«ДАЙТЕ МНЕ ОДНУ КОСТЬ, И Я ВОССТАНОВЛЮ ЖИВОТНОЕ!»
«ДАЙТЕ МНЕ ОДНУ КОСТЬ, И Я ВОССТАНОВЛЮ ЖИВОТНОЕ!»
Сейчас, когда мы говорим о животных третичного периода, нельзя не упомянуть, что именно с них началась наука об окаменелостях. Именно кости третичных животных привлекли к себе внимание человека, которого мир впоследствии назовет отцом палеонтологии. И его гордое восклицание у нас в заголовке — результат кропотливейших, многолетних исследований и размышлений. Конечно, речь идет о величайшем естествоиспытателе первой половины XIX века, французском ученом Жорже Кювье.
В 1830 году почти одновременно француз Блэнвилль и профессор естественной истории Московского университета Фишер фон Вальдгейм назвали «науку об окаменелостях» греческим словом «палеонтология».
А началось все с того, что в 1796 году двадцатишестилетний Жорж Кювье, только что назначенный членом Французского института (так после революции стала называться французская академия наук), делает доклад об исследованных им костях ископаемых слонов. Он доказывает, что современный слон и ископаемый мамонт относятся к разным видам. Это было его первое палеонтологическое исследование.
С каждым годом интерес Кювье к палеонтологическим остаткам все усиливается. Он стремится выяснить условия, при которых сохраняются в земле ископаемые кости. Он ищет содействия известного уже нам геолога А. Броньяра, который, как вы помните, выделил юрский период. С его помощью Кювье начинает изучать геологию окрестностей Парижа. В каменоломнях Монмартра, где добывали гипс, он собирает окаменелости. Там, в слоях, относящихся к середине третичного периода, он находит наиболее ценные остатки — материал для своих важнейших работ. Великолепное знание анатомии современных животных помогает Кювье правильно оценить собранный им материал. Ни одна мелочь не проходит мимо внимательного взгляда ученого. «Своей колоссальной работоспособностью он, как никто, оправдал известное изречение, что гений есть труд», — сказал о нем А. А. Борисяк.
Кювье удается найти лошадеобразных животных — палеотериев, неизвестных науке грызунов, летучих мышей, а также сумчатого волка и лисицу, отличающихся от современных.
«Рассказывают, — пишет Борисяк, — что он мог легко переходить в течение дня последовательно от одной научной работы к другой, не теряя ни минуты: каждая работа имела свой стол, иногда — отдельный кабинет, где все заготовлялось к его приходу: литература, препараты, инструменты. Тонкую препаровку описываемых ископаемых он вел сам, и многие таблицы к его сочинениям нарисованы им собственноручно».
Такая тщательность в работе, наблюдательность и умение сопоставлять факты позволили однажды Кювье одержать победу в научном споре. В присутствии своих недоверчивых коллег он взял кусок породы, из которого торчала только передняя часть скелета с зубами. Кювье тут же объявил, что перед ним не кто иной, как дидельфус — ископаемая сумчатая крыса.
Все пришли в изумление и потребовали доказательств. Тогда Кювье с большой осторожностью очистил скелет от породы, и скептики убедились, что он прав: среди прочих костей была косточка, которая встречается исключительно у сумчатых — она служит им для поддержания выводковой сумки.
Кювье был очень увлеченным исследователем, и в воспоминаниях современников сохранились заметки об этой его черте.
«Однажды, — вспоминает миссис Ли, которая бывала в его доме, — Кювье зашел в комнату своего брата, чтобы попросить того выбить какую-то окаменелость из обломка, в котором она заключалась, — услуга, которую брат часто ему оказывал. Не застав его, он обратился со своей просьбой к находившемуся тут же Лорильяру. Последний немедленно принялся за дело и освободил кость, нисколько не повредив ее. Через несколько минут Кювье зашел посмотреть на свое сокровище и, найдя его в полной целости, пришел в такой неистовый восторг, что Лорильяр, не имевший понятия о значении этой находки, подумал, что он помешался. Наконец, держа кость в одной руке и схватив другой Лорильяра, он потащил его к своей жене и свояченице и представил им, восклицая: «Я нашел наконец мою ногу и обязан этим Лорильяру!»
Кювье описал и восстановил более ста пятидесяти видов ископаемых млекопитающих и рептилий. Энергии и таланта его хватало на все: и на науку, и на организационную деятельность. Профессор уже в двадцать шесть лет, он становится бессменным секретарем отделения естественных наук Французской академии и занимает эту должность на протяжении тридцати лет. Тогда же он сближается с Наполеоном I — в то время президентом академии. Наполеон поручает Кювье и еще пяти инспекторам организовать лицеи в различных городах Франции и назначает его членом совета созданного им Императорского университета. В университете стараниями Кювье был создан естественный факультет, а при нем — естественно-исторический кабинет. Кювье вводит преподавание естественных наук в средней школе. С возвращением Бурбонов на престол Кювье назначают президентом Комитета внутренних дел при Государственном совете и, наконец, членом Государственного совета, где он старается смягчить действия свирепствовавшей тогда реакции.
Луи-Филипп делает его пэром. Менялась власть, а Кювье оставался на высоких административных постах. И это не мешало ему, прежде всего, оставаться верным рыцарем Ее Величества Науки.
В заключение хочется рассказать один забавный случай из жизни этого замечательного человека, о котором не упускают возможности упомянуть все, кто пишет о Кювье.
Дело было так. Студенты, очень любившие своего профессора, решили однажды подшутить над ним. Как-то ночью, нарядившись в шкуру дикого барана, один из студентов вдруг разбудил своего учителя глухим возгласом: «Кювье, Кювье, я пришел съесть тебя!» Кювье проснулся, но, увидев рога и копыта, заметил: «Рога, копыта… Травоядное… Ты меня не можешь съесть!» — и, повернувшись на другой бок, снова заснул.
С точки зрения современной науки великий Кювье был слишком категоричен в своих выводах — ведь в его время еще не были найдены когтистые «лошади» халикотерии и копытные хищники кондиляртры.
Родственники лошадей — халикотерии — жили во влажных лиственных лесах 30 миллионов лет назад. Их конечности, однако, были украшены не копытами, а когтями.
Поднявшись на задние ноги, халикотерии когтями передних вцеплялись в ствол дерева и ощипывали листья с высоких ветвей. Гигант халикотерий — исключение среди копытных. Голова и шея у него лошадиные. Спина и хвост — как у тапира. Зубы — как у бронтотерия. Ноги — носорожьи. И только когти свои собственные, ни на кого не похожие. Долгое время когти этого зверя находили отдельно от скелета. Они были предметом споров и разногласий в ученом мире, пока не удалось найти полный скелет, который и рассеял все сомнения.