-за этих намеков останавливать дело было бы безумно.

Ради бога, напишите мне скорее, чтобы я уверился, что вы не сердитесь на меня.

Когда я успокоюсь, то поговорю о вашем найме с Хлебниковым. Не сердитесь же, ради бога, на меня.

Будьте здоровы, счастливы и не забывайте искренне преданного вам И. Сеченова.

Вашей жене от меня низкий поклон».